Пустой Сосуд

Марк Адамов (2024)

За четыре века до Звездоявления жители некогда свободного царства Ашмазира пытаются найти своё место под знамёнами Альдеваррской империи. Некоторые, подобно молодому плантатору Эши, ищут благополучие семьи в честном труде. Иные же, как его старший брат Руй, готовы зайти дальше, чем позволяет закон. Пусть первый путь и не приносит столь быстрого успеха, Эши оставил позади все тёмные дела юности. Он привык к новой жизни и не отступился бы от неё, не появись Руй на пороге его дома спустя четыре года изгнания из Ашмазиры. Эши оказался перед трудным выбором. Он мог и дальше боронить неблагодарную землю меж законниками и бандитами, что подмяли под себя половину Ашмазира. Но уверения Руя посулили недюжинную награду за одно-единственное дело. Осталось всего лишь выкрасть ценный груз из одного из роскошнейших поместий города. В идеале — оставшись при этом в живых.

Глава 4

Восемью годами ранее

— Перечитай, — велела мать, тревожно нависнув над свитком. — Перечитай, Брейхи!

Отец тихо выругался, а глаза его вновь впились в кусок папируса, что дрожал вместе с его руками. Эши встал на цыпочки, чтобы заглянуть через папино плечо, и вчитался. Сначала его взгляд проскользнул по аккуратным рядам угловатых символов, которые жались друг к другу на каждой строчке. Альдеваррские буквы отказывались приживаться в памяти юноши, так что он сразу перешёл к нижней части свитка.

Там начинались знакомые ему письмена из широких штрихов, многие из которых походили на раскидистые пальмы. Отец обучил Эши основам чтения, но в этом свитке оказалось слишком много незнакомых слов.

— Повелением Его Императорского Величества… — бубнил Брейхи Бенезил отдельные строчки. — Во славу знамени Альдеваррского… В его славное воинство от каждого двора… Господа, извините, я не так уж хорошо читаю!

Командир законников, что ожидал на пороге их дома, застонал и закатил глаза. Стоящие за его спинами рассмеялись, а принесший свиток гонец лишь устало склонил голову.

— Для это я здесь есть, мастер, — едва ворочая языком среди ашмазирских слов, выговорил последний.

— Извините, — качал головой отец. — Я всё равно не понимаю ни слова из того, что вы говорите.

Едва тронутые бронзой щёки гонца покраснели. Он выкрикнул пару рубленных фраз на своём наречии — ругался, не иначе — и всплеснул руками.

— Я говорился достаточно яснее, мастер! — воскликнул он, ещё глубже утопая в ашмазирском языке. — Вы понять то, что говорили папирусы!

— Извините, — в который раз повторял отец. — Папирусы что-то говорили? Какие, о чём…

— Довольно! — громыхнул низкий голос старшего законника.

Он сорвал со вспотевшей головы шлем, высвобождая копну чёрных кудрей. На вид ему было под тридцать. Массивный нос плавно перетекал в широкий лоб, а поперёк угловатого лица краснел застаревший шрам.

— Старина, не валяй дурака, — командир весьма сносно изъяснялся по-ашмазирски. — Глашатай ясно всё высказал, а потом ты и сам перечитал послание. Требуется ли напоминать про молву торговцев, которые уверяют, что ты хорошо освоил альдеваррскую речь?

— Не надо, — угрюмо ответил отец.

— Тогда я буду полагать, что ты прекрасно понял, о чём мы толкуем, — законник переступил порог дома. — Просто тебе не нравится то, что ты услышал и прочёл.

— Разумное заключение, — Брейхи Бенезил кивнул. — Кому понравится то, что его сына хотят убить?

Командир провёл ладонью по мокрым волосам, поставил шлем на табурет и вздохнул. Взмахом ладони и парой выкриков он велел остальным законникам убраться вместе с глашатаем. Один из солдат что-то переспросил с обеспокоенным видом, но всё же подчинился.

— Брейхи, я хочу поговорить с тобой, как с мужчиной, — старший законник протянул истёртую ладонь. — Меня зовут Клавидар.

— Что же, моё имя ты знаешь, Клавидар, — отец весь напрягся на время рукопожатия. — Давай поговорим.

— Пусть твой сын слушает, — законник кивнул Эши. — Но разве у тебя их не двое?

Отец бросил беспокойный взгляд на полотно меж прихожей и жилой комнатой, где как раз появился Руй. Парень сложил руки на груди и надул мускулы, чтобы казаться больше. Отросшие чёрные пряди спадали на лоб аккуратными завитками.

— Двое, — процедил Руй. — И я старший.

— Замечательно, — Клавидар кивнул. — Мальчиков я попрошу остаться с нами, а женщинам лучше подождать в другом месте.

— Я их не оставлю! — мать топнула ногой.

Рядом с ней встала и Итаки, пусть от её сжавшейся фигуры такой угрозой и не веяло. Даже к семнадцати годам сестра оставалась весьма щуплой для ашмазирки.

— Речь пойдёт о вещах, которые касаются мужей этого царства, — промолвил Клавидар, не спуская глаз со смущённой Итаки. — Женщины же… Женщины хороши для многих вещей, но не для войны.

— Моя жена и многие другие женщины Ашмазиры легко тебя разубедят, — возразил отец, чуть склонив голову. — Но так уж и быть. Хатаи, побудьте с Итаки в нашей спальне.

Руй с издевательским поклоном отогнул полотно, чтобы женщины могли удалиться в глубину дома. После этого он прошагал в комнату, деловито переложил шлем Клавидара на пол и уселся на табурет.

— Что же, господин Брейхи, — законник с усмешкой следил за Руем. — Должен отметить, что вашу семью очень уважают в Ашмазире.

— Это не новость, — отец выпятил грудь.

— Говорят, что Бенезилы особенно учтивы перед законами, — продолжал Клавидар, с каждым словом говоря всё громче. — Как тот, что ты держишь в деснице.

Отец бросил взгляд на папирус, свернул его и протянул командиру.

— Так было, когда законы писались Ашмазирой, а не Альдеварром, — сказал он.

— Нравится тебе или нет, само слово императора — теперь закон Ашмазиры.

— Ты прав, Клавидар, — отец по очереди взглянул на сыновей. — Мне не нравится посылать детей на смерть.

Руй заёрзал на своём сиденье, и табурет заскрипел по полу.

— Я не понял, пап, — произнёс он с прищуром. — Этот законник хочет принести нас в жертву своим придурошным богам?

Отец строго цокнул, но Клавидар лишь рассмеялся.

— Всё проще, но от того не легче, — командир выдохнул через сложенные в трубочку губы. — Когда ваш царь присягнул императору, то и престол Альдеварра поклялся защищать Ашмазиру, как и любые свои земли. Но сейчас настаёт время, когда императору нужна ответная помощь. Грядёт война, и она будет тяжёлой. Вожди Годарана пытаются объединиться и бросить нам вызов. Если мы дрогнем на побережье, они пойдут дальше. Дойдут до Ашмазиры…

Эши морщил лоб, пытаясь вообразить, о ком говорил Клавидар. Само слово «Годаран» казалось чем-то чуждым и настолько далёким, что не стоило и капли ашмазирской крови.

— Война — это смерть, — твердил отец тем временем.

— Для меня всё было иначе, — Клавидар провёл указательным пальцем вдоль своего длинного шрама. — Для меня и для многих других война — это долг, это честь, это призвание. Мы своё отплатили и возвысились сильнее, чем мог я представить, когда косил пшеницу под Заран-Гормом и мечтал вкусить настоящий виноград.

Эши подивился тому, как законник подбирает ашмазирские слова. С тех пор, как на берегах великого озера заявилось столько чужеземцев, языки далёких краёв переплетались с местной речью на многих устах. Ещё год тому назад Руй подметил, как чудно разговаривают по-ашмазирски те, кто ушёл дальше жалкого клокота, разобрать который было столь же сложно, сколь и понять насмешливые крики стервятников в небесах.

Не имея никакого представления о том, как разговаривают обычные мужи и дамы Ашмазиры, смышлёные иноземцы порой звучали так, словно вещают проповедь с высокого храмового пьедестала, но затем их речь вдруг становилась простой и даже грубой. От этого чудовищного смешения болела голова.

— Я знаю, что такое война, — отец тем временем задрал рубашку, показывая белое, безволосое пятно чуть ниже пупка. — В моём отряде было двадцать крепких мужей Ашмазиры, когда мы попали в засаду субихаров. Выжил я один. Такие шансы нам не по душе.

— Я стоял в первом ряду, когда годаранцы пытались высадиться у Заран-Горма, — Клавидар всё рьянее теребил шрам на переносице. — Я видел много крови и столь же много боли! А в них, волей Заступника и Великого Кузнеца, родились настоящие герои, достойные стать Альдеварра… Как это? Столбом.

— Столпом, ты хотел сказать? — с издёвкой уточнил отец.

— Ты меня понял, — законник сощурился.

Руй прокашлялся, вскочил на ноги и широко развёл руками. Лицо его исказилось под натиском недоумения и недоверия, когда взгляд зацепился за испуганного Эши у стены напротив.

— Ещё раз, законник, — процедил он. — Ты что, хочешь забрать моего брата на войну?

— Его Императорскому Величеству нужно по сыну от каждой семьи, — пояснил Клавидар. — Какому именно — он не уточнил, так что я приму любое решение.

Отец тихо застонал, всплеснул руками и отвернулся. Ладонь подрагивала поверх его усталого лица, а глаза предательски заблестели. Эши осторожно коснулся отцовского плеча, но тот будто и не замечал сына. Собственные мысли терзали Брейхи Бенезила изнутри, пока Клавидар буравил исподлобья его спину.

— Ты же не уйдёшь, пока своё не получишь, да? — спросил Руй. Он встал между отцом и законником, руки сложив поверх выпяченной груди.

— Я могу уйти хоть сейчас, — Клавидар качнул головой. — Мой приказ — сопроводить глашатая и доставить весть о решении Его Императорского Величества до каждого владетеля пахотных земель. Уговаривать горюющих отцов я не обязан.

— Угу-угу, — Руй кивал. — Так вали, тут таких владетелей полная пахотная земля.

— Есть ещё одно указание, — законник опустил взгляд, будто бы терзаемый нестерпимым горем. — Я должен поведать вам, что отказ престол Альдеварра не примет.

Отец отстранился и заскрежетал зубами, так что и Эши решил шагнуть назад. Он не раз видел, как гнев застилает разум главы их семьи, но ещё не встречалось такого, чтобы Брейхи Бенезил дрожал от страха.

Эши набрал побольше воздуха в похолодевшую грудь, двинулся на законника, уже готовясь обличить этот воздух в слова… Но Руй его опередил.

— Тогда я пойду на вашу войну, нечего тут больше время тратить, — заявил старший брат, гордо тряхнув волосами.

Слова застряли в горле Эши и душили его, грязно выругался отец. Клавидар же растянул плотно сжатые губы в улыбке и кивнул, явно довольный таким исходом.

— Чего лицо гнёшь? — Руй вскинул руки к лицу. — Куда идём теперь, а?

— Сейчас ты мне не нужен, — бросил законник, отвернувшись, и подобрал шлем. — В день новолуния, после рассвета, явишься к гарнизону. Всего вам доброго, Бенезилы.

Полотно ещё долго трепыхалось в проёме, через который ушёл Клавидар. Три безмолвных взгляда устремились ему вслед, а после явились и испуганные мама с Итаки. Эши смотрел на них, не в силах выдать и звука. Но они и так всё понимали.

— Руй, зачем? — промолвила мать. Её лицо напоминало застывшую гипсовую маску.

— Дурак, — выдал, будто плюнул, отец. — Дурак!

Тело старшего брата вдруг выпрямилось, а взгляд его в недоумении заметался меж родителями.

— Зачем? — спросил он, выгнув брови. — Не затем ли, чтобы эти бледные черви отстали от вас, а? Пап, кто ещё дурак? Ты думал, что будет, если послать его в пасть Змею? Утрётся их император и всё? Хрен! Придут сюда с целым отрядом, заберут, что приглянётся! Ты бы знал, как они своё берут, если бы не только с караванщиками и папирусом общался!

— Руй! — воскликнул Эши, сжав кулак. — Не смей так с папой…

— Да помолчи ты, — старший брат отмахнулся и направился прочь из дома, лишь раз обернувшись в проёме. — Я твою жопу только что спас, Эш. И твою, сестрёнка, если ты понимаешь, о чём я. Так что остыньте: всё будет хорошо.

***

— Всё ужасно, — простонал Эши, перебирая скудную кучку монет на столе. — Хуже некуда…

— Что ты там бормочешь? — спросила Сайат, не отрываясь от останков крокодила за его спиной.

Жена разложила нижнюю половину туши прямо на полу поверх старой мешковины и пыталась отделить лапу от крепкого бедра размашистыми ударами топорика. Мясо старой животины уже залежалось, наполняя большую залу горьким зловонием.

Эши же молчал, не отрывая глаз от стола. Квадратные монетки с неразборчивым оттиском и толстой каймой дразнили его тем, как мало их осталось в семейной мошне. Отец никогда не допускал такого даже в те тяжкие сезоны, когда воды Ашамази отступали от берега под натиском солнечного жара и не давали наполниться оросительным канавкам по всей плантации. Посевы сохли и гибли, но казна Бенезилов никогда не пустела настолько.

— Ну и молчи, — Сайат явно надула губы в напускной обиде. — Тогда все хрящи тебе в тарелку пойдут.

Неудачливый глава семейства тихо усмехнулся и сгрёб монетки обратно в старый ларец. Скоро законники опустошат всё, что осталось от их запасов, и тогда даже хрящи станут в радость Бенезилам.

— Я до берега, — бросил Эши, протягивая руку за копьём. — Техеш утром что-то говорил про ещё одного крокодила.

«Про наш обед до следующего полнолуния».

— Ну-ну, вперёд, — угрюмо сказала Сайат. — Раз не хочешь с женой делиться печалями…

— Ты о чём? — плантатор встал в проходе, опустив копьё на пол.

— Мы же договаривались, что ты не будешь меня держать за дуру, — жена тихо всхлипнула. — Думаешь, я не знаю, зачем ты полдня в наших деньгах копаешься?

— Сайат…

— Опять мы на мели, да? Опять.

— Сайат.

— Насколько всё плохо? — она отложила топорик и развернулась, чтобы муж видел её покрасневшие глаза.

— Плохо, — Эши выпустил копьё и дал ему завалиться на пол. — Мы сможем попросить твоих родителей помочь?

Глубокие складки пересекли лоб Сайат, затрясся её острый подбородок — предвестники скорых слёз в усталых глазах. Наверняка, она вспоминала о том первом разе, когда Эши, покорно склонив голову, просил её отца о долге. То презрение, с которым на него тогда взирал старик Кош, он не мог забыть и сам. Пожалуй, род Бенезилов едва ли знал много более позорных дней.

Понять Коша было можно, невзирая на ту боль, которую испытывал Эши. Уже давно, едва Альдеварр вцепился в земли вокруг Ашамази, Брейхи Бенезил вознамерился укрепить связи с другими семьями Ашмазира. Он ответил скорым согласием на сватанья Клавидара к Итаки, которые больше походили на всё более жаркий шантаж. Когда же окреп и Эши, отец предложил Кошу, гончару из добротного района столичных ремесленников, выдать вторую дочь за наследника своих плантаций.

Кто бы из них подумал, что от угодий останется жалкий лоскут, а старший рода Бенезил на коленях будет просить об одолжении?

— Ещё раз просить отца? — Сайат уткнулась лицом в ладони. — Опять долг, да?

— Мы выплатим его, как и в тот раз, — уверил Эши.

Он бросился к жене с распахнутыми объятиями, но та сразу отпрянула.

— В тот раз ты расплачивался целый год, — припомнила она сдавленно. — Я ничего не понимаю… Ты же недавно продал папирус на рынке, неужели этого не хватит, чтобы откупиться от законников?

— За полцены продал, — Эши хотел вздохнуть, но от напряжения получился протяжный рык. — Бахру не взял товар, потому что ехал в Левианор. Говорит, там им папирус не нужен…

— Да Змей бы пожрал его! Что, на всём рынке не нашлось других караванщиков?

— Нашёлся. Но за полцены.

— Ты даже не торговался, да?

— Они упрямые! — прикрикнул Эши и тут же пожалел об этом.

— Значит, и пытаться не надо? — похлипывая, сказала Сайат.

Эши отвернулся и потянул себя за волосы на затылке, пока боль не пронзила череп. Горечь не давала ему думать: она зарождалась на языке, проникала в горло и покрывала сердце жарким пламенем. Терзала она и язык, заставляя Эши бороться со словами, произносить которые не следовало.

— Что… Что я должен был сделать, по-твоему? — выдал он сквозь зубы. — Послать законников нахер?

— Понятия не имею, — гнев зарождался и в голосе Сайат. — Сделать хотя бы так, чтобы на столе было что-то кроме тухлых крокодилов. Как знать, Эши, если бы я не жрала помои, может, и дети наши не выходили б из меня кусками мяса и кровью?

Злоба смешалась с отчаянием, и вместе они захлестнули его душу похлеще песчаной бури на стыке сезонов. Эши замахнулся, ударил ладонью по стене и скорчился от боли в запястье. Казалось, что хрустнула каждая кость от пальцев до плеча. Он закусил губу, тихо простонав.

Эши хотел взглянуть на жену, её веснушки и аккуратную улыбку, но Сайат отвернулась, чтобы он не видел её слёз.

— А если я скажу, что есть один способ заработать, но он такой же ненадёжный, как тот, кто его предлагает? — тихо спросил Эши.

— Тогда я бы спросила, почему ты хотя бы не пробуешь, — рука Сайат взметнулась, чтобы вытереть слёзы на щеке.

— Потому что это не то, чем я хотел бы заниматься. Не так я хотел прокормить нашу семью.

— А голодать в надежде, что кто-то заплатит за чахлый папирус, ты хотел? — жена вздохнула. — Ты ведь понимаешь, что никакой семьи не получится от такой жизни?

Эши повёл головой и сощурился. Он не знал, говорила ли Сайат о нерождённых детях или собственном намерении просить старейшин Ашмазиры освободить её от брака. Так или иначе, ему это не понравилось.

— Солнце моё, — Эши протянул руку, но дотронуться до неё не решился. — Я боюсь того, что придётся сделать ради того, что предлагают эти люди.

— Значит, и мне знать об этом не обязательно, — Сайат наконец обернулась: глаза её налились кровью, а лицо осунулось и блестело от слёз. — Деньги есть деньги, дорогой. Это наша жизнь. Делай, что должен, чтобы она продолжалась.

Эши покивал — скорее сам себе, чем жене. Он медленно наклонился, коснувшись коленом пола, неспешно подобрал копьё и долго рассматривал этот заострённый прут с его тёмными сучками и узкими трещинами по всей длине, в которых собиралась засохшая кровь.

Плантатор кивнул в последний раз, закинул копьё на плечо и отправился к выходу из дома.

— И куда ты? — бросила ему в след Сайат.

— На меня сегодня не готовь, — ответил Эши, обернувшись на несколько мгновений. — Придётся заночевать в Зан-ар-Думе.

— Чего-чего?

— Ничего, — Эши вздохнул. — Сделаю, что должен, чтобы жизнь продолжалась.