Толстый на кладбище дикарей

Мария Некрасова, 2007

Ох, не рад летним каникулам Саня Уткин – путешествие в компании тети и младшей сестры выдержит не каждый! Но разве это повод отлынивать от расследования? Ведь гора, на склоне которой они разбили лагерь, неспроста пользуется у местных жителей дурной славой. Рискнувшие остановиться здесь туристы исчезают при загадочных обстоятельствах, а из-под земли по ночам доносятся странные голоса. В дурацкую страшилку про «Кладбище дикарей» Саня не верит. Вот и оказывается вместе с верным крысом по кличке Толстый где-то в глубине пещерного лабиринта, без фонарика и ориентиров, зато под боком у спрятавшихся преступников...

Глава I

Каникулы у черта на куличках

«Только чокнутый самоубийца может поехать на летние каникулы с тетей Музой. Представьте: у самого синего (пардон, черного) моря, ни ванной, ни телека, ни холодильника; до ближайшего человеческого жилья сорок минут пешком или час на машине! А теперь уезжаем еще дальше, вообще к черту на кулички…» — Тонкий трясся на заднем сиденье тетиного «Жигуля», разглядывая одинаково сухие кустики бессмертника за окном. Иногда он якобы случайно пихал бедром Ленку. Обычно сестренка не терпела фамильярностей, но тут понимала: дорога горная, крымская, вся из глины и песка, дрянь в общем, а не дорога. Станешь возникать — братец отмажется только так. Иногда для порядка она тоже пихала Тонкого в бок, шипела: «Ну Сань!», — или нарочито ворчала:

— Когда ж приедем-то?

Тетя Муза сидела за рулем, место рядом с ней пустовало, толкать ей было некого, и поэтому она одна сохраняла оперскую невозмутимость.

— Приедем, когда закупим продуктов и подыщем подходящее местечко, — отвечала она, не уточняя, когда именно это будет, может, через час, а может, к концу недели.

Тетя — старший оперуполномоченный — это что-то. Лучше тигренка завести. По крайней мере, знаешь, чего от него ждать, да и в клетке запереть можно. Этим летом в Крыму тетя (не без помощи Тонкого, разумеется) разоблачила банду браконьеров. Местные власти были благодарны и ей, и Сашке, а вот бабульки из ближайшей деревни, куда Тонкий ходил за фруктами, стали обходить тетю десятой дорогой (мало ли что). И фруктов больше не продавали.

Толстый, как всегда, сидел у Сашки на плече и щекотался усами. Он тоже внес немаленькую лепту в раскрытие дела браконьеров, но деревенские бабульки боялись его только за то, что он — крыса. Толстому норовили подкинуть крысиного яду, да еще подстрекали своих внуков устраивать по ночам крысиную охоту.

Всю еду и пресную воду давно оприходовали наглые ежики. Они приходили в палатку по ночам и, нисколько не стесняясь спящих хозяев, поедали все, что находили съедобным. Остался только бензин.

Тетя Муза лихо выкручивала руль по ухабистой горной дороге:

— Закупимся в городе и поедем искать другое место, чтобы никаких старушек вокруг.

Тонкий попытался представить себе такое место в Крыму: море, горы, поля… И ни души! Благодать! Если не считать, конечно, тети Музы. Собственно, Тонкий и уговорил тетю переехать подальше, потому что боялся за верного крыса. Он понимал, что тетя здесь ни при чем, но все равно злился.

— Как без старушек-то? — ворчал он со своего заднего сиденья. — Что ли, как робинзоны будем жить натуральным хозяйством? Или каждый день в город мотаться два часа?

— Нам через неделю уже в Москву, — отрубила тетя. — Закупим продуктов побольше — и все дела. А если не хватит — сходишь пешочком.

Тонкий прикусил язык. Для тех, кто не знает тетю Музу: про пешую прогулку до города она не шутила.

За окном пробегали чинары. Ленка злобно вертела в руках бесполезный плеер — батарейки давно сели, и чудо техники могло быть использовано только в качестве кирпича для их будущего робинзонского домика. Толстый уснул у Сашки на коленях.

Деревня осталась далеко позади. Минутах в сорока, если ехать на машине со скоростью пешехода (ухабы ведь!) или в пятнадцати — если бежать впереди тетиного «жигуленка» на своих двоих.

На дорогу выскочил деревенский пацанчик, лет девяти, в грязной майке и огромных потертых джинсах, явно одолженных у старшего брата. Он небрежно махнул рукой, голосуя, и кинулся под колеса.

— Ч-черт, — шепотом ругнулась тетя, но проехать мимо не смогла. Пацанчик по-свойски распахнул дверцу, плюхнулся на переднее сиденье и базарным тоном потребовал:

— Теть, до города подвези!

От такой наглости тетя даже отпустила педаль тормоза, и машину стремительно рвануло вниз по дороге.

— Какой тебе годик? — спросила она, снова притормаживая.

Пацан шмыгнул носом, вытерся рукавом, и буркнул незнакомое слово:

— Пжалста…

— Один, без взрослых… — продолжала педагогические упражнения тетя Муза.

— Меня отец за чаем послал, — быстро сказал пацан, в надежде, что это подействует.

Тетя пожала плечами, за чаем так за чаем:

— Только пересядь назад.

Пацанчик оказался на редкость болтлив. За час дороги Толстый, Тонкий, Ленка и тетя узнали, что зовут его Федькой, что подсолнухи в этом году большие, что коза у них дура — дает нежирное молоко, и что он, Федька, болеет за «Спартак», хотя телека у них в доме нет.

— К соседям смотреть бегаю, — пожаловался он, — а те вредные, ужас! Как зайду: «Феденька, здравствуй, садись, уже начинается!», как соберусь уходить: «Феденька, а ты в огороде не поможешь? Умаялись за день, поясницу так и ломит». Мне уж неудобно отказываться. — Он скорчил такую кислую мину, что стало ясно: ни один билет на футбол еще не обходился так дорого ни одному местному болельщику.

— Эксплуатация детского труда, — механически отчеканила тетя Муза. — Дался тебе этот футбол?!

Пацанчик всхлипнул что-то вроде: «Ну нравится», и сменил тему:

— А вы тут отдыхаете? — Как будто и так неясно. Ему никто и не ответил, потому что вопрос был глупый. Тонкий решил поддержать пацана:

— Ищем новое место.

— Дикарями, что ли?

— Угу, — жалобно поддакнула Ленка. — Она все еще дулась. — Тетя хочет, чтобы мы как робинзоны, подальше от человеческого жилья…

— А хотите, я вам местечко классное покажу, — оживился Федька, — ни души!

Тетя кивнула: «покажешь», а Ленке вообще ничего не сказала, вопрос о дикарском отдыхе они обсудили еще в Москве. Из длинного тетиного монолога племянники поняли только одно: опера не переспоришь.

Машина свернула на асфальтовую городскую дорогу.

— Тебе до рынка?

— Ага, — буркнул пацан, вытирая нос рукавом (что за привычка такая!) — И если можно, обратно. — Быстро выпалил он. — Я ж обещал местечко показать!

Тетя припарковалась у рынка.

Пацанчик первый выскочил из машины:

— Я вас отыщу! — И скрылся среди лотков.

Что может быть интересного в походе на рынок? Кричащие торговки, давленые помидоры, тяжелые баулы… Когда вся навьюченная, будто мини-караван, команда собралась у тетиного «жигуленка», Федька уже ждал, вальяжно развалившись на раскаленном капоте. «Как ему спину-то не жжет», — успел подумать Тонкий, прежде чем тетя любезно распахнула багажник: сваливай, мол, Санечка, свои сумки! Тонкий свалил (стало легче), тетя тоже, и Ленка скромно швырнула легенький пакетик (боялась надорваться, бедняжка). И вся компания дружно погрузилась в машину.

Тетя Муза с ходу взяла быка за рога:

— Что за место-то, Федь? До деревни далеко?

Федька опять вытер нос рукавом, громко шмыгнув при этом, и небрежно изрек:

— Пешком — минут сорок. На машине — дольше. И дикарей вокруг — никого.

— Там, что ли, завод по переработке ядерных отходов? — спросила циничная Ленка. Федька хохотнул:

— Не, просто местность такая: горы, пещеры, камни, заброшенные поля, до деревни опять же далеко… Вот никто и не хочет там отдыхать. — Он засопел, явно силясь вспомнить незнакомое слово, и через пару секунд выдал:

— Рельеф не тот.

— А почему ты думаешь, что нам там будет удобно? — подозрительно спросила тетя Муза. Федька пожал плечами:

— Сами хотели подальше.

— Тогда почему сразу не в Турцию? — вмешалась Ленка.

— Могу не показывать…

— Нет уж, пожалуйста, покажи, — приказала тетя Муза. — А мы уж решим, подойдет оно нам или нет.

На том и договорились. Городская асфальтовая дорога кончилась так же быстро, как и началась. Машину скоро затрясло по глиняным ухабам, по низеньким, но прочным кустикам бессмертника. Интересно, можно бессмертником проколоть шину? Хотелось подремать, но поди попробуй, когда едешь, будто в центрифуге. Толстому, впрочем, удалось — крысы хорошо переносят качку, Ленке спать не хотелось — она купила батарейки и врубила плеер на полную (тетя не держала магнитолы в своем «жигуленке»), Федьке надо было показывать дорогу, тете — вести машину. Один Тонкий сидел и мучался, силясь хоть немного вздремнуть. Он закрывал глаза, но на следующем же машинном подскоке они распахивались, будто незастегнутые крышки чемоданов. Взору представали чинары и поля. Тонкий злился, закрывал глаза, и все начиналось снова.

Подскоке, приблизительно, на сто пятом он сдался и обреченно уставился в окно. Вид успел перемениться. Чинар прибавилось, прибавилось камней и ухабов на совсем уж раздолбанной дороге. Над машиной возвышалась гора, заваленная камнями, на ней — еще одна. Под машиной — еще гора, вернее еще развалины — куча валунов, нагроможденных друг на друга, коряво и ненадежно, как пирамидка, неумело собранная великанским ребенком. А под ней, уже совсем низко, плескалось море.

— Ну вот, — сказал Федька таким хвастливым тоном, как будто по меньшей мере устроил их в пятизвездочный отель Венеции. — Ни души! Можете подыскать себе здесь прекрасное местечко.

— Здесь?! — с ужасом взвизгнула Ленка. Ей вовсе не улыбалось остатки каникул скакать по валунам, как горной козе. Тетя Муза только бровью повела:

— Неплохо. Спокойно, главное. А несколько метров ровной земли для палатки как-нибудь найдем.

Тонкий только вздохнул. Если тетя сказала «Нормально», значит, нормально, спорить бес толку.

— Только вот что. — Федька вытер нос рукавом, шумно хлюпнув. — Место потому и тихое, что секретное. Никому не говорите, что я вам его показал. Хорошо?

— Секретное — это как? — поинтересовалась тетя. — Здесь находятся ракетные установки Украины? Или военное училище проводит маневры, а?

— Не. — Зарделся Федька. — Мы с братом его сами нашли. Здесь рыбал-каа! — Он мечтательно закрыл глаза и развел руками, как будто показывая размер пойманной рыбы. — Вы уж, пожалуйста, никому. А то брат узнает и мне голову оторвет.

— С братом разберемся, — пообещала Ленка.

Тетя быстренько нашла куда припарковать «Жигуль» (на средней горе, где камней поменьше), вытряхнула все из багажника и велела ставить палатку. Тонкий понял: она собралась везти Федьку домой, значит, вся операция по установке палатки на камнях ляжет на него. Ленка с Толстым не в счет. Сестренка будет ныть, что она устала, что это эксплуатация детского труда, и все равно сделает все не так. А Толстый… Крысы, конечно, очень умные животные, но ставить палатки абсолютно не умеют. У каждого свои недостатки.

Он сделал ручкой тете с Федькой (этот бесенок еще крикнул: «Я буду вас навещать!») и угрюмо уставился на гору тюков и камней. Толстый сидел на плече, не решаясь спуститься, а Ленка, даром что ныла больше всех, тут же помчалась обследовать территорию.

Собственно, если приглядеться, камней на средней горе не так уж много. Ну раз валун, ну два, три, десять. Вон ровненькое место для парковки, с которого только что стартанула тетя, оно, пожалуй, подойдет и для палатки, а там… Гора ведь не крутая и ровная, гора — раздолбанная, как большая, старая лестница. Правда, ступеньки — в два человеческих роста каждая. И во-н там, ступени на третьей Тонкий увидел нечто, похожее на пещеру. Нет, маленькие пробоины (толщиной с Тонкого) тут были везде. Но там, кажется, была настоящая большая пещера, шириной с подъезд, глубиной… Не видно.

Ленка испарилась. Бросать вещи и бежать, как маленькому, смотреть на пещеру было глупо. Толстый уже сполз с плеча и с интересом ковырялся в сумках, которые они привезли с рынка. Тонкий раскопал тюк с палаткой и, ворча, начал устанавливать:

— Цени, крыс, на какие жертвы приходится идти ради твоей безопасности! — Но крыс не ценил. Найденная в одном из пакетов пачка печенюшек его интересовала больше палатки, и он целиком забрался в пакет, громко хрустя оттуда.

— Предатель! — рыкнул Тонкий, вбивая колышек в сухую крымскую землю. Ленка спускалась к морю, поскальзываясь на больших камнях.

Тонкий ставил палатку второй раз в жизни (первый был этим же летом, когда они только приехали на старое место у деревни). Упрямые колышки не хотели вбиваться, шесты вечно падали. Он весь вымотался, соорудив нечто, отдаленно напоминающее палатку. Кривая она какая-то вышла… Ничего, тетя приедет — поправит. Всыплет, конечно, по первое число, что до сих пор не научился таким элементарным вещам, но поправит. Он быстренько надул один матрас (тетя с Ленкой пускай сами свои надувают), вытащил Толстого из пакета, забрался в палатку и растянулся там на матрасе, пристроив на пузо верного крыса…

Только прилег, называется! Снаружи послышался шум мотора. «Нет, не «жигуль», — определил на слух Тонкий, — мотоцикл? Как он здесь проехал-то?». Пришлось высунуться. У палатки действительно стоял мотоцикл. Даже два. Димон и Сергей — Сашкины знакомые байкеры из деревни каким-то чудом нашли его новое пристанище. Наверное, Федька сам и разболтал. А еще канючил: «Не говори-ите ни-ко-му!».

— Привет! — Разулыбался Серый, слезая с мотоцикла. — Значит, ты здесь теперь?

— Угу.

— Ты че, с дуба рухнул?

Тонкий, конечно, ожидал, что друзья-байкеры удивятся, узнав, что он променял такое удобное место у деревни на эти руины. Но не подозревал, что до такой степени. Он выбрался из палатки целиком, прижимая к себе верного крыса, встал на ноги и только тогда спросил:

— А что такого? Жить и на камнях можно…

— Он же не местный, — подсказал Димон. Серега понимающе кивнул:

— Не в курсах, значит.

— Насчет чего? — Не понял Тонкий. Когда тебя обвиняют в сдубарухнотости, а потом начинают обсуждать это между собой, согласитесь, стоит выяснить причину.

Димон и Серега переглянулись, посмотрели на Тонкого, как на первоклашку, и хором выдали:

— ЗДЕСЬ ЖЕ КЛАДБИЩЕ ДИКАРЕЙ!

Заявление было сильное: одно слово «кладбище» чего стоит. То, что здесь нет крестов, ничего не значит. На братских могилах тоже не ставят крестов (по крайней мере, так в песне поется), однако могилы есть, и их много. И камней здесь полно, кто сказал, что это не могильные?.. Хотя все равно не верилось.

Тонкий вытянул из палатки конец матраса, сел и потребовал разъяснений:

— Чего это оно «кладбище»? — Про дикарей решил пока не спрашивать: он тоже дикарь, мало ли что!

— А того! — Димон уселся напротив Тонкого прямо на земле, Серега — тоже. — Здесь, Санечка, люди пропадают. Дикари, ага. Вечером приедет семейка, палатку поставит, костерчик разведет, понаставит складных столиков — видно, в общем, что приехали надолго. А утром, самое большое, через день — ни людей, ни палатки.

— Как?

— А вот так. Сто раз уже так было. Куда отсюда люди пропадают, можно только гадать, но как они отсюда уезжают, никто не видит.

Толстый у Сашки на коленях почесал ногой в затылке. Тонкий не разделял его недоумения:

— Так нормально, Дим: здесь же место заброшенное. Никто и не видит, как люди уезжают. Странно, что приезжающих видят…

— В том-то и прикол! — оборвал его Серега. — Это место отлично видно с деревенского пляжа. Ну и деревенский пляж отсюда — тоже. Вон, смотри! — Он показал куда-то на море. Внизу под горой пляж был пустынным, а чуть левее… Нет, сильно левее, нет, почти перпендикулярно лагерю, далеко-далеко был другой пляж. Тонкий разглядел фигурки людей-муравьев в разноцветных пятнах купальников и плавок.

— Во! — Серега проследил за его взглядом. — И оттуда прекрасно видно: стоит здесь палатка или нет. Если она, конечно, яркого цвета. Так что, кто приехал, кто уехал, в деревне знают, будь спок!

Тонкий только хмыкнул:

— Может, людям просто здесь не нравится! Приезжают, как мы, отдохнуть от народа, местечко выбирают соответствующее, чтобы никого вокруг, а потом, к утру, что-то их…

— Именно! — оборвал Димка. — Именно к утру! Гоминид приходит по ночам…

— Кто?

— Саблезубый гоминид.

— Ты че, маленький?!

Нет, поймите правильно: молодой, подающий надежды художник и детектив Александр Уткин тоже недавно получил паспорт. Вот буквально минувшей зимой ему как раз исполнилось четырнадцать. Но если человек на полном серьезе рассказывает про какого-то саблезубого гоминида, который приходит по ночам и хоронит дикарей в камнях, то ему, согласитесь, паспорт иметь еще рановато. Он на нем солдатиков нарисует зелеными фломастерами или того же гоминида саблезубого черным карандашом. И будет не документ, а черт-те что с детскими каракулями. Объясняй потом в милиции, что человек еще маленький, еще рисует каракули на документах, верит в Деда Мороза и саблезубых гоминидов…

Димка не обиделся. Димка сказал:

— Да. — И уточнил: — Да, я маленький, как и вся наша деревня. Большие те, кто приехал сюда отдыхать и не вернулся. Лежат их косточки, небось, где-нибудь в пещере, такие большие-пребольшие…

— Покажешь? — ехидно спросил Тонкий.

Димон молча развел руками: что, мол, с неверующего взять!

— Жаль парня, — поддакнул Серега.

Тонкий на такой дешевый развод покупаться не собирался:

— Я пока еще не услышал ни одного убедительного аргумента. Если есть гоминид — покажите. Не его, а хоть косточки, которые он оставляет. А так…

Димон только плечами пожал:

— Никто не верит, а все пропадают.

— Угу, — опять поддакнул Серега.

Нет, господа, так беседы не ведутся! Тонкий уже начал сердиться: сидят тут, понимаешь, пугают, чем пугают — не говорят…

— Что хоть за гоминид-то такой, откуда взялся, можете объяснить?

Байкеры переглянулись, и Сашка понял: объяснят. И на том спасибо!

— Есть такая легенда… — начал Димон.

— Она же — байка, — подхватил Серега.

— В этих пещерах, — Димон повел рукой, показывая окрестности, — живет саблезубый гоминид. Вроде снежного человека, только у нас тут снега мало бывает. И людей-то, вроде, не ест…

— Слава богу!

— Не перебивай. Но как все дикие животные, он территориален. Территорию свою пасет, охраняет от чужих. И если здесь поселишься — добра не жди.

— Загрызет, — обнадежил Серега.

— Или так выгонит, — успокоил Димон. — В любом случае, на этом месте вам не отдыхать, сто раз уж так было.

Тонкий чертил камушком на земле, переваривая информацию. Снежный человек, значит, местного розлива. Территорию он, видите ли, охраняет…

— Его кто-нибудь видел?

— Я — нет.

— И я нет. А бабульки наши только его и обсуждают, всякий раз, когда опять пропадет какой-нибудь дикарь. Каждая утверждает, что видела, только описывают его все по-разному…

Тонкому стало жаль парней. Нет, правда: живут в деревне, телек и тот — не у всех есть. Скучно! Ленка, вон, через неделю взбесилась без компьютера, самой скоро гоминиды мерещиться начнут! А люди так живут всю жизнь, вот и развлекают себя, как могут. Хотя, с другой стороны, отсутствие телека — еще не повод пудрить мозги отдыхающим. Тонкий набрал воздуха и спросил:

— И вы в это верите?!

— Мы верим в то, что здесь пропадают люди, — оскорбился Димон. Видно было, что и в гоминида он верит, только признаться стесняется.

— В это трудно не верить, когда видишь собственными глазами: вечером человек приехал, а утром его и след простыл, — уточнил Серега.

— Так что, мы тебя предупредили, — подытожил Димон и кивнул Сереге на мотоциклы, поехали, мол, чего с ним разговаривать!

Меньше всего Тонкому хотелось портить отношения с байкерами. Во-первых, он здесь больше никого не знает (несознательный Федька не в счет, с ним будет особый разговор), во-вторых, они как-никак предупредили его об опасности… «Нельзя быть свинтусом», — сказал себе Тонкий и попросил:

— Подождите! — Байкеры синхронно замерли, задрав ноги над седлами мотоциклов. — Если я правда его встречу, что делать-то? Наверняка ведь есть какой-то способ борьбы, и все такое…

— Пристрели, — посоветовал Димон. — Или убегай, если стрелять не из чего. Тварь дикая, с ней не договоришься. — Он оседлал мотоцикл, Серый тоже.

— Бывай, художник! — крикнул Димон. — И поищи себе местечко побезопаснее!