Тишина

Мари Ова, 2020

Жизнь оптимистично настроенной пессимистки, которая вечно попадает в неприятности. Рассказ о том, как жить легко, когда всё валится из рук. Содержит нецензурную брань.

Глава Первая. Начало

Время текло сквозь пальцы как вода, ускользало как сигаретный дым, оставляя лишь неизгладимый след на лице в виде избороздивших морщин.

Иногда нужно побыть одному. Тишина необходима, чтобы услышать истинного себя. Слышать биение собственного сердца, чтобы быть откровенным. Самое отвратительное лгать самому себе, это оставляет вкус желчи во рту и желание стряхнуть с себя «чужое» пальто.

Чаще всего ложь самому себе приходит, когда пытаешься быть «удобным» кому-то. Становишься икеевским креслом, недорого и со вкусом — «беру».

В своей семейной жизни Анна была, мягко говоря, не «икеевским креслом», скорее каким-то стулом со времен инквизиции. Всю жизнь она слышала: «с таким характером, как у тебя — не выйти замуж». Как будто в двадцать первом веке замужество — есть главное достижение женщины (девочки) и — есть самоцель. Глупости какие. Жизнь велика и многообразна в своём проявлении, и занимаемых позициях, стремлениях.

Но так уж вышло, что Анна все-таки замужем.

Её муж — Павел — человек лет тридцати пяти, уравновешенный, практичный, с небольшой залысиной, бледностью и синяками под глазами от недосыпа. Ко всему прочему он был хронически тощим, и на голову был выше Анны. Анна же была очень миниатюрной, ростом чуть выше ста пятидесяти сантиметров, размер ноги и вовсе был смешным — тридцать четвертый. У неё были маленькие, выразительные глазки на круглом лице и слегка вздернутый нос.

Уравновешенность Павла помогала их браку сохранять баланс, чтобы не опрокинуть «семейную лодку». Так как у Анны всё было через край. Энергия била из каждой частицы её бытия и легко могла перевернуть и снести что угодно на своём пути. «Вижу цель — не вижу препятствий» — это было её девизом по жизни. В какой-то степени её можно сравнить с бурлящей горной рекой или хаски, которого пытаются запереть в квартире. Бесконечная внутренняя энергия искала выход, иначе разрывала изнутри. С ней было трудно, даже очень, но у неё было одно достоинство — она не давала останавливаться на достигнутом и всё время подталкивала самим своим существованием к вечному движению.

Но в минуты, когда и её оставляли внутренние силы, что случалось не часто, то наполнить вновь её стремлением и движением было некому. Для этого нужна была тишина. Она была необходима для самоанализа и принятия решения: «куда двигаться дальше?! Каков же новый вектор?!»

Поиск времени на себя привёл её в музеи, театры, библио-кафе и как ни странно к уличным музыкантам.

В самих музеях и театрах её забавляли не только выставки и спектакли, но и наблюдение за разношерстной публикой, посещавшей эти мероприятия. Кого там только не было: вечно снующие повсюду школьники, которые повсеместно приносили какофонию, пенсионеры, люди глядя на которых хотелось сказать: «Вы что здесь вообще забыли?», люди средних лет и по одежде видно, что средних достатков, такие же как Анна. Люди, пытающиеся хоть иногда выходить в «свет».

Она ходила всегда одна. Даже ещё в те годы, когда у них с мужем не было детей. Павел не интересовался светской жизнью и считал это пустой тратой времени, но не мешал Анне искать себя.

Очередной осенний день был наполнен последними солнечными лучами и списком дел, от которого кружилась голова. Хотелось лечь и сдаться. Но сдаваться было некому и некогда, поэтому разбудив сына и дочь, Анна собирала их в садик.

Сыну было почти пять, но место в садике дали лишь на три часа, что очень сильно злило и расстраивало Анну. Дочери вот на днях исполнился год, который пролетел незамеченным. Анна никак не могла понять, как так вышло. Но, с другой стороны, вспоминая отрывки прошедшего года, она не отдавала себе отчёта, как она смогла выжить и даже улыбаться. Без эпитетов «проклятая» — поликлиника не вспоминалась, а бесконечные кружки и секции старшего сына тоже не добавляли физических и моральных сил.

Сборы — это всегда сложный и стрессовый момент для всех мам и тех, кто оказывается в зоне поражения. Уговоры, угрозы и шантаж. В ход шло всё. Через сорок пять минут наконец всё и все были готовы и нужно было уже по обыкновению догонять маршрутку. Вообще посадка и поездки в транспорте больше напоминали жонглирование, так как нужно было поочерёдно забросить двух малолетних детей и коляску, при этом стараясь не задеть людей, присутствовавших при этом представлении.

Анне часто вспоминался мультик «Обезьянки» из детства, над которым она смеялась, будучи ребёнком. Сейчас она над ним рыдала, так как сама приблизительно так себя и видела со стороны. В общественном транспорте на нее смотрели с немым вопросом, как на бабушек в шесть утра: «Чего ж тебе неймется и не сидится в своем декрете? Куда ты едешь и зачем?»

Сын, ноющий о том, что опять не взяли самокат, зонт или что бы то ни было, которое можно было бы только в зубах переносить Анне. Очередной инвентарь среди жонглируемых предметов, воспринимался Анной болезненно. Муж, подливал масла в огонь, предложив как-то раз, чтобы Анна с детьми отвезли черепашку к ближайшему озеру, которую они спасли на дороге, но не сумевшую привыкнуть к неволе и мечтавшей о свободе, разумеется на маршрутке, полным составом гастролирующей трупы. Анна смогла ответить лишь красноречивым взглядом и больше Павел о таких глупостях не заговаривал.

Поездка в двадцать минут от дома до садика проходила беспокойно. Так как сидели все друг на друге. Народу было битком и любезно уступленное место было в радость. Анна посадила сына на одну коленку, дочь на другую, руками стараясь удерживать детей и примостившуюся коляску. Усердно делая вид, что так и задумано и вообще все под контролем. Но чаще всего в этот момент, раздавалось недовольно покрякивание дочери. Она страстно желала, несмотря ни на что, ходить. Соня размышляла просто: «я научилась ходить не для того, чтобы сидеть!». Данте не описывал таких пыток в своей «божественной комедии», так как тогда ещё не были изобретены «адские колесницы» — маршрутки. Выходя из общественного транспорта, Анна всегда испытывала чувство облегчения, как переход из ада в чистилище, а моментами и вовсе освобождение души от оков тела.

Слушая не умолкавший треск сына, о пауках и паутинах, Анна задумалась и говорит:

— А представляешь меня бы укусил такой паук и я бы стала, как человек — паук. Мы бы добирались до садика на паутине. Вжик и полетели туда-сюда. Раз и мы в саду. Здорово было бы?!

— Да, да и папа-паук и мама-паук и я человек-паук и Соня-паук.

— М-да-а-а-а, многовато пауков выходит, — Анну уже поглотила мысль из интернет картинки «я думала, что к две тысячи двадцатому будут летающие машины», а в итоге у меня пока никакой, хотя нет есть стиральная.

Анна любила сына Игоря, это был добрый, несмотря на то что своенравный мальчуган с гагаринской улыбкой, такой же солнечной и светлой. Он был по характеру точной копией Анны и от этого их отношения всегда были с огоньком. То с огоньком любви, то испепеляющим, среднее положение находилось крайне редко. Игорь любил делать маме комплименты о её красоте, регулярно дарить цветы. Анне было это приятно, даже несмотря на то, что не редкость это были колючки, выдернутые с корнем.

Соня — дочь Анны, была совершенно другой и более походила на папу характером. Когда это обнаружилось все сами того не замечая вздохнули с облегчением. Если бы и у Сони был характер Анны, то она не удивилась, услышать от мужа: «я домой приду, но в следующей жизни». Игоря и её всегда было много, они умудрялись занимать всё предлагаемое им пространство физически и морально, они были как коты.

Только отвезя Игоря в сад, надо было бежать обратно на остановку и ехать домой, чтобы что-нибудь сделать по дому. Гулять рядом с садиком уже не было никаких сил, этот вид ей за три месяца катаний сильно наскучил. Обычно по дороге обратно Соня засыпала на руках и предстояла задача вытащить коляску, не разбудив её. Перекладывать в коляску до дома было не резонно, так как в коляске Соня спала скверно, а положить и тут же достать было чревато пробуждением. Дома у неё был час-полтора и потом снова в путь дорогу за сыном. А забрав его нужно было ехать домой. Ночью Анне уже снилось это колесо сансары¹.

Игорь утром пошутил: «Мам, а давай заберём у папы машину!» и засмеялся искренним переливающимся голоском, похожим на колокольчик. Анна посмеялась, но идея зародилась в её голове. А почему бы в действительности не пойти учиться на вождение. Да это сложный шаг для семьи с точки зрения финансов. Финансы хромали на обе ноги и кошелёк мечтал сделать себе харакири, чтобы уйти из жизни достойно. К тому же, Анна до корней волос была пешеходом, и никогда за почти тридцать лет даже не садилась в водительское кресло. Но усталость брала своё.

Павел не был в восторге от идеи жены и сына забрать у него машину. Но он видел, насколько Анна была разбита и опустошена в последнее время, как она устала.

Когда Павел вернулся с недельной командировки Анна просто уткнулась в него и тихо заплакала.

— Я больше не могу….

Это всё что она смогла сказать и этого было достаточно. Павел просто ответил:

— Выбирай автошколу.

Ему не нужно было объяснять причину её ночных тихих слёз, так как он научился за годы их совместной жизни чувствовать и понимать её без лишних слов.

Примечания

1

Колесо Сансары представляет собой буддийскую вселенную, которая состоит из шести миров. Согласно буддийскому учению, благодаря своим хорошим или плохим деяниям, человек после смерти перерождается в соответствующих мирах Сансары.