Алгоритм одиночества

Мария Никольская (2024)

Недалекое будущее. Технологии ушли далеко вперед, мир наполнен изобретениями, призванными сделать жизнь проще. Но могут ли они бороться с человеческими слабостями?Борис отталкивает всех, кого любит, и лишь голос в голове становится его спасением. Антон бежит от прошлого, чтобы вернуться к началу. Алина задыхается в токсичных отношениях, а Олег сделает все, чтобы добиться величия. Что должно произойти с ними, чтобы они наконец смогли нарушить свой алгоритм одиночества?

Глава 6

После того как женщина с короткими огненно-рыжими волосами вколола отцу снотворное, Антон понял, что больше не может там оставаться. Он вдруг почувствовал полное онемение. Сил не осталось ни на гнев, ни на радость, что Олег все-таки не убил отца, забрав его из больницы.

Им словно управлял кто-то другой, когда Антон спустился на седьмой этаж. Зимний сад матери встретил его багровыми азалиями, которые росли по обе стороны от входа. Сейчас эта буйная зелень и ослепительно-яркие краски резали глаз, и он поспешил в дальнюю часть сада.

За шесть лет тот ничуть не изменился, и Антон по инерции остановился перед ветвистым апельсиновым деревом. Именно здесь они с матерью всегда сидели, пока отец работал днями напролет. Антон опустился на просторный ротанговый диванчик, вдохнув пряный аромат цитрусовых, и мысленно перенесся на много лет назад…

— А это что, мой птенчик? — Золотисто-карие глаза мамы хитро смотрят на шестилетнего Антона.

— Это… канна? — неуверенно тянет он, оглядывая нежно-розовые цветы.

— Да, правильно. А эти?

— Тасмания?

Мама звонко смеется, и этот тягучий, словно мягкая карамель, звук разносится далеко по зимнему саду.

— Почти, дорогой. Гусмания.

— Они похожи на салюты, правда? — важно спрашивает Антон, стараясь показать, какой он взрослый.

— И правда. — Мама изображает глубокий шок и добавляет: — Как я сама не догадалась. Ты у меня такой умный мальчик.

Антон чуть краснеет от удовольствия и резво вскакивает с диванчика.

— Мамочка, я еще много всяких цветов запомнил! Пойдем скорее, покажу!

И она поднимается вслед за ним. Ее рука, как всегда, теплая и чуть мозолистая от работы в саду. Дорожка между зарослями пальм и фикусов очень узкая, и Антон изо всех сил прижимается к маминому боку, вдыхая терпкий запах розмарина и лимона…

…Антон вынырнул из воспоминаний, чувствуя монотонную ноющую боль в груди.

Для маленького мальчика знать названия стольких растений было довольно странно, но они с матерью проводили в зимнем саду много времени. Час за часом мама рассказывала ему о разных цветах и деревьях, пока названия стойко не впечатались в его память. Теперь же они были тесно связаны с тоской, оседающей пеплом во рту. После смерти матери Антон проводил все свободное время в этом саду, стараясь почувствовать ее. И, несмотря на то что в нем больше не раздавался тихий шорох посадочного совка и не разносился далеко вокруг запах ее крема для рук, только здесь он мог дышать.

Для отца же эта оранжерея была одновременно и памятником жене, и разрывающим душу воспоминанием. Зимний сад держали в идеальном состоянии, но отец никогда больше в него не заходил. Когда Антону было четырнадцать, отец отправил его в интернат, разорвав ту единственную хрупкую нить, соединяющую его сердце с домом, а несколько лет спустя выгнал из дома и его самого.

Кадры из прошлого прервал громкий стук каблуков по каменной дорожке. Та самая женщина из палаты быстро оглядела развалившегося на диване Антона и, коротко улыбнувшись, спросила:

— Могу я присесть?

Антон молча показал на место рядом с собой, и женщина изящно опустилась на диван.

— Мы не успели познакомиться, меня зовут Анна Хорошева.

— Да, как-то было не до общения, когда я думал, что моего отца похитили. — Антон скривился и скрестил руки на груди. — В общем, так оно и есть. Вы тоже к этому причастны?

Улыбка Анны погасла.

— Антон, послушайте, — строго сказала она. — Я понимаю, что Олег забрал Бориса Александровича из больницы без вашего согласия. Я знаю, что у вас… натянутые отношения.

Антон против воли усмехнулся на такую осторожную формулировку. Он бы назвал это скорее «взаимным неперевариванием».

— Но вы должны знать, что ваш отец сам хотел этого, — продолжила Анна.

— В каком смысле? — Антон растерялся.

— У Бориса Александровича был для Олега план действий на случай, если с ним что-то случится.

— Вы имеете в виду инсульт? Я не понимаю, отец знал об этом заранее?

— Не совсем так, — вздохнула Анна. — Как я понимаю, ваш отец думал, что в его возрасте всякое может быть. И оставил Олегу инструкции. Он хотел, чтобы мы в случае его временной недееспособности перевезли его в «Новултус».

— А вы лично видели эти инструкции? — Антон прищурился. — Или я должен поверить в это только со слов Олега?

— Я могу вас заверить, что он не стал бы действовать против воли Бориса Александровича, — прохладно заметила Анна. — Тем более я сама слышала, что ваш отец рассматривал возможность поучаствовать в проекте.

— Вы говорите об этом чипе?

— Это не просто чип, а совершенно новый подход к лечению болезней мозга. Вы слышали те звуки, что произносил Борис Александрович?

— Да. — Антон закатил глаза. — И что-то непохоже, что ваша железка чем-то ему помогла!

— Вы не правы, — отрезала Анна. — Когда я задала ему вопрос: «Слышит ли он меня?», он попытался ответить. Это значит, что ваш отец нас понимает, и, соответственно, его афазия из тотальной перешла в моторную. Не буду грузить вас научными описаниями, просто скажу, что ему стало гораздо лучше. И это за пару часов с внедренными электродами.

— Если ему стало лучше, почему тогда он говорил как младенец?

— Это называется «эмболофразия». Сейчас Борис Александрович может общаться только с помощью повторения части слова. Но, если судить по результатам работы чипа, это ненадолго. Сегодня ему нужно будет отдохнуть, а завтра я проведу необходимые тесты, и можно будет начать занятия по восстановлению речи.

— Так вы логопед?

— Вообще, я руководитель отдела нанотехнологий. Но в последнее время меня все чаще заменяют, так как я с головой погрузилась в этот проект. Я присоединилась к разработке инвазивного нейроинтерфейса около полугода назад. Я не только инженер, но еще и нейрофизиолог, поэтому Борису Александровичу и Олегу понадобились мои знания о функционировании мозга.

— Расскажите мне побольше об этом чипе, — через пару секунд попросил Антон. — Олег вроде говорил про какие-то электроды?

— Смотрите, — с готовностью начала Анна. — Чип — это инвазивный нейроинтерфейс с электродами, которые расположены на концах ультратонких проводов…

— Анна, погодите. Я ни разу не ученый, и для меня, если честно, все это звучит как белый шум. Может, объясните попроще?

— Ох, ну да, — рассмеялась она. — Конечно, извините. Хорошо… Тогда представьте себе медузу.

— Медузу? — ухмыльнулся Антон.

— Но вы же просили попроще. — Анна пожала плечами. — Так вот, представим, что тело медузы — это чип, а щупальца — это те самые провода или нити, только на конце каждого щупальца есть электрод.

— Пока все понятно.

— Отлично, а теперь мысленно нарисуйте, что все эти щупальца находятся внутри медузы, и она выпускает то их количество, какое ей нужно в тот или иной момент. Иначе говоря, все нити заранее заложены внутри чипа, и он как бы встраивает электроды только в ту часть мозга, которая поражена.

— А как он выглядит?

— Это небольшая шестиугольная микросхема в полимерной оболочке, которая вживляются под кожу. Она почти не ощущается, и сама операция длится всего пару минут. Потом дело за самим чипом. Он сам знает, что делать.

— Что значит сам? — Антон вздрогнул.

— Несмотря на небольшой размер микросхемы, в ней заложен огромный набор функций, как в настоящем компьютере, и в этот компьютер мы поместили искусственный интеллект Stolz-2. Чип сканирует головной мозг, затем, как я уже сказала, его электроды проникают в пораженные болезнью части мозга, создавая новую нейронную сеть и заменяя погибшие нейроны.

Антон молчал пару минут, стараясь переварить то, что он услышал.

— Послушайте. — Анна понизила голос. — Я уверена в том, что Борис Александрович был готов стать первым добровольцем, но я хочу, чтобы вы поняли… нам пока не одобрили клинические исследования. Я хочу попросить вас не распространяться об этом.

— И что будет, если я расскажу кому-то? — Антон скрестил руки и прищурился.

Анна чуть побледнела.

— Это… подсудное дело. Но я надеюсь, вы поймете, что чип действительно поможет вашему отцу, он уже помогает. Разве это не самое главное?

На это Антону нечего было ответить. Он ни на минуту не доверился бы Олегу, и новость, что отец сам хотел оказаться на операционном столе, звучала очень сомнительно. Но Анна показалась ему искренней, и Антон решил пока придержать обвинения и посмотреть, станет ли отцу лучше через несколько дней.