Кофе со сливками

Мария Янова, 2020

Жизнь подростков – это не только пижамные вечеринки, безрассудные поступки, споры с родителями, стремление стать скорее старше, поиск себя… это еще и трогательные, пронзительные разговоры наизнанку под звёздным небом, принятие смерти близкого человека, попытки дружить по-настоящему и навсегда… Эта захватывающая с первых строк история девочки Нади Шпак написана 14-летним автором, слог и осознанность повествователя не дает расслабиться ни на секунду. Незаметно читатель погружается в увлекательный, местами несправедливый мир подростков, где есть все: первая любовь, ненависть к людям с "другой" внешностью, но в один миг все переворачивается с ног на голову. Романтичные прогулки, встреча с жестокостью людей, борьба за тех, кого ты считал чужим. Как поступит героиня? Как перенесет удары судьбы и как примет самое важное решение в своей юной жизни, которая изменится на наших глазах… Эта история тронет вас до глубины души, ведь что может быть теплее, чем воспоминания о своей молодости…

Глава 11

Через два дня моей маме пришла просто «сногсшибательная» идея — уехать на дачу. Она находилась в километрах ста от нас, и мы тащимся туда обычно по пробкам три-четыре часа на машине.

Хоть я и люблю ездить в нашем уютном домике на колесах, но не четыре часа — это уж точно!

Раньше, еще когда папу не забрали в тюрьму (Боже, я ненавижу это вспоминать!), мы жили на той самой даче. По пробкам, каждый будний день мы таскались туда и обратно в школу. Еще мы с папой раз в неделю ездили по ужасно извилистой дороге в какой-нибудь большой магазин по типу «Ашана». Покупали разные продукты и прочее… И от запаха папиных кожаных сидений в салоне я поняла какого это — блевать от укачивания.

Что ж, я почему-то все равно искренне ненавидела наш «дом» на тот момент, как бы там хорошо не было. Действительно, там я провела все свое детство. До сих пор по фотографиям вспоминаю, как я, еще тогда с белоснежными волосами, в желтой шапочке, которую привезла мне бабушка с рынка, в маечке и с улыбкой до самых ушей сижу рядом с садовым гномом. На мне не лежит никаких обязанностей, на душе так легко и одни лишь мечты о самой большой кукле «Baby Born». Помню, как я проказничала, играя в телефон вместо того, чтобы учить стих по литературе. Это была маленькая Надя, не подозревающая о наказаниях, которые приготовила ей мама. Я знаю, у Димы тоже много воспоминаний о том времени, но он точно не помнит, как мы вдвоем, помогая маме с готовкой, в тихую уплетали сырое тесто для печенья. А, когда мама развернулась к нам, не выдержала и от злости начала есть с нами. Мы заливались смехом около двадцати минут, не желая останавливаться. Но вдруг у Димы скрутило живот, и мы перестали смеяться. Правда, смеси на новую партию печенек почти не осталось. А жаль, они бы получились еще вкуснее, чем те, что мы съели.

Конечно, у нас был и милый огородик. Мама проводила там все свое время, сажая какие-нибудь растения и кусты. Была и кошка Тиша, которую сбила машина. Мы заводили и рыбок, и даже хомяка. Дима с друзьями уезжал на велосипеде глубоко в лес, в поля. Рассказывал, что там у него была даже собственная корова, белая, с огромным черным пятном на спине и на ухе. Когда мы решили переехать, он бесконечно ныл маме, чтобы она разрешила забрать ее. Я запомнила это, потому что мама сама обращалась за советом ко мне, как же успокоить старшего брата. Там же, когда мне было девять, у меня была первая любовь (если так можно сказать). Никогда не забуду, как Костян, один из друзей Димы (они общаются до сих пор иногда), почти каждый день забирался по дереву с ромашкой, постучать мне в окошко. Поначалу, я улыбалась, принимала с радостью эту бедную и помятую ромашку и махала ему рукой, когда он слезал и уходил. Через две недели ежедневного лазанья, я перестала открывать окна, а когда слышала, что кто-то снова карабкается, уходила из комнаты. Вскоре визиты прекратились, но в последний день нашего пребывания на даче, Костя опять залез ко мне в окно и ждал, пока я появлюсь в комнате и получу свой заветный цветочек. Когда я, наконец, сдалась и вошла в комнату, думая, что Костя ушел, я остолбенела. Передо мной все еще стоял мальчишка с огромным букетом разных полевых цветов. Он потянулся ко мне, и я подумала: «Что за дичь он творит?» А потом я поняла, что Костя хотел поцеловать меня! И поцеловал! «Настоящий поцелуй!» — думала я про себя. Моя щека до сих пор иногда чувствует его губы. А передо мной иногда всплывает его лицо. Все в веснушках и с курносым носиком, а рыжие волосы небрежно разделены на две части, лежа ровно. Вот такой вот у меня был ухажер. Интересно было бы взглянуть на него сейчас.

Мама загружала стиральную машинку, косо смотря на меня.

— Как это, ты никуда не поедешь?

В ее голосе уже прорывались нотки злости и капли разочарования. Я представила, как в ее голове куча мелких пазликов из мыслей пыталась собраться в единое целое, чтобы понять смысл настойчивого утверждения дочери и понять насколько высока ее настойчивость.

— Н-ну, ты же не против, если я не поеду?

Мамино лицо напряглось до неузнаваемости. Засунув последнюю наволочку в машинку, она уставилась на меня.

— Против.

Я досадно вздохнула, походила взад-вперед по прачечной комнате, подумав о поражении, но не сдалась. Я так долго думала, что не заметила, как мама ушла, а барабан машинки уже вертелся вовсю.

Тиранша гремела тарелками на кухне. Отравилась туда. За столом сидел Дима, мило болтающий по телефону о чем-то со своей подружкой Дашей. Она уехала от нас в ту же ночь, когда и должна была приехать. Возможно, мама даже не заметила ее дома.

Решив, что здоровье превыше всего, я облокотилась на стол возле мамы и бесстрашно заявила:

— Меня вырвет прямо на твои кожаные сидения. Неужели, тебе так хочется потом отмывать это и заглушать любимыми духами запах, который въестся надолго?

Мама опять посмотрела на меня как на дуру.

— Ты мне угрожаешь? — она выглядела серьезно, но я все равно увидела ухмылку на ее лице. — Оттирать будешь ты. Твоих же рук дело.

— Не рук, а рта! И глотки! И живота! И вообще — мозга!.. — вмешался Дима.

— А ты разговаривай больше, — чуть не одновременно сказали мы с мамой и уставились на него, поднявшего руки, в знак мира и своего поражения.

— Да ладно вам, ладно! Я лишь хотел подбодрить и сказать, что нас уже заждались.

— Кто?

— Угадай.

Я мельком подумала, но думать в основном было не о чем — ответ очевиден. У меня не было друзей раньше никогда. Ну, только Ева в школе. Компания набралась только где-то к концу девятого класса. А так…

— Ко-о-остя, — протянула я с облегчением и откинулась на спинку стула. Стал появляться интерес ехать на дачу. — Но я все равно не поеду.

Дима пожал плечами и отвернулся.

— А что, собственно, ты будешь тут делать одна? — мама была занята салатом, но изредка поглядывала на меня.

— Гм…

В голову не приходило ничего полезного и занимательного, поэтому я резко ответила. Ложью, конечно.

— Да… В школе задали много всего… Да… Всего. Всяких проектов там…

Мамина бровь поднялась, она снова посмотрела на меня очень странно. Не поверила.

Повисла тишина. Никто не хотел ее нарушать. Треск тарелок, нож, аккуратно режущий какой-нибудь перчик или огурец, шипение в сковородке.

Дима притих за столом. Понятия не имею, что он делал, ибо сидел спиной ко мне. Я просто наблюдала за мамой. Не знаю, почему я не шла к себе. Просто залипла на ее работе. Как она аккуратно действует, следуя рецепту, как ловко закидывает овощи в кипящую воду.

Кулинария заняла около часа, достаточно быстро, но я тупо глазела на ее движения.

Повесив полотенце на стул и расправив его от складочек, она наклонилась очень близко ко мне, видимо заметив мой пронзительный взгляд.

— Надежда, ты едешь.

Я заковыляла в комнату, все еще не понимая, почему я не могла подняться к себе раньше.

Мы должны были уезжать завтра, поэтому я раскрыла свой лиловый чемоданчик, привезенный из Франции, и набросала туда пару толстовок и кеды.

Поковырявшись в ящиках туалетного столика, я обнаружила таблетки от укачивания, просроченные на два месяца. Не беда. Я бросила их в чемодан и завалилась на кровать. Будь, что будет.

Честно, мне было все равно на слова мамы, я знала, что дольше десяти минут не продержусь в машине. Даже если мама не беспокоится о грязном салоне, в котором будет все ужасно вонять, то ее дочь точно боится. Мне не хотелось бы ездить в машине, зная куда и на какие места именно меня рвало. Почему мама не может учесть этого момента? Почему она не может удобрить свои растения без меня? Я не поеду. Этим все и сказано.