Вкус Безумия

Мария Мирей (2020)

Он. Имеет ли вкус безумие? Мое определенно имеет. Вкус земляники и солнца с нотками корицы. Оно имеет не только вкус, но и яркую, ослепительную красоту. Оно живет со мной так давно, что я уже и не помню, когда оно появилось. Оно вросло в меня, укоренилось, и день ото дня растет, прогрессирует в болезненную потребность. Может кто-то назовет ее любовью, кто-то страстью или нежностью, но для меня это чувство безысходности и агонии, потому что это мой приговор судьбы. Она. Имеет ли вкус счастье? Мое, безусловно, имеет. Оно сладко — горького вкуса, с начинкой, которая врядли придется по вкусу каждому. Я, как ребенок, раскусив его, словно конфету, с удивлением смотрю на его уродливую составляющую. Но это моя судьба, моя дорога по которой я иду без путеводителя, сбивая ноги в кровь, и обжигаю душу. Однотомник. ХЭ. Жесть. Альтернативная Россия. Строго 18+. Присутствует сцена изнасилования. Героине есть 18 лет. Содержит нецензурную брань.

Глава 10

Злата

Сказать, что последняя встреча с братом выбила из меня дух, — значит не сказать ничего. Каждая наша встреча была словно порцией яда, который отравлял каждую клеточку моего организма. Он не просто отравлял, он делал меня зависимой. И когда наступала стадия ломки, жить становилось невыносимо, а сердце разрывалось на миллионы осколков, требуя хоть на мгновение увидеть его. Хоть на мгновение утонуть в темно-серых глазах, пройтись взглядом по капризному изгибу губ, запрещая себе вспоминать их вкус, потому что сразу начиналась истерика.

Пытаясь усмирить отчаянную тоску, я зашла к нему в «Facebooke», и взгляд упал на фото в его личном альбоме. Я застыла, чтобы спустя секунду биться в истерике и кричать в подушку, боясь, что отец решит, что я сошла с ума. От этой картины меня прошибало током, а ревность, едкая и жгучая, как щелочь, прожигала насквозь. Он так держал её, Господи, лучше бы я ослепла и никогда не видела его таким счастливым. Быстро же он оправился от нашей встречи!

Пост под фотографией жег мозг раскалённой сталью, заставляя захлебываться собственной желчью и завистью. В этот момент я чувствовала себя сломанной и никому не нужной. «Пью счастье слишком жадно!» — гласила надпись.

Но больше всего меня раздавил вид этой девицы. Счастливое лицо блондинки, красивое, стоит отметить, было лучшим доказательством правоты его слов. Я ревниво смотрела, как голубые глазенки счастливо пылали, а полные аппетитные губы замерли в миллиметре от мужских губ. Я задыхалась, не могла смотреть, не могла понимать, что не я та, кто дарит ему это его счастье. Не мои губы сводят его с ума. Он просто не мой! И волосы хотелось рвать в клочья, и горло сорвать, вымещая в беззвучном крике всю накопившуюся за этот год боль.

Это было тяжёлое время. Я то впадала в апатию, то приходила в себя, пытаясь жить, интересоваться всеми теми вещами, которыми присуще интересоваться девушке в моём возрасте. Вечеринки просто вгоняли меня в ступор. Неинтересные, невкусные разговоры ни о чём, примитивный юмор и ужасающе скучный флирт — всё это было не для меня. В один из таких вечеров я случайно поймала своё отражение в зеркале и хохотала до слёз, осознав всю нелепость таких вылазок. Зачем? Кого я пытаюсь обмануть? Как можно, испробовав тончайший вкус изысканного вина, заставить пить себя палёный суррогат? Всё это не имело для меня значения, и я продолжала жить в своём мире, отгородившись ото всех невидимым щитом.

Лето было почти на исходе, когда город сотрясла ужасная и чудовищная весть. Викторию нашли мёртвой. Подруга стала жертвой маньяка. Её смерть была чудовищной. Истерзанное тело нашли в парке, недалеко от нашего дома. По версии полиции, она вполне могла направляться ко мне, потому что это был её обычный маршрут, когда она ходила ко мне. На машине ехать смысла не было, в объезд на пробки уходило много времени, и поэтому мы вот так по аллее, через парк ходили друг к другу.

Меня мучило чувство вины, в последнее время я замкнулась в себе, не находя в себе силы даже поговорить по телефону. Её смерть выбила меня из колеи горечи и самоистязания. Заставила посмотреть на свою жизнь другими глазами. Заставила прозреть.

Услышав страшную весть, я поспешила в дом подруги, желая утешить Ирину Викторовну и хоть как-то искупить вину, не ожидая встретить такой приём. Я не сразу узнала в открывшей дверь осунувшейся, ссутулившейся женщине статную и эффектную мать моей подруги. Поймав измученный взгляд убитой горем женщины, я отшатнулась. Столько ненависти и злости было в её взгляде.

— Ты… Как посмела ты прийти сюда? Это ты, из-за тебя моя девочка решилась идти к тебе в ночь. Тебе же некогда было трубку поднять и просто поговорить с моей девочкой! Дрянь! Пошла вон отсюда!

Нетвердой походкой я побрела прочь, глотая слёзы и, как рыба, раскрытым ртом, в надежде вдохнуть глоток кислорода. Всё так. Всё справедливо. Это я, из-за меня всё случилось. Если бы только я не была столь зациклена на своей неразделенной любви и не ослепла от горя!

Перед глазами стояла Виктория. Она была доброй и милой девочкой. Впервые увидев девочку с рыжими вихрастыми волосами, усыпанную веснушками, и поймав её тёплый взгляд, я поняла, что мы подружимся. Так и получилось. Она была настолько прекрасным человеком, насколько я испорчена в поблажках и безграничной любви брата. Но мы отлично ладили друг с другом и никогда не ссорились. При мысли о нём сердце снова отозвалось болью.

И стоя на похоронах единственного человека, который принимал меня такой, какая я есть, глядя в зияющую рану земли, я чувствовала себя одинокой и совершенно пустой. Равнодушно осматриваю чужие лица, на которых сквозит лицемерие и равнодушие, слегка прикрытое скорбной маской, которую гости этого мероприятия даже не считали нужным держать. Стервятники слетелись в поисках наживы, чтобы потом смаковать чужое горе за закрытыми дверями своих будуаров.

Белый резной лаковый гроб казался среди мрачной серости и сырости чем-то совершенно неуместным в этом месте. Его крышку решили не поднимать, дабы не шокировать общественность. Но я её видела, и теперь изуродованное лицо девушки будет преследовать меня вечно. Мать не посмела выгнать меня, увидев рядом отца, за что я была ему безгранично благодарна. Конечно, глупо бояться мертвых, куда страшнее живые. Только живые могут так испытывать взглядом, заставляя чувствовать липкий до омерзения взгляд. Осторожно пытаюсь понять, кому он принадлежит, но всё тщетно. У подавляющего большинства, несмотря на пасмурную погоду, на глазах тёмные очки. Ощущение страха не проходило, заставляя то и дело вскидываться, озираясь по сторонам.

— Милая, ты в порядке? Только скажи, Эдик подгонит машину к боковому входу.

Отец с осунувшимся лицом так же тревожно хмурился. Очевидно, моё состояние передалось и ему.

— Мне нужно быть с ней до конца. — Шепчу ему в плечо, опираясь на твердую руку.

— Как скажешь. После погребения сразу домой, без возражений.

Соглашаясь и вздохнув, медленно кивнула. В последнее время отец нервный стал. Его знаменитая невозмутимость, которая была легендой в высших слоях общества, дала трещину. Каменное лицо застыло, словно маска, испещрённая резкими глубокими морщинами. В отличие от остальных гостей, отец глаз не прятал и так же с презрением осматривал всех остальных.

Начал моросить противный мелкий дождь, и холод мгновенно пробрал до костей. Последний раз посмотрев в лучезарный взгляд на портрете, перетянутом чёрной траурной лентой, я поспешила уйти. Опираясь на руку отца, я медленно шла, еле переставляя ноги. Виски ломило от боли, а тело сковала дикая усталость, поэтому я не сразу сообразила, что мы остановились возле низкой оградки, увитой старым засохшим плющом, рука на моей спине напряглась, а меня окутал запах свежести с нотками горечи и цитруса.

Подняла взгляд, и мир рассыпался на миллиард осколков. Мне показалось, это мираж, я даже моргнула несколько раз, пытаясь прогнать наваждение. Захотелось броситься в тёплые родные объятия, спрятаться в них от всего мира, укрыться от происходящего ужаса.

Кай, словно считав мои эмоции, раскрыл объятия, делая шаг в мою сторону. Я ещё не успела осознать, а ноги уже несли меня в умиротворяющую гавань его рук.

Дальше всё было словно во сне. Исчезло всё вокруг. Как добирались домой, как в кабинете отца брат отпаивал меня горячим вином и растирал заледеневшие конечности. Я могла только безмолвно смотреть, отчаянно боясь разрушить то хрупкое перемирие, которое воцарилось между нами. Как же хотелось поблагодарить его за то, что прилетел, за то, что один, без неё. Потому как её я бы не вынесла. Смотрю на поджатые губы и улыбаюсь. И сердце бьётся быстрее, когда ответная улыбка озаряет хмурое лицо, и появляются милые ямочки, превращая этого грубого брутального мужчину в мальчишку из прошлого. Только во взгляде тьма. Она переливается всеми оттенками стали, пряча в своей глубине самое сокровенное.

— Ты останешься? — Спрашиваю хриплым надломленным голосом, с замиранием сердца.

Кай скользит взглядом по моему лицу, но по его непроницаемому виду невозможно понять, о чём он думает.

— Сколько потребуется.

С облегчением втягиваю воздух, понимая, что не дышала. Потом решаюсь на ещё один сумасшедший поступок. Беру его руку и прижимаюсь к ней губами. Кай вздрагивает, словно от удара током, но не убирает ладонь. Смотрит в глаза своими темными серыми глазами, нервно сглотнув.

— Знаешь, что я сегодня поняла, когда стояла у могилы Виктории?

Он молчал, не отводя взгляда, но я продолжала говорить:

— Я поняла, что в жизни можно не успеть. Мы можем строить планы, мечтать, работать до изнеможения — и всё равно не успеть. Многие скажут, что нам, представителям высшего света, повезло в жизни. Возможно, так и есть. У Виктории было всё, о чём только может мечтать самая изысканная девушка. Но разве сталь в руках убийцы выбирает жертву по этому признаку? Я видела её, Кай, и никогда не забуду. Её жестоко зарезали, как скотину. Глубокие жуткие порезы на животе, горле… руках. Мне страшно представить, через какой ад она прошла.

Слёзы уже давно стекали по моим щекам, капая и оставляя разводы на чёрной шифоновой блузке. Кай подошёл, опустился на корточки передо мной и осторожно вытер влагу жёсткими подушечками пальцев. Я боялась вдохнуть воздух, чтобы своим шумным дыханием не спугнуть его.

— Злата… Я клянусь, что пока я жив, крошка, ты сможешь успеть всё и даже больше. Твоя подруга стала жертвой маньяка, это правда. И у меня кровь в жилах стынет, когда я думаю, что через этот гребаный парк могла идти ты к ней, а не наоборот. Сейчас оставаться в этом городе очень опасно. Поэтому ты на днях улетаешь в Лондон со мной. Через две недели начнутся занятия, и тебе лучше быть в поле моего зрения.

Я согласно кивнула, хотя на языке крутилась масса вопросов. Но благоразумно решила их отложить на потом. Пожелав спокойной ночи брату, я поднялась в свою комнату. Приняв душ и устроившись в постели, я ещё долго лежала без сна, представляя, как Кай стоит под горячими струями, как его смуглое рельефное тело покрывается капельками воды, и это происходит рядом, всего лишь в комнате напротив. А ещё в моей душе поднималась тёплая знакомая волна предвкушения. Может быть, лёд тронулся?

Незаметно для себя уснула, но и во сне меня преследовал брат. Он хмуро глядел за мою спину, сжимая кулаки, но как ни пыталась я оглянуться, никого за своей спиной разглядеть не смогла.