Товарищ маркетолох

Марк Салимов, 2020

Написанный в поджанре альтернативной истории научно-фантастический, несмотря на некоторую лёгкость изложения, роман магистра маркетинга о похождениях четверых молодых специалистов, подготовленных для особой миссии в СССР эпохи тотального дефицита и запертых в голове деревенского комсомольца. Непередаваемая атмосфера золотого застоя семидесятых годов, обычные и не очень обычные советские люди, а также их простые человеческие потребности, через призму критического осмысления которых автор воссоздаёт дух того во многих отношениях замечательнейшего времени… Содержит нецензурную брань.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Товарищ маркетолох предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Часть первая. Теоретические основы попаданства для практикующего маркетолога

Пролог, где два нижестоящих начальника отчитываются перед одним вышестоящим

В относительно небольшом для такого большого человека кабинете с высоким потолком помимо его всерьёз углубившегося в чтение хозяина как-то напряжённо сидели ещё двое, ни то приглашённых почесать языки гостей, ни то вызванных на ковёр его подчинённых.

Однако, прежде чем приступить к живописному описанию психологических портретов присутствующих на встрече персонажей, будет уместно пояснить, что большим хозяин кабинета был не столько по своим размерам, сколько по занимаемой им должности.

Вообще говоря, у большого человека на самом деле было несколько различных кабинетов различного размера и, соответственно, предназначенных для различных целей, но этот он по выходным дням предпочитал всем остальным, как навевающего особую творческую атмосферу, которую большой человек в своей непростой работе ценил превыше всего.

— В любви к важной государственной работе размер кабинета не имеет значения! — любил повторять он назначаемым им на ответственные посты холённым чиновникам при любом недовольстве размерами их кабинетов, после чего те, как правило, не успевали отработать даже негласно положенный им в таких случаях двенадцатилетний испытательный срок.

Нет, можно было бы ещё долго рассказывать про этого большого человека, его кабинет, привычки или даже про его любимую собаку, но у нас и без того осталось слишком мало печатного места. И, вообще, с бумагой, пусть даже и электронной, в стране напряжёнка, а нам надо сказать несколько обещанных слов и о присутствующих здесь, м-м-м, других.

Тем не менее, за неимением места и вслед за великим Пьером Ферма, также не нашедшем места для изложения собственного варианта доказательства своей же великой теоремы, других присутствующих придётся всё-таки описать как-нибудь другим и в другой раз, ага.

Впрочем, людям, пережившим эпоху тотального дефицита, к таким тяготам не привыкать, а потому, только для вас и только по паре слов в одни ухи шепнём, что один из них был в иссиня-чёрной форме с погонами, а второй был здоровенным очкастым сибиряком…

Тем временем, хозяин кабинета наконец-то оторвался от чтения и отложил в сторону очки в обманчиво простой титановой оправе, которые на людях он почти никогда не носил. Посидел некоторое время, откинувшись на спинку кожаного кресла и отвернув голову в сторону огромного окна. И только затем уже поощрительно кивнул гражданскому.

— Вам, э-э-э, господин президент, разумеется, прекрасно известно, — неуверенно начал издалека сибирский здоровяк, — Что существуют такие обычные для человека состояния сознания, как бодрствование, пассивный отдых, сон, активная мобилизация организма в интеллектуальной, эмоциональной или даже физической сфере…

— Вениамин Михайлович, — мягко перебил его хозяин кабинета, в самом деле оказавшийся президентом огромной страны, — Вы, главное, не волнуйтесь! И вот ещё что… Вам какое пиво больше нравится? Светлое? Тёмное? У меня, кстати, есть отличный «Ротенбергер». Да не смотрите вы так жалобно на своего шефа, сегодня ведь официально выходной день! А мне, правда, сегодня ещё работать и работать, но не поддержать мужскую компанию в таком деле?! Да меня просто самого поддерживать перестанут! Шучу, конечно же, однако, давайте-ка лучше для этого перейдём в более подходящее помещение…

— И, Вениамин Михайлович, — продолжил президент, когда вся троица уже разместилась на новом месте, — Обращайтесь ко мне так, как вам удобнее, а господин там или товарищ мне, честно скажу, вообще без разницы, только что горшком ради бога не обзывайте и в печку не сажайте! И да, по поводу печки, горячих баварских колбасок или свиную рульку я вам сегодня по понятным причинам не предложу, но есть брецели1. Не пробовали?

— Так вот, — увереннее заговорил крепыш, ослабляя узел галстука и одновременно с этим отхлёбывая из особо выделенной для него огромной кружки изрядный глоток настоящего немецкого лагера. — Если сон и бодрствование закреплены эволюционно, то есть и такое довольно специфическое состояние как гипноз, являющееся своеобразным резервным видом психической активности изменённого человеческого сознания…

— Ну, Вениамин Михайлович, — добродушно усмехнулся президент, дуя на шапку пивной пены и с удовлетворением наблюдая за её упругим сопротивлением, — Что такое гипноз, я, уж поверьте мне на слово, хотя бы и в общих чертах, но примерно представляю. По долгу службы в своё время, знаете ли, изучать приходилось. Так что, ближе к сути, Вениамин Михайлович! Товарищи, не стесняйтесь, сегодня к пиву отличные брецели!

— Да-да, — заторопился гигант, — Тогда, товарищ президент, вы, наверняка знаете, что под гипнозом человеку можно внушить, к примеру, что он обладает феноменальной памятью, талантами к изучению иностранных языков, математики, искусств. Гипнотерапевт может напрямую внедрить в сознание целевые установки, минуя любые природные блокировки и ограничения, искусственно наведённые там всем нашим человеческим опытом. То есть, товарищ президент, гипноз извлекает скрытые резервные возможности человека.

— Так уж и любые? — недоверчиво сощурился президент, как всегда выхватывая основную суть из прочей разговорной шелухи, — Ну, вы сказали, любые блокировки и ограничения?

— Нет, товарищ президент, — возмущённо вскинулся шкафоподобный профессор, — Если я сейчас пойду у вас на поводу и сразу перейду к главному, вы мне в лучшем случае просто не поверите, а про худший вариант я д-д-даже и думать н-н-не хочу!

— Ох уж мне эти учёные! — обречённо вздохнул президент, кивая тому, что был в форме, на сибиряка и уже вновь разворачиваясь к последнему, — Ну хорошо, товарищ профессор, бухтите нам и дальше, как космические корабли бороздят просторы Большого театра!

— Спасибо, товарищ президент! — с некоторым вызовом буркнул Вениамин Михайлович, гордо выперев подбородок, но тут же смущённо потупился, наткнувшись на насмешливо выжидающий взгляд человека, поедающего излишне гоношистых докладчиков на завтрак, обед и ужин. — В своё время, товарищ президент, известный советский гипнолог Райков исследовал инициирующую роль внушенного образа гениальной личности, который, как оказалось, не только снимает внутренние барьеры сознания, ограничивающие творческие возможности, но и перестраивает всю его мотивационную структуру.

— Поясните, пожалуйста, Вениамин Михайлович, — попросил его внимательно слушавший руководитель страны, — В профессиональном управленческом плане про мотивационную структуру личностного сознания становится необычайно интересно даже для меня!

— Да, конечно же, товарищ президент! Понимаете, внушение активного образа в гипнозе влечёт за собой мощнейшую активизацию множества творческих процессов, в том числе и вербальных, а изменение представлений о своей личности приводит к актуализации иной стратегии мышления, к другому набору приемлемых и неприемлемых решений, к другой системе рассуждений и, наконец, к другой картине мира, товарищ президент!

— И-и-и, — медленно протянул хозяин кабинета, — Таким образом, вам удалось объединить то, что считалось ранее необъединимым, впихнуть, так сказать, невпихуемое, что ли?

— Да! — восторженно закричал собеседник, не обращая особого внимания на укоризненно качающего головой человека в форме и опрокидывая остаток пива из своей кружки, — Да, товарищ президент, вопреки всем традиционным представлениям в Сибирском военно-научном городке объединили даже не две, а три технологии! А если учесть и те открытия, которые первоначально были сделаны исключительно только ради фиксации ментальных излучений и полей, то там вообще попахивает созданием новой фундаментальной науки!

— Скромнее, скромнее, товарищ учёный консультант! — совершенно справедливо осадил президент слегка увлёкшегося учёного, — Вы всё-таки помимо прочего, между прочим, ха, каламбур, ещё и служивый человек! Я хочу сказать, что не надо, пожалуйста, забывать и о режиме секретности. Какая форма допуска у нашего уважаемого учёного консультанта?

— Первая, тащ президент! — с готовностью отозвался доселе молчавший человек в форме, на погонах которой качнулись вперёд и сверкнули позолотой по три большущие звезды.

— Вот видите, — назидательно поднял палец президент, — А теперь будет, вообще, высшая! Ну а по поводу нобелевских премий, я так думаю, как раз, даже не стоит беспокоиться. Их престиж сегодня, уважаемый Вениамин Михайлович, как вы и сами знаете, находится где-то чуть ниже плинтуса, а материальную часть… Сколько там по курсу нобелевская?

— Около восьмидесяти пяти миллионов рублей, товарищ президент! — вновь с готовностью качнулись, сверкая позолотой, погоны генерал-полковника, — На середину 2020 года.

— Не вопрос, уважаемый наш Вениамин Михайлович! Вам размер этой премии мы точно компенсируем, а на остальных можете уже подготовить соответствующие вкладу каждого представления. Ну и путёвки в наши лучшие ведомственные санатории, разумеется. Сами понимаете, все участники этих сверхсекретных исследований отныне и вплоть до особого распоряжения становятся абсолютно невыездными. Абсолютно, вы меня поняли? Так, ну а что там у вас с пивом, мужики? Давайте-давайте, подставляйте свои кружки! Вениамин Михайлович, вы можете продолжать ваши пояснения. Бумага, конечно же, всё стерпит, но ценности живого доклада пока ещё никто не отменял!

— Есть продолжать, товарищ президент! — откликнулся воодушевлённый посыпавшимися на него плюшками учёный консультант, — Как я уже отмечал, были интегрированы три технологии, включая методы активизации творческих возможностей Тихомирова-Райкова, метод синхронизации полушарий головного мозга Роберта Монро и трансперсональную психологию Маслоу-Гроф. Говоря кратко, используя все эти технологии одновременно, членам спецгруппы внушили, что синтез их коллективного сознания и его темпоральные перемещение в реципиента, находящегося в заданной пространственно-временной точке, являются хотя и страшно секретной, но вполне отработанной рутинной технологией. Ну а дальнейшее вам уже известно, товарищ президент.

— А как же, Вениамин Михайлович, вся эта ваша жуткая горизонтальная интеграция, весь этот ваш демонический синтез технологий, весь этот инфернальный коктейль соотносится с позициями современной официальной науки? — искренне удивился президент.

— Трудно сказать вот так сразу однозначно и определённо, товарищ президент, — устало потёр лоб профессор, — К примеру, в отношении активизации творческих способностей те же американцы нечто подобное тоже делали. Правда, не помню, раньше нас или позже. Кстати говоря, работы Роберта Монро в части бинауральной технологии Хемисинк даже были запатентованы, но чёткого официального признания до сих пор так и не получили. А вот технология регрессивного внушения, которое также является эффективным методом погружения в ресурсное состояние, академическая наука почти не признаёт, что, впрочем, ничуть не мешает многим психотерапевтам использовать его для коррекции психических состояний пациентов или на тренингах по личностному росту в основном эзотерической, преимущественно реинкарнационной, направленности. Ну а как наука относится сегодня к такому понятию как «реинкарнация», вам, товарищ президент, известно и без меня.

— Реинкарнация? — недоумённо переспросил президент и неожиданно расхохотался, — Бога ради, Вениамин Михайлович, простите, но, честное слово, я не хотел вас обидеть! Однако, как мне кажется, это понятие скорее эзотерическое, чем академическое, нет?

— Не скажите, товарищ президент, не скажите! — разгорячился уязвлённый в своих лучших чувствах профессор, — Вы же, я уверен, помните из курса философии, что только практика может быть критерием истины, а не досужие рассуждения замшелых теоретиков! А между тем, неоднократно подтверждены возможности гипнотического внушения постепенного перехода возрастных периодов в направлении регрессии и прогрессии до существующих пределов физического возраста и даже за его пределы. Людям внушались фантастические возрастные периоды за сто и тысячу лет до рождения и через сто, тысячу и даже миллион лет после рождения конкретного участника эксперимента…

— И что, — недоверчиво прервал увлёкшегося учёного президент, — Вы хотите сказать, что такие действительно фантастические возможности подтверждены именно объективно?

— Судите сами, товарищ президент, но ведь гипнотическое внушение контролировалось электроэнцефалограммами с дальнейшей их компьютерной обработкой. Вот только что не понятно до сих пор, так это то, что электрическая активность мозга фиксировалась даже за пределами любого возможного физического возраста!

— Ну хорошо, Вениамин Михайлович, — шутливо поднял руки президент, — Объективно вы меня, будем считать, убедили! И тогда совершенно логично следует другой вопрос, скорее даже чисто человеческое любопытство: а сами-то испытуемые, если их можно так назвать, как оценивают реальность этих переживаний? Они, вообще, что-то помнят?

— Здесь, товарищ президент, — облегчённо вздохнул профессор, — Я могу доложить вам с чистой совестью, поскольку и сам не раз участвовал в таких исследованиях именно как испытуемый. Состояние человека, которому внушают регрессию, всегда характеризуется осознанностью своих переживаний и способностью хорошо их запоминать. Если глубина погружения достаточна, то события из прошлого переживаются с такой достоверностью и силой, что сомнений в их подлинной реальности просто не остаётся, товарищ президент!

— Гвозди бы делать из этих людей, — пробурчал президент, вновь отвернувшись к окну, — Я всегда поражался самоотверженности тех, кто ради истины шёл на костёр или заражал себя смертельно опасными болезнями. Тот же наш Илья Мечников сифилис себе привил, чтобы доказать эффективность своей мази, представляете? А паразитолог Фёдор Талызин проглотил пару личинок бычьего цепня. Наши медики тоже, вот, недавно меня поразили, испытав новую вакцину против нового вируса сначала на себе. А теперь ещё и вы тут мне рискуете если и не жизнью, то рассудком! Вы так уверены в себе или как ребёнок просто знаете, что с вами никогда не может случится ничего плохого?

— Разумеется, нет, товарищ президент! Все мы, как говорится, под Богом ходим, однако, в любом из нас, без исключения, сидит такой творческий гений, который знает, как сделать всё, что вы по-настоящему захотите. Как решить трудную задачу, как достигнуть далёкой цели и как исполнить самую заветную мечту. Если вы действительно чего-то хотите, то значит, вы подсознательно уже знаете, как это можно достичь!

— Эх, товарищ профессор, — с искренней горечью в голосе произнёс президент, — Честное слово, жаль, что вас сейчас не слышат некоторые наши, с позволения сказать, уже бывшие руководители! Кадры и в самом деле решаю всё, а посмотреть списки их назначений…

Хозяин кабинета вскочил со своего места, едва не опрокинув почти не тронутую кружку с пивом, и подошёл к окну, устремив взгляд своих загадочного цвета глаз куда-то за зубцы древней кремлёвской стены. Постоял так, слегка покачиваясь с пятки на носок, и вернулся на своё место с привычной для всех стальной решимостью на его невыразительном лице.

— Итак, товарищи офицеры, — заговорил он, хватая быка за рога, — Насколько я понял из текста вашего доклада, проект 630 переходит в свою заключительную фазу, что означает, в свою очередь и прежде всего, полную готовность членов нашей группы специального назначения в плане их фактографической подготовки, не так ли?

Вновь утративший свою решительность профессор переглянулся с генерал-полковником, что не ускользнуло от внимания большого человека и совершенно тому не понравилось.

— Мне надо повторить вопрос? — надавил президент, — Какова степень готовности членов группы специального назначения? Или я неправильно понял и, не побоюсь этого слова, судьбоносный для сохранения отечественной государственности разговор президента с членами группы в ближайшее время так и не состоится? Я вас внимательно слушаю, господа! Мы не на флоте, нам не «варяг» спасать», а целую страну, а потому начнём со старшего по званию. Прошу вас, господин начальник научно-технической службы!

От столь резковатой, хотя и на интуитивном уровне вполне даже ожидаемой, смены более традиционного в силовых структурах обращения оба приглашённых или, скорее, всё-таки вызванных лица, если можно так вообще выразиться, изменились в лице. А может быть в таких случаях лучше сказать, что они просто слегка взбледнули.

— Нет, господин президент, то есть, да! — несколько запутано стал оправдываться генерал-полковник, который и впрямь оказался начальником научно-технической службы СФБ2, и который тоже был вынужден сменить форму обращения. — В том смысле, что программа подготовки членов группы специального назначения завершена в надлежащем качестве и должном объёме, о чём я вам уже неоднократно докладывал. Однако, господин президент, нам с подполковником Тарасовым, как патриотам своей страны, по-прежнему непонятно, почему вы исключили из программы подготовки вопросы научно-технического развития СССР, и в особенности, в сфере укрепления его обороноспособности? И почему всё-таки именно безнадёжно отставший от Запада СССР, а не, скажем, Российская Федерация в её золотой период начала двадцать первого века с вашим параллельным двойником во главе?

Вскочивший было по привычке генерал снова присел на краешек гостевого кресла и замер на нём, упрямо набычившись своим поистине сократовским лбом в ожидании не на шутку волнующего их с профессором ответа.

В противовес граничащему с явным мальчишеством поведению расстроенного оппонента, хозяин кабинета в который уже раз за сегодняшний вечер откинулся на спинку кресла и, вновь насмешливо задрав свой подбородок, уставился на генерала смеющимися глазами.

— Ну хорошо, — неожиданно сменил гнев на милость президент, — Считайте, товарищи, что я оценил вашу гражданскую смелость, а потому именно сегодня и наконец разъясню свою собственную позицию по данному поводу. Как говаривал Штирлиц, запоминается крайняя фраза, и отвечать вам я начну тоже с крайнего вашего вопроса. Почему СССР? Да потому что только Советский Союз с его централизованной экономикой и директивной системой управления способен решить ту сверхзадачу, которую мы собираемся на него возложить!

Президент привстал и, слегка поразмяв плечи, снова уселся, устраиваясь поудобнее будто для долгого разговора. Решительно подвинул кружку, сделал всего лишь второй за вечер глоток и поморщился, ощутив, насколько недопустимо успело прогреться любимое пиво.

— Возложить, понятно, на обоюдовыгодных, хотя и несколько асимметричных, началах. Как учёным, вам лучше меня известно, что будущее неподвластно нам ни физически, ни метафизически даже в альтернативных параллельных мирах. Однако, с другой стороны, мы можем информационно взаимодействовать с прошлым или настоящим этих миров, а также всеми их бифуркационными ответвлениями. А посему единственной возможностью для плодотворного сотрудничества с единственно известным нам параллельным миром является осуществление точечных или, если хотите Азимова, минимально необходимых, информационных воздействий на доступное нам его недалёкое прошлое с последующим анализом изменений в настоящем. Я правильно понял суть вашей концепции, товарищи?

— По крайней мере, товарищ президент, пока мы не видим противоречий! — осторожно подтвердил профессор, переглянувшись со своим непосредственным руководителем.

— Прекрасно! — с ироничным удовлетворением кивнул президент, — У нас в распоряжении имеется ограниченный исторический период продолжительностью чуть менее полувека, из которого сразу же убираем ближайшие к сегодняшнему моменту пять–десять лет, как не имеющие особой ценности из-за их краткосрочности. Что серьёзного можно успеть открыть, исследовать или разработать за такой короткий срок? В современной России — практически ничего, кроме той же вакцины против коварного вируса. А все более-менее серьёзные научные разработки и технологические прорывы всегда опираются на не менее серьёзную научно-техническую и производственно-технологическую базу, которой у нас до сих пор просто нет! Только не надо так возмущённо вскидываться, товарищи учёные! Где обещанные ещё на заре жёваной перестройки импортозамещающие технологии? Где независимость от нефтегазовой иглы? Или я задаю совсем неприличные вопросы? Ладно, вопросы были и впрямь риторические. Продолжим же кромсать безжалостным резаком цензуры киноленту нашей истории. По понятным причинам, вырезаем также перестройку и весёлые девяностые. И что же у нас остаётся, как говорится, в сухом остатке? А остаётся у нас, как раз, либо начало доступного нам периода, то есть примерно середина не менее весёлых семидесятых, либо столь желанная вами пора начала нулевых. Что же выбрать, что же выбрать? Нулевые, вы говорите? Да, согласен, интересная была пора! И, главное, созидательная. Непосредственно перед началом мирового кризиса мы по темпам роста нашей экономики опережали многие развитые страны, помните? Но! Грянул кризис, из которого мир не может толком выбраться до сих пор. Ну казалось бы, что нам ипотека в США? Ан нет, пострадал доллар, упал спрос на нефть, которая опять же покупалась на эти доллары. Упал спрос на нефть и в полном согласии с основным законом экономики рухнули и цены на эту нефть. А коль рухнула нефть… Впрочем, кому я объясняю?

Взволнованный президент снова схватил свою кружку и, уже не обращая внимания на потерявшие от повышенной температуры органолептические свойства гордости немецких пивоваров, прикончил содержимое керамического сосуда завершающим третьим глотком.

— И, наконец, секретность, товарищи офицеры, режим секретности, который сегодня стало соблюдать не просто трудно, а, как сказал бы один руководитель советского государства, архитрудно. Сегодня нам приходится работать в таких условиях, когда телекоммуникации и различного рода средства межличностного взаимодействия на их основе, к примеру, те же социальные сети, множатся и развиваются темпами, намного опережающими развитие наших специальных технических средств для их контроля. Однако, самым слабым звеном являются люди. Наши люди, которые вместе со своим социалистическим раем, как многие называют сегодня те времена, потеряли и некоторые так и не восполненные им ценности. А ведь взамен-то мы им ничего так и не дали! Даже понятие Родины большинство наших людей сегодня практически не воспринимают. Называть Родиной кусок земли под собой, который является не общенародной ценностью, а собственностью местного олигарха Васи Пупкина? Даже не смешно! Вениамин Михайлович, вы хотите что-то сказать?

— Да, товарищ президент, я хотел бы вам возразить, напомнив результаты прошлогодних исследований института социологии РАН. Там ведь прослеживается хорошо выраженная позитивная патриотическая тенденция в настроениях россиян…

— Оставьте, товарищ профессор! Когда почти каждый третий считает нормальным отъезд на ПМЖ в другую страну, четверть считают это допустимым, а пятая часть не лезет в эти дела? Ну, нет уж, только Советский Союз с его гэбистской паранойей, с одной стороны, и с подлинным всеобщим патриотизмом, с другой стороны сможет обеспечить нужную нам секретность. Некоторая вероятность утечки передаваемой информации будет оставаться и там, но именно по этой причине мы не станем передавать научно-технические сведения, а тем более, военного характера. Учитывая тот уровень производственно-технологического превосходство западных стран, такая утечка будет для Советского Союза смерти подобна. Я ответил на ваши вопросы? Тогда, за работу, товарищи учёные, за работу!

Отступление, где один нижестоящий начальник отчитывается перед одним вышестоящим

Начальнику научно-технической службы в

Службе федеральной безопасности России

генерал-полковнику Метизову А.А.

Настоящим довожу до Вашего сведения, что по состоянию на пятницу 04 сентября 2020 г. членами инициативной научно группы проекта внетелесных темпоральных перемещений окончательно сформулированы и согласованы основные цели и задачи данного проекта, а также осуществлено его формально-детальное планирование с определением контрольных точек отдельных этапов работ и их взаимной увязки.

Целью проекта в его финальной редакции является темпоральный перенос коллективного сознания особым образом сформированной группы для выполнение специальной миссии, раскрываемой действующим Президентом страны членам группы после гарантированного перемещения их коллективного сознания в заданную точку пространства-времени.

Финальная редакция основных задач, которые необходимо выполнить для достижения цели в финальной редакции, помимо отбора специальной группы, её обучения и взаимной резонансной подстройки с последующим темпоральным перемещением её коллективного сознания, теперь включает в себя и решение вопроса о её дальнейшей судьбе.

Полный вариант формально-детализированного текста финальной редакции прилагаются.

Управлением регистрации и архивных фондов проекту присвоен номер 630 и для удобства переписки, обсуждений и совещаний проект внетелесных темпоральных перемещений в дальнейшем предлагается именовать «Проект 630», если иное не будет оговорено.

В этих же целях, группу лиц, используемых для создания и последующего темпорального перемещения их коллективного сознания, предлагается в дальнейшем именовать просто как «Группа специального назначения проекта 630», если иное не будет оговорено.

Старший учёный консультант и куратор проекта 630, доктор социологических наук,

профессор, подполковник Тарасов В.М. — (подпись неразборчива) 04 сентября 2020 года

Глава первая, которая знакомит с одним из главных героев, привыкшим удовлетворять

— Как и многие другие специалисты в нашей стране и за ее пределами, я глубоко убеждён в том, что своевременное развитие средств вычислительной техники и соответствующих им возможностей по передаче, хранению и обработке данных помогло бы нам избежать дефицита большей части товаров народного потребления в СССР!

Поминая всуе «других специалистов», нашему профессору, пожалуй, стоило бы добавить эпитет «видные» и хорошенько выпятить при этом свой пивной животик, дабы наиболее убедительно причислить к сонму видных специалистов постсоветского пространства в области экономических наук и свой во всех смыслах выдающийся организм.

Они ить Цусиму просрали, как радостно констатировала в комедии перестроечной эпохи одна из героинь Лии Ахеджаковой3, так что нефиг тут после драки кулаками махать — это ведь уже больше на какое-то подмахивание смахивает. Короче, Валериан Валерианович, расслабьтесь и получайте удовольствие от процесса становления рыночной экономики.

Кстати говоря, эта идиотская присказка по поводу становления нашей многострадальной экономики на пресловутые рыночные рельсы меня уже до печенок достала, ибо корячимся мы на этих рельсах вот уже более тридцати лет, если верить многочисленным учебникам по экономическим дисциплинам и еще более многочисленным научным публикациям.

Возникает стойкое ощущение, что становимся мы на эти рельсы либо поперек движения, как на своеобразную гильотину, либо, простите мой французский, раком, что дает туеву хучу поводов для забугорных советов. Помните бородатую, как Кончита Вурст, загадку, почему нельзя трахаться у всех на виду? Ответ очевиден — советами, ясен пень, затрахают!

Так что, разлюбезный Валерий Валерианыч, вот вам еще одна уважительная причина для того, чтобы наконец-то как следует расслабиться и получать пассивное удовольствие на все Ваши более чем полвека лет с гаком. Тем более, что время вроде как уже к обеду, а мы тут с вами, профессор, как говорится, еще и ни в одном глазу.

К тому же, по-моему, вы, профессор, от голода уже явственно заговариваться стали. Ведь ещё ваш незабвенный Иосиф Виссарионович в беседе с одним немецким писателем, если только память мне ни с кем не изменяет, с Эмилем Людвигом в 1931 году, как-то заявил, что «история не знает сослагательного наклонения». Правда, говорят, что до Сталина это ещё некий Карл Хампе чуть по-другому выразил, — История не знает слова «если». Тоже, кстати, профессор, но вот только не Рязанского, а уже Гейдельбергского университета.

Рассуждал я так, впрочем, не из чувства «глубокой личной неприязни», которое я мог бы испытывать к потерпевш… тьфу ты, к профессору, я хотел сказать. Нет, ну что вы, нашего преподавателя по курсу эконометрики — профессора Валентинова Валерия Валериановича, которого за глаза называли исключительно для краткости Корвалолом, в универе уважали даже самые отпетые двоечники.

Просто, излагаемая профессором тема установочной сессии, вводящая студентов нашего заочного отделения в основы эконометрики, была для меня многократно пройденным, а потому и хорошо усвоенным этапом. Причем, не столько даже на теоретическом, сколько на практическом уровне. Ведь на экономфак я поступил будучи уже ведущим аналитиком маркетингового агентства только для получения документа о высшем образовании.

Кроме того, время и в самом деле было уже, прямо скажем, вполне обеденное, крайние минуты профессорской лекции уже просто тянулись бутадиеновым каучуком, а во время столь ожидаемого перерыва мне надо было успеть не только основательно перекусить, поскольку позавтракать сегодня я не успел, но и проконтролировать работу интервьюеров.

Вот только без ухмылок, кто в теме, я не хуже вас понимаю, что контроль интервьюеров на полевом этапе не является функцией аналитика. Но поймите правильно, я работаю не у какого-нибудь там Гэллапа или даже Нильсена, Я работаю в нашей небольшой, но широко известной в узких кругах семейной фирме, где все делают всё.

— Ну да ладно, господа студиозусы, у нас осталась буквально одна минутка, а посему вы можете потихонечку собирать свои причиндалы и по мере оставшихся сил просачиваться к выходам из лекционной аудитории. А вас, Марк, я попрошу остаться! — верный своим совковым привычкам профессор не преминул случаем и ввернул очередную киноцитату.

Тьфу ты, хрен очкастый, обломись мои планы синим тазом! Ничего, в эти игры можно поиграть и вдвоём. Даром что ли я из семьи завзятых советских киноманов, не смотрите на мои двадцать с хвостиком. А в Zello на «Веселом баклажане» я так и вообще целые серии игр для любителей подобного жанра периодически веду, когда выпью.

— Я к вам, профессор — и вот по какому делу4! Вы мне консерваторию кончить не даёте!

Подобная совершенно невозможная помесь бульдога с носорогом, а точнее, произвольное передергивание цитат сразу из двух милых нейлоновому сердцу Валерия Валериановича отечественных нетленок, явно повергли его на некоторое время в состояние когнитивного перемежающего диссонанса. Оклемался он, надо отдать ему должное, достаточно быстро.

— Что ж, Марк, двенадцать — одиннадцать, вы ведёте! Однако задержаться я вас попросил не за этим, хотя и приятно осознавать, шорт поберьи, что не перевелись ещё, так сказать… Простите, отвлёкся, как всегда! Марк, познакомьтесь, пожалуйста — учёный консультант Службы федеральной безопасности подполковник Тарасов Вениамин Михайлович. А этот прыткий молодой человек, Веня, тот самый Марк, которого я тебе рекомендовал.

Я с немалым удивлением глянул на неизвестно откуда появившегося, тут полагается отметить — неприметного, но нет, человечище-то был очень даже приметный и при моих метр восемьдесят с кепкой возвышался надо мной на целую голову. Миф о неприметности лиц этой профессии разрушал и мясистый носяра вкупе с окладистой бородой, густыми седоватыми усами, а также толстой, так и хочется сказать — роговой, оправой очков.

— Да я тут на самом первом ряду с краешку сидел, — как-то застенчиво ответил он мне на мой удивленный взгляд, — А зашел в перерыве между полупарами. Марк, Корва… — лерий Валерианович много рассказывал мне о вас, а потому я давно уже взял вас на заметку. И вот сейчас, у одного из наших, скажем пока так, научно-исследовательских подразделений возникла крайне острая необходимость в ваших услугах.

— Вам что, нужно провести соцопрос среди тюркоязычных гастарбайтеров?! — воззрился я на чекиста в крайней степени изумления, — Так у меня только один из дедушек башкир, да и того я никогда в жизни не видел и языками тюркской группы не владею! Или построить финансовую модель инвестиционного проекта для спасения старого одноглазого нелегала, живущего под мостом в состоянии перманентной нетрадиционной ориентации?

— А вот хамить мне, молодой человек, как раз не стоит! — усмехнулся в усы подполковник Тарасов, — Поверьте на слово, нам найдётся чем по-настоящему замотивировать вас. Нет-нет, не напрягайтесь так! Это совсем не то, что вы подумали, я говорю о вашей мотивации исключительно в позитивном смысле! Руки вам выворачивать никто не собирается.

— Так, я свое черное дело сделал, мавр может уходить, — за шутливым тоном профессору не удавалось скрыть свое очевидное смущение, — Марк, вам нечего опасаться, Вениамин Михайловича я знаю много лет, с пелёнок, можно сказать он — почти порядочный человек! А ты, кровавая твоя гебня, переходил бы сразу к делу, что ли, а то напущал тута туману с кровопивцами… Ну всё-всё, ушёл я, ушёл!

Проводив профессора смеющимися глазами, подполковник вновь обратил своё внимание на меня и молча пододвинул ко мне серый пластиковый скоросшиватель с прозрачной внешней обложкой, под которой виднелась средней толщины пачка листов бумаги А4 со строгим лаконичным заголовком на первой странице: «Организация сетевого маркетинга в условиях тоталитарного общества».

— Выпускаемый под торговой маркой «Брауберг» скоросшиватель пластиковый серый для поблочного скрепления листов бумаги формата А4 с целью их хранения, транспортировки и последующего представления… — зачасти было я, в лихорадочной попытке скрыть уже собственное замешательство, однако был тут же мягко прерван своим визави.

— Ну, могём, могём! Это вы на ходу сочинили, что ли? Скажете тоже, транспортировки и последующего представления», канцеляристская ваша душа! Вам осталось только ещё про товарный артикул завернуть или толщину обложек, Марк…

— Толщина передней прозрачной обложки, м-м-м, ноль тринадцать миллиметра, задней — м-м-м, ноль восемнадцать миллиметра, товарищ подполковник!

— Ладно, Марк, прекратите паясничать! Ваша работа? Хотя, нет, не отвечайте, вопрос был чисто, что называется, риторический. Ответьте-ка мне лучше на другой, более интересный для нас вопрос: почему вы тогда выбрали именно эту тему? Согласитесь, вопрос и в самом деле очень интересный, учитывая, что вам было всего лишь шестнадцать лет, а родились вы спустя много лет после распада того самого, э-э-э, тоталитарного общества?

— Хорошо, я отвечу на ваш вопрос, товарищ подполковник, хотя интерес вашей конторы к олимпиадной работе тогдашнего девятиклассника, коим я был в то время, представляется мне более чем странным, что бы вы мне там не говорили. Ну так вот, учился я тогда, как я уже сказал, в девятом классе. Пора самоопределения, так сказать. А тут вдруг заманчивое такое объявление на одном из зарубежных сайтов. Ну да, том самом, который си-ай-эй или, по-русски говоря — ЦРУ, ни к обедне буде сказано. Олимпиада по экономике типа, для учеников российских школ, работы можно оформлять на русском языке опять же, и, самое-самое, что меня тогда и привлекло, так это — гранды на обучение в американских университетах. Ну дурак был, что тут скажешь. Думал тогда, что корка забугорного вуза с полупинка откроет мне двери в любую престижную компанию и, тем самым, обеспечит моё безбедное существование по самый гроб жизни. А тема… Тема была выбрана, честно говоря, поначалу чисто из конъюнктурных соображений. Даже тогдашним подростковым умишком я сообразил, что пиндосы должны были обязательно хотя бы обратить внимание на работу с подобным названием, а там…

— Понятно, Марк, раскрывая тему вы, вероятно, слишком увлеклись и в силу присущего от рождения аналитического склада мышления и, в особенности, юношеского максимализма, представили моим заокеанским коллегам результаты, которые им не столько совершенно не понравились, сколько даже просто взбесили. Как сейчас помню заголовки новостных лент того периода, — в этом месте учёный консультант прикрыл от удовольствия глаза и с блаженной улыбкой на устах и в самом деле процитировал вслух несколько заголовков из американских газет десятилетней давности, дословно переведенных впоследствии почти всеми российскими изданиями либерастического толка.

— «Советская пионерия возрождается из пепла в прутинской России», «Доктор Джекил и мистер Хайд в одной рязанской спецшколе», «Реинкарнация Павлика Морозова в деревне Канищево»… А, кстати, Марк, вы не знаете, причём тут бедный Павлик?

— Вам смешно, а у меня в те дни и дня не проходило в школе без драки. И да, школа-то была у меня, самая что ни на есть обычная. Разве только что с легким уклоном в сторону английского. Почему дрался? Так, было значит за что. Всё-таки не забывайте, я был тогда типичным подростком с полным набором полагающихся такому возрасту комплексов и романтических мифов. Нет, вы только представьте себе, вам шестнадцать лет, осознанный интерес к противоположному полу, а тут тебя на каждом углу то пионером обзывают, то Павликом нарекают, а то и Флаконом кличут…

— Прости меня Господи, Марк, я не совсем понял. А Флаконом-то за какие такие грехи?!

— Ну как же, как же, товарищ подполковник, я ведь был доктор Джекил и мистер Хайд в одном флаконе! Во-во, вы ржёте, а мне тогда совсем не до смеха было, вы уж поверьте!

— Ради бога простите, Марк! Так и тянет попросить разъяснений ещё и по поводу Павлика Морозова, но теперь лучше воздержусь. Поясните мне в таком случае, пожалуйста, другой момент. Почему же вы тогда, несмотря на все эти, не побоюсь выразиться таким образом, шекспировские коллизии, не оставили эту тему и, более того, все эти годы вновь и вновь постоянно к ней возвращались?

— Ну уж нет, товарищ подполковник, я всё-таки для начала покончу раз и навсегда с этим Павликом, чтоб он трижды перевернулся там в своём гробу! Понимаете, всё было прямо как в детской песенке, помните? Рыжий, рыжий, конопатый убил дедушку лопатой! Блин, до чего же всё-таки у вас в Союзе были кровавые мультики! Как мне кажется, здесь даже резня бензопилой в Техасе отдыхает, вы так не считаете? Ой, теперь уж вы меня простите, отвлёкся. Ну так вот, а я был вынужден всем отвечать что-то типа: «А я дедушку не бил, а я дедушку любил!». Нет, реально я за своих родных любого порву, ну или почти любого, благо, что полувоенная подготовка позволяет. Ясен пень, я не в восторге от просоветских взглядов своих родаков, но, шорт поберьи, как любит говаривать наш профессор, идти по стопам Павлика Морозова и предавать их на этом основании? Бред сивой кобылы!

— Я всё это прекрасно понимаю, Марк, но нельзя ли вернуться к моему вопросу? Время, честно говоря, и меня тоже поджимает. И не надо на меня так смотреть, всё элементарно, Ватсон! Вы, Марк, тоже ведь периодически коситесь на свои наручные часы. Между нами говоря, мне тоже нравится вернувшаяся мода на этот крайне полезный прибор. Но, к делу!

— Да чего уж там, тащ подполковник, я теперь даже и перехватить чего нить не успеваю. А возвращаясь к теме вашего вопроса, отвечу просто. Не знаю чем, но понравилась мне эта тема. Не то чтобы конкретно сетевой маркетинг или тоталитарное общество, как я тогда о нём писал, а именно вот эта вот чисто умозрительная тема сопряжения несопрягаемого. Не понимаете? Ну как ещё объяснить… Вот меня с детства волновал, к примеру, вопрос, а почему бы и не запрячь в повозку, вопреки мнению каких-то там поэтов-ботаников, коня и трепетную лань? Ведь это же конь, мужчина, можно сказать! Да рядом с ланью, да ещё и с трепетной, он настоящим ахалтекинским рысаком себя почувствует! Или вот вам другой пример, почему бы не попробовать забить гвоздь электронным микроскопом? Во-первых, агрегат это и в самом деле тяжёлый, хотя и громоздкий, во-вторых, я уверен, большинство подобных девайсов, всё равно, всякой хренью мается, а в-третьих, что самое важное, при таком применении, с точки зрения экономиста, он намного быстрее окупится согласитесь? Вот потому-то я и написал с тех пор множество статей на подобные темы. «Структурный анализ фарцовой торговли в эпоху раннего застоя», «Корреляционный анализ взаимосвязи товарного дефицита в советской торговле и диверсификацией производственной матрицы цеховиков», «Влияние сезонного фактора на статистику нарушений в сфере таможенного законодательства среди моряков загранплавания в СССР»…

— А что, Марк, есть, в смысле, была такая зависимость? Ну, сезонность среди загранплава?

— А как вы хотели? Сани летом, а зимой телега здесь плохо работали, дороже была ложка к обеду. Круглый год тащили из-за бугра, к примеру, жвачку или кассетные магнитофоны, по осени дублёнки, куртки «Аляски», женские сапоги; по весне — солнцезащитные очки… Тащ подполковник, ну кончайте надо мной смеяться, я понимаю, что вы, судя по вашему возрасту, ещё с тех времён служите в органах и лучше меня всё это представляете! Лучше скажите мне, а правда, что солнцезащитные очки во времена вашей молодости носили, не отклеивая с них ярлыков торговых марок?

— Вот же засранец, уел-таки! — Тарасов не выдержал и совершенно искренне расхохотался.

— Так значит, Марк, для вас всё это — что-то типа мысленных экспериментов в жанре альтернативной истории. Вы понимаете, о чём я? В смысле, я корректно выразился?

— Можно и так сказать, тащ подполковник, если хотите. Только учтите, что я — вор с незаконченным высшим образованием, правда, без среднего. Так что, книжки в ярких обложках почитываю и знаю, как это называется! — выдал я на пробу очередную цитату, как всегда по своему обыкновению безбожно всё смешивая и перефразируя.

— «Ошибка резидента», Марк! — грустно улыбнулся Тарасов, — Мне ли не знать этот фильм практически наизусть? Замечательный режиссёр и мой тёзка — Вениамин Дорман, а также очень интересный сценарий, который воплотил в жизнь по-настоящему звёздный состав наших великих советских актёров. Таких уж нет и, скорее всего, больше никогда не будет, поверьте мне. Георгий Жжёнов — это вам не Коша Гуценко…

— Скажете тоже, — довольно кисло ухмыльнулся я, — Вы бы ещё какого-нибудь там Ефима Михремова помянули… И всё-таки, Вениамин Михайлович, давайте закругляться! Или, как говорится, чем обязан? Для чего вами был затеян весь этот сыр-бор?

— Да-да, Марк, я тоже сегодня в настоящем цейтноте, но я никак не ожидал, что мы с вами в такие дебри залезем, что без бутылки просто не разобраться. Однако же, самое главное на сегодня я сделал — познакомился с вами. Что же касается бутылки, то как насчёт того, чтобы продолжить наш разговор сегодня вечером? Я тут одно хорошее местечко знаю, и ещё раз поверьте, но некоторые вещи, по личному опыту, без хорошей релаксации людям просто невозможно воспринять. Всё за государственный счёт, честное слово!

— Ну-у, если только за государственный счёт! — расхохотался в этот раз уже я, — Чего-чего, но вот за государственный счёт я еще никогда не пил! Хорошо, после восьми вас устроит?

— Вот и отлично! Вам самому ехать никуда не надо — наша машина заберёт вас там, где вы мне скажете, как только будете готовы. Давайте-ка, Марк, я сброшу вам свои контактные данные. Не беспокойтесь, номер вашего мобильного телефона у меня есть, хе-хе-хе!

Тоже мне, Мюллер и Бендер в одном флаконе, — думал я, уже сбегая по лестнице главного университетского корпуса. ГПУ за вами само приедет, хе-хе-хе, а мне думай тут как жить дальше! Говорил я ведь мамочке сегодня, не зря, мол, мне вчера ночью большая чёрная собачка снилась, ох не зря! Ведь собачки, кошечки и прочие крайне необходимые в нашем домашнем хозяйстве хомячки, составляющая для типичного городского ребёнка почти его весь существующий на планете животный мир, снятся мне с детства не просто так!

Впрочем, пожалуй, пора уже рассказать и немножечко о себе, столь горячо любимом, как вы уже, надеюсь, успели понять. Не то чтобы я люблю себя так горячо и часто, как вы, не дай бог, успели про меня не так подумать. Как-никак времена моих юношеских прыщей на фоне повышенного гормонального уровня давно минули, а особых проблем с лицами противоположного пола я никогда не испытывал. Однако же, законных мотивов гордиться собой и гордиться вполне заслуженно, поверьте, у меня хватает!

Начнём с роста, который в моём случае составляет метр восемьдесят три. Ну, в принципе, ничего особенного, это ведь считается только чуть выше среднего, буквально на коробок спичек. Если только не знать, что мой генетический предел, обусловленный выраженной низкорослостью моих родных и их далёких предков, сантиметров эдак на десять, то есть на два спичечных коробка, меньше. И это является моим первым поводом для гордости, ибо достиг этого я исключительно своей волей, с десяти лет изнуряя себя специальными упражнениями, каковые, впрочем, любой желающий может легко найти в Интернете.

Вторым по значимости для меня и первым для родителей поводом гордиться является моё образование, получаемое мной, как сказали бы во времена батиной молодости, без отрыва от производства. Сколько же пересудов было и недоумённых шепотков за спиной, когда, хотя и не совсем круглый отличник, но всё-таки победитель многочисленных олимпиад по окончании школы с английским уклоном вдруг вопреки ожиданиям окружающих ушёл не в универ, а в семейное маркетинговое агентство простым стажёром. А образование своё продолжил при этом на заочном отделении того же универа, корок ради, а не знаний для, ибо, как в сердцах рубанул батя, знания из наших вузов ушли к совковой матери.

Тем не менее, для понимания того, что же это всё-таки такое — серьёзное маркетинговое образование, между делом освоил и один из немногих действительно полезных в этом отношении дистанционных курсов в Нидерландах, где потом и защитил диплом магистра наук в области маркетингового управления.

По мере накопления сил старался не забывать и о своём физическом развитии, со времён мучительного вытягивания тела приобщившись к повышенному уровню его мышечных нагрузок и соответствующих им болевых ощущений заядлого мазохиста.

По совету отца, имевшего по молодости богатое борцовское прошлое и потому в высшей степени скептически относившегося ко всякого рода танцулькам, как он называл почти все восточные единоборства, кроме дзюдо, я выбрал для себя вольную борьбу и с тех пор ни разу об этом не пожалел, особенно, увидев бой борца Карелина и каратиста Маеды.

Можно скептически ухмыляться, но спокойно, доктора наук, кандидаты, шашлык — всё настоящее. И излагал я чистую правду. Но, какой-то уж очень я идеальный получился, даже странно. Жизнь всё поправит, но для её ускорения я перейду к недостаткам.

Во-первых, серьёзные, до второй группу инвалидности, проблемы со зрением. Господи, не ведаю уж, откуда, почему и за какие же грехи мне достался целый букет таких серьёзных заболеваний, как дистрофия сетчатки, макулодистрофия, глаукома, а в довесок ко всему и банальная близорукость, будто бы кому-то наверху не хватило уже упомянутых недугов.

Во-вторых, неизбежно вытекающий из первого пункта сложный характер и особенности поведения человека, вынужденного с детства бороться с судьбой и доказывать всему миру свою полноценность, что ли, или даже, если хотите, социальную дееспособность.

Соответственно, невозможность водить машину, невозможность полноценного просмотра фильмов и всяких шоу, а также невозможность отдать, в моём случае и впрямь более чем сомнительный, долг выступающему под маской Родины государству.

Нет, я не плачу и не рыдаю — остаточное зрение и природный оптимизм всегда берут верх. Не могу водить машину? Найдётся почти персональный водитель за рулём простого или маршрутного такси! Не могу смотреть фильмы на большом экране? Зато могу смотреть их краем глаза на смартфоне! И больше слушаю, чем смотрю. Наверное, поэтому я так часто цитирую потом всё ранее услышанное, иногда доводя окружающих до белого каления…

А умения защищать, но, опять же, не абстрактную для меня Родину и прочие отвлечённые понятия, а вполне конкретных родных и близких мне, как я отмечал, не занимать. Когда я много лет назад только начал задумываться о таких вещах, отец подсунул мне рассказ из советского ещё журнала «Техника молодёжи», который назывался «Белая трость калибра 7,62»5. Затем боевик «Слепая ярость» с Рутгером Хауэром, «Слепой музыкант» Владимира Короленко и пошло-поехало…

Результатом всего этого стало то, что минус на минус дали самый настоящий плюс в виде присущего многим плохо видящим тонкого слуха, завидной даже для здоровых людей координации отточенных упорными тренировками движений, и хорошей памяти.

Однако, ненаглядная Катерина Матвеевна, случилась у нас небольшая заминка, полагаю на время отсидки в подъехавшей к остановке маршрутки, которую ведёт, судя по тёмному пятну головы, какой-то разлюбезный товарищ с Востока. Чёрный Абдулла, не иначе…

Отступление, где один нижестоящий начальник отчитывается перед одним вышестоящим

Начальнику научно-технической службы в

Службе федеральной безопасности России

генерал-полковнику Метизову А.А.

Настоящим довожу до Вашего сведения, что в пятницу 11 сентября 2020 г. в 13 ч. 15 мин. я встретился с очередным кандидатом для группы специального назначения проекта 630 Селиным Марком Юрьевичем и провёл с ним предварительную ознакомительную беседу, которая завершилась в 13 ч. 55 мин. договоренностью продолжить разговор по окончании рабочего дня в подведомственном нам учреждении общественного питания.

Выписку из материалов личного дела данного кандидата с его полными биографическими данными я прилагаю, однако, хотел бы обратить Ваше особое внимание на специфичность его профессиональных интересов, находящихся в смежной для проекта 630 области.

Марк Юрьевич Селин получил прекрасное образование, включая специализированную на изучении английского языка среднюю школу и нидерландскую бизнес-школу, завершает высшее образование на экономическом факультете одного из рязанских вузов, обладает отличной физической подготовкой и всеми необходимыми для проекта качествами.

На протяжении всей непродолжительной беседы кандидат вёл себя свободно и расковано, не проявляя чувств какой-либо предвзятой симпатии или антипатии к представляемому мной серьёзному ведомству, временами периодически шутил и демонстрировал живой и непосредственный тип развитого абстрактно-логического мышления.

В связи с вышеизложенным, в предстоящем сегодня вечером продолжении нашей беседы считаю возможным подвести кандидата к самостоятельному выдвижению умозрительной идеи темпоральных перемещений с целью дополнительного изучения его ассоциативных логических конструкций и снижения уровня психологического шока.

Старший учёный консультант и куратор проекта 630, доктор социологических наук,

профессор, подполковник Тарасов В.М. — (подпись неразборчива) 11 сентября 2020 года

Глава вторая, в которой пьют, понятное дело, вредные напитки, но непонятно закусывают

Вроде не очень опаздываю, думал я, выскакивая из присланного подполковником чуда немецкого автопрома прямо к входной группе обещанного им кафе. Но ведь, с другой стороны, продолжал я размышлять почти на бегу, точного времени между нами и не оговаривалось. На полном внутреннем автомате промелькнули отмечаемые остаточным боковым зрением начальные обрезиненные ступеньки невысокого крыльца, особые фторопластовые набойки высоких спортивных ботинок отстучали по ним привычное эхолокационное стаккато, после чего я совершенно уверенно прошёл через услужливо разъехавшиеся передо мной створки автоматических дверей. Быстрое движение глаз, мгновенная классификация сидящих за столиками тёмных силуэтов, распознавание и я всё также уверенно двигаюсь к столику пригласившего меня сегодня учёного консультанта.

— А, товарищ маркетолог! — с удовлетворением отметил Тарасов, по всей видимости уже приступивший к намеченной им релаксации, — Садись, мил человек, за стол, мы с тобой выпьем, закусим, о делах наших скорбных покалякаем6

— Товарищ подполковник! — взъярился я, — Давайте с вами с самого начала договоримся, что не будем называть меня маркетологом! А то ведь на Рязанщине, как и где-нибудь в Малороссии, многие, даже вполне интеллигентные, люди гэкают, то есть, произносят фрикативное «Г» вместо взрывного. А фрикативное произношение этой буквы иногда почти не отличается от «Х», понимаете? Таким образом, квалифицированный специалист с дипломом магистра наук в области маркетингового управления превращается…

— В товарища маркетолоха!!! — заржал Тарасов, тут же спешно извинившись, — Простите бога ради, Марк! Но это ведь и впрямь на столько же смешно, на сколько и поучительно. Кстати говоря, Марк, скажу как филолог, а не социолог, что в удалённых друг от друга на тысячи километров Москве и Владивостоке, речь горожан схожа больше, чем в Москве и Рязани, между которыми менее двухсот километров. Удивительно, не правда ли? И ещё вопрос, дабы снова не попасть впросак. Я заметил, ударение в слове «маркетинг» вы на второй слог ставите, как обыватели, а не на первый, как многие профессионалы. Почему?

— Да потому, Вениамин Михайлович, что, несмотря на то, что слово это пришло к нам как и многие другие из английского языка, подчиняться оно будет правилам именно русского языка, для которого такой вариант более приемлем. Вы же, я надеюсь, не говорите такие слова как, например, продукт, процесс, финансы с ударением на первом слоге? По моему личному убеждению, такое ударение в слове «маркетинг» делают исключительно снобы!

— Ну что ж, Марк, очень даже убедительно! — уважительно согласился Тарасов, призывно приподнимая сверкнувший каплями конденсата литровый графинчик, — Вашу рюмочку?

— Я, собственно, водки не пью! — забормотал я, широко раскрывая свои голубые глаза для вящей убедительности образа, но, тем не менее, с готовностью подвигая рюмку навстречу.

— Позвольте, а как же вы селёдку без водки будете есть? — поддержал игру подполковник и, коротко хохотнув, продолжил, — Абсолютно не понимаю! Ну, Марк, за понимание!

Некоторое время мы сосредоточено закусывали, нет, не упомянутой селёдкой, конечно же, из булгаковских «Дней Турбиных», но какой-то рыбой мы точно закусывали. Тарасов глядел только в свою тарелочку, готовясь, по всей видимости к серьёзному разговору, а я воспользовавшись случаем, осматривал окружающий интерьер.

Небольшое, а потому какое-то очень уютное кафе и впрямь оказалось отличным выбором для проведения такого рода встреч в конце рабочего дня, когда, с одной стороны, надо бы немного расслабиться, а, с другой стороны, нежелательно отвлекаться на громкую музыку или пошловатые элементы декоративного оформления.

Кроме того, судя по довольно специфическому контингенту относительно большого числа отдыхающих, сервировке и качеству блюд, владельцу кафе удалось подобрать идеальный баланс между ценовой и ассортиментной политикой верхнего ценового сегмента, что уже само по себе дорогого стоит и вызывает бесспорное уважение.

— Вениамин Михайлович, а как называлась эта рыба? — первым задал я вопрос, лишь бы что спросить и прервать уже становящееся для меня тягостным затянувшееся молчание. В конце-то концов, кто кого пригласил для приватного разговора?

— Лабардан-с, — машинально ответил тот, рассеяно ковыряя трезубой вилкой мастерски ускользающий от неё по всей тарелочке золотистый маринованный ломтик. На его месте я бы уже давно плюнул на все приличия и взял ложку с кусочком хлеба для подгребания.

— К чёрту рыбу! Честно говоря, я и сам не помню, как она тут называется, Марк. Давайте-ка, если вы, конечно, не возражаете, перейдём лучше к нашему делу наконец-то!

— Наконец-то! — с готовностью подхватил я, — А то я, грешным делом, подумал, что мы с вами, тащ подполковник, сегодня просто так нажрёмся за государственный счёт! Я ведь не этот вам, как его, Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-бей, и не смогу в таком случае сам справиться с вашим делом, ибо это мне Заратустра не позволяет!

— Господи, прости мя грешного, ибо второй раз поминаю тя всуе! Но, Марк, вам никогда не надоедает постоянно цитировать классиков? Сколько же мусора в голове у нынешней молодёжи, вот что значит поверхностные дети Великого и Ужасного Интернета! Знаете, что по этому поводу сказал, надеюсь, небезызвестный вам, Артур Конан Дойл?

— Да уж просветите, пожалуйста, тёмного представителя потерянного поколения!

— Извольте-с, молодой человек, цитирую дословно: «Общество мертвых писателей может оказаться настолько притягательным, что человек станет слишком мало думать о живых». И Далее там же: «Многим из нас следует всерьез опасаться, что, погруженные в наследие мертвецов, мы никогда не узнаем собственных мыслей и чувств». Тоже классика, Марк!

Тарасов снисходительно взглянул на меня поверх оправы своих очков, слегка обозначив напряжённую улыбку, но, ведомый, то ли возрастной неуступчивостью, то ли первыми признаками лёгкого алкогольного опьянения, я не собирался уступать.

— Что ж, круто, Вениамин Михайлович! У вас тоже неплохая память. Только знаете ли, все эти англичане крайне противоречивые натуры и великие путаники. Даже сам Конан Дойл с его дедуктивным методом не стал среди них каким-то исключением: «Прекраснее всего, когда мудрость мертвых и их пример дают нам силу и терпение, чтобы пережить тяжкие дни нашей собственной жизни». Это ведь тоже он писал, вот и пойми его после этого!

— Да ну! — искренне изумился Тарасов, — Это надо же! Обязательно перечитаю старика как-нибудь на досуге. Тем не менее, Марк, мне, как, надеюсь, интеллигентному человеку, вполне понятно, когда такое избыточное цитирование служит средством самовыражения. Однако же в деловой сфере, где больше ценится самостоятельное мышление и разумная инициатива, такой, с позволения сказать, догматизм, как мне кажется, даже вреден.

— Э, нет, дорогой Вениамин Михайлович, вот тут вы как раз и неправы! Так уж в России сложилось, но как ни странно, знатоками в области маркетинга и, в особенности, рекламы, считает себя каждый завалящий менеджер, если не сказать — уборщица. В таких условиях, именно подобные дословные, не оставляющие оппонентам малейшей возможности для их манёвра, цитаты, в данном случае, классиков маркетинга, вкупе с чёткими дословными же определениями, оставляют за мной широчайшее поле для управления процессам деловых переговоров и обсуждений. Вспомните, Вениамин Михайлович, первый и самый важный закон логики гласит, что любое утверждение должно быть тождественно само себе, иначе в процессе обсуждения будет возможна подмена схожих понятий. Кстати говоря, сегодня мы наблюдаем это сплошь и рядом в современных гибридно-информационных войнах.

Я видел, насколько мучительно трудно подполковнику начать по-настоящему предметный разговор, и, пытаясь ему помочь, плёл свою неспешную и ни к чему не обязывающую его беседу. В конце-то концов, у меня тоже были и свои нерешённые дела, время на которые я потратил бы с большей пользой.

— К примеру, — продолжал я настраивать конторщика на деловой лад, — Я знаю наизусть что-то около сотни самых различных определений маркетинга, который до сих пор так и не стал наукой, а потому и изобилует огромным количеством словарных статей.

— Это-то вам зачем?! — не выдержав, выпучил глаза подполковник, — К чему столько-то?

— Как это зачем? — изумился я в свою очередь, — Клиенты-то у меня тоже разные бывают! Вот весной был у меня один батюшка, так ему для начала надо было просто на пальцах объяснить, что такое маркетинг, чтобы дальше вести более предметный разговор.

— Ну и как же вы выкрутились, Марк? Нет, мне и в самом деле интересно это знать, ведь в духовных семинариях, насколько мне известно, ничего даже близкого к этому не дают.

— Элементарно, Ватсон! Просто вспомнил нечто похожее у некоего Игоря Намма. Как мне кажется, только практик мог так цинично определить маркетинг, но, знаете, прокатило!

— Не томите, Марк! — не выдержал Тарасов искусственной паузы в моих словах.

— Так вот, Вениамин Михайлович, этот самый «Мастер», как он требовал себя называть, по крайней мере, на том семинаре, где присутствовал и я, ляпнул буквально следующее: «Маркетинг есть процесс получения овеществлённой в прибыли божьей благодати через любовь к ближнему своему». Вот так, ни больше ни меньше! Однако же, как я уже сказал, прокатило, и именно в таком виде до батюшки быстрее всего дошло достаточно непростое определение понятия «маркетинг».

Подполковник некоторое время дико таращился на меня, а затем внезапно расхохотался, откинувшись на спинку своего диванчика. Однако, через непродолжительное время взял ситуацию под контроль и вскинул руки в извиняющемся жесте начинающим недоумённо оглядываться на нас отдыхающим посетителям ведомственного кафе.

— Ну надо же, — выдавил он из себя, отсмеявшись, — Батюшкина прибыль! Впрочем, Марк, так всегда было есть и будет, пока есть на свете столь подверженное алчности существо, как человек! Весной, перед ЕГ, сам видел в церкви самый настоящий прайс-лист на их услуги. А что, маркетинг и в самом деле определяется как процесс извлечения прибыли?

— Вениамин Михайлович! — укоризненно посмотрел я на этого социолога, — Уверен, вы и без меня прекрасно знаете, что такое маркетинг и с чем его едят! К примеру, для опросов во время проведения всякого рода маркетинговых исследований, если это необходимо, я чаще всего привлекаю студентов именно социологического факультета, как наиболее для этого подготовленных. А один профессор социологии у нас, кажется из педуниверситета, если только память мне до сих пор ни с кем не изменяет, так и вообще своих студентов эксплуатирует и в хвост и в гриву именно на полевых маркетинговых исследованиях!

— Простите, Марк! — посмотрел на меня подполковник глазами кота из Шрека, — А всё же?

— Ну хорошо, Вениамин Михайлович, — сдался я с обречённым вздохом, — Тогда давайте для начала вспомним определение маркетинга, в котором один из его основоположников Филипп Котлер толковал его как один из видов человеческой деятельности, направленной на удовлетворение нужд и потребностей посредством обмена.

— Да, — согласился подполковник, — Это классическое определение даже я знаю!

— Тащ подполковник! — вновь укоризненно глянул я, — Так вот, прошло совсем немного времени и появилось огромное множество, по некоторым сведениям более пары тысяч, других определений, авторов которых почему-то не устраивает мнение классика.

— Сколько?! — вновь вытаращил глаза подполковник, — Я думал их не более пары сотен!

— Как видите, Вениамин Михайлович, их теперь стало на целый порядок больше. Начали всю эту катавасию тогдашние экономисты, для которых рождающаяся бесхозная наука стала как, прошу прощения, прыщ на заднице. В своём благородном стремлении прибрать сиротку, они оказали тому медвежью услугу, назвав процессом, при котором повышается ценность товара и происходит выгодный обмен между покупателем и продавцом. Однако, понятие ценности и выгоды каждый понимает в меру своей испорченности…

— Ну, Марк, экономистов прошлого ведь тоже можно понять! — поощрил меня к развитию темы чему-то явно обрадовавшийся подполковник, исподволь ведущий беседу пока в не очень-то понятном для меня направлении, но, видно на что-то решившись, в кои-то веки, попытался осторожно приступить к своей целевой сути.

— Да, Марк, честное слово, я очень рад, что не ошибся в вас. Мы, разумеется, тщательно изучили ваше, э-э-э, скажем так, досье, которое собирали с миру по нитке почти целый год. Фактографического материала, причём, самого и самого различного свойства там, само собой, хватает, но, сами понимаете…

— Ну да, — довольно невежливо перебил его я, которому до невозможности надоели все эти интеллигентские рефлексии, — Одно дело шпицштихель и совсем другое — больштихель!

— Во-во, Марк, — горячо поддержал меня Тарасов, словно не замечая моей иронии, — Одно дело документ, какой бы исчёрпывающий он ни был, и совсем другое дело — пусть даже короткая беседа с живым человеком. Так выпьем же за человека, Марк!

— Выпьем за человека, барон! — вновь невнятно пробормотал я, но Тарасов меня услышал.

— А вы оказывается и Горького читали? — спросил он после того как мы опрокинули свои рюмки, — Весьма странный выбор для молодого человека в наше время. Впрочем, хватит ходить вокруг да около! Марк, прежде всего, я хотел бы вас спросить о литературе совсем иного рода. Как вы вообще относитесь к литературе в жанре альтернативной истории? Ну, или к фантастической литературе о так называемых попаданцах? Вы понимаете, о чём я? Вы ведь тогда в аудитории так и не ответили мне на этот вопрос за нехваткой времени!

— Попаданцы, вселенцы, засланцы… — недовольно проворчал я, — Ах, да, я ведь пользуюсь цепочками прокси-серверов и вы вряд ли в курсе моих литературных предпочтений. А к провайдерам обращаться, скорее всего, либо бесполезно, либо режим секретности не даёт. А слабо было на выходе из квартиры, к примеру, петлю связи накинуть? Или проникнуть в квартиру и там понаставить программно-аппаратных шпионов?

— Послушайте, Марк, я был о вас гораздо лучшего мнения! Вы что, голливудских фильмов пересмотрели? Или шпионской литературы обчитались? Что бы там о нас не говорили, но у нас ведь и в самом деле правовое государство! Бывает, конечно же, всякое кое-где у нас порой, но в общем и в целом… И кроме того, поймите правильно, СФБ — это, как там ни крути, но всё-таки бюджетная организация, а денег как и у всех постоянно не хватает. В том числе и на специальные технические средства.

— Хорошо-хорошо, успокойтесь, тащ подполковник! Считайте, что я вас уже пожалел. Ну а если серьёзно, Вениамин Михайлович, то давайте начнём с того, что как и в анекдоте про чукчу, альтернативная история и попаданцы — это, на мой взгляд, совершенно разные жанры. Вы так не считаете? А по поводу моих литературных предпочтений, так это они, то есть, эти самые попаданцы, и есть! Было бы странно, если бы я написал десятки статей на сопряжённые с этим темы и хотя бы не интересовался подобным чтивом.

— Прекрасно, Марк! — подавшийся было в мою сторону и напряжённо ожидавший ответа Тарасов снова расслаблено откинулся на спинку своего диванчика.

— Я, Марк, хотя и был в известной степени почти уверен в вашем ответе, но, тем не менее, слегка таки опасался услышать нечто прямо противоположное вами сказанному, мало ли. В таком случае, Марк вопрос второй, не возражаете?

— Ну куды ж я от вас денусь, тащ подполковник! Только давайте дождёмся, когда горячее расставят, вон уже девушка несёт. А то ведь разговор-то у нас сугубо конфиденциальный, как я понимаю, а официантка кажется мне крайне подозрительной, вы не находите, тащ…

— Марк, ради бога давайте хотя бы чуточку посерьёзней! Официантку, кстати, Ксюшей зовут, я вас потом познакомлю, а подозрительной она вам кажется, только, потому, что вы ей явно нравитесь, вот она и старается обратить на себя ваше внимание!

В следующий момент я, не оглядываясь, крутанулся в левую сторону и распластавшись на диванчике в каком-то даже для себя немыслимом броске, левой рукой поймал падающую с подносом девушку, а правой едва успел подхватить почти у самого пола и сам поднос.

— Простите, — с наигранным испугом пролепетала официантка, невинно хлопая длинными от природы ресницами и сидя непосредственно на моей левой руке, почему я, собственно, и смог её хотя бы немного рассмотреть вблизи.

— В нашем кафе такие скользкие полы, а меня, кстати, Ксюшей зовут! — совсем некстати представилась девушка, не спеша, впрочем, слезать с моей многострадальной вытянутой руки, — Вот я и споткнулась, ой, то есть, в том смысле, что поскользнулась!

Не торопясь со своим ответом, я легонько, но выразительно подёрнул рукой, тем самым обозначая, что и любому мужскому долготерпению тоже иногда приходит, гм, конец. Будто спохватившись, Ксюша ещё раз на всякий случай ойкнула, перехватила у меня свой поднос и, сноровисто расставив принесённое горячие блюда, тут же убежала.

— А с каких это пор, разлюбезный Вениамин Михайлович, официантками ведомственного общепита подрабатывают мастера спорта по спортивной гимнастике? — поинтересовался я не без иронии, — такую изумительную координацию скрыть, знаете ли, очень трудно!

— А с каких это пор, Марк, — передразнил меня подполковник, — С каких пор инвалиды по зрению, пусть даже и второй группы, так чётко контролируют окружающее пространство? Такие таланты ведь скрыть, знаете ли, не менее трудно! А Ксения действительно является нашим сотрудником, правда, она не спортсменка, а из цирковых. Так вот, Марк, только не подумайте чего и поймите меня правильно, я ведь ничуть не сомневаюсь в корректности заключения медико-социальной экспертизы, однако же…

Безнадёжно вздохнув, мне всё-таки пришлось рассказать подполковнику краткую версию своей такой печальной, но очень даже жизнеутверждающей истории борьбы не столько за угасающее с каждым годом зрение, сколько за его замену другими органами чувств.

— Понятно, Марк, — задумчиво протянул подполковник, — Что-то из вами мне поведанного я, конечно же, уже знаю из материалов собранного на вас досье… Да не морщитесь так, вы же взрослый человек, Марк! Я продолжу, что-то я уже знал, но теперь, вместе с тем, что узнал ещё и от вас, у меня наконец сложился ваш цельный портрет. Второй вопрос…

Мой собеседник или, скорее уже собутыльник, отвлёкся на пополнение наших рюмок.

— Итак, Марк, второй мой вопрос является логическим продолжением первого. Скажите, пожалуйста, Марк, а какой временной период, с точки зрения альтернативной истории, привлекает вас больше всего?

— О, Господи! — теперь взмолился уже я, — Вениамин Михайлович, а вам не кажется, что постановка ваших вопросов слишком сильно напоминает, простите уж, самую заурядную анкету обычного социологического опроса? Нет, в самом деле!

— Вы это серьёзно, Марк? — растерялся Тарасов, — Неужели это так заметно? Видите ли, я ведь в своё время пришёл в органы как раз прямо с кафедры социологии одного из наших педагогических вузов. Однако же, давайте вернемся к моему опро…, тьфу ты, вопросу!

— Ну, за солидное мужское молчание пить, я уверен, вы мне сегодня не позволите, а потому я скажу просто, ваше здоровье, Вениамин Михайлович, горячее стынет!

И вновь я не почувствовал вкуса водки, и вновь мы угрюмо закусывали, и вновь я хрумкал нечто непонятное, меня никак не тянуло на откровенность, а Тарасов всё больше мрачнел.

— Ладно, товарищ учёный консультант! — недвусмысленно потянулся я к графинчику с не менее мрачной, чем гримаса Тарасова решимостью, — Вениамин Михайлович, вы ведь от меня ждёте, чтобы я вам указал период так называемого позднего застоя? Причём, вы ведь уже давно просчитали меня по содержанию моих статей и прекрасно понимаете, что как маркетингового аналитика меня интересует именно период всеобщего дефицита товаров народного потребления. Всё верно, Вениамин Михайлович, практически идеальная среда для любого автора учебной литературы по экономике. Вот вы меня сегодня чуть ли не в начётничестве обвинили. Было такое дело, Вениамин Михайлович? Было-было, товарищ учёный консультант, было! А хотите, я вам ещё одно определение из бездонного чердака моей памяти зачитаю? Поверьте, это очень занимательно! Ну так слушайте: «структура рынка, описывающая идеализированное состояние рынка, когда отдельные покупатели и продавцы не могут влиять на рыночную цену в одиночку, но формируют её своими суммарными вкладами в рыночный спрос и в рыночное предложение. Другими словами, это такой тип рыночной структуры, где рыночное поведение продавцов и покупателей заключается в приспособлении к существующим рыночным условиям». Каково? Вам это ничего не напоминает, а, товарищ учёный консультант?

— М-да, Марк, — восхитился Тарасов, — Как там про ваш, простите, чердак, сказал в своё время один любитель трубочного табака и скрипичной игры: «Человек должен держать маленький чердак своего мозга полным того, что может срочно понадобиться, а остальное убрать в просторный чулан своей библиотеки, откуда может его достать, когда пожелает». Но какое странное определение эпохи товарного дефицита в СССР у вас, Марк! Правда, с той оговоркой, что всё это говорится исключительно о теневом рынке ТНП в Союзе.

— Вообще-то, товарищ учёный консультант, это определение совершенной конкуренции, которое принадлежит одному американскому экономисту и лауреату Нобелевской премии Джорджу Стиглеру. Иногда это называется ещё и чистой или свободной конкуренцией.

— Вот даже как! Тогда у меня третий вопрос, Марк. Ваш профессиональный интерес мне теперь вполне понятен, а как вы относитесь к эпохе застоя, вообще?

— Вениамин Михайлович, помилуйте, я вообще не отношусь к эпохе застоя! Я тогда ещё просто не жил, мне ведь, сами знаете, в этом году только двадцать шесть лет стукнуло. А если серьёзно, то моё отношение лучше всего отражает одно из определений этой эпохи: «время в развитии Советского Союза, характеризующееся относительной стабильностью всех сфер жизни государства, достаточно высоким уровнем жизни граждан и отсутствием серьезных потрясений». Как-то так, Вениамин Михайлович!

— Ох, Марк! Послушал определение эпохи застоя в вашем изложении и сразу вспомнился анекдот тех ещё советских времён. Ну, значит, воспитательница в детском саду говорит детям, типа, дети в Советском Союзе живут в прекрасных квартирах, дети в Советском Союзе хорошо кушают и красиво одеваются, у всех детей Советского Союза куча разных игрушек… И тут Вовочка расплакался: — Хочу в Советский Сою-у-уз! Короче, Марк, мне после ваших слов захотелось вернуться в эпоху застоя!

— А что, Вениамин Михайлович, вам разве не хотелось бы вернуться в те годы? Это ведь ваше время, ваша молодость! Вот мои родители частенько с теплом вспоминают те годы. А бабушка так и вообще сырость разводит, как только начинает вспоминать…

Не спеша с ответом, Тарасов достал сигарету из лежащей перед ним пачки и, всё так же молчаливо испросив моего согласия, чиркнул явно дареным золотым «Ронсоном». вкусно затянулся и, ещё некоторое время щурясь и задумчиво попыхивая, смотрел на меня.

— То же самое, Марк, я хотел бы для начала спросить у вас! — как-то внезапно по-еврейски разродился Тарасов, — Только ради бога не спешите с ответом, Марк, от вашего ответа в нашей сегодняшней беседе будет зависеть очень и очень многое.

Мысли в голове к этому моменту уже роились что спутники Юпитера. Сколько их там? Вроде около восьмидесяти, то есть, раз в десять больше, чем планет в солнечной системе. Опять меня не туда заносит, вот же шорт поберьи! Ближе к телу надо думать, ближе! Чего ради он эту тему вообще поднимает? Не из праздного любопытства же, фирма у него для этого уж чересчур серьёзная. Вот только тема какая-то более чем не серьёзная для такой серьёзной организации. И почему это в голову опять лезет Артур наш Конан Дойл? Как там у него: «Если исключить невозможное, то, что останется, и будет правдой, сколь бы невероятным оно ни казалось». Нет, ну не на должность же маркетингового аналитика эпохи всеобщего дефицита он хочет меня пригласить! Нет, бред, бред и ещё раз бред!!!

— Знаете, товарищ учёный консультант, — медленно заговорил я после столь длительного внутреннего монолога, — Коль уж мы с вами сегодня так часто поминаем бедного Конана, который Дойл, думаю, совершенно к месту будет вспомнить ещё одно его высказывание: «Никто не понимает истинного значения того времени, в котором он живет. Старинные мастера рисовали харчевни и святых Себастьянов, а Колумб на их глазах открыл Новый Свет». Это я к тому сказал, что меня вполне устраивает и то время, в котором мы с вами сегодня живём… Но, тем не менее, я отвечу вам — да, да и ещё сто раз да! Ваше здоровье!

Тарасов абсолютно спокойно, по крайне мере, внешне, выслушал мой ответ, и, также как и я не чокаясь, поскольку было уже, ясен пень, не с кем, опрокинул и свою рюмку. После чего быстро оглянулся и подался ко мне, нарушая все мыслимые и немыслимые пределы моего личного пространства.

— Марк, страшные подписки о неразглашении государственной тайны давайте оставим для дешёвых шпионских боевиков, соответствующие статьи действующего законодательства в нашей стране пока никто ещё не отменял! Но, как говорится, находясь при исполнении своих прямых служебных обязанностей в не совсем трезвом уме, но твёрдой памяти, я вам ответственно заявляю, возможность такого переноса личностной матрицы у нас есть!

Отступление, где один нижестоящий начальник отчитывается перед одним вышестоящим

Начальнику научно-технической службы в

Службе федеральной безопасности России

генерал-полковнику Метизову А.А.

Настоящим довожу до Вашего сведения, что, как и было оговорено сегодня ранее, в 20 ч. 05 мин. в нашем служебном кафе на улице Горького я встретился с кандидатом Селиным Марком Юрьевичем и имел с ним продолжительную плодотворную беседу.

В ходе состоявшегося с указанным кандидатом разговора были выявлены крайне важные дополнительные детали личностного плана, отсутствующие в собранных материалах его личного дела и характеризующие его как, возможно, слишком уж амбициозного молодого человека, мотивации которого никак не связаны с патриотическими устремлениями.

В то же время, кандидат полностью подтвердил состоятельность всех наших предыдущих выводов в части сущности этих амбиций, которые сводятся у него не к вертикальному, а к горизонтальному типу профессионального карьерного роста, в отличие от его культурных интересов, которые у кандидата специфически сужены.

Нетипичную для двадцатишестилетнего молодого человека увлечённость определёнными элементами культурной жизни семидесятых годов, включающих в себя в основном песни, музыку, фильмы и литературу тех лет, я связываю, прежде всего, с его ярко выраженным эскапизмом и стремлением выделиться из безликой серой массы современной молодёжи.

Через несколько минут, т.е. в 22 ч. 00 мин. в этом же ведомственном кафе мною назначена встреча с ещё одним проживающим в Рязанской области кандидатом Князевым Виталием Витальевичем, детали личного дела которого вызвали профессиональный интерес наших технических консультантов и выдержки из которых я перешлю вам вместе с отчётом по результатам проведённой сегодняшним вечером встречи.

Старший учёный консультант и куратор проекта 630, доктор социологических наук,

профессор, подполковник Тарасов В.М. — (подпись неразборчива) 11 сентября 2020 года

Глава третья, которая знакомит с одним из главных героев, привыкшим паять и починять

Тарасов как раз уже почти заканчивал печатать очередное отчётное донесение начальнику научно-технической службы, когда к нему подошла чем-то очень расстроенная Ксения без кокетливого наряда официантки, успевшего до чёртиков надоесть ей за этот вечер, из-за чего она и держала его небрежно перекинутым через локоть левой руки.

— Что ещё там у тебя стряслось, Ксюш? — не поднимая глаз от экрана ноутбука, задал, как ему совершенно справедливо казалось, риторический вопрос подполковник, — Униформу ты, кстати, поторопилась снять. С минуты на минуту к нам с тобой должен подъехать ещё один кандидат. Так что, лейтенант Стасова, кругом и одеваться! Покой нам только снится!

Задохнувшейся от возмущения Ксюше только и оставалось, что не по-уставному топнуть ножкой и пойти выполнять приказ своего непосредственного начальства в лице родного, но абсолютно ничего не понимающего дяди, который сегодня просто таки напросто таки, видите ли, забыл познакомить её с крайне понравившимся ей молодым человеком.

— Здравия желаю, товарищ подполковник! — поприветствовал Тарасова подошедший к его столику почти строевым шагом второй, ожидаемый им сегодня кандидат, — Я не опоздал? А то, вроде бы поздний вечер, а пробки в Рязани ажно от самого Тырново тянутся!

Перед любопытным взором Тарасова предстал слегка запыхавшийся русоволосый парень среднего роста, точный возраст которого из-за окаймляющей его лицо окладистой бороды и усов, визуально было трудно определить даже такому опытному социологу как Тарасов.

— Ну здравствуйте-здравствуйте, молодой человек! Виталий Витальевич Князев, если не ошибаюсь? По паспортным данным вам только двадцать шесть лет, а по виду ведь и все пятьдесят шесть. Бороду хотя бы сбрить не пробовали? Да вы садитесь, и давайте-ка без чинов! Меня, если помните из телефонного разговора, зовут Вениамин Михайлович. Для облегчения достаточно сложной темы нашего предстоящего разговора предлагаю чего-нибудь выпить за знакомство. Вы что предпочитаете, Виталий, в это время суток: виски, коньяк или может быть лучше просто нашей русской водочки под селёдочку?

— Добрый вечер, Вениамин Михайлович! — плюхнулся с видимым удовольствием парень на предложенное ему место на диванчике, — В это время суток я предпочитаю рубиться во что-нибудь типа Мира танков или, на худой конец, Доту. Да много их, на самом деле, тех компьютерных игр, которые я люблю. А насчёт выпить… Что ж, не любитель я, конечно, этого дела, но если для дела, то лучше текилу. Она мне любимый самогон напоминает.

— О, да вы играете в Доту, Виталий? — с радостным воодушевлением зацепился Тарасов за название одной из немногих знакомых ему игр, — Это не там, случайно, где две команды, тёмная и светлая, по пять человек в каждой с разными способностями и умениями?

— Там, Вениамин Михайлович, там! — насмешливо кивнул ветеран компьютерных игр, — Только «там» ведь много самых различных версий, даже многопользовательских. Кое-кто считает её одной из самых крутых компьютерных игр современности. Туева хуча наград и статус, так называемой, киберспортивной дисциплиной с призовыми фондами турниров, иногда достигающими нескольких миллионов долларов!

— Да что вы говорите, Виталий! — всплеснул руками Тарасов, неужто и, правда, миллионы долларов? Тогда простите меня, пожалуйста, Виталий, за не совсем скромный вопрос…

— Вы хотели бы меня спросить, Вениамин Михайлович, — усмехнулся откинувшийся на спинку дивана парень, — А сколько лично я заработал на этой игре? А нисколько! Точнее, продал как-то кое-что по мелочи на торговой площадке, но это же, не участие в турнире.

— Ксюша, — ласково обратился Тарасов к подошедшей хмурой официантке, — Водочка у меня ещё осталась, а для нашего гостя организуй, пожалуйста, бутылочку текилы, если можно. У тебя, там, в баре Ольмека или хотя бы Сауза не найдётся?

— Не, «Хулио»! — недовольно буркнула под нос всё ещё дующаяся на своего дядю Ксюша.

— Ксения!!! — рявкнул побагровевший дядя, привставая и расстёгивая ремень штанов, поскольку называл так свою с детства воспитываемую им племянницу только, когда хотел хорошенько попугать её ремнём за особо крупные проступки, — Что ты себе позволяешь?!

Ну и нравы же у них в этом СФБ, ошарашено подумал растеряно озирающийся молодой человек. Нет, всякое мне, конечно рассказывали, но чтобы такое… Или это такой хитрый тест по поводу проверки моей стрессоустойчивости? Вопросы, вопросы, вопросы…

— Я всего лишь сказала, что у нас осталась только текила марки «Дон Хулио», — чуть не плача взмолилась Ксюша, — Но она у нас гораздо дороже, Вениамин Михайлович! Вы не против «Дона Хулио», молодой человек? И что желаете на закуску к «Дону Хулио»?

— Ах вот оно чё, Михалыч! — мгновенно успокоился Тарасов. — Что ж ты сразу нам это не сказала, Ксюша? Только всё равно ты меня позоришь, как ни крути. Я же обещал нашему гостю бесплатное угощение за государственный счёт. Выходит, ты и государство в моём лице выставляешь в неприглядном свете, а, Ксюх? Виталий, вы любите «Дона Хулио»?

— Эх, — отчаянно махнул рукой означенный Виталий, — Попадёшь к вам в дом, научишься пить всякую гадость!7 Ладно, Вениамин Михайлович, «Хулио», так «Хулио». А на закуску мне, пожалуйста, мою любимую яичницу. Я всегда её у друга ем, как в Рязань приезжаю, вот и подсел конкретно, как на наркотик какой. А к яичнице двойной гарнир из макарон, пожалуйста. Это у меня такая ностальгия по пацанской молодости. И да, вот ещё что, этот «Хулио», надеюсь, без червяка на донышке? А то я эти ваши богатые причуды не люблю!

— В текиле, молодой человек, червяков не бывает, — поучительно изрекла Ксюша, — это же такая исключительно мескальская фишка, а мескаль… Вы знаете, что такое мескаль?

— Ой, — развёл руками Князев, — Не знаю, просвятите меня тёмного, пожалуйста, Ксения! И объясните мне наконец чем они отличаются между собой, эти мескаль и текила!

— Ну, — с готовностью начала Ксюша, — Текилу делают из сока одной агавы, а мескаль из сока другой агавы. В общем-то, технологии их производства очень похожи. Текилу можно назвать мескалем, но не всякий мескаль при этом можно назвать текилой. Как-то так!

— Объяснила, что называется! — укоризненно взглянул на неё Тарасов, — Ты ещё разве не поняла, Ксюш, что тебя развели как классическую фольклорную блондинку? Сей молодой человек, между прочим, у себя в Тырново мини-завод по розливу алкогольных напитков построил, а очередь на его элитную русскую текилу с мотылём на донышке московские и питерские рестораны занимают за три месяца вперёд. Беги за «Хулио», «просто Ксения»!

Мгновенно вспыхнувшая как маков цвет стройненькая кареглазая шатенка, а вовсе даже и не блондинка, как по-родственному обозвал её подполковник, быстро сунула в кармашек передника блокнот с заказами и тут же убежала куда-то в подсобные помещения, нервно отстукивая своими маленькими каблучками арию Царицы ночи из «Волшебной флейты».

— С мучным червём, а не с мотылём! — недовольно проворчал Князев, — Его ведь даже в Европе признали безопасной пищей. Это такая личиночная форма мучных хрущаков…

— М-да? — с сомнением переспросил Тарасов, — Ну не знаю, по мне хоть с опарышем, я всё равно в этом не разбираюсь! И, вообще, я же не в санэпидемстанции работаю или где там!

— Тогда для чего же вы меня сегодня пригласили, товарищ подполковник? — не сдержался не прекращающий нервничать Князев, — Или всё-таки тырновский волк мне товарищ? Я, честно говоря, сомневаюсь, что вы пригласили меня иначе, чем для того, чтобы допросить в эдакой непринуждённой обстановке. Служба в СФБ? Ой, бога ради, только не делайте мне смешно, дядя Беня, я ить языками заморскими или приёмами хитрыми не владею…

— Прекратите паясничать, Князев! — гаркнул вновь покрасневший Тарасов, от души бухая кулаком по столу, ибо по причине позднего времени в служебном кафе уже не оставалось других посетителей, — Мы вас только на один месяц от силы хотим привлечь…

Обиженно надувшая губки Ксюша, храня молчание оскорблённой невинности, подошла к их напряжённо замолчавшему столу, всё так же молча, но с откровенно демонстративным стуком, выставила с принесённого подноса ни в чём ни повинного «Дона Хулио» и всё так же молча уцокала за стойку давно удравшего домой бармена.

Какой же всё-таки тяжёлый день, подумал Тарасов, насуплено разливая содержимое уже до отвращения потеплевшего графинчика и с трудом открытой им бутылки текилы.

— Так значит всё-таки привлечь? — упавшим голосом спросил Князев, — А можно тогда полюбопытствовать, по какой хотя бы статье? А то ведь знаете, я книжки про шпионов в таких ярких дешёвеньких обложках иногда почитываю, а там…

— Да вы что, сговорились тут все в Рязани, что ли?! — взревел и без того не обладающий какой-то особой профессиональной выдержкой Тарасов, — Впрочем, это даже к лучшему, поскольку только доказывает схожесть ваших ментальных моделей. Вы мне, пожалуйста, Виталий, простите мою несдержанность и не относите её на свой счёт. Предлагаю выпить за наше отнюдь не случайное знакомство и начать наш разговор заново!

— Ну, за знакомство! — с энтузиазмом согласился явно повеселевший Князев, облегчённо запрокидывая голову с классическим гранёным стаканом, предоставленным мстительной Ксюшей вместо более традиционной для текилы высокой и узкой «лошадки» кабальито.

Несмотря на по-настоящему тяжёлый во всех отношениях вечер и предшествовавшую ему не менее напряжённую неделю, равно как и сегодняшний двойной эмоциональный срыв, настроение Тарасова, также как и приглашённого им молодого человека, стремительно улучшалось. Улучшалось не из-за обманчивого действия изрядно принятого им алкоголя, а из-за никогда не обманывавшего его ощущения верности избранного им направления.

— Скажите, Виталий, — наигранно бодро начал Тарасов, следуя уже хорошо выверенной им тактике, — Чем объяснить вашу любовь к исторической реконструкции радиотехнических, радиоэлектронных и, вообще, любых технических устройств семидесятых годов? Нет, мне понятно, когда увлечённые люди находят, ремонтируют или даже чуть ли не воссоздают с нуля технику девятнадцатого, ну, может быть, начала двадцатого века. Но семидесятые?! Что же такого притягательного для вас таится в технике данного временного периода?

— А давайте-ка, Вениамин Михайлович, пропустим ещё по стопарику, а? — раздухарился открывший второе дыхание Князев, — Понимаете, я ведь обычно только после четвёртой закусываю и только любимой яичницей с двойным макаронным гарниром, о чём, впрочем, я вам уже сегодня говорил. Однако, есть хочется, яичница моя стынет, а мы с вами до сих пор по первой только едва осилили. Ну, Вениамин Михайлович, за понимание!

— Ну а по поводу исторической реконструкции, — продолжил Князев, — Так я её терпеть не могу, если по чесноку! Вы удивлены? Ничего удивительного, если особенно учесть тот факт, что всю эту радиоэлектронную хрень мне пришлось поначалу самым натуральным образом из-под батиной палки изучать, да ещё и на основе только тех радиоэлектронных компонентов, которые были под рукой в то время дома, то есть, запасов советского ещё периода. Батя, которого, кстати, тоже, как меня и деда, Виталием звать, сначала заставил научиться паять, затем задолбал подколками типа, чем отличается резистор от кондёра, после чего я снабдил полшколы простейшими конденсаторными электрошокерами, ну а после радиохулиганского опыта, стробоскопов и прочей цветомузыки я и сам незаметно подсел на иглу этого нехорошего дела. Ну, за разум!

— Да вы уж закусите, Виталий! — с жалостью попросил Тарасов своего собеседника, видеть сморщенное после текилы, соли и лимона, лицо которого ему было, и впрямь, нелегко.

— Нет, тащ подполковник!!! — прохрипел тот осипшим от подсунутого Ксюшей ядреного лимона голосом, — Один раз поступишься жизненными принципами и пиши пропало! Ибо четвёртая заповедь Летающего Макаронного Монстра гласит: «Лучше бы ты не позволял себе действий, неприемлемых для тебя самого…

— Вы же русский, Виталий! — гневно прервал собеседника с определённой поры верующий и даже некоторым образом волею своей жены воцерковлённый Тарасов, — Как вы можете смеяться над верой наших отцов и дедов, исповедуя эту гнусную ересь?!

— Если уж на то пошло, уважаемый господин учёный консультант, — язвительно отбрил его всё тем же осипшим голосом очередной кандидат, — То наши деды верили в своих родных славянских богов, а не в насаждаемого греками обрезанного еврея! Нет-нет, Вениамин Михайлович, не надо мне преждевременно шить статью за национальный экстремизм! Я с должным пиететом отношусь как к вполне гигиеническому обряду обрезания, так и к богом избранному, как они сами считают, народу… Кстати, товарищ учёный консультант, вы не подскажете, а то я запамятовал, как называется идеология превосходства одного народа над другими?

— Нацизм, — совершенно машинально ответил Тарасов, — Стойте-стойте, Виталий, эвон вас куда занесло! Ещё немножко и двести восьмидесятую, а то и двести восемьдесят вторую статью за национальный экстремизм будут с вашей лёгкой руки шить уже мне! Впрочем, давайте лучше продолжим. Вот вы рассказали про свои электрошокеры, радиохулиганство и, кажется, про дискотечное оборудование. Ну а что же было потом, Виталий?

— Ну а потом, — продолжил Князев уже практически нормальным голосом, для чего ему всё-таки пришлось, нет, не закусить, а выпить четвёртую, а уж после этого закусить, — А потом появились оплачиваемые заказы на ремонт старой техники. Сначала от бабулек с дедульками в нашей деревне, затем от разных производственных предприятий, в которых до сих пор продолжает работать советская и импортная техника тех лет, а с недавних пор и зарубежные заказы посыпались. С крупными сервисными центрами мне тягаться кишка тонка, а в своей маленькой нише я чувствую себя как губернатор где-нибудь на Камчатке. В теории конкурентной борьбы такая стратегия называется стратегией концентрации или фокусировки. Это мне мой товарищ маркетолог сказал, который здесь в Рязани живёт.

— О, ещё один товарищ маркетолог? — улыбнулся Тарасов сегодняшним воспоминаниям, — Это уже становится даже интересно. А его часом не Марком зовут? Такой немногим выше среднего роста, но, гм, несколько пониже меня?

— Да нет же, — отмахнулся Князев, — Мой друг скорее среднего роста. Ну, может быть, немногим чуть повыше меня. Мы с ним в школе вместе учились в одном классе, и как-то сошлись на почве увлечения фантастикой, которую читали запоем с класса этак с пятого. Техникой мы тоже вместе увлекались, но впоследствии он отошёл от неё, а я вот нет…

— Простите, Виталий! — прервал его Тарасов, не преминувший воспользоваться случаем, чтобы зацепиться за очередную веху в плане намеченного им разговора, — Вот вы сказали о своём давнем увлечении фантастической литературой. А какие жанры в ней вам больше всего нравятся? Ну там, фэнтези, научная фантастика, боевая, социальная, любовная…

— Ну вы и скажете тоже, любовная! — с не наигранным отвращением фыркнул Князев, — За кого, Вениамин Михайлович, вы меня, собственно, принимаете? Не подумайте чего, я, как бы это помягче сказать, не заднеприводной, но даже женских авторов, как и многие другие мужчины, терпеть не могу. Всё остальное из упомянутого вами списка, конечно, тоже читаю, если что хорошее попадается, но чаще всё же предпочитаю почему-то не названную вами альтернативную историю. А между тем, она давно уже, и не только по моему мнению, выродилась во вполне самостоятельный жанр. Вы так не находите?

Словно объевшийся свежей домашней сметанки деревенский кот, донельзя довольный ходом складывающейся беседы Тарасов откинулся на спинку диванчика и, испросив соответствующего дозволения, блаженно затянулся всего лишь второй сигаретой за вечер, так как за этим строго следила его снова куда-то запропастившаяся родная племянница.

— Вполне возможно, Виталий, вполне возможно! — пыхнул сизым колечком Тарасов, — Но я, откровенно говоря, в этом не особенно-то и разбираюсь, знаете ли. Вот с исторической точки зрения, как психосоциолог, профессионально интересующийся долговременными тенденциями развития нашего общества, это да! А скажите-ка мне Виталий, какой период и какая страна вам наиболее интересны в сюжетах по альтернативной истории?

— Странный вопрос, Вениамин Михайлович! — возмутился непонятливостью собеседника Князев, — Ну скажите мне, если я буквально помешан на технике эпохи, что называется, развитого социализма и всеобщего дефицита, о чём мне с детства так долго талдычил мой батя, то какой тогда исторический период и страна мне наиболее всего интересны, как вы думаете? Неужто средневековая Кирибати, простите за выражение?

— А почему бы и не Кирибати? — мечтательно улыбнулся Тарасов, — Вы даже вообразить себе не можете, Виталий, какая же там рыбалка, какая рыбалка! Эх, ну да ладно, ближе к делу, поскольку вы, насколько мне известно, даже близко не рыбак. И незачем так ехидно улыбаться, Виталий, специфика работы нашего ведомства как раз и состоит в постоянной работе с персональной информацией, поймите правильно!

— Проехали! — досадливо буркнул Князев, — Да всё я понимаю! Просто, одно дело, когда кино какое-нить про их хитрых шпионов и наших умных разведчиков смотришь, и совсем другое дело, когда узнаёшь о том, что и тебя изучают под микроскопом спецслужб. Но я надеюсь, что до скрытых камер в ванных и туалетных комнатах ещё не дошло? Нет, не то чтобы я сильно стеснялся своей личной гигиены или дефекации…

— Молодой человек!!! — взревел раненым сибирским медведем Тарасов, вновь от души громыхая пудовым кулаком по многострадальному столу, — Вы мне тут не забывайтесь!

— Во-во, — грустно заметил «молодой человек», — Вы забыли добавить, мол, колись, сука!

О боже, печально подумал Тарасов, опять начинать сначала. Эти современные подростки, к которым Всемирная организация здравоохранения ООН скоро будет относить и этого двадцатишестилетнего парня по какой-нибудь из очередных возрастных классификаций, такие ершистые, что даже не знаю, с какой стороны к ним и подступиться!

— Виталий, — устало взглянул на него Тарасов, — Давайте наконец поговорим серьёзно! Я ведь сижу с вами здесь поздним вечером в конце тяжелой недели и в двухстах километрах от своего московского дома совсем не потому, что мне там не с кем выпить и поговорить, что называется, «за жисть». Совсем нет, Виталий, от слова «совсем». Буду откровенен, за этот вечер мне надо поговорить с вами именно для того, чтобы понять, что же скрывается за вашими колючками, понять вас именно с человеческих позиций, потому как собранные на вас данные, как вы, надеюсь, понимаете, не дают такого представления. После этого я буду должен сделать или, соответственно, не сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться по причине его крайней привлекательности. Затем, мне придётся ещё подготовить и отправить руководству нудный отчёт о проделанной за день работе и уж только после всей этой хрени я смогу поехать домой. А это, как вы знаете, ещё не менее трёх часов по ужасным рязанским дорогам да по ночной поре. Да что говорить, Виталий, гляньте-ка на барную стойку! Ага, узрели, кто это там уже так сладко спит? Да-да, это — Ксюша! Она тоже работает почти без выходных, с раннего утра и до позднего вечера…

— Ну знаете, Вениамин Михайлович, — метнул свой возмущённый взгляд Князев с мирно спящей на барной стойке Ксюшиной головки на учёного консультанта, — Это уже можно расценивать как удар ниже пояса! Тем не менее, я готов ответить на все, ну или почти все, ваши вопросы. Только, Вениамин Михайлович, если хотите по-человечески, то давайте-ка без ваших психологических штучек! Это, я уверен, сэкономит, прежде всего, ваше время.

— Ну хорошо, — горестно вздохнул Тарасов, — В лоб, так в лоб! Скажите, Виталий, когда вы сразу же после Рязанского колледжа электроники проходили службу в Забайкальском военном округе, вас там быстро заметили и привлекли к службе в одном из инженерно-технических подразделений общевойскового полигона Цугол. Как это произошло?

— Как, как… — пробормотал Князев, отводя смущённый взгляд, — Да каком кверху! В том смысле, что в силу присущего мне природного любопытства, я излазил там всё что можно и то, куда мне вообще нельзя было нос совать. Знаете, какое у меня там было погоняло?

— Вы, наверное, имеете в виду полученную там от своих сослуживцев кличку? — с самым живым интересом спросил крайне недолюбливающий современный молодёжный сленг Тарасов, — Ну и какую же вы, Виталий, там получили кличку?

— Кличку! — презрительно фыркнул Князев, — Да что я вам, собака какая-нить, что ли? Тогда уж лучше кликуху. А называли меня там «Интересный», во как! Потому как всем на том, кстати, на самом деле, технически очень интересном полигоне интересовался.

За барной стойкой вдруг простонала во сне что-то жалобное Ксюша. Простонала, подняла слегка взлохмаченную голову с помятой щекой, посмотрела на собеседников мутными ото сна глазами и уронила на скрещенные руки уже другую щеку, пробормотав при этом что-то нецензурное, но так инее распознанное высокими договаривающимися сторонами.

— Да, Виталий, — оглянувшись на Ксюшу, понизил голос Тарасов, — Я читал служебные донесения особистов вашей воинской части по этому поводу. Повезло вам, что на дворе, слава богу, не тридцать седьмой год, иначе быть вам китайским шпионом!

— Бр-р-р! Что верно, то верно, Вениамин Михайлович, — передёрнулся Князев с нервным смешком и повторил как эхо, также понижая громкость своего, надо сказать, чересчур уж слишком громкого для обезлюдевшего кафе голоса, — Хорошо, что на дворе не тридцать седьмой год, тащ подполковник!

— А какой же тогда год вы хотели бы видеть на дворе? — с преувеличенно безразличным видом поинтересовался Тарасов, — Нет, я, разумеется, запомнил, что вам нравятся сюжеты альтернативной истории про семидесятые, но это ведь не обязательно подразумевает ваше несбыточное желание жить в семидесятых годах, не так ли, Виталий?

— Но почему бы и нет? — вполне искренне удивился Князев, — Расцвет социализма, а по сути, и самого настоящего коммунизма! Смешные цены, уверенность в завтрашнем дне, отсутствие безработицы и вяло текущая, а не скачущая галопом инфляция, по-настоящему бесплатное образование, бесплатная медицина и нормальный пенсионный возраст… Что ещё нужно человеку, чтобы встретить старость8?

— Мне тоже за державу обидно9, Виталий! — усмехнулся Тарасов, поднося палец к губам и ещё больше понижая голос, — У меня ведь жена с семидесятого года рождения, вот ведь незадача какая, и пенсия ей теперь не скоро светит. У самого-то такой проблемы нет, как вы понимаете, выслуга лет и всё такое прочее. Короче, я бы мог выйти на пенсию ещё лет так двадцать назад, хотя мне сейчас только пятьдесят шесть лет… Ладно, как говорится, замнём для ясности! С этим мне теперь тоже всё понятно. А какая техника этого периода и почему привлекает вас больше всего? Мне это интересно как современнику той эпохи.

— Хм, — призадумался Князев, — Какая техника? Да хрен его знает, товарищ майор, ой, простите, товарищ подполковник, присказка такая у меня дурацкая абсолютно не к месту выскочила! А вообще говоря, Вениамин Михайлович, я люблю возиться с устройствами автоматики и вычислительной техники тех лет. Она какая-то более прозрачная и понятная, что ли. Современную компьютерную технику в наши дни почти нереально ремонтировать в домашних условиях, если только не менять платы целиком. А уж глянуть в схему может себе сегодня позволить только шибко крутой спец либо какой-нить конченый мазохист.

— Ну а как же ваш дипломный проект при сдаче экстерната в Рязанском государственном радиотехническом университете, где вы не проучились и дня? Разве вы не представили им на защите спроектированный вами и собранный своими же руками компьютер, Виталий?

Тарасов хотел было уже добавить по этому поводу какие-то несущественные технические подробности, но, вспомнив детали сегодняшнего разговора, вдруг неожиданно рассмеялся и постарался пояснить интервьюируемому кандидату суть своего вопроса, — Я, правда, не очень-то в этом и разбираюсь, как гуманитарий, но что такое компьютер вполне могу себе представить, Виталий. Я к тому, что наговариваете вы на себя, ой наговариваете!

Вместо ответа Князев сначала поднял глаза к потолку и, очень выразительно вздохнув, молча полез в сумку, откуда выудил на свет божий Защищенный планшетный компьютер промышленного назначения. Затем всё так же молча дождался завершения всех стартовых процедур и, открыв нужную папку, показал Тарасову фотографию странного устройства.

— Что это, Виталий?! — изумлённо прошептал тот, едва только рассмотрел снимок.

— Это? — как бы очнувшись переспросил Князев, крайне неохотно отрываясь от фото, на которое он смотрел с немым обожанием, — Портативный релейный компьютер с открытой Фон-Неймановской архитектурой и четырьмя ручками для более комфортной переноски!

— Можете не объяснять! — махнул рукой Тарасов, — Всё равно ни хрена не пойму! Однако, что такое реле, даже я знаю из курса физики седьмого класса советской школы. Но что же это такое получается, Виталий, да вас можно хоть сейчас забросить в ваши семидесятые и вы бы там не потерялись, ей-богу не потерялись бы!

— Ну не знаю, — скромно потупившись, мотнул подбородком Князев, — Да мне вообще-то и в нынешние двадцатые годы двадцать первого века неплохо, Вениамин Михайлович. С одной стороны, я абсолютно свободен перед нынешним временем от каких бы то ни было обязательств, включая и брачные, а с другой стороны, Всё ведь зависит от цены вопроса! Вы же хотите предложить мне участие в каком-то проекте, так или иначе, но связанным с перемещением во времени, я правильно вас понял, тащ подполковник?

И молодой человек ехидно глянул на опытного психолога Тарасова хитрющими глазами.

Отступление, где один нижестоящий начальник отчитывается перед одним вышестоящим

Начальнику научно-технической службы в

Службе федеральной безопасности России

генерал-полковнику Метизову А.А.

Настоящим довожу до Вашего сведения, что сегодня же, т.е. в пятницу 11 сентября 2020 г. после собеседования с кандидатом Селиным, в 22 ч. 00 мин. там же, т.е. в служебном кафе на улице Горького, я встретился с кандидатом Князевым Виталием Витальевичем и также провёл с ним предварительную и вводную беседу, которая завершилась в 23 ч. 55 мин. его согласием на участие в проекте 630.

Выписку из материалов личного дела данного кандидата с его полными биографическими данными я прилагаю, однако, как и в случае с кандидатом Селиным, хотелось бы обратить особое внимание на аналогичную специфику профессиональных интересов и увлечений кандидата Князева, которая также находится в смежной для проекта 630 области.

В ходе состоявшейся с данным кандидатом беседы, которая в отличие от такой же беседы с предыдущим кандидатом, проходила не в пример тяжелее, кандидат Князев потребовал за своё участие в проекте денежную сумму, намного превышающую сумму, на которую согласился предыдущий кандидат, но много меньше выделенного на эти цели лимита.

Таким образом, подводя итоги прошедшей недели, докладываю вам, что по состоянию на пятницу 18 сентября 2020 г. в группу специального назначения проекта 630 отобрано два кандидата, удовлетворяющих всем его требованиям, прошедшим контрольные интервью и изъявивших своё согласие на участие в серии темпоральных экспериментов.

Предварительный состав группы специального назначения Проекта 630:

1. Селин Марк Юрьевич, 26 лет, Рязань, маркетолог-аналитик (личное дело прилагается).

2. Князев Виталий Витальевич, 26 лет, Тырново, техник (личное дело прилагается).

Старший учёный консультант и куратор проекта 630, доктор социологических наук,

профессор, подполковник Тарасов В.М. — (подпись неразборчива) 11 сентября 2020 года

Глава четвёртая, которая знакомит с одним из главных героев, привыкшим исцелять

Эта деревня, гордо именующая себя на въезде посёлком городского типа, Тарасову сразу чем-то не понравилась, как, впрочем, не понравилась бы ему и любая другая деревня на её месте, поскольку жителем он был изначально сугубо городским, не склонным к восторгам по поводу пасторально-буколических ландшафтов и самоотверженного копания в земле.

В очередной раз пожалев, что не взял в эту сегодняшнюю поездку свой служебный «УАЗ-Патриот», подполковник выскочил из личного «Лексуса ЛС» и, от души хлопнув его и без того проблемной дверью, замахал, для верности обеими руками, обгоняющему его по ещё более разъезженной соседней колее замызганному колёсному трактору.

Договорившись за смешные по столичным меркам двести рублей, Тарасов накинул конец буксировочного троса на фаркоп своей виновато помаргивающей машины, затем, кое-как очистив о порог грязные пижонские туфли, сел на водительское место и, отпустив рычаг стояночного тормоза, нетерпеливо подал трактористу условленный сигнал.

Сидящий же в своей высокой кабине тракторист, ни в коем случае не допуская роняющей его авторитет перед городским приезжим мирской суетности, не спеша сунул в рот какую-то отечественную сигарету без фильтра, размашисто чиркнул о коробок ярко пыхнувшую сквозь грязное заднее стекло спичку и, сделав пару затяжек, наконец-то тронулся с места.

Натужно взрыкнув, его когда-то голубой трактор неуверенно дёрнулся, изрыгнул из себя клочья серого дыма и, притворно завывая, потащил за собой японскую красавицу вдоль по главной деревенской улице, лишённой какого бы ни было намёка на наружную рекламу, которой обычно столь щедро наделены даже самые маленькие города.

Нужный Тарасову дом нашёлся, надо сказать, довольно быстро, ибо находился он в самой середине проезжаемой им на прицепе улицы, а точнее, на главной деревенской площади, если только так можно было назвать центральный деревенский пятачок, вокруг которого располагались центральный деревенский универмаг, или сельпо, сельская администрация, почтовое отделение и разыскиваемая им врачебная амбулатория.

Споро рассчитавшись с тут же забывшим про все свои деревенские понты и ускакавшим в сельпо радостным трактористом, Тарасов, насколько было возможно аккуратно, поставил свою машину недалеко от входа в амбулаторию, заодно подивившись крайне неуместной в этой сельской глубинке англоязычной вывеске «Ambulance», более соответствующей, по его мнению, скорой помощи, нежели врачебной амбулатории.

Да-да, именно на английском и без перевода на великий и могучий, который, впрочем тут же обнаружился, но уже гораздо ниже, слева от входной двери, на закрашенной изнутри стеклянной табличке, выписанный по трафарету мелкими золотыми буковками.

— «Министерство здравоохранения Российской Федерации», — с отрешённым от усталости удивлением прочитал по складам дальнозоркий в соответствии со своим немолодым уже возрастом Тарасов, потому как лезть за очками в барсетку счёл для такой бытовой мелочи совершенно излишним, — «Муниципальное учреждение здравоохранения Тихвинского района Ленинградской области «Врачебная амбулатория ПГТ Концы10».

На селе одни понты, это я попал в Концы, невесело подумал Тарасов, с некоторым трудом открывая дверь в неказистое одноэтажное здание, откуда на него с готовностью пахнуло с детства знакомым каждому запахом типичного медицинского учреждения.

В «вестибюле», как уже механически, хотя и с явно ироничным подтекстом, отметил для себя Тарасов, к немалому его удивлению оказалось довольно много народа, в основном в возрасте, которые сидели и стояли, наполняя помещение непрерывным и неразборчивым гулом обменивающихся местными сплетнями жителей.

— Так может быть ты мне, Петрович, настойку какую пропишешь на спирту? — умоляюще канючил плюгавенький мужичонка, выскочивший, а может быть и вытуренный из дверей какого-то медицинского кабинета и натягивающий на себя всё время спадывающие с него штаны, — А то ить сам, небось, знаешь, чирей и заражение может дасть!

— Скипидару под зад я те ща пропишу, Малинин! — гаркнула выглянувшая из приоткрытой двери мужская голова в лихо заломленном врачебном колпаке, — Мало не покажется! Ну а если покажется, то жену свою попроси, а она тебе точно дасть, ты уж не сумлевайся!

Втянувший голову куда-то глубоко в трусы при одном только упоминании жены, мужик тут же быстренько ретировался под хохот зубоскалящей над ним деревенской толпы, а оглядевший коридор для оценки количества посетителей медик заметил чиновничьего вида крупного мужчину и, нахмурившись, уже полностью вышел из кабинета.

— Вы, вероятно, ко мне? Если из Комитета по здравоохранению, то лучше не утруждайте себя и не тратьте моего времени! В Питер я больше не вернусь, для меня это вопрос давно решённый и возвращаться к нему я не намерен! Да, я прекрасно понимаю, что медиков не хватает, но, во-первых, я не вирусолог, не инфекционист и даже не терапевт, хотя в этой глуши мне приходится заниматься и этим. Во-вторых…

— Ну что вы, что вы, Николай Петрович! — поспешно замахал руками Тарасов, — Я не имею никакого отношения к вашим комитетам, хотя ведомство интересы которого я имею честь представлять, тоже когда-то по своей организационной форме относилось к комитетам…

— Ну а к вам-то я тогда сейчас каким боком? — деланно изумился мужчина в светлой шапочке, которому не было нужды объяснять, какое ещё такое грозное российское ведомство когда-то тоже относилось к комитетом, — В ГРУ я больше не служу, э-э-э…

— Подполковник СФБ Тарасов Вениамин Михайлович, — негромко представился Тарасов, верно истолковав демонстративно-вопросительную заминку медика, — Старший учёный консультант и куратор одного из очень, я искренне надеюсь, до сих пор интересных для вас проектов в области психонейрофизиологического воздействия бинауральных биений.

— Пройдёмте в гинекологический кабинет! — после небольшой паузы решительно ответил врач, — На сегодня туда у меня вроде бы никто не записан. Наташа! Подмени меня на часок! Вам хватит этого времени, товарищ подполковник? Нет? Наташа, на пару часов!

— Признаться, не ожидал, Николай Петрович! — только что и смог вымолвить через минуту Тарасов, оглядывая расставленный в достаточно просторном кабинете богатый, насколько он мог судить, комплект современнейшего гинекологического оборудования, — Неужели, у вас все кабинеты так оборудованы? Где ж вы такого сердобольного спонсора-то нашли?

— Ну что вы, Вениамин Михайлович! — отмахнулся уже явно польщённый медик, — В наши дни таких спонсоров днём с огнём не найдёшь! Перевелись, знаете ли, меценаты на Земле Русской! А так да, оборудование всех наших трёх медицинских кабинетов куплено на мои личные сбережения, включая заработанное на спасении жизней не только наших военных в различных горячих точках планеты. Впрочем, кому я это рассказываю?

Везде одно и тоже, с осенней печалью в душе подумал Тарасов. Всем почему-то кажется, что у меня нет других дел, как считать чужие деньги и выявлять источники их получения.

— Николай Петрович, — насколько было возможно мягко произнёс вслух Тарасов, — Мне не интересны суммы и источники ваших вполне законных заработков. Да будь они даже и не совсем законными, всё равно это не входило бы в область моих компетенций. Дело в том, что в настоящее время я подбираю команду для одного очень интересного проекта и к вам приехал с единственной целью поговорить о перспективах вашего в нём участия. Ещё раз напомню только, что поскольку на вас до сих пор распространяется третья форма допуска к секретным сведениям, я рассказываю вам чуть поболее, чем большинству кандидатов.

— Простите, но у нас не курят, товарищ подполковник! — на всякий случай предупредил Тарасова медик, увидев как тот нервно комкает в руках сигаретную пачку, — Я и местное население пытаюсь отвадить от этой пагубной во всех отношениях привычки. Так что, вы уж как-нибудь потерпите, по крайней мере, пока находитесь рядом со мной! А ещё лучше, пока находитесь на территории этой деревни, которую они, выражаясь книжным языком, с упорством достойным лучшего применения называют посёлком городского типа, хе-хе! А поговорить, товарищ подполковник, почему бы и не поговорить?

Рано ещё, подумал Тарасов, услышав про «книжный язык». Что ж, мне теперь за каждый намёк по поводу литературных увлечений каждого кандидата цепляться? Начну с начала!

— Давайте тогда, Николай Петрович, начнём с самого начала, дабы я всё смог, хотя бы для себя, запротоколировать. Вы согласны на запись нашей беседы посредством технических средств? Нет-нет, можете не поправлять свою шапочку, я имел в виду только диктофон! Итак, Николай Петрович Коновалов, родились в городе Ленинграде в 1990 году, то есть, вам получается тридцать лет, так? Кстати, усы с бородкой и очки с простыми стёклами для солидности носите? Впрочем, ваше дело. Ага, досрочно закончили Первый Санкт-Петербургский государственный медицинский университет имени Павлова, блестящая ординатура, стремительная аспирантура, профессура… Не понял?!

— Да всё там у вас, товарищ подполковник, записано! — с укором взглянул на Тарасова медик, — С учётом значения, вклада и всего такого прочего мою кандидатскую зачли как докторскую. Да-да, как и в случае с Илизаровым. У меня даже тема с ним очень близкая…

— Ладно-ладно, Николай Петрович, — поспешил успокоить Коновалова Тарасов, — Я всё равно в этом ни хрена не понимаю! Что там у нас дальше про вас написано? Ага, хирургия в условиях мобильных военно-полевых госпиталей, орден Мужества, орден… Ну нет, это я, пожалуй, не выговорю! В какой стране-то это было?

— Неважно, товарищ подполковник! — понимающе улыбнулся Коновалов, — Проехали, ибо я и сам, откровенно говоря, вряд ли выговорю мудрёное название этого ордена. Ну не для русского слуха такие завороты чужого языка при всём моём к нему уважении!

— Проехали, так проехали, — покладисто согласился Тарасов, — Однако, вот тут-то у меня и возникает когнитивный диссонанс, и, соответственно, встаёт связанный с ним совершенно логичный вопрос, Николай Петрович… Вы читали роман Ильфа и Петрова «12 стульев»? Я именно про книгу, а не про фильм. Тогда, конечно же помните рассказ Остапа Бендера о гусаре-схимнике, не вошедшем ни в одну последующую советскую экранизацию?

— Блестящий гусар, граф Алексей Буланов, — продекламировал Коновалов, прикрыв глаза, дабы как можно точнее припомнить текст, — «Был героем аристократического Петербурга. Имя великолепного кавалериста и кутилы не сходило с уст чопорных обитателей дворцов по Английской набережной и со столбцов светской хроники».11 Ну да, я понял, товарищ подполковник, на что вы намекаете. Предваряя ваш вопрос о причинах моего ухода в эту глухую деревню, я вам отвечу, что мне всё просто на-до-е-ло! Надоела эта бесцеремонная реклама, надоели продажные СМИ, причём, как те, так и другие, надоело инфантильное, если не сказать злее, правительство, надоели эти крысиные гонки, всё надоело!!!

— А скажите, Николай Петрович, — решил несколько сменить направление становящегося неприятным разговора Тарасов после довольно длительного молчания, — Откуда в вашей деревне столько дешёвых понтов? Вы понимаете, о чём я вас спрашиваю?

— Ещё бы! — разулыбался Коновалов, меняя гримасу тоскливых питерских воспоминаний на более весёлый, хотя и страшноватый оскал местного деревенского быта, — Поначалу я по недомыслию активно боролся с этим не красящим традиционную сельскую скромность явлением, потом плюнул на это безнадёжное дело, а с некоторых пор и сам возглавил. Ну почему, к примеру, где-нибудь на Кавказе можно понтоваться, а мы должны помалкивать в тряпочку, товарищ подполковник, почему?

— Действительно, — примирительно поднял руки Тарасов, — Почему бы и нет, особенно, в том беспонтовом случае, если эти понты повышает самооценку понтующихся?

— Как-как? — расхохотался Коновалов, — Нет, товарищ подполковник, подождите, я должен это обязательно записать! Мы ведь даже свой полноценный сайт нарисовали практически на коленке. Есть тут у нас энтузиасты, понимаете…

— Вы знаете, заговорщицки добавил поощрённый Тарасов, — А я даже стих сочинил, когда с божьей помощью и почти святым трактористом таки сумел доехать до вашей ambulance. «На селе кругом понты, это ты попал в Концы!»

— Тоже неплохо! — снисходительно согласился Коновалов, — А по поводу англоязычного названия, так это мужики местные расстарались, я уж не стал им ничего объяснять, а тем более что-то менять. Народу нравится! А позитивный настрой, как вам известно, пока ещё никому и нигде не мешал успешно выздоравливать. Скорее, будет верно обратное.

— Хм, народу нравится, — задумчиво повторил Тарасов, — Любите отечественные фильмы советского периода? Я к тому, что заметил вашу общую страсть ко всему советскому.

— Есть такое дело! — опять согласился Коновалов, выразительно покосившись на свои наручные часы, брутально–аскетический командирский дизайн которых не оставлял никаких сомнений в их советско-отечественном происхождении.

— А вы немногословны, — справедливо укорил собеседника Тарасов, — «Командирские»?

— Они самые, — коротко подтвердил немногословный медик, однако, вовремя спохватился и, чтобы не показаться совсем уж неразговорчивым мизантропом, пояснил, — Подарок от одного чересчур весёлого, или даже скорее весёленького, пациента со сложным ранением обеих ног. Ему дважды повезло, если так можно сказать про огнестрел. Первый раз, когда его командир вкатил ему четыре тюбика промедола, ну а второй раз, когда он попал на мой операционный стол. А теперь представьте себе, что пациент усугубил всё это ещё и фляжкой медицинского спирта. Семидесятиградусного, правда, но всё-таки…

— Наверное, жутко матерился? — понимающе кивнув, спросил Тарасов.

— Какой там! — хмыкнул самый молодой в стране профессор, — Пел песни на стихи Сергея Есенина, представляете? Сначала, понятное дело, «Я обманывать себя не стану», я ещё подумал, хулиганом он, наверное, по молодости был. Но потом он стал петь «Шагане» и это было что-то с чем-то. Да у вас там, наверняка, всё это есть! Сергей Ткач, есть такой?

— Есть, есть! — успокоил Тарасов и, как ему показалось, пошутил, — У нас про всех оперы есть. И Ткач, и Швец, и Жнец, и на дуде Игрец…

— А когда выписался из госпиталя, на большой земле, понятное дело, разыскал меня и эти часы подарил. «Командирские» самой первой серии, то есть 1965 года выпуска, — окончил своё занимательное повествование Коновалов.

— Шестьдесят пятого? — не скрывая своего разочарования, переспросил Тарасов, — Потому что вас интересует именно этот период развития нашей отечественной истории, да?

— Ну почему же именно этот? — удивился Коновалов, — Мне история вообще интересна и, кстати, не только отечественная! Что же касается истории нашей страны, а тем более, её советского периода, так это ведь всего лишь небольшая часть нашей планеты и совсем крохотный отрезок её развития. Разве не так, товарищ подполковник? По крайней мере, я считаю, что каждый культурный человек просто обязан знать историю не только своей страны, но и, хотя бы, своих соседей. Я, к примеру, татарский язык освоил на приличном уровне и теперь могу понимать многое из того, что говорят турки, казахи, азербайджане, киргизы, ну и, само собой, башкиры, калмыки, чуваши…

— Якуты, тувинцы, алтайцы, хакасы, — подхватил Тарасов, — Понятно, Николай Петрович, если короче, то просто тюркская языковая семья. Это вы здорово придумали! Эх, жаль, что владея английским языком, как, к примеру, я, вряд ли можно бегло изъясняться с каким-нибудь немцем или французом. Хотя, вроде бы одна у них группа или подгруппа. В общем, я в этом не очень-то и разбираюсь, если честно.

— И опять вы не правы! — с жаром возразил Коновалов, — Вы же ведь прекрасно понимаете белорусов или даже болгар? Да и с украинцами, я не суржик имею в виду, вполне сможете всегда понять друг друга, товарищ подполковник!

— Вашими бы устами… — помрачнев пробурчал Тарасов, — Однако же, Николай Петрович, мы с вами всё-таки немного отвлеклись. Скажите, а назвать местное сельпо или, как там у вас оно ещё тут называется, центральным универсальным магазином, то есть, сокращённо ЦУМом, скажете, тоже не вы придумали? Интересный маркетинговый ход! И главное, всё правильно: и что центральный, и что универсальный, ну и магазин, понятное дело.

— Ну что вы, товарищ подполковник, — смущённо замахал руками медик, — Где я и где этот маркетинг?! Это всё наш деревенский олигарх, дай бог ей здоровья, ибо здорово помогает мне с доставкой оборудования и медикаментов. Так-то у меня, если что, тоже и неплохой внедорожник для поездок в район или область имеется, но время, время! Видели очередь в холле? А ведь до моего приезда эта деревня, как населённый пункт, уже почти умерла! А теперь, люди поверили, что их не бросят и не только перестали уезжать, но и начали даже возвращаться обратно в деревню. Единственное, что мы не позволяем здесь, так это дачи.

— На мой счёт, — усмехнувшись, заметил Тарасов, — По крайней мере, в этом отношении можете быть абсолютно спокойны, уважаемый Николай Петрович, — Я-то человек сугубо городской и к земле меня, слава богу, вряд ли когда-нибудь уже потянет. Даже на случай своей смерти я завещал кремировать моё тело и развеять прах над океаном. Но вас я никак не могу понять, вы уж извините, Николай Петрович! Вот вы сказали, что вам всё надоело, но почему же вы тогда уехали именно в деревню, а не куда-нибудь на необитаемый остров в том же океане, ведь вы бы, в принципе, могли бы себе это позволить?

— Мог бы, — легко согласился Коновалов, — Но не стал бы. Зачем же тревожить ваш прах, товарищ подполковник? Шучу, конечно же, но рвать на груди рубаху, простите, халат, я тоже не стану. Равно как и петь вам патриотические или, упаси боже, верноподаннические песни, ну вы меня поняли, не так ли? А с другой стороны, наверное, только здесь и сейчас я начинаю наконец-то вспоминать, что же такое Родина…

— Только вспоминать? — осторожно уточнил Тарасов, — Я почему вас об этом спрашиваю, Николай Петрович, многие участники военных конфликтов за рубежом рассказывают, что там чувство Родины ощущалось ими как-то особенно остро. Вы же в свои тридцать лет уже успели побывать в двух зарубежных районах боевых действий.

— Успел, — буркнул Коновалов, — Просто мне была нужна практика освоения мною же и разработанного метода остеосинтеза, не более. Ни в моих правилах зарабатывать на крови или получать за это ордена, хотя и отказываться ни от того ни от другого я, как прагматик, не стал. Впрочем, как и кричать об этом на каждом шагу. Помните историю с ублюдком, оскорбившим доктора Рошаля и так и оставшимся безнаказанным?

— Есть такое дело, Николай Петрович, — неохотно подтвердил Тарасов, — Но вы не должны об этом особо беспокоиться, самоубийцы, а тем более политические, это не ваш профиль, насколько я разбираюсь в вашей области медицины. Хотя, между нами говоря, лично меня больше устроил бы такой вариант продолжения этой истории, при котором этот Немилов стал бы, гм, вашим безнадёжным пациентом…

— История, товарищ подполковник, — с горьким сожалением возразил Коновалов, — Как вы помните из речей товарища Сталина, не терпит сослагательного наклонения!

— А как вы, кстати, сами относитесь к такой неоднозначной личности, какой был Сталин, Николай Петрович? — как утопающий за соломинку уцепился Тарасов за мелькнувший в словах Коновалова советский просвет.

— Неоднозначной? — недоумённо переспросил его Коновалов, — А вам не кажется, товарищ подполковник, что вы, как говорят тут у нас в деревне, «книжков обчиталися»? А от себя я бы добавил, что «книжков» преимущественно либералистического толка…

Хренью страдаете от неоднозначности —

Сталин — злой гений нашей палачности?!

Ну да, величайший Учитель да Кормчий,

Плюс эффективный манагер да прочее,

Короче, та еще сука во многозадачности!

Так плачьте же, люди, по неоднозначности —

Сталин — злой гений вашей палачности…12

— Сегодня, любого нормального руководителя нашей страны могут назвать неоднозначной личностью и это в лучшем случае! Иван IV Грозный, говорят, был кровавым тираном, ибо казнил более трёх тысяч человек. В «цивилизованной» Франции же во время одной только Варфоломеевской ночи зарезано более тридцати тысяч протестантов! В Англии за первую половину шестнадцатого века за одно только бродяжничество повесили около семидесяти тысяч. Продолжать? С другой стороны, как мне кажется, нормальный человек никогда не согласился бы руководить страной с таким непредсказуемым прошлым, как у России!

— Стишки ваши? — мрачно спросил уязвлённый Тарасов, — Так себе, если честно, стишки! Но я, правда, в поэзии не очень-то и разбираюсь. Единственное, что я понял из ваших, гм, виршей, так это то, что вы полностью реабилитируете Сталина. Почему?

— Кто, я? — изумился Коновалов, — Реабилитирую? Да кто я такой, товарищ подполковник, чтобы судить или оправдывать самого Сталина? И без меня хватает жалких ничтожеств, этих мосек, которые только и делают, что круглыми сутками в своих блогах и соцсетях полощут его имя! Я сказал только то, что сказал, товарищ подполковник, и добавить могу только слова Михаила Шолохова: «Да, был культ личности — но была и личность!»

Оба собеседника напряжённо замолчали. Пора на пенсию, коль давно уже её заслужил, подумал Тарасов. Неужели с годами я и впрямь становлюсь либерастом? Не хотелось бы, ой не хотелось бы. Не приветствуется это как-то в нашей профессиональной среде. Всё, решено! С женой и её престарелой мамашей на такие темы я больше не разговариваю!

— А ваши стишки ещё того хуже!!! — неожиданно выпалил молодой профессор, после чего оба недавних спорщика недоумённо переглянулись и дружно расхохотались.

— Ну хорошо, Николай Петрович, — сдался Тарасов, — Если вы не хотите говорить об эпохе Сталина, то может быть тогда поговорим об эпохе более развитого социализма? Я имею в виду времена правления Леонида Ильича Брежнева.

— Да понял я, какую именно эпоху вы имели в виду, товарищ подполковник, — недовольно проворчал Коновалов, — Вот только говорить «более развитого социализма», вообще-то, будет неправомерно как с филологической, так и с исторической точек зрения. Вы успели пожить в те времена и, наверное, помните, что понятие «развитого социализма» является настолько самостоятельным, что любая приставка будет искажать его изначальный смысл. К примеру, Юрий Андропов, ставший Генеральным секретарём после умершего Леонида Брежнева, провозглашал идею «совершенствования развитого социализма», которая также стала устойчивым сочетанием слов, то есть по сути неологизмом.

— Совершенно с вами согласен, Николай Петрович! — весело сказал Тарасов, — Вы знаете, я даже хорошо помню, как постоянно резало слух непривычное ударение на третий слог в слове «развитого», произносимого профессиональными дикторами. Да на нашем радио и телевидении в те годы за меньшее могли если и не уволить, то хорошенько пропесочить, будь ты хоть сама Анна Шатилова или Игорь Кириллов! А вот вашим неоднозначным руководителям партии и правительства всё сходило с рук, а точнее с языка.

— Ох, какой же вы злопамятный, однако, Вениамин Михайлович! — вновь рассмеялся его не умеющий долго сердиться оппонент, впервые назвавший Тарасова по имени-отчеству. Или это в вас так сказывается ваша профессиональная деформация? Ага, если хотите, вы, конечно же, можете уйти, но учтите, что у нас длинные руки! Так, что ли?

— Вы меня не правильно поняли, Николай Петрович! — смутился Тарасов, ободрённый, тем не менее, переходом его кандидата на менее официальную форму обращения — Нынешнее радио и телевидение себе ведь и не такое позволяют. Более того, иногда даже специально допускают в прямом эфире какие-то мелкие огрехи, дабы продемонстрировать нам, что они тоже такие же люди как и мы и ничто человеческое им не чуждо. Мне один знакомый маркетолог рассказывал, что тем самым каналы сокращают дистанцию между ведущими и зрительской аудиторией по эту сторону экрана…

Боже мой, подумал Тарасов, что я несу, ну что я несу? Второй час беседы пошёл уже, а воз и ныне там. Тяжело, конечно, без стакана с психологическим допингом такие нелёгкие во всех отношениях беседы форсировать, но, во-первых, кафешек в этих местах пока нет, во-вторых, печень уже пошаливает вовсю, что начинает сказываться и на моих нервах, а, в-третьих, и шеф очень уж решительно воспротивился применению подобных методов.

— Можно я хотя бы одну сигареточку в форточку выкурю, Николай Петрович? — жалобно попросил Тарасов, — Мамой своей жены клянусь, никто даже не увидит и не почувствует!

— Ну что с вами поделаешь! — тяжело вздохнул медик, — Только тогда лучше, пожалуйста, в вытяжной лабораторный шкаф, а не в форточку, Вениамин Михайлович. Но только с тем единственным условием, что вы наконец-то перейдёте к делу, товарищ подполковник!

— Да-да, Николай Петрович, — быстро заговорил Тарасов, делая первые жадные затяжки и с благодарностью глядя на Коновалова, — Нам наконец-то удалось интегрировать методы активации скрытого потенциала, синхронизации мозга и трансперсональной психологии!

Отступление, где один нижестоящий начальник отчитывается перед одним вышестоящим

Начальнику научно-технической службы в

Службе федеральной безопасности России

генерал-полковнику Метизову А.А.

Настоящим довожу до Вашего сведения, что в пятницу 18 сентября 2020 г. в 10 ч. 45 мин. в стоматологическом кабинете врачебной амбулатории деревни (но возможно и ПГТ, что требует дополнительной проверки) Концы Тихвинского района Ленинградской области я встретился с очередным кандидатом для группы специального назначения проекта 630 Коноваловым Николаем Петровичем и провёл с ним предварительную ознакомительную беседу, завершившуюся в 12 ч. 45 мин. его согласием на участие в проекте 630. Выписка из материалов личного дела кандидата с биографическими данными прилагается.

В отличие от предыдущих кандидатов, Коновалов не продемонстрировал специфичности профессиональных интересов и увлечений, которые находились бы близко к проекту 630, но их широта и глубина перекрывают потребности медицинского обеспечения проекта в той степени, что позволяют перевести данного кандидата в число перспективных.

В ходе состоявшейся с данным кандидатом беседы, которая проходила ещё тяжелее, чем с кандидатами Селиным и Князевым, Коновалов попросил за своё участие в проекте весьма символическую сумму, покрывающую, с его слов, только его накладные расходы.

Предварительный состав группы специального назначения проекта 630, удовлетворяющих всем его требованиям, прошедшим контрольные интервью и изъявивших своё согласие на участие в серии темпоральных экспериментов, по состоянию на 18 сентября 2020 г.:

1. Селин Марк Юрьевич, 26 лет, Рязань, маркетолог-аналитик (личное дело прилагается).

2. Князев Виталий Витальевич, 26 лет, Тырново, техник (личное дело прилагается).

3. Коновалов Николай Петрович, 30 лет, С-Петербург, врач (личное дело прилагается).

Старший учёный консультант и куратор проекта 630, доктор социологических наук,

профессор, подполковник Тарасов В.М. — (подпись неразборчива) 11 сентября 2020 года

Глава пятая, которая знакомит с одним из главных героев, привыкшим вырубать

Господи, я, кажется, не совсем во время, подумал Тарасов, застывая в дверях спортивного зала и внутренне зябко передёргиваясь от нахлынувшего в кровь адреналина. Что же мне теперь делать-то, корочками начинать махать, раз уж табельный с собой, ну хотя бы и в барсетке, не ношу, или срочно вызывать специально обученных для этого людей, то есть полицию? Ну не самому же впрягаться в такие дела в мои-то пятьдесят шесть лет!

— И если ты, с-с-сука, — заикаясь ни то от охватившего его благородного негодования, ни то от перенесённого в детстве глубокого эмоционального переживания, выговаривал со зверским видом одетый в полувоенный камуфляж один из молодых людей, окруживших очередного перспективного кандидата, — Ещё раз где-нибудь, когда-нибудь, хоть…

— Пальцем, что ли?! — неподдельно изумился объект Тарасовской разработки, после чего, озадаченно почесав где-то у себя в затылке, поинтересовался у остервенело наседавшего на него великовозрастного дылды, по своим размерам не уступавшего даже здоровенному кандидату, — Слушай, болезный, а тебя, случаем, не Александрой Родионовной кличут?13

— Ну, Сашкой! — оторопело подтвердил дылда, — Вот только батюшку моего не Родионом, вообще-то, а Ратибором нарекли. А ты-то, урод военный, откуда меня знаешь, епти?

Однако же, сообразив, по не сдержавшим ехидного смешка подельникам, что его только что назвали женским вариантом его имени, дико взревел и влепил короткий хук в челюсть стоявшего перед ним тарасовского кандидата в почти таком же камуфляже, но с тёмными полосками не выцветшей ткани на месте бывших ещё относительно недавно погон.

Впрочем, легко и даже, наверное, красиво и зрелищно было бы сказать про короткий хук в челюсть в том оптимальном для дылды случае, если бы только та оставалась на своём, то бишь, предназначенным для этого дылдой законном месте.

Но прав, ох как же был в своё время прав дедушка Кант, когда поведал всему миру о том, что очень трудно найти нагадившую вам в гульфик чёрную-пречёрную кошку в чёрной-пречёрной комнате, особенно, если этой кошки там, вероятно, по причине выраженных у самого Канта криворукости либо старческого склероза, почему-то нет.

Склерозом по причине своей явной молодости дылда, разумеется, не страдал, а потому прекрасно и во всех деталях помнил, что челюсть на том месте, куда вдруг провалился его тренированный на макиваре кулак, ещё полсекунды тому назад точно была, но, вероятно, по причине новоприобретённой криворукости, он просто промахнулся.

— Акела промахнулся! — демонстративно обращаясь больше к окружившей его малолетней толпе, чем к уже попутавшему все мыслимые рамсы и пацанские понятия дылде, горестно констатировал тарасовский кандидат, — Стае нужен новый вожак! Спой свою последнюю песню на Скале Совета, Акела! Но прежде договори нам про пальчик, Александра…

Вновь и ещё более дико взревев, дылда, уже не пытаясь второй раз пробить кулаком по неуловимой челюсти, просто попробовал сграбастать пустое пространство перед собой, где ещё всё те же полсекунды назад находился бывший военный, но, понятное дело, всё с тем же совершенно неутешительным результатом.

— За други своя! — заорал уже теряющий над собой контроль дылда с налившейся кровавой поволокой глазами, — Бейте его, ребята! Знать и уметь!!!

— Избежать и выполнить! — не столько даже нестройно, сколько неохотно ответили ему некоторые ребята, выполняя, по всей видимости, какой-то набивший оскомину цыплячий ритуал и не предпринимая при этом ровным счётом никаких враждебных действий против перспективного тарасовского кандидата.

— Ага, ты бы ещё ляпнул «Слава героям!», мудрила — насмешливо бросил бывший капитан войск специального назначения ГРУ, люто ненавидевший, насколько это было известно Тарасову из личного дела, национализм в любых маломальских его проявлениях, — Такие, как ты, в своё время и растащили Советский Союз по своим национальным квартирам!

Нет, и всё-таки, слава богу, я вовремя, наш человек, а потому не помешало бы и ментам настучать, довольно подумал Тарасов, доставая из своих широких штанин тяжёленький долгоиграющий мобильник, который в наше время пострашнее любого пистолета бывает, но, как показали дальнейшие события, оказался лишним на этом празднике жизни.

— Вы бы это того, сенсеи, — не глядя в глаза ни одному из оппонентов, как-то косноязычно, и от этого ещё больше стесняясь, пробурчал один из наиболее авторитетных, окруживших непримиримую пару, молодых людей, — Сами между собой как-то по-своему разобрались бы, что ли! А то ведь, Александр Ратиборович, и на соревнования нас никуда не вывозите, кроме разве только показательных, и сами не можете нам показать что-то по-настоящему боевое, что можно было бы использовать в реальной уличной драке!

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Товарищ маркетолох предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

1

Бре́цель — солёный или сладкий крендель диаметром около 10-15 см в форме скрещённых рук, широко распространённый в южной Германии.

2

Здесь и далее СФБ — Служба федеральной безопасности в параллельной для нас России.

3

Цитата из советской трагикомедии"Небеса обетованные", снятой режиссёром Эльдаром Рязановым по сценарию Эльдара Рязанова и Хенриетты Альтман на киностудии «Мосфильм» в 1991 году.

4

Фраза из советского двухсерийного художественного телевизионного фильма «Собачье сердце», снятого режиссёром Владимиром Бортко на киностудии «Ленфильм» в 1988 году.

5

«Белая трость калибра 7,62» — впервые опубликованный в 1985 году рассказ чешского писателя Онджея Неффа об от рождения слепом молодом человеке, уничтожившем по заданию спецслужб базу инопланетян-гипнотизёров. Как-то так.

6

Цитата из 5-серийного советского телефильма «Место встречи изменить нельзя», снятого режиссёром Станиславом Говорухиным по сценарию Аркадия и Георгия Вайнеров в 1978—1979 годах на Одесской киностудии.

7

Перефразированная цитата из советского мультипликационного фильма «Карлсон вернулся», снятого режиссёром Борисом Степанцевым по мотивам второй части трилогии Астрид Линдгрен «Малыш и Карлсон» в 1970 году.

8

«Хорошая жена, хороший дом, что еще надо человеку, чтобы встретить старость?» — цитата из советского художественного фильма «Белое солнце пустыни», снятого в 1970 году режиссёром Владимиром Мотылём на производственной базе студий «Мосфильм» и «Ленфильм» по сценарию Рустама Ибрагимбекова и Валентина Ежова.

9

Там же.

10

Деревня Концы В Тихвинском районе Ленинградской области действительно существует, но в силу того, что по данным 2010 года в ней проживало всего лишь 4 (четыре!) человека, о судьбе которых при всём уважении автора к ним ничего не известно, всё остальное — исключительный вымысел автора. В конце концов, это ж параллельный мир, а не реальная Россия!

11

Коновалов почти точно воспроизводит фрагмент «Рассказа о гусаре-схимнике», вошедшего в роман Ильи Ильфа и Евгения Петрова «12 стульев». Небольшие отступления от текста связаны с памятью Коновалова.

12

Стихи автора.

13

Имеется в виду цитата из советского фильма «Москва слезам не верит», снятого режиссёром Владимиром Меньшовым в 1979 году, в котором дочь героини Александра после плохо закончившейся для уличных хулиганов разборки говорит им: «Если ещё раз кто-нибудь хоть пальцем…».

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я