Сентябрельник, сентябрядцатое сентября

Мария Фомальгаут

Здравствуйте, уважаемый/уважаемая _____________! Большое спасибо, что вы выбрали меня и решили меня прочитать! Честное слово, для меня это очень большая честь, быть вашей книгой. Извините, не знаю, как вас зовут, вы сами свое имя сюда подставите. А меня зовут… меня зовут… гхм… как же мое название… ну… ну зовите меня пока просто Книга, а там разберемся, хорошо?А теперь……а теперь извините, уважаемый читатель, вас должны убить.

Рассказы

Четвертое время

— What were you doing last night at six o’clock?

(…что вы делали вчера в шесть вечера?)

Баньши замирает, пытается вспомнить:

— Я была на кладбище.

— На кладбище?

— Да… такая работа у духа смерти, быть на кладбище.

— Кто может подтвердить это?

— Это может подтвердить кладбище.

— And what did you do last night at six o’clock?

(А что вы сделали вчера вечером?)

— Простите?

— Что вы сделали вчера вечером?

Баньши бледнеет, хотя, кажется, куда бледнеть еще больше.

— Я… не понимаю.

Следователь не отступает:

— Сударыня, существует как минимум четыре прошедших времени. Вы сказали, что делали в простое прошедшее время…

Past simple, добавляю я про себя.

–…а что вы делали в остальные прошедшие времена? Past perfect? Past continuous? Past perfect continuous? Сударыня, вы сказали только про одно прошедшее время, а остальные?

— Я была на кладбище…

–…это в одно время, а в остальные три? Уж не во второе ли прошедшее время вы убили призрак покойной тетушки?

— Я право же…

— Что вы делали в Past perfect?

Баньши заливается слезами.

— А в Past continuous? Уж не в это ли время из сокровищницы пропали Звезды Африки?

Пытаюсь вспомнить, что за звезды из Африки хранились в сокровищнице, память нехотя подсовывает какие-то бриллианты, которые рассыпаются сияющим дождем.

Я даже не хочу спрашивать, что вы делали в Past perfect continuous, но сдается мне, за этим тоже стоит какая-то темная история…

— Честное слово, я…

–…что же, сударыня, вам придется посидеть в карцере, пока вы не вспомните, что вы делали в эти три времени…

Следователь выжидающе смотрит на меня, будто спрашивает — ну и как?

— Потрясающе, — киваю, — в жизни бы не догадался…

— Эх, молодой человек, чему вас только учат в ваших университетах… Вот так вот, еще только утро, уже одно дело раскрыто. Что же, поедемте дальше… вы говорили, что хорошо правите кэбом?

— Да, весьма уверенно… — дергаю кэб за поводья, кэб расправляет крылья, поднимается над городом, летит на запад, где как показывает компас следователя, случилось очередное преступление.

— И… сколько так за день? — осторожно спрашиваю.

— От трех до пяти раскрытых дел, порой бывает и семь, — следователь торжествующе смотрит на меня.

— Поразительно.

— Ничего удивительно, друг мой, все очень просто. Ни один преступник не готов к вопросу, что он делал в Past perfect, Past continuous, Past perfect continuous, люди даже не задумываются о таких вещах.

Спрашиваю снова как можно осторожнее:

— А… если эти люди… и правда… не виноваты?

Следователь смеется сухим раскатистым смехом, будто ветер гонит по улице листья:

— Друг мой, что значит, если?

— То есть, вы хотите сказать…

–…учитесь, друг мой, учитесь…

— Позвольте узнать…

–…да?

— Позвольте узнать, где вы сами были вчера вечером в шесть часов?

Короткий смешок.

— Я был на званом вечере в Ивнинг-холле, это подтвердит кто угодно.

— Это вы говорите про одно время… а остальные три?

Снова короткий сухолистный смешок.

–…или вы лучше меня знаете, кто на самом деле убил призрак тетушки, украл Звезды Африки и… думаю, про темную историю в Past perfect continuous вам тоже известно больше других?

Он смотрит на меня с вызовом:

— Известно… еще как известно.

— И не боитесь, что полиция…

–…друг мой, полиция ничего не докажет, свидетелей нет.

— Вы правы, но не совсем… есть один свидетель…

— Если вы имеете в виду то, что я рассказал вам…

–…я имею в виду, что я видел, как вы уносили Звезды Африки.

— Вы… — следователь бледнеет, или мне это кажется, — не может быть, я был там один…

— Вы ошибаетесь… это же очевидно… вы были в прошедшем времени, кто еще был с вами?

— Звезды Аф… хотя стоп… в прошедшем времени был я, и…

–…и прошедшее время.

— Вы?

— Past continuous к вашим услугам. И можете не сомневаться, что я предоставлю в полиции фотографии…

— А вы, я вижу, способный ученик… превзошедший своего учителя… что же, мои поздравления… удачи вам.

Он исчезает из кэба быстрее, чем я успеваю опомниться. Я дергаю поводья, я заставляю кэб развернуться, я распахиваю дверцу, я ищу следователя, я еще не понимаю, что я его не найду, что он не выпрыгнул на полном ходу, что его… что его… что его просто не было в кэбе…

–…уважаемые господа… — смотрю на троих сидящих передо мной, — кто-то из вас спрятал у себя господина следователя.

Past Simple, Past Perfect, Past Perfect Continuous сидят за столом, растерянно переглядываются, кажется, не понимают, что я имею в виду, вернее, двое из них не понимают, а третий очень даже.

— Следователь скрылся от меня в прошедшем времени, и переменил свою судьбу так, чтобы не оказаться со мной в экипаже. Вы знаете, у кого он спрятался?

— Понятия не имею, — признается Past Simple.

— Первый раз о таком слышу, — отвечает Past Perfect.

Past Perfect Continuous непонимающе смотрит на меня, о чем вообще идет речь, что вы вообще несете.

Понимаю, что найти виновного будет гораздо сложнее, чем я думал…

Не из того времени

А нас никто не подслушивает?

И не подсматривает?

Вы уверены?

А можно тогда с вами наедине поговорить?

Мы ненадолго, честное слово, мы вас отвлекать не будем.

Тут вот какое дело.

Таймбург.

Букбург.

Дримбург.

Мунтаун.

Найтаун.

Вам какое-нибудь из этих названий что-нибудь говорит?

Хотим сказать — подумайте хорошенько, только что тут думать, уж столицу-то вы не можете не знать, сейчас посмотрите на названия, сразу скажете — вот столица.

Что значит — не можете?

Как это — не можете?

Вы же знаете, там, у себя, в трехтысячном году…

…или стоп.

Вы, наверное, из какого-нибудь пятитысячного года, или семитысячного, когда про столицу нашу уже и не вспомнит никто…

…что?

Так вы из прошлого?

Слушайте, неудобно-то как получилось… Ну, вы извините нас, пожалуйста…

…да нет, не за беспокойство.

А за то, что придется вас ликвидировать. Вы не должны этого знать. Про Таймбург, про Букбург, про Дримбург, про Мунтаун, про Найтаун.

Не бойтесь, вы ничего не почувствуете, когда за вами придут…

Четыре раза по одиннадцать

–…ну что… месье… — он смотрит на меня с презрением, — лес-то вообще видел?

Киваю:

— Видел… на фотках.

— Ой, молодец какой, прям талант… Ну, если на фотках видел, то, конечно, в лесу не заплутаешь, всех поймаешь… месье…

Хочу спросить, кого всех, не спрашиваю, спину обдает неприятным холодком, и понимаю, что это не от зимнего ветерка, чуть колышущего верхушки берез. Припоминаю хоть что-нибудь, если в полдень встать спиной к муравейнику… нет, не то… луна растет на северной стороне дерева, солнце на южной… опять не то… у отдельно стоящего дерева… где оно, в лесу, это отдельно стоящее дерево, то-то и оно, что нигде…

Жду, что он объяснит еще хоть что-нибудь, он ничего не объясняет, хмуро кивает:

— Пойдем.

Иду за ним куда-то в никуда, черт, а почему дорог нет, меня никто не предупредил, что дорог не будет, и проваливайся в этом снегу, как хочешь, и иди туда, не знаю, куда, ищи то, не знаю, что… Марк Четыре По Одиннадцать ведет меня в глубину леса, поигрывая топором. Думаю, когда он развернется и зарубит меня этим топором, принесет жертву кому-то неведомому. Снова хочу спросить, почему Марк Четыре По Одиннадцать, почему он так представился, Марк 11 11 11 11, что это значит. Почему-то не спрашиваю, почему-то мне кажется, что стыдно в мои-то годы не знать про четыре одиннадцать, позор-позор. Он вот не постеснялся, когда я представился, тут же насторожился:

— Француз, что ли? Де Ноэль…

— Ага… француз.

— А Буш почему?

— Ну… потому что Буш.

И стыдно, что сам не знаю, почему я Буш де Ноэль, а может, он вот тоже не знает, почему он Марк 11 11 11 11, а я спрашивать буду… Вспоминаю какие-то евангелия, которых никогда не читал, от Марка, которого тоже никогда не читал, какой-нибудь стих под номером 11.11.11.11, которого я никогда в жизни в глаза не видел. Холодок подступает, уже жалею, что не оделся потеплее, проваливаюсь в снег, понимаю, что в выборе обуви тоже ошибся…

— Ну а вообще, месье Ноэль… какие традиции-то знаешь?

— Ну, я лично знаком с господином Адвентом…

— С господином Адвентом кто только не знаком…

— Еще Пай Натала знаю.

— А он что?

— Он подарки детям в ботинки кладет.

— Гхм… любопытно. А еще?

— Что-то слышал про греческую лодку…

— А она что делает?

— А ею украшают дом на Рождество… Еще что-то слышал о ведьме Бефане…

— Да, мы с ней старые знакомые… Ну, понимаешь же, месье, что это только крохотная доля всех традиций?

— Разумеется…

— Теперь понимаешь, зачем мы идем в лес? — Марк снова многозначительно поигрывает топором, мне снова не по себе.

— Э… не совсем.

— Ну а как понимаете?

Признаюсь:

— Никак…

— Эх, месье, месье… Обычаи, месье, обычаи…

— Вы… ищете обычаи?

— В точку, месье, в точку. Обычаи… милые рождественские обычаи… мы привыкли считать их милыми… но знали бы вы, что на самом деле только не встретишь в лесу… Древние обряды, от которых кровь стынет в жилах…

Откашливаюсь:

— Ну, насколько я помню, они давно вымерли…

–…плохо же вы знаете обычаи, друг мой…

— Вы хотите сказать… они еще остались?

— Подозреваю, что да… к сожалению…

Снова многозначительно поигрывает топором, ведет меня в глубину леса. Снова думаю, когда он зарубит меня в лесной глуши…

— Ч-ш-ш-ш!

Марк замирает, прислушивается, показывает куда-то в пустоту, хоть убей, ничего не вижу, а ведь убьет, как пить дать убьет…

— Вот… гляди…

Вижу за деревьями что-то сияющее, тонкое, полупрозрачное, полупризрачное, скользит, подсвечивая тончайшие ветви…

— Лючия… — шепчу я восторженно, — Лючия…

— Ну-ну, полюбовались, и хватит, не туда вы смотрите, вон, вон, левее…

Смотрю левее, снова хочу сказать, что ничего не вижу, спохватываюсь, это еще что, быть не может… показалось… нет, не показалось, точно, никаких сомнений, женщина стоит в домашнем переднике, дети вокруг неё бегают, связывают, связывают…

— Эт-то ш-што т-такое, а ну прекратить! — выхватываю у Марка топор, бросаюсь на поляну, дети с визгом разбегаются во все стороны, визг молнией взлетает на дерево, прячется там.

— Вы… вы… — женщина возмущенно смотрит на меня, — да как вы… да как вы смеете?

— Не бойтесь, сударыня, я спасу вас…

— Уйдите… уйдите прочь!

— Я спасу вас…

— Вы… вы моих детей распугали, да как вам не совестно?

— Но они же хотели расправиться с вами… они вас связывали…

— Да что за идиот такой, полено оно и есть полено! — над ухом взрывается голос Марка, — ох, простите его, непутевого, ну не дал Бог ума, не дал, полено, оно полено и есть…

— Почему… полено?

— Так я только сейчас вспомнил, Буш де Ноэль, это же рождественское полено…

— П-полено?

— Ну да… в глубокой древности в дом приносили полено, поливали его маслом и вином, потом сжигали… А потом когда камины и очаги канули в Лету, люди стали печь торт в виде полена… Буш де Ноэль… эх, полено, оно полено и есть, это же Сербия!

— Сербия? — изумленно смотрю на женщину, к которой снова подбираются дети.

— Сербия… у них там принято под Новый Год сначала родители детей связывают, дети им подарки дарят, потом наоборот, связанные родители от детей откупаются… ты осторожнее давай, месье, так и не ровен час угробишь кого… Вы уж простите, пани, полено он полено и есть… ну пойдем, тут-то мы еще ничего не найдем, здесь-то еще цивилизованные обычаи, а вот дальше…

Идем, проваливаемся в снег, пытаюсь представить, что там может быть дальше, какие безумные кровавые ритуалы прошлого…

— Это же из-за них даже в лес зайти нельзя, только по опушкам шаримся, а дальше ни-ни… Жуткие ритуалы… наши далекие предки, веришь ли, у них еще даже нет разума… Ч-ш-ш…

Снова настораживаюсь, снова смотрю в черно-белый лабиринт леса, раскидистая ёлка тоже кажется черной — и вздрагиваю, когда вижу висящий на ветке кусок мяса…

— Ну чего испугался, небо с овчинку показалось?

— Это… что?

— Обычай, месье ты наш дорогой… обычай…

— Обы…

— Да… оставлять подношения духам, вешать на деревья еду… Если интересно, могу рассказать, какие твари от этого обычая пошли…

Конец ознакомительного фрагмента.