Лилия

Мария Куспиц, 2023

История одной маленькой девочки, так рано узнавшей тяжесть психического расстройства, которое, однако, не помешало ей найти родственную душу.

В далекие времена моей юности мне доводилось брать подработки по вечерам в одном ресторанчике недалеко от дома. Смены были вечерние и чаще всего выпадали на обслуживание банкетов. Мне хорошо запомнился один праздничный вечер. Это был шумный юбилей с большим количеством приглашенных. В тот день было произнесено много теплых поздравлений, банкетный зал был заполнен ароматами самых разных цветов, подаренных гостями. Но все это скорее утомляло, нежели радовало взгляд стороннего наблюдателя. Вручив бессмысленно составленные букеты, гости торопливо поздравляли юбиляршу, при чем выглядело это так, словно приглашенные знать ничего не знали о виновнице торжества. Все поздравления были на один лад и звучали как-то обезличено. Однако один букет был особенным. Его вручил имениннице супруг, приехавший раньше остальных. Движения супругов были естественны и просты. Казалось, будто она принимает цветы скорее по привычке, не замечая даже, что это букет прекрасных белых лилий. Но эта машинальность, с которой она приняла букет, вовсе не была свидетельством безразличия, а совсем наоборот, им словно не хотелось тратить ни единой секунды ни на что, кроме одним им понятного диалога переплетающихся взглядов, наполненных нежностью и чуткостью. Какой же это был прекрасный букет. Охапка сложных и изящных соцветий белоснежных лилий была бережно помещена в заранее подготовленную вазу и поставлена отдельно от остальных цветов. В тот вечер чужого торжества вряд ли кто-то мог ожидать, что лилии станут символом не только счастливого супружества и благоденствия именинницы.

Был самый разгар застолья, когда пришла моя очередь взять десятиминутный перерыв. Не имея желания проводить эти короткие минуты спасительной передышки в пыльной и душной подсобке, пропитанной запахами готовящейся в кухне еды, я направилась к выходу из здания за порцией по-осеннему прохладного свежего воздуха. Вот-вот должны были начаться новые сутки, и от вида расплывающегося в ночном мраке тускло-желтого света фонарей усталость и сонливость отступали. Только онемевшая поясница и гудящие ноги напоминали, что работа еще не окончена и расслабляться не время. В какой-то момент ко мне пришло осознание, что уже несколько минут мой взгляд прикован к маленькой девочке. Она сидела на корточках посреди улицы, немного в тени прилегающих к домам построек. Беспризорница была одета в не к месту торжественное платьице белого цвета и в ночи от этого ее было хорошо видно. Стряхнув с себя пелену нереальности происходящего, я направилась к ней. Девочка не то, чтобы испугалась моего приближения, что было бы самым нежелательным исходом моей неуклюжей попытки, но была явно смущена неожиданным вниманием постороннего человека. Оказавшись в паре метров от странной своей находки, опираясь спиной о металлический гараж, я принялась рассматривать ее и попыталась завязать разговор. Девочка была босая, что в такую погоду грозило ей серьезной простудой. На ней не было верхней одежды. К моему удивлению сквозь полумрак удалось разглядеть губы, накрашенные ярко-красной помадой, почти бордовой, словно у зрелой женщины. Мне не удалось у нее толком ничего выведать, только имя. Девочка представилась Лилией. И только быстрый взгляд наивного ребенка в сторону соседних домов после вопроса о том, где же она живет, выдал примерное местоположение ее обиталища. По виду ей можно было дать не более пяти лет. На улице оставлять ее было никак нельзя, поэтому я решила взять ее с собой на работу. Казалось, по пути к подсобке мы не были замечены. Оказавшись там, я усадила ее на старый, протертый стул. Стул был очень древний, и пошевелить его без скрипа было невозможно. Казалось, что девочку пугал звук, так как она словно старалась не сделать ни одного лишнего движения сидя на нем. Накрыв ее ноги вязаным кардиганом, доставшимся в наследство от бабули, я отправилась искать телефонный аппарат, чтобы сообщить куда следует о найденном ребенке. Мне не доводилось им пользоваться, однако я точно знала, что аппарат стоял в кабинете управляющей рестораном.

Наряд полиции прибыл с большим запозданием, когда последние, уже сонные в столь поздний час и ленивые от количества съеденных закусок, гости прощались с уставшей на вид, но сохраняющими благожелательное настроение четой. Внутри меня росло ощущение, что я должна как-то поучаствовать в судьбе этой своей нечаянной находки. Разыскать родителей потерявшегося ребенка оказалось не такой уж и простой задачей. Помимо тех трудностей, что естественным образом вытекали из сложившихся обстоятельств, ситуация осложнялась тем, что девочка не была уверена ни в верности своего имени, ни в верности своего возраста. Взять на себя обязательство присмотреть за Лилей до момента, когда удастся отыскать ее родственников, было хорошей идеей, позволившей почувствовать смесь облегчения, полезности и воодушевления, хотя и сопровождалось не проходящим чувством раздражения от осознания навалившихся хлопот. Лилия, казалось, не была против такого развития событий, и только не по-детски печальные, полные слез глаза свидетельствовали о том, что нет для ребенка места, лучше родительского дома.

В то время я снимала небольшую однокомнатную квартирку поблизости от этого ресторанчика. Дойти туда заняло бы не более двадцати минут размеренного шага. В другие дни я так и поступала, не смотря на сильную усталость. Прогулки по ночному городу помогали мне осознавать себя как частичку большого механизма жизни и не давали утонуть в бесконечном потоке ежедневных хлопот. Но ребенок был бос, поэтому решение доехать на такси казалось единственно благоразумным. Поездка прошла в обоюдном молчании = мне не хотелось мучать и без того напуганного и уставшего ребенка, а что было на душе у Лилии не берусь даже представлять.

Благополучно добравшись, мы поднялись по бетонной лестнице, провонявшей сигаретами и полной мусора, оставленного соседями по углам пролетов. Лилю из машины я донесла на руках и поставила на пол только в ванной комнате. Пол здесь был небрежно покрыт старым куском линолеума и всегда был достаточно холодным, ведь под линолеумом не было ничего, кроме бетона. Маленькие ножки, и без того посиневшие от босоногой прогулки, выглядели теперь почти мраморными, как при «белой лихорадке». Гостья недоумевая озиралась по сторонам, удивляясь, по-видимому, новой обстановке. Задавать ей вопросы казалось чем-то неловким, а вот предложение принять хорошо нагретую пенную ванну было встречено скромным согласием. Девочка казалась мне достаточно взрослой, чтобы искупаться самостоятельно. Не хотелось смущать ее посторонним присутствием. Наскоро указав, где хранятся самые необходимые в такой момент принадлежности, я отправилась на поиски съестного в своей девической обители. В доме одинокой девушки еду сыскать не просто. Предполагаю, что ни один холостяцкий холодильник не сможет конкурировать в аскетичности продуктового наполнения с моим холодильником в тот вечер. Но все же мне удалось сыскать немного овсяного печенья с шоколадной крошкой на полках где-то между десятками пустых контейнеров и бумажным пакетом, содержимое которого узнать наверняка я так и не решилась в тот вечер. Горячая ванна и еда сделали свое дело, и, не смотря на очевидную тревогу, ребенок довольно быстро уснул. В отличии от меня, Лилия спала крепко, не выдавая никаких внешних проявлений беспокойного сна. И только поздним утром, после того как и мне наконец удалось сомкнуть глаза на пару часов, я решилась аккуратно разбудить ее. Не сразу поняв, почему она не хочет вставать с постели, я принесла ей еще не остывшие со сковороды блинчики, поставив тарелку прямо на одеяло. Тут же запах выдал мне разгадку ее нежелания завтракать за столом, но тактичность и сочувствие ребенку подсказали мне, что лучше не говорить об этом досадном происшествии. Мокрое постельное белье я постаралась сменить незаметно, пока Лиля, в отсутствие зубной щетки, старательно чистила свои маленькие зубки пальцем, намазанным зубной пастой для взрослых.

Не было никаких новостей о родственниках Лилии, и мы вдвоем направились в гости к Ольге. Входная дверь квартиры Ольги была напротив моей. Мы познакомились тут же на лестничной площадке и с того дня старались каждую субботу за бесконечной будничной суетой находить время для простого человеческого общения друг с другом. Ольга с дочерью переехали из другого города и, будучи по натуре людьми приветливыми и открытыми, были рады новым знакомствам. Дочь Ольги — Кристина, была активной, но послушной воспитанницей выпускной группы ближайшего к дому детского сада. Несмотря на малое время, которое Ольга по объективным причинам могла уделить дочери, ей удалось воспитать девочку приветливой хозяйкой. Сразу после знакомства, Кристина, с присущей ей настойчивостью, познакомила Лилию с обстановкой, уделив особенное внимание книжному шкафу, а затем манером, не допускающим возражений, усадила ее за свой маленький стол-парту в спальне, служившей по совместительству и гостиной, и детской комнатой. Ольга едва успела подать сладости к чаю, как стало понятно, что у девочек что-то пошло не так. С осторожностью я попыталась выяснить, в чем причина шумного негодования маленькой хозяйки. Кристина без остановки тараторила что-то сумбурное про карандаши, однако это вызвало что-то вроде ступора у моей подопечной. Мне все же удалось мельком взглянуть на рулонную раскраску, которой были заняты девочки, и причина маленькой ссоры стала ясна. Лиля не умела рисовать. Совсем. Складывалось ощущение, что она раскраску видит впервые в жизни. Было видно, что Лиля едва сдерживается, чтобы не расплакаться, поэтому наскоро простившись с негодующей Кристиной и ее мамой, уже привыкшей, казалось, ко всему, что могут сделать дети, мы вернулись ко мне домой. Лилия молчала, не отвечала ни на один мой вопрос. Я не на шутку испугалась и, не зная, как лучше поступить, ведь ни у меня, ни у моих родственников на моей зрелой памяти не было маленьких детей, интуитивно нашла, как оказалось, самое верное решение. Наскоро отыскав завалявшуюся невесть по какому случаю раскраску, я предложила Лилии раскрасить ее вместе. Для этого, правда, пришлось вернуться и попросить карандаши у Кристины. На белом листе были тускло отпечатаны контуры двух девочек, одетых на классический манер: с бантами, в платьицах, гольфах и туфельках на маленьком, совсем детском каблучке. На картинке девочки держались за руки и смотрели в разные стороны. Эта картинка показалась мне очень уместной. По началу у Лили ломались отточенные грифели, так старательно она давила на карандаш, очевидно предполагая, что от этого получится красивее. Я не стала ей ничего указывать прямо, но, как будто невзначай, иногда проговаривала свои движения, чередуя эти комментарии беседой о случившемся в гостях. К моему удивлению, девочка с интересом повторяла мои оставшиеся на уровне начальной школы приемы рисования, попутно сбивчиво объясняя, что она просто хотела подружиться и совсем не знала, как рисовать. Девочек на картинке мы раскрасили символично: одной из них достался цвет волос и глаз Кристины, а другой Лилии. Платьица и туфельки мы нарисовали девочкам почти одинаковыми, и условились, что это будет знаком примирения.

Конец ознакомительного фрагмента.