Другое счастье

Марк Леви, 2014

Агата бежит из тюрьмы и пускается в опасную гонку за свободой и счастьем. Ее невольной спутницей становится Милли, и в один миг размеренная, упорядоченная жизнь девушки летит под откос. Долгий и опасный путь через всю Америку приводит их к разгадке давней тайны, разрушившей жизнь Агаты. А Милли узнает, что встреча со странной незнакомкой не была случайностью…

2

Она дала себе слово, что эта ночь будет последней, которую она проведет здесь, и, в несчетный раз обдумывая свой план, гадала, какой будет жизнь в большом мире. Она так многого была лишена! Телевидение и газеты служили подобием связи с современностью, но они давно уже ее не интересовали, и она нашла прибежище в книгах из библиотеки. Она понимала, что ничего или почти ничего не знает о мире, в который собралась отсюда выйти.

Она закрыла дневник и попыталась вспомнить тот день, когда сделала первую запись. Это было накануне Рождества, лет девять, а может, десять назад — уже и не вспомнить. Все те же движения, те же действия — как тут не запутаться? После перевода ее существование заметно улучшилось, и та рождественская трапеза ощущалась как праздник. Тогда подали пирожные с легким привкусом рома, печенье со странным названием, одно оно, помнится, вызвало у нее урчание в животе, а вот остального никак не вспомнить! Надо было ставить в дневнике даты. Ей все больше изменяла память, как ни тренировала она ее каждый вечер, прежде чем уснуть.

Она смотрела в зарешеченное окно, на оранжевый отсвет фонарей, освещавших двор, и представляла себя кем-нибудь из книжных героев, перенесшихся из прошлого в непонятное настоящее. Это были такие смешные мысли, что трудно было сдержать смех.

Она засунула тетрадь под матрас, сходила в туалет и улеглась с начатым накануне романом, зная, что скоро велят гасить свет. Она, так гордившаяся в молодости богатством своего лексикона, теперь сталкивалась с уймой слов, смысл которых не могла постигнуть. Что такое «Твиттер», если не подражание воробьиному чириканью? Совершенно непонятно, зачем героине романа уподобляться этой птичке после возвращения из ресторана — что еще за способ поведать об ужине в обществе полицейского, оказавшегося грубияном? Бессмыслица какая-то! А это что за нелепость: публиковать фотографию этого невежи в «Фейсбуке» — вероятно, это какой-то новомодный журнал, — едва вернувшись домой?

Спальню уже затопила темнота, а она все еще лежала с открытыми глазами и считала секунды — в этом она никогда не ошибалась, — пока их не набралось две тысячи восемь. Свет тушили в девять вечера, значит, уже полночь, время, когда происходит смена дежурных. Она достала из-под койки мешок с грязным бельем, в котором спрятала свои вещи, поколебалась, захватить ли роман, потом тихо встала. Подойдя к двери, она совсем чуть-чуть повернула ручку, лишь бы вышел из паза язычок замка, медленно отворила дверь и вышла в коридор. От угла с поилкой ее отделяло пятьдесят шагов.

Спрятавшись в этом углу, она, затаив дыхание, дождалась, когда мимо пройдет завершающая обход надзирательница, а потом продолжила путь.

Дежурная санитарка пошла спать, когда погасили свет. После того как однажды она не смогла вовремя отпереть дверь своей каморки, когда одна из пациенток порезала себе запястья, она перестала запирать помещение на ключ. Агата стянула у нее этот ключ, она на такое большая мастерица. Когда кто-то из пациенток вопит во все горло от боли, сознательная санитарка забывает о ключах. Агата симулировала все мыслимые недуги, лишь бы поблаженствовать в отдельной палате; кроме того, она только притворялась, что глотает выписанные ей лекарства.

Войдя в каморку, она закрыла за собой дверь и улеглась прямо на пол. В противном случае через дверь виднелась бы ее тень: тусклой лампочки, освещавшей застекленный шкаф с медикаментами, было для этого достаточно. Она дотянулась до вентиляционной решетки, которая не была закреплена: Агата, бывая здесь раз за разом, вывернула все шесть болтов. Дав ей успокоительное, санитарка всегда оставляла ее отдыхать. Агата пролезла в вентиляционную шахту, ведущую в техническое помещение, где хранили свои принадлежности уборщики. Они с санитаркой часто подслушивали через эту шахту их болтовню. Это она объяснила Агате, откуда доносятся голоса.

В подсобке она сняла пижаму, переоделась в собственную одежду и залезла в большой контейнер для бумаг, картонных упаковок, пластиковых бутылок и другого сухого мусора, в который удобно было зарыться. Теперь оставалось считать секунды до половины первого.

Когда дверь подсобки открылась, у нее отчаянно забилось сердце. Колеса контейнера, где она спряталась, с пронзительным скрежетом покатили по линолеуму коридора. Уборщик, толкавший контейнер, остановился высморкаться, потом отправился дальше. Агата услышала, как в замке двери, ведущей во двор, поворачивается ключ. Уборщик еще разок высморкался, открыл крышку контейнера, чтобы выбросить использованный бумажный платок, и дотолкал контейнер до погрузочной площадки. Там все стихло.

Через тысячу восемь секунд она услышала урчание мотора, резкий предупредительный сигнал при движении мусоровоза задним ходом, звук раздвигающихся гидравлических домкратов, которым предстояло поднять контейнер с земли.

Агата сто раз представляла этот момент, безусловно самый опасный. Она сжалась в комок, накрыла голову руками, постаралась расслабить мышцы. Ей доводилось выполнять и более опасные акробатические трюки, но теперь мышечный тонус был уже не тот, гибкость оставляла желать лучшего. Петли крышки на контейнере залязгали, она почувствовала, что скользит, и не стала с этим бороться, сберегая силы. Контейнер кренился все сильнее, а потом, оглушенная шуршанием бумаги, картона и пластиковых бутылок, она вывалилась в разинутую пасть мусоровоза.

Захват потащил мусор в глубину бункера. Агата раскинула руки, уперлась ногами и удержалась на краю. Пустой контейнер вернулся на площадку. Зверь как будто насытился, захват отодвинулся, Агата забилась под коробки, не попавшие в жуткие челюсти.

Мусоровоз тронулся с места, рыча сцеплением, остановился, давая воротам отползти в сторону, потом стал набирать скорость.

За ними не ехало ни одной машины, ее тайник не освещал свет фар. Агата подняла голову и уставилась на разматывающуюся за мусоровозом ленту асфальта. По обеим сторонам дороги тянулись к небу сосны. Ее овевал сладкий воздух, и она знала, что никогда не забудет эту ночь с запахом свободы.

Мусоровоз выехал из леса, миновал один поселок, другой. Дальше потянулись пригороды. На первом городском светофоре она вылезать не стала: перекресток был пустынный, но, как ей показалось, слишком освещенный. Третья остановка на светофоре ей подошла: темно, вокруг ни души. Она выскользнула из бункера на дорогу, но осталась позади мусоровоза, чтобы водитель не увидел ее в зеркале заднего вида. Когда он тронулся, она спокойно зашагала, изображая спокойный переход через дорогу. Если бы водитель заметил ее, то принял бы просто за ночного пешехода.

Дойдя до тротуара, она продолжила путь, опустив голову. Мусоровоз исчез, и она сделала над собой усилие, чтобы не издать крик радости: праздновать победу было рановато. Два часа она шла не останавливаясь. У нее уже болели ноги, гудели барабанные перепонки, в легких полыхал пожар, голова и плечи отяжелели. Чем дальше она шла, тем сильнее становилась боль, и она уже боялась, что этому не будет конца.

Задыхаясь, она задрала голову. Давным-давно она перестала верить в Бога, а теперь взмолилась: неужели Ему мало тридцатилетней кары? Чего еще Ему от нее нужно? Что она совершила, чем навлекла такую немилость?

— Ты мог все у меня отнять, и Ты сделал это, но от своего достоинства я не откажусь! — крикнула она, грозя небу кулаком.

Судя по рекламному щиту, до торгового центра оставалось несколько кварталов. Она решила дойти, даже если это значило бы истратить последние силы.

Добредя до огромной безлюдной стоянки, она испытала приступ головокружения и была вынуждена присесть на капот ближайшей машины, иначе не устояла бы на ногах.

Вот и телефонная кабина — первая, которую она увидела за весь свой путь. Она уже боялась, что телефонов-автоматов больше вообще не существует. Порылась в кармане, нашарила украденные у санитарки деньги — несколько бумажных долларов и мелочь, завернутую в бумажку, чтобы не звенела. Она опустила в прорезь две монеты и набрала номер.

— Это я, — прошептала она, — приезжай за мной.

— У тебя получилось?

— Стала бы я тебе звонить в такое время, если бы не получилось?

— Где ты?

— Понятия не имею. Какой-то торговый центр, называется «Ньютон Сквер шопинг сентр». Тут рядом китайский ресторан «Альфа Драйв». Умоляю, поторопись!

Человек, которому она позвонила, ввел в строку поиска продиктованное Агатой название.

— Буду через десять минут, максимум через пятнадцать. У меня «Шеви Волт». Никуда не уходи, жди меня.

Он повесил трубку. Агата сделала то же самое со словами:

— Черт возьми, что такое «Шеви Волт»?

* * *

Сев к нему в машину, она словно язык проглотила: молча любовалась пейзажем, опустив стекло.

— Это ты напрасно! Повсюду камеры, тебя могут опознать, — волновался мужчина за рулем.

— Какие еще камеры? — отозвалась она. — Мы в Америке или в мире Оруэлла?

— Там и там, моя дорогая, — ответил водитель.

— Не называй меня так, не люблю.

— Теперь, на свободе, ты предпочитаешь обращение «Ханна»?

— Отстань, Макс. Я на свободе, и я устала.

— Если хочешь остаться на свободе, лучше подними стекло.

— До шести утра они меня не хватятся. Даже после этого они вряд ли поднимут шум и пустят по моему следу полицию. Я больше никому не интересна.

— Если бы было так, я бы не колесил глубокой ночью по городу, — возразил Макс.

Агата повернула голову и уставилась на него.

— А ты постарел! — сказала она.

— С моего последнего посещения?

— Нет, с последнего раза, когда мы улепетывали в машине вдвоем. Только в тот раз был слышен мотор и ты ехал быстрее.

— Тогда не было радаров, а двигатель был бензиновый. Этот — электрический.

— Пересели на электрические тачки? Проклятье, к этому нелегко будет привыкнуть. Куда ты меня везешь?

— Не к себе. Это было бы опрометчиво: я стану первым подозреваемым, я ведь тебя навещал.

— Я думала, ты делал это под вымышленным именем.

— Под вымышленным, только в комнате посещений тоже камеры, меня быстро вычислят.

Агата вздохнула.

— Я не виноват, что времена изменились, Ханна.

— Виноват. Мы все отчасти виноваты, раз потерпели поражение. И вообще, называй меня Агатой, Ханны больше нет, во всяком случае, в этом мире.

— Мы все постарели. Ты это предрекала. У меня под Вэлли-Фордж загородный домик, мы скоро туда приедем.

Дорога вела через мелкий лесок. Они проехали несколько миль, свернули на проселок в густом лесу и наконец добрались до тупика. Макс вылез первым, обошел свой «Шеви», открыл дверцу Агаты и помог ей выйти. Потом зажег фонарь и взял ее под руку.

— Отсюда уже недалеко, каких-нибудь тридцать метров. Тебе здесь будет хорошо. Отдохнешь несколько дней, наберешься сил, а там видно будет.

В луче фонаря возник бревенчатый фасад. Макс достал ключи, отпер дверь и пригласил Агату войти. От щелчка выключателя загорелась свисавшая на цепи люстра. Потолок в комнате был невероятно высоким. Монументальный камин, толстый ковер, кожаные честерфилдские кресла справа и слева от камина. Напротив камина стоял обеденный стол из темноствольной канадской березы в окружении восьми стульев из той же древесины. Здесь же был письменный стол из красного дерева с кожаным креслом под пледом. Вдоль стены тянулась лестница на галерею второго этажа.

— Жилые комнаты наверху, — сказал Макс по пути в кухню.

Агата побрела за ним.

— А у тебя здесь красота! — похвалила она.

— Да, неплохо, — согласился Макс, наливая ей бокал вина.

— Богато, я бы сказала. Представляю, во сколько тебе все это обошлось!

— Купил-то я домик за бесценок, а вот ремонт влетел в копеечку.

— Значит, пока я томилась в застенке, ты зашибал деньгу?

— Мне повезло. Ты хотела, чтобы я ночевал под мостом?

— Ничего я не хотела, Макс. Рада, что ты выскользнул из невода. Спасибо за вино, я выпью его позже, первым делом мне хотелось бы немного освежиться.

— Ванная на втором этаже. — Макс указал на одну из двух дверей, видневшихся за ограждением галереи.

Поднимаясь по лестнице, Агата рассматривала фотографии на стенах. На одной из них был запечатлен Макс щека к щеке с молодой женщиной. Перед этой фотографией она задержалась.

— Сколько лет твоей дочери? — спросила Агата шедшего за ней следом Макса.

— Тридцать, — процедил он сквозь зубы. — Левая дверь — спальня, правая — ванная.

— Спальня всего одна?

— Очень удобная кровать, спать будешь без задних ног.

— А ты вернешься к дочери?

— Ты голодна? — ответил Макс вопросом на вопрос, вскидывая голову.

— Подыхаю с голоду! — С этими словами Агата скрылась в ванной.

Она так давно не видела ванны, что приблизилась к ней с трепетом антиквара, наткнувшегося на бесценную реликвию. Сначала она села на край ванны, заткнула сток и, прежде чем пустить струю изумительно чистой воды, любовно погладила кран.

Найдя на полочке в нише графин с солью для ванны, она сняла с него крышечку, понюхала содержимое и почти все высыпала в воду. Персиковый аромат растрогал ее до слез.

В первые двадцать лет неволи ей приходилось многим жертвовать, чтобы добиться собственного куска мыла, не говоря о сражениях, в которые приходилось вступать, чтобы его отстоять у воровок. Взглянув на свое отражение в воде, она поболтала в воде рукой, чтобы лишний раз себя не видеть.

Раздевшись, она все-таки не могла не взглянуть на себя в зеркало. Кожа, грудь, бедра сохранили упругость, в волосах не было заметно седины. Она повернулась, изучая ягодицы, и испытала чувство гордости: все же она сумела сохранить себя за все эти годы. Она улыбнулась при мысли, что еще способна соблазнять мужчин.

Вода была слишком горячей, но она смело погрузилась в нее по шею. Она давно забыла это ощущение — вода, выталкивающая восхитительно легкое тело; она дала себе слово, что теперь не будет лениться и будет принимать ванну всякий раз, когда возникнет желание. Она заплатила долг, отдала больше, чем следовало. Теперь никто ничего не посмеет ей запретить, никакие правила не принудят ее делать что-либо помимо воли.

Внутренний голос воззвал к рассудку: она так рисковала, так долго ждала не ради того, чтобы нежиться в ванне, а ради обещания, которое она выполнит, чего бы это ей ни стоило.

Прогнав оцепенение, она вышла из ванны, растерлась полотенцем с ног до головы и завернулась в потрясающе мягкий купальный халат.

Теперь пригладить волосы, наложить на щеки немного румян из коробочки на раковине, спустить из ванны воду. Сделав все это, она спустилась в гостиную, где уже упоительно пахло едой. Макс, накрыв стол скатертью, водрузил на него тарелку с оладьями, сдобренными кленовым сиропом. Он отодвинул стул, усадил Агату, сел напротив и стал сверлить ее взглядом.

— Над тобой возраст не властен, — проговорил он, беря ее руку.

Агата вонзила вилку в стопку оладий.

— Если хочешь, чтобы мы легли вместе, я не против, только избавь меня от своих дурацких комплиментов. В былые времена ты не ходил вокруг да около.

— Тогда мы свободнее распоряжались своими телами, чем теперь.

— А что, в смысле постели тоже произошли перемены?

— А как же! — Макс вздохнул. — Снова правит пуританство, а тут еще СПИД. От него умерли Джереми, Селия, Фрэнсис и Берни, и это я еще не всех вспомнил.

— Но хоть кто-то выжил? — осведомилась Агата.

— Ты, я, Люси, Брайан, Рауль, Вера, Квинт, Данкинс — уж не знаю, помнишь ли ты его, — Дэвид, Билл, с десяток других.

— Кем все они стали?

— Университетскими преподавателями, писателями, журналистами. Большинство — примерные буржуа.

— Как ты?

— Мне чуждо притворство.

— Что толку притворяться, с такими-то хоромами?

— Дэвид по-прежнему за решеткой, Квинт разводит в Аризоне лошадей.

— Квинт разводит лошадок? Я балдею!

— Он среди нас самый успешный, разбогател, как Крез. Его хозяйство занимает сотни гектаров.

— Расскажи мне о Дэвиде.

— Ему никогда не выйти, ему влепили семьдесят пять лет… Тебе-то зачем понадобилось бежать, ты ведь уже отмотала почти весь свой срок?

— Еще шестьдесят месяцев за решеткой — это немало, поверь. Я больше не могла, и потом, я же тебе говорила, я должна кое-что сделать, пока не поздно.

— Никак нельзя было с этим подождать еще пяток лет?

Агата собрала пальцем остатки сиропа с тарелки и облизала палец.

— Ты раздобыл то, о чем я просила?

— Да, только это не здесь, я слишком торопился тебя забрать. У тебя был такой загробный голос! Привезу завтра, вернее, уже сегодня, вместе с провиантом. На первое время у тебя есть чем подкрепиться: яйца, хлеб, в холодильнике молоко. Не пользуйся телефоном, мне не звонить ни в коем случае, этого требует осторожность. Не беспокойся, я вернусь еще до того, как ты проснешься.

Макс встал и, прежде чем уйти, поцеловал Агату в губы.

Как только он вышел, она быстро обшарила комнату, обыскала все ящики, не представляя, чего ищет. Пора ей избавиться от этой своей мании!

Она вышла на крыльцо. Небо уже окрасилось цветом зари. Ее исчезновение скоро обнаружат, если уже не обнаружили. Она поежилась, вернулась в дом и поднялась наверх, спать.

* * *

Спала она крепко, как Макс и обещал. Проснувшись, потянулась, встала с кровати и спустилась в купальном халате вниз.

Сквозь жалюзи в гостиную просачивался свет. Агата огляделась. Ни одна из фотографий на стене, ни один предмет на письменном столе, ни одна безделушка на буфете — ничто здесь не свидетельствовало о прошлом ее и ее друзей. Она пожала плечами и отправилась в кухню.

Там она взяла из холодильника нарезанный хлеб и джем, потом стала открывать ящики в поисках кофе. Кофе хранился в банке, в алюминиевых капсулах. Она покрутила банку, подцепила ногтем крышечку, кое-как вскрыла капсулу.

— Придумали же, держать кофе взаперти! — пробормотала она себе под нос.

Не найдя ни кофейника, ни кофеварки, она высыпала порошок из капсулы в чашку и вскипятила воду.

Завтракала она за столом в гостиной.

Ей стало казаться, что день уже клонится к закату. В испуге она вернулась на кухню и увидела время на часах, встроенных в старую газовую плиту: было уже пять часов вечера! Почему Макса все еще нет?

Звук шагов перед домом напугал ее еще сильнее: она знала, что это не Макс. С тех пор как удар дубинкой раздробил ему колено, Макс хромал. По ступенькам крыльца поднимался обладатель гораздо более легкой походки.

Агата вскочила и спряталась за дверью. Молодая женщина с плетеной корзинкой ахнуть не успела, как оказалась на полу. Обернувшись, она сказала сбившей ее с ног Агате:

— А Макс говорил, что вы страшно устали…

— Кто вы такая?

— Хелен.

— Уставшей я была вчера. — Агата вспомнила улыбающееся лицо на одной с Максом фотографии на лестнице. — Вы его дочь?

— Нет, жена!

— Утешили, — сказала Агата, помогая ей встать. — Хоть что-то в этом странном мире осталось прежним.

— Он не смог приехать, — стала объяснять Хелен, поднимая свою корзинку. — Сегодня перед нашим домом появилась полицейская машина. Он испугался, что за ним следят.

— А о существовании этого шале они знать ничего не знают?

— Оно записано на мое имя. Раньше оно принадлежало моему отцу.

— Вот хитрец!

— Кто, Макс? Что он вам наплел?

— Ничего, — ответила Агата. — Извините, что сбила вас с ног. Старая вредная привычка.

— Я знаю…

— Ничего вы не знаете! — перебила ее Агата. — Если копы нагрянут к вам сегодня утром, то не позже чем через два дня они пожалуют сюда.

— Макс того же мнения, потому и отправил меня за вами.

— Почему-то я не удивлена. Он предпочитает командовать боевыми действиями, а не самому быть на передовой. Я его не виню, у него неплохо получается.

— Не судите его строго, ему тоже досталось. Он смелый человек.

— Будь у нас время, я бы вам порассказала, что значит, когда человеку по-настоящему достается. Что в корзине?

— Все, что вы просили у Макса. Я сварю вам кофе, а потом мы уедем, — сказала Хелен, направляясь в кухню.

— У вас не кофе, а настоящая дрянь. Ничего не нашла: ни кофеварки, ни кофейника!

Хелен вынула из банки капсулу, вставила ее в эмалированный аппарат на столе, подставила чашку под кран аппарата и нажала кнопку. На глазах у Агаты, делавшей вид, что ничего другого не ждала, в чашку полился кофе.

— Вы с ним переспали? — спросила Хелен, протягивая ей чашку.

— Ценю вашу прямоту! Почему вы спрашиваете?

— Потому что на вас мой купальный халат на голое тело.

— Он такой мягкий, никогда раньше такого не надевала! Нет, я не спала с вашим мужем.

— Мы только обручены.

— Не волнуйся, милочка. Сравни меня с собой: ты моложе меня лет на двадцать!

— Вы очень красивая женщина, к тому же он вас часто навещал.

— Раз в год — разве это часто? Правда, он был единственным, кто это делал.

— Он вас очень любил.

— В те времена все друг друга любили. Успокойся, между нами никогда не было ничего серьезного, простое товарищество.

— Вы не будете возражать, если я попрошу вас одеться? Я бы не хотела, чтобы мы здесь задерживались.

Агата наклонилась к корзинке. Там лежали два конверта. В одном были две пачки стодолларовых купюр. Она пересчитала деньги — получилось десять тысяч. Второй конверт был больше первого, в нем лежали документы, которые она пробежала глазами, прежде чем вернуть на место.

Теперь можно было идти одеваться.

— Возьмите в шкафу в спальне что хотите! — крикнула Хелен ей вслед. — У нас с вами, похоже, один размер. Там на полке дорожная сумка, сложите в нее то, что вам понадобится. Белье в комоде. Какой у вас размер обуви?

— Тридцать девятый.

— Как у меня. Обувь тоже в шкафу.

Агата остановилась, не дойдя нескольких ступенек, и оглянулась на Хелен.

— Почему ты это делаешь?

— Потому что у меня больше вещей, чем мне нужно. К тому же это будет поводом подкупить еще.

— Я не об этом спрашиваю. Что тебя заставляет рисковать ради незнакомого человека?

— Какая же вы незнакомая? Макс столько мне о вас рассказывал, что вы стали частью моей жизни. Вы даже представить себе не можете насколько.

— Брось эти игры! Если меня поймают в твоей компании, то ты окажешься сообщницей побега.

— Давайте поторопимся, договорим по дороге.

Уже через несколько минут Агата спустилась вниз с сумкой.

— Я взяла только самое необходимое, — сказала она Хелен.

Подойдя к корзине, она засунула конверт с деньгами в один карман заимствованной куртки, конверт с бумагами — в другой карман.

— Я готова.

Стоя на крыльце, она наблюдала, как невеста Макса запирает ключом дверь.

— Что такое? — спросила та.

— Ничего, просто у вас двоих такая красивая жизнь…

— У нас тоже есть кое-какие проблемы, — ответила Хелен, спускаясь с крыльца.

Подойдя к машине, она жестом пригласила Агату за руль.

— Ты с ума сошла? Я тридцать лет не водила машину.

— Это как плавание: никогда не забывается.

Агата села в водительское кресло и протянула соседке руку:

— Где ключи?

— В бардачке.

— Ну так достань и дай мне, как мне иначе тронуться?

— Это лишнее, все на электронике. Нажимаешь кнопку — и готово.

Зажглась приборная панель, из-под капота донесся легкий, как дыхание, шум. Агата уставилась на дисплей с цветными схемами, показывавшими зарядку аккумуляторов.

— Прямо как в космическом корабле! Я в шоке! Руль-то еще нужно крутить? Вдруг нас остановят? Я же без документов. Жаль будет, если тебя посадят из-за такой ерунды.

— Хватит ворчать, поезжайте. Скоро стемнеет. Если вы не станете превышать допустимую скорость, нас никто не остановит.

Машина выехала по проселку из лесу и остановилась на перекрестке.

— Направо, — подсказала Хелен.

— Какие проблемы? — спросила Агата.

— Вы это о чем?

— Там, на крыльце, ты сказала: «У нас тоже есть проблемы».

— Вас это не касается.

— Совсем скоро ты высадишь меня на обочину, и мы больше не увидимся. Хочешь излить душу человеку, способному тебя выслушать, не осуждая, — валяй! Сейчас или никогда!

Хелен поколебалась, потом глубоко вздохнула.

— Вы правда с ним не переспали?

— Сказано тебе: нет! За кого ты меня принимаешь? Это оскорбительно, в конце концов!

— Вы сбежали из тюрьмы. Знаю, вы возразите, что либидо — как аппетит: чем меньше ешь, тем меньше хочется.

— С какой стати я буду говорить такие глупости? Что, с Максом все так плохо?

— Иногда бывает нелегко, вы необычные люди.

— Ошибаешься, мы были самыми обыкновенными: сыновья и дочери фермеров, рабочих, коммерсантов. Студенты — этим все сказано. Ну, были среди нас детишки богачей, даже одна дочка сенатора, пусть покоится с миром. Просто то, что с нами творилось, выходило за рамки обыкновенного, а главное, среди нас были свихнутые, хотя были и нормальные. Как я поняла, большинство теперь стали добропорядочными гражданами — я о тех, кто выпутался, вроде Макса.

Хелен открыла бардачок, достала револьвер и положила его Агате на колени.

— У каждого свое понимание обыкновенного. Он попросил меня отдать вам это.

— Убери туда, где взяла, — потребовала Агата.

— Как вы с Максом познакомились? — спросила Хелен, забирая револьвер.

— Я хотела тебя спросить о том же, — парировала Агата. — Ну, слушай. В первый раз мы встретились на демонстрации, которую стала разгонять полиция. Максу ударом дубинки раздробили колено, он истекал кровью, полицейский собирался продолжить, и, если бы я не вмешалась, Максу была бы крышка. Я пнула полицейского изо всех сил, и он потерял равновесие. И потащила Макса в боковую улочку. Та еще глупость: улочка оказалась тупиком. Если бы тот коп за нами побежал, нам обоим была бы крышка. Но в тот раз нам повезло. Мы спрятались за мусорными баками. Я зажимала Максу рану, чтобы он не истек кровью, а ему хотелось изображать крутого парня, вот он и молол всякий вздор. Среди его вздора попадались, правда, и смешные шутки. Так у нас с ним возникла взаимная приязнь. Когда вокруг стихло, я переправила его в больницу. Ну вот, ты все и узнала.

— Он так и не пожелал сказать мне, за что вас посадили.

— Лучше сменим тему. Поговорим теперь о тебе.

— Мне понадобился адвокат, друзья порекомендовали Макса: гонорары он брал умеренные и прослыл опытным в своей сфере.

— Что за сфера?

— Гражданские иски, брачные контракты, разводы, наследства.

— А ты при чем?

— Я собиралась замуж.

— А очутилась в его постели? Ловко!

— Жизнь полна неожиданностей. Я вошла в его кабинет, наши взгляды встретились, и меня словно подбросило в воздух! Уходила я от него сама не своя.

— И твой брачный контракт отправился в мусорную корзину. Ты что-то говорила о проблемах?

— До мужчин иногда медленно доходит. Я десять раз заставляла его переписывать мой брачный контракт, пока он меня не спросил, действительно ли мне хочется замуж. Я ему говорю: это смотря за кого. Только тогда его осенило!

— Да уж, Макса не назовешь воплощением смелости, зато у него есть другие достоинства.

— У вас с ним было по-другому?

— С чего ты взяла? Повторяю, мы были просто приятелями!

Хелен порылась в сумке, достала сделанный «Полароидом» снимок и положила его на приборную панель. На снимке Макс и Агата, оба по пояс голые, обнимались на лужайке.

— Какое близкое приятельство! — прокомментировала Хелен.

Агата мельком глянула на фотографию и снова стала смотреть на дорогу.

— Это Вера сняла. Вспоминаю те счастливые деньки! Наша компания полдня ходила на голове в Центральном парке. Покурили мы там от души, видишь, как хохочем? Где ты это раскопала?

— Среди вещей Макса. У него там целая коллекция.

— Ему полагалось все это сжечь.

— Я сделала это за него. Ну и бесился он! Две недели потом со мной не разговаривал.

— Давно случилось это твое несостоявшееся замужество?

— В конце лета будет десять лет, как мы с Максом вместе.

— Сколько тебе было лет, когда он тебя подцепил?

— Примерно как вам на этом снимке: двадцать два.

— Он-то был гораздо старше, наверное, это тебя и соблазнило. Ты так меня боишься?

— Что вы хотите этим сказать?

— Макс знает, что мы едем в этой машине вдвоем?

— Естественно!

— Твое великодушие и желание помочь мне сбежать — это все потому, что ты испугалась моего появления.

— Возможно, — согласилась Хелен.

— Это ведь ты запретила ему приехать?

— Максу ничего нельзя запретить. Я попросила, он согласился.

— А как же полицейская машина у вашего дома сегодня утром?

— Не было никакой машины, — призналась Хелен.

— Впервые ты сказала что-то, что касается меня. Все остальное — ваше дело. Я дам тебе один совет, хотя ты о нем и не просила: старайся его любить, не давай волю ревности, она заставит тебя его возненавидеть. Никто никому не принадлежит. Сделай его счастливым, и ты его сохранишь. А теперь высади меня где-нибудь в городе и дуй к нему.

— Это вы высадите меня где-нибудь. Он велел мне отдать машину вам.

— Чьи деньги в конверте, его или твои?

— Его.

— Тогда ладно.

— Скоро будет торговый центр, высадите меня на стоянке, я вернусь домой на такси. Теперь о вас. Макс ввел в навигатор координаты пригородного мотеля. Там вы сможете переночевать.

— А ты можешь мне подсказать, что такое навигатор.

Хелен засмеялась:

— Я вам покажу.

Через десять минут Агата затормозила по просьбе своей пассажирки. Хелен вышла из машины и оперлась о дверцу.

— Я часто задумывалась, захотелось ли бы мне вступить в вашу организацию, но так и не нашла ответа на этот вопрос. Вот номер моего мобильного, это линия без абонента, звонки анонимные. Если вам что-то понадобится, звоните без колебаний. Желаю удачи!

Агата не поняла, о какой линии она толкует, но взяла протянутую Хелен бумажку.

— Спасибо вам обоим. Передай Максу, что я не забуду того, что он сделал, и что мы с ним квиты. Завтра я позвоню и скажу, где тебе забрать машину. После этого ты обо мне уже не услышишь.

* * *

Агата покатила дальше. Через несколько миль она съехала на обочину, вынула из обоймы револьвера все патроны, кроме одного, выбросила их в окошко и снова тронулась. При каждой подсказке направления она вздрагивала и бранилась, но, доехав до мотеля, поблагодарила навигатор, словно это было живое существо.

За номер она расплатилась наличными. Он оказался совершенно безликим, зато чистым. Ванна была такая низкая, что пришлось бы распластаться на дне, чтобы вода накрыла тело.

Она переоделась в позаимствованный у Хелен пуловер и отправилась ужинать. Завтрак в обеденное время не утолил голод, пора было подкрепиться. Она перешла через дорогу, высмотрев напротив мотеля ресторанчик.

Она не сомневалась, что ее уже ищут. Уже назавтра ее фотография появится в газетах, возможно, ее уже показали по телевизору. Немного дрожа от этой мысли, она вошла в ресторан, пропитанный запахом подгоревшей еды.

Никто не обратил на нее внимания. На тарелках едоков громоздилась еда. Она подсела к пустому столу за перегородкой и жестом попросила у официантки меню.

Она мечтала о вкусной еде, по которой так долго скучала, и заказала сразу много, а в довершение попросила второй кусок шоколадного торта.

— Какой у вас хороший аппетит! — не выдержала официантка, подавая ей кофе.

— Где здесь можно купить карту штата?

— А вы откуда?

— С Западного побережья, — соврала Агата, хотя это было ложью только наполовину. Ведь тридцать лет назад она жила именно там.

— Карту спросите на заправке, она на этой же улице, только немного дальше. Вы остановились во «Фламинго»?

— «Фламинго»?

— Мотель напротив. Он так называется из-за розовых стен, — объяснила официантка.

— Значит, во «Фламинго». А вы откуда знаете?

— У нас едят одни и те же люди: те, кто поблизости работает или живет. Новые лица — только путешественники, останавливающиеся переночевать во «Фламинго». Что вас к нам привело?

— Ничего, я проездом.

— Тогда мне остается только пожелать вам хорошего вечера, — сказала официантка, кладя ей на стол счет.

Агата взяла из вазочки ментоловую конфету и спрятала ее в тот же карман, из которого достала большой конверт, захваченный из номера. Она внимательно прочла подготовленный Максом доклад и изучила приложенные к нему фотографии. Если ему вдруг придется расстаться с карьерой адвоката, то из него получится хороший детектив. Она сложила листы, расплатилась и вернулась в мотель.

Улеглась в постель и стала переключать телеканалы, пока не набрела на выпуск новостей, который досмотрела до конца.

О ее побеге не было сказано ни слова, что ее обеспокоило. Она видела единственную причину этого умолчания: что ее разыскивает не полиция, а Федеральное бюро расследований. Один заключенный рассказывал ей, что когда ФБР кого-то сажает, то этот человек принадлежит Бюро до конца срока, каким бы длинным он ни был. Тем хуже, сказала она себе, однажды она уже задала им жару, теперь придется заняться тем же самым. В этот раз она уже не сдастся.

Она выключила телевизор, пожалела, что не запаслась книгой, и погасила лампу у изголовья.