Артерия

Мария Петрова, 2022

2062. Мир изменился, хорошего стало мало, безысходность и отчаяние душили. На территории Китая основана школа для выживших детей, обучающая выживанию и жизни в тяжелое время. За короткий промежуток времени происходит многое, что способно изменить жизнь, восприятие, взгляд на мир, но что-то мешает, что-то не дает жизни измениться. Тогда она начинает меняться незаметно для подростков, решая судьбу мира у них за спиной.

1

В аудитории тихо. Организатор включает диктор. Лекция идет на китайском языке. На экране текут слова на двух языках. В этой школе всего два языка. По залу прошелся тихий рокот щелканья ручек и открытия тетрадей. Дверь глухо захлопывается и в мгновение по тетрадям запрыгали строчки, нечитаемые закорючки, невнятные предложения, и совершенно бессмысленные мысли. У меня все растворилось, уже когда я услышала тему. Я написала лишь заглавие на русском и демонстративно положила рядом с собой ручку, закидывая лодыжку на колено. На часах было без двадцати десять. Рань такая. Все писали усердно, уткнувшись носами в тетради и сложившись вдвое, что-то почти истерично вырисовывая в тетрадях, чуть ли не процарапывая бумагу. За решётчатым окном плясали капли по стеклу. Меня всегда мучал вопрос: они ставят решетки, чтобы мы не сбежали и не умерли на первом километре от школы или чтобы на нас не напали? Наш директор — личность неоднозначная, поэтому с каждым днем вопрос мучал меня все больше.

По звонку все сложили тетради по естествознанию на стол в неаккуратную, звездообразную стопку, вот-вот намеривающую упасть и рассыпаться.

Школа была каменной, но точно не средневековой, хотя кто знает этих китайцев, и деревянные обрамления с красивым орнаментом редких цветов и китайского дракона с набором неизвестных символов мало чем скрашивал унылое настроение здания.

Туманные размышления. Здесь нет правил и законов — мир стал жертвой людских глупостей и жажды крови, именно поэтому сейчас мы учимся бить и убивать с одного удара, ища успокоение и новую надежду в альтернативных вселенных, будь они прокляты, и весь этот век технологий, который и привел нас к постапокалипсису. Хотя кто-то будет возражать, что к этому привело использованное в ходе войны химическое оружие… но не оно ли это было? Люди слишком глупы, чтобы понимать обычных истин. Все, как и завещал Брэдбери: нас убьет не метеорит, не динозавры (хотя до сих пор не исключаю этого факта), а ошибки людей и их тщеславие. Можно с победительским лицом в костюме заключенного хлопнуть в ладоши и развести руками.

Я родилась в 2048 году. Тогда уже мы не знали, что такое гаджеты. Только некоторое время спустя мы узнали, что такое запретный плод. Людей в качестве учителей не использовали почти совсем, везде были роботы и четкая правильная программа, за отклонение от нормы могли выгнать на улицу, а это верная смерть. С тех пор, как по улицам гуляют полусгнившие, нафаршированные химическими веществами, формулы которых в строжайшем секрете, существа, когда-то бывшие людьми, а удары о железные прутья и штыки мягкой плотью и дикие вопли слышны по ночам… короче, крепость мы не покидаем. Никогда. Желания особо нет. Что делает школа? Обеспечивает защиту; готовит к жизни, а это либо путь истребителя, либо программист, который будет настраивать, и открывать окна с вселенными для таких же детей, которые через несколько лет будут заниматься тем же; выращивает детей такими, какими они выживут — все строго по правилам, не нравится — иди, гуляй, все знают свое дело и то, что будет за невыполнение, а это самое страшное. Ослушаться старшего — страшенный грех, этому нас учат с рождения, но, честно говоря, когда дети подрастают, им надоедает жить по указаниям взрослых. Все равно они редко им перечат.

Ученики разделились на небольшие группировки, у некоторых были товарищи, иногда друзья, кстати, от страсти общения тут тоже всех отучали, потому что когда надо будет убить кого-то быстро, времени на жалость не будет, эти твари научились действовать быстро, молниеносно, и истребитель должен быть всегда быстрее. То, как жили дети, особо никого не интересовало, нас обеспечивали всем, что было нужно, но по головке не гладили. Жаловаться на что-то было глупо, и даже нагло. В мире нет людей, а мы просто отсиживаемся в крепости, чтобы потом убить их всех.

— Я слышал, что парламент собрал лучшие гены отличившихся учеников и начал выращивание плодов искусственно, — сказал однажды Влад.

— А я слышала, что зомби научились откладывать яйца и теперь плодятся как жуки, — на полном серьезе ответила с расстройством в голосе Лера.

Больше никто не заговаривал еще долго. Мы все собирались в мир в качестве истребителя, и уже перешли на курс.

— Эти книжки слишком странные, — выхватывая чтиво в яркой обложке из рук Леры, ядовито проговорил Илья, раскрывая книгу шире.

— Не тебе решать, что мне читать, — с диковатым акцентом буркнула она.

Он прочитал несколько страниц и отдал ей. Повернулся к Владу.

— Ты знаешь, что такое половое созревание?

Влад подумал, прожигая взглядом потолок.

— Нет.

— Тогда зачем об этом писать в книге?

— А о чем книга?

— О подростках, судя по всему.

Влад сдвинул брови.

— Вам действительно стоит пересмотреть то, что вы читаете.

Я сидела на подоконнике и ела рыбные консервы.

— Читай Достоевского, бессмертная классика. Четко и по делу.

Лера сквасилась.

— Там все слишком строго, а мне этой строгости и тут хватает.

— «Мертвый дом» не нравится? — посмеялся Влад.

— Не то чтобы не нравится… серьезные книги, я еще не готова такое читать.

— Но это ведь тоже не вариант, — кивнул на цветную книгу Илья.

— Не вариант, — согласилась она, — но заниматься же чем-то надо.

— Идти и истреблять людей.

— Четыре года осталось, терпение, — ответила я.

Он мечтательно заложил руки за голову, и долго так лежал, кусая внутреннюю сторону щеки.

— А представьте, попадем мы в Тяньцзинь, отправимся в китайское отделение, а еще лучше — русское, будем носить черно-красную, а потом и сине-белую форму, будем есть настоящее свежее мясо, пить какие-нибудь травы по утрам — эстетика! Будем ходить на работу, заполнять отчеты, — он окинул незаинтересованные лица по комнате горящим взглядом, и продолжил фантазировать. — Я удивлюсь, если так не случится, — заключил Илья.

— Всякое может быть. Там очень жесткий отбор.

— Но ученики же всегда проходят?

Я пожала плечами.

— Похоже. Подготовка нормальная. Но вступительные экзамены же есть.

— А их можно не сдать?

— Запросто. Там реальные жизненные ситуации и ограниченное время, берут не по уровню знаний, а по тому, как ты готов к жизни и насколько ты человек.

До лета оставалась всего неделя. Эти три месяца нас не ждало ничего хорошего, летом всегда проходила практика, учеников, достигших нужного возраста, отдавали более опытному напарнику и они проходили настоящий экзамен, оставаясь на несколько коротких семестров за стенами крепости. Это было опасно и страшно, и возвращались с экзамена не все.

Наш инструктор год работал в истребительском центре и уже был чуть ли не главнокомандующим целым отрядом, не знаю, может, от этого в Илье столько уверенности в том, что мы там сможем работать. Виктор был молодым, поэтому мы не тратили время на «офицер Павлов» и звали его по имени.

— На что ты готова, чтобы доказать человеку, что он не прав? — нависая и впечатывая тяжелой подошвой ботинка, в очередной раз, когда мне прилетело снарядом, спросил он. Я знала, что на меня пялится Илья, я всегда знала, когда он на меня смотрит.

— На то, чтобы сломать ему ногу, — ответила я сквозь рычание, рывков вырвавшееся из груди, и легким заломом выбила его ногу.

Мне смотрели в спину. Илья так и стоял, вытирая от крови руки, потом двинулся за мной.

— Надо перестать так к нему относиться.

Я подняла на него глаза. Он стоял с сострадающим лицом, перестав вытирать руки и замерши в ожидание моего ответа. Я молчала.

— Я его ненавижу.

— Нам с ним еще три месяца работать.

— Мне все равно, я могу сменить курс.

— Нет, не можешь, ты и оттуда уйти захочешь. Доведи все нормально до конца и окончи курс с отметкой в аттестате.

— Я не за отметкой сюда хожу.

— Значит, иди, и дерись. В городе лучше не будет.

Небо было мрачным и злым. От кровяной реки несло грязью и токсинами. Было странно думать о том, кто сбрасывал их туда и при каких обстоятельствах, с этим сейчас разбирались директора школы, их всерьез разволновал этот вопрос. Кровяная река образовалась относительно недавно и текла через весь Китай, теряясь в океане. Она состояла из бесконечной крови, без того полной запретной химии, токсинов, отходов, даже из процента нефти, хотя нефть сейчас была ценнее газа. Люди научились правильно использовать ископаемые, учитывая то, что природа начала приспосабливаться, и стволы деревьев перестали поддаваться обычным орудиям.

Когда всех по времени уже отзывали в расположение, где мы проводили свободное время, я вдруг заметила, что не хватает одного из моих одногруппников. Желанием общаться с кем-то кроме друзей я никогда не горела, но во мне заговорила какая-то человечность, да и к тому же я знала, где он может быть.

— Кирилл, — позвала я его и он оглянулся. Он сидел на берегу кровавой реки, почти касаясь темно-бардовой жидкости носками обуви. — Пойдем, тут делать нечего.

Он мельком и с подозрением глянул на топор, который я держала в руках.

— Почему нельзя драться нормальными общепринятыми оружиями, а постоянно выбирать что-то неординарное?

Я села рядом с ним.

— Потому что я дерусь не для светлого будущего, — за горизонтом сгущались плотные грозовые тучи, омрачая и заставляя волноваться жидкое месиво многочисленных страданий, смертей, и отчаяния. Большого отчаяния. — У нас слишком безвыходная ситуация, выбора особо нет.

— Что ты имеешь ввиду?

Я вздохнула.

— Ну, убьем мы этих тварей, и что дальше? Земля от этого не восстановится полностью. И так уже всем давно понятно, что проблема не в них и за этим кто-то стоит. Взять хотя бы токсины — откуда они берутся?

— Ну, люди хорошо в свое время планету испоганили.

— Но не настолько, что из этого сложилась река длиною в континент. Мы не одни на планете, это очевидно. И убивать надо не плодящихся монстров, а людей. Люди все разрушили, люди за это и поплатятся.

— Думаешь, если мы избавимся от разумных существ, избавимся и от остальных проблем?

— Вполне возможно. Это одна из самых явных проблем.

— Люди?

— Они самые.

Он нервно усмехнулся и положил голову на колени.

— Это все так печально, — подавлено и тихо сказал он, обращаясь будто бы не ко мне, а к реке, — с каждым днем я все больше чувствую, что у нас ничего не получится и что все безнадежно. Мы не выберемся. Мы лишь будем бить монстров, пока сами такими же не станем. Мы не встанем с колен, никогда.

Я ничего не ответила. Потому что он был прав. Я боялась предложить ему убить его, потому что он мог дать положительный ответ. Очень боялась. А он боялся спросить, хотя был готов умереть.

Конец ознакомительного фрагмента.