Курортные романы в Крыму. Реальные истории «запретной любви»

Марк Агатов

Это был красивый курортный роман на берегу Черного моря. После него остались не только письма и воспоминания, но и книга о любви, в которой главная героиня, изменив мужу, так и не решилась вернуться в знойное лето к мужчине своей мечты.

Кодирование

Гарик опоздал на работу минут на пятнадцать. У входа в диспансер его встретила медсестра из регистратуры Елена Ивановна Кравчук. Ей было за пятьдесят, невысокая, полная, с кривыми ногами и плоским лицом.

— Лариса тебя убьет. Она уже пять раз звонила. Машина полчаса стоит. Тебя ждут, ваше святейшество.

— А что за паника? Свет перевернулся? — парировал Гарик.

— Ты к Ларисе беги, она тебе сама все скажет, только халат надень и шапочку. Она уже на всех наорала за эти шапочки и косынки, — предупредила медсестра.

— Я что, в хирургии работаю, чтобы в шапочке ходить? Да и нет у меня ее. Дома забыл.

— Эта отмазка не пройдет. Халат и шапочку ты должен в раздевалке оставлять, а не таскать с собой. Она тут такой разгон устроила за халатов.

Гарик не спеша надел халат и пошел к выходу из диспансера.

— Гарик, стой! У тебя другой халат есть? — остановила его Кравчук

— Зачем мне два халата?

— Этот короткий. Халат должен прикрывать колени, а у тебя куртка, а не халат.

— Зато в нем бегать хорошо и летом не жарко, — недовольно бросил Гарик, направляясь в административный корпус.

Гарику было восемнадцать. Среднего роста, быстрый в движениях, типичный южанин с черными вьющимися волосами. Он нравился девчонкам, но серьезных отношений завести еще ни с кем не успел. Пробовали зацепить его внимание незамужние медсестры в больнице, но он никак не реагировал на эти предложения. Дамы в возрасте его не интересовали.

— Явился, не запылился, — увидев санитара, возмутилась Лариса Ивановна Иванова, главврач психбольницы.

Начальником она была строгим и жестким и больше всего боялась хаоса и разболтанности. На вид ей было около сорока. Длинные черные волосы, стройная фигура гимнастки, правильные черты лица и огромные глаза делали ее весьма привлекательной. В молодости она танцевала цыганские и испанские танцы. Но красоту Ларисы Ивановны не замечал восемнадцатилетний санитар, для которого она была всего лишь старухой-начальницей.

— Ты когда на работу должен приходить? — начала традиционную проработку подчиненного Лариса Ивановна.

— В три, — буркнул под нос Гарик.

— А сейчас три часа 27 минут. Это как понимать!? Машина полчаса стоит без дела, профессора ждет.

— Я зачет сдавал по хирургии.

— И что, сдал?

— Нет, — не поднимая глаз, тихо произнес Гарик.

— Теперь это что, твоя постоянная отмазка? Ты уже пятый раз опаздываешь на работу из-за зачета. А другого придумать ничего не мог?

— Я говорил хирургу, что мне на работу надо, а он меня на закуску оставил, последним.

— Хорошо, тут изверг хирург виноват, принимаю! А халат у тебя почему на десять сантиметров выше колен? Это тоже хирург, или у вас мода такая? Наклонился, и все, что скрыто, наружу вывалил.

— А что мне прятать, я в брюках хожу. Это медсестры колени должны прикрывать и все остальное, — возразил санитар.

— Завтра увижу в этом халате — уволю!

— Ну, я пошел?!

— Куда пошел?! Тебя машина уже полчаса ждет. К социально опасным поедешь, проверять.

— Пусть сестры ходят. Это их работа.

— С врачом поедешь. Побеседовать нужно с каждым больным. У нас помощник прокурора новый. Представление на горздрав написал, что мы не контролируем социально опасных больных, и один из них совершил убийство.

— Из-за Вареника шум подняли. Так я говорил участковому психиатру, что брать его надо. Я его в трамвае видел. Он в колготках женских ехал.

— Чего ж ты не взял его сам. Мог бы пригласить больного в диспансер к доктору на беседу.

— У меня цветы в руках были. На день рождение девчонкам в группу вез, а они денег стоят.

— Вот из-за твоей жадности человек погиб. Варенников соседку убил, Марию Павловну.

— Там соседка дура, она дразнила Вареника, психом обзывала. Я предупреждал, что Вареник ее убьет, а она не слушала умного человека. Вот и пострадала баба дурная.

— Так вот, из-за этой дурной бабы и твоей жадности пострадали мы все. Прокурор проверил амбулаторные карты социально опасных больных, а там ни одной врачебной записи за последние три месяца. Поедешь с врачом и за два дня осмотрите всех.

— 48 больных за два дня, на каждого по сорок минут. Это только на одном участке, а у меня зачет по хирургии, когда я готовиться буду. Пусть врачи сами едут. Зачем я им там?

— Ты хочешь, чтоб у меня еще и врача убили на вызове? — Лариса Ивановна подняла трубку и, набрав короткий номер, вызвала участкового врача.

Через несколько минут в кабинет балетной походкой вошла стройная красивая молодая женщина, натуральная блондинка в белоснежном нейлоновом халате. От нее пахло дорогими французскими духами.

«Белая и пушистая», — пронеслось в голове у Гарика. Он, не отрывая глаз, смотрел на ее высокую грудь и осиную талию.

— Алиса Викторовна, я вас одну к таким больным посылать не могу, но раз вы изъявили желание, возьмите с собой санитара и будьте с ним построже, а то совсем разболтался, на работу опаздывает, халат в куртку превратил. Нужно подробно описать состояние каждого больного, чтобы нас потом не склоняли на каждом углу.

— Хорошо. Сделаю, — голос у врача был мягкий, бархатный и обволакивающий.

— Алиса Викторовна, на секунду останьтесь.

— Меня в машине найдете, — поднялся со стула санитар.

Гарик вернулся в диспансер, в процедурном кабинете взял длинное вафельное полотенце и направился к машине. По дороге его перехватила Кравчук.

— Фифу видел?

— Кого?

— Врачиху новую. Второй день на работе — уже порядки свои наводит. Курить персоналу у входа в диспансер запретила. Дурной пример больным подаем. Теперь по телефону в рабочее время вести можно только служебные разговоры. А куда вы едете?

— Социально опасных проведать.

— Она сама напросилась. Сегодня на планерке Лариса предписание прокурора зачитала, и разгон участковым сестрам устроила за то, что врачи социально опасных больных месяцами не видят. А эта фифа сама и напросилась. Она познакомиться с больными возжелала.

— У меня зачет по хирургии, когда я готовиться буду. Там в списке только по первому участку 48 человек.

— А всего — двести. Из них 162, отсидевшие за убийство и изнасилования, — продолжила Кравчук. — До конца жизни будешь ездить.

— Ладно, я пошел, а то сейчас искать начнут.

Когда Гарик подошел к медицинскому РАФику, Анфиса Викторовна уже сидела рядом с водителем.

— И где вы прохлаждались? — недовольно спросила она.

— В диспансер ходил за инструментом.

— Зачем вам полотенце на поясе?

— Руки вытирать после рукопожатий с больными.

— Гарик, хочу вас предупредить, я противник любого насилия в отношении больных. Любого больного можно уговорить посетить диспансер. Подчеркиваю, любого.

— Вы где специализацию по психиатрии проходили после окончания мединститута? — перебил врача санитар.

— В Краснолиманске.

— Я понял, что не в Ялте. В каком отделении?

— В отделении неврозов. Еще вопросы есть?

— Есть. Вы замужем?

— Для Вас это имеет значение?

— Конечно, с незамужней женщиной можно поговорить о жизни и склонить к созданию образцовой советской семьи.

— Со мной вы будете говорить только о работе! — повысила голос Алиса. — Теперь, слушайте инструктаж. Сейчас мы едем к Луговому Петру Ефимовичу. Я войду к нему в квартиру первой, а вы постоите за дверью. Я буду говорить с ним одна.

Водитель завел мотор, и медицинский автомобиль стал набирать скорость.

— У меня нескромный вопрос созрел, Алиса Викторовна, а о чем вы будите говорить с Луговым? Дело в том, что Петя Петушок отсидел за убийство и изнасилование восьми женщин. Двадцать лет назад его «опустили» в Симферопольском СИЗО.

— Я знаю об этом. Его три месяца назад выписали из отделения для психохроников. А недавно соседи написали жалобу в горздрав.

— Получается, вы в курсе всего. А вы не боитесь пополнить список любимых женщин Лугового? Такая красивая, и туда же.

— Я доложу Ларисе Ивановне, что вы меня оскорбляли в присутствии водителя.

— Если вы это считаете оскорблением, тогда извините, погорячился, — улыбнулся Гарик. — У меня от одного вашего вида слова изо рта не те выскакивают. Такая красивая, и рядом со мной.

— Я старше тебя на шесть лет. Я врач, а ты всего лишь санитар, поэтому думай перед тем, как открыть рот в моем присутствии! — неожиданно взорвалась Алиса Викторовна. — Вот, когда ты окончишь институт, получишь диплом врача, пройдешь специализацию, вот тогда мы будем говорить с тобой на равных. А пока ты никто и зовут тебя никак! И на таких женщин, как я, можешь даже не смотреть.

— Не надо так нервничать, доктор, — пошел на попятную Гарик. — Я просто хотел предупредить вас, что Лугового очень сильно возбуждают женщины модельного типа. А на блондинку к ужину он может среагировать весьма неадекватно.

— Обойдусь без твоих предупреждений!

Водитель затормозил у старинного двухэтажного дома. Алиса Викторовна, схватив карточку больного и молоточек невропатолога, первой выскочила из машины.

— Зверь-баба! — покачал головой водитель. — Ты лучше не заводись с ней. Житья не даст, но красивая, спасу нет. Повезло кому-то, ее по шерсти надо гладить и никогда не спорить.

— Ладно, я пошел, знаток хренов, — открыл дверь автомашины Гарик. — Машину загони во двор. Клиента тащить далеко придется.

— Ты что, забирать его будешь?

— А что с ним делать. Он соседку преследует. Полюбить хочет, красивую.

Первой в квартиру к убийце вошла Алиса Викторовна. Большая светлая комната была завалена всяким хламом. Сам хозяин возлежал на кровати в атласном женском халате. Увидев врача, он спустил ноги вниз и неожиданно заговорил стихами.

— Женщина, ваше величество, о, неужели ко мне.

О, ваш приход, как пожарище, душно и трудно дышать.

Так проходите, пожалуйста, что на пороге стоять.

— Я ваш новый доктор. Пришла познакомиться, лекарство выписать, — тихо произнесла Алиса. — На что жалуетесь?

— Лекарство, это хорошо, а новый доктор лучше. Вы ближе подойдите, а то я слышу плохо, — прошептал Луговой.

Алиса остановилась в метре от больного. Она была уверена, что своим видом очаровала убийцу. В этот момент открылась дверь, и на пороге появился санитар. Реакция больного была моментальной. Он выхватил из груды тряпок топор и поднял его над головой. Еще секунда, и страшное оружие могло обрушиться на доктора. Времени на размышления у Гарика не было, путь к больному преграждала врач, и тогда санитар в два прыжка подскочил к доктору, схватил ее левой рукой за волосы и со всей силы швырнул женщину под стол. Алиса Викторовна ничего подобного не ожидала от санитара, и больно ударившись носом о ножку стола, заплакала.

Больной тут же попытался ударить топором санитара, но промахнулся. Гарик, не теряя времени даром, пальцами правой руки со всей силы ткнул Луговому в глаза, после чего, набросив ему на шею полотенце, стал душить больного. Двухметровый детина рухнул на пол вместе с санитаром. Луговой отбивался до тех пор, пока у него изо рта не пошла кровавая пена и начались судороги. Санитар на минуту ослабил удавку, Луговой с шумом всосал внутрь спертый воздух и широко открыл глаза. Прямо перед ним в двадцати сантиметрах в окровавленном нейлоновом халате лежала красавица врач, которую он хотел приласкать топором. Кровь вытекала из ее разбитого носа тонкой струей. Женщина плакала и с ужасом смотрела на перекошенное злобой лицо убийцы.

— Доктор, сеанс метания топоров закончен, вы можете встать и привести себя в порядок, — улыбаясь, проговорил санитар.

Женщина с большим трудом выбралась из-под стола. Ее белоснежный халат был залит кровью, по лицу текли слезы и кровь.

— Вы платочком зажмите свой прекрасный носик, а то мы тут утонем в вашей крови, — продолжал давать советы из-под стола Гарик.

С большим трудом санитару удалось вытащить на середину комнаты брыкающегося больного.

— Вам помочь? — тихо спросила Алиса. — Может, водителя позвать?

— У нас водитель из интеллигентов, белая кость. Его дело баранку крутить. Он сюда не пойдет.

— Почему?

— Потому что у каждого своя работа. Вы мужика возбудили, я — успокоил, а Костя сейчас во сне гуляет по Стамбулу. Идите в машину и не плачьте. А мы с вашим несостоявшимся любовником еще пообнимаемся в прихожей, — пробормотал санитар, в очередной раз, затягивая удавку.

До машины санитар тащил больного минут двадцать.

— Сто килограммов весит, не меньше, — сообщил он шоферу. — Другой бы уже успокоился, а этот гад так и норовит в морду заехать своей тупой башкой. Доктора изувечил.

В приемном покое больному сделали уколы, выкупали его и переодели в больничную пижаму, после чего отвели в изолятор.

Минут через сорок санитар спустился в диспансер, вошел в кабинет врача-психиатра. К тому времени Алиса Викторовна сменила халат, умылась, приняла валерьянку, подкрасила губки и успокоилась. Увидев Гарика, она стала благодарить его за то, что он спас ей жизнь. Санитар долго смотрел на шикарную блондинку, потом подошел к ней вплотную, обнял за плечи, и поцеловал так как это делают герои-любовники в американском кино. Первую минуту женщина пыталась вырваться из его цепких рук, а потом сама обняла его и прижалась к Гарику, ответив на поцелуй.

— Теперь ты поняла, кто в доме хозяин, — прошептал в самое ухо врачу санитар.

Гарик чувствовал себя победителем, но задерживаться в кабинете не стал. Он вышел, не попрощавшись, так же быстро, как и вошел в ее кабинет. Алиса ошеломленно смотрела ему вслед. Только сейчас она поняла, что произошло. Ее била дрожь. Она не могла успокоиться. Восемнадцатилетний мальчишка оказался не только сильнее ее. Своим поцелуем он неожиданно пробудил в ней уже давно забытые чувства, от которых кружилась голова в далекой юности. В школе был у нее мальчик, такой же, как Гарик, черный и кучерявый. Звали его Слава. Он сочинял стихи про Алису, играл в футбол и учился на тройки. Алиса его любила. Но их любовь была обречена. Родители Алисы, узнав, что ее ухажер провалил экзамены в институт, тут же поставили на нем крест.

— Неучам в нашей семье нет места, — говорил ей отец. — Зять мой должен, как минимум, защитить кандидатскую.

Отец у Алисы был заслуженный врач республики, поэтому она и поступила в медицинский институт. Как говорят, пошла по стопам.

Муж Алисы Владимир Ковалев, тридцатилетний инженер, появился у ворот больницы за полчаса до окончания рабочего дня. На нем был строгий черный костюм, галстук и югославские очки. Он ходил вокруг диспансера и нервно курил, но зайти внутрь так и не рискнул. А еще он внимательно присматривался к каждому выходящему из ворот мужчине.

Наконец, появилась Алиса, уставшая и нервная. Подойдя к мужу, она улыбнулась и взяла его за руку.

— Ты чего так рано? — спросила Алиса. — И что это за сигареты, мы же договаривались, что ты бросаешь курить.

— Я все знаю, мне позвонили, — быстро заговорил Ковалев. — Увольняйся немедленно. Эта работа не для тебя, я умоляю. Женщины не могут работать с сумасшедшими. Эта работа для мужиков.

— В этой больнице из ста сотрудников — один мужчина, — устало отмахнулась Алиса.

— И этот мужчина — санитар. Студент, пацан! — закричал Владимир.

— Ему восемнадцать лет, а что случилось?

— Ничего не случилось. Ты поехала с этим мальчиком осматривать убийцу, он на тебя напал, и этот мальчик тебе спас жизнь, — задыхаясь, продолжил инженер.

— Дальше, — помрачнев, приказала Алиса. Она хорошо знала мужа и чувствовала, что его взволновал не сам факт нападения на нее больного, а что-то другое.

— А дальше, дальше ты целовалась с ним. И это произошло на второй день твоей работы в больнице. Ты только второй день на работе и уже позволила себе целоваться с каким-то санитаром, — истерично закричал Владимир.

— Кто тебе об этом сказал? — пристально посмотрела на мужа Алиса.

— Женщина. Она позвонила мне на работу и рассказала, что на тебя с топором напал убийца-насильник, а потом ты целовалась с санитаром. Я убью его! — нервно закричал Владимир.

— Кого? Убийцу?

— Нет. Санитара!

— Не по Сеньке шапка. Он вооруженного топором двухметрового громилу скрутил голыми руками, а тут ты, интеллигент в пятом поколении, профессорский сынок, — осадила мужа Алиса. — Ты думай, о чем говоришь. Что меня может связывать с санитаром? Мой папа за тебя голосовал, потому что ты из хорошей интеллигентной семьи, сын профессора, кандидат наук. И ты думаешь, что я брошу тебя ради какого-то санитара, который по пять раз зачеты по хирургии пересдает. «Острый живот» в училище сдать не может.

— Ты тоже «острый живот» на шестой раз сдала, — напомнил Владимир.

— Я уже забыла, а ты помнишь. Да, я шесть раз пересдавала этот зачет, зато теперь симптомы «острого живота» от зубов отлетают. Ночью разбуди, перечислю все до единого.

— А последний раз тебя срезали за то, что ты хотела до осмотра хирурга наркотик вколоть больному, чтоб не мучился, — успокаиваясь, напомнил Владимир.

— Его тоже на обезболивающем подловили сегодня.

— Кого подловили?

— Гарика, — вдруг вспомнила Алиса.

— Ты опять думаешь о санитаре?

— А о ком думать, если этот Гарик мне сегодня жизнь спас, а ты все время о нем говоришь. Мы же с тобой договаривались, что ты меня не будешь больше ревновать. Или уже забыл, что у тебя красавица жена, мимо которой ни один мужик спокойно пройти не может. Если ты хотел спокойной жизни, то выбирать нужно было какую-нибудь заучку из политеха. А ты выбрал победительницу конкурса красоты мединститута, 90—60—90. А теперь, все. Шутки закончили. Еще раз заговоришь о своей ревности — выгоню на мороз. Если я захочу уйти от тебя, то об этом первым узнаешь ты.