Мой телефон 03

Мария Ким, 2021

Минуты, проведенные нами в скорой помощи, надолго остаются самым тяжелым воспоминанием в нашей жизни. Мы помним боль, страх и свою растерянность от того, что весь привычный нам мир остался за гулко хлопнувшей дверью машины с красным крестом. Но мы не помним врачей. Книга молодой писательницы Марии Ким детально, ярко и талантливо восполняет этот пробел. Медики смешные, грустные, добрые, злые, уставшие как собаки – все они здесь. И каждый прописан сильной рукой. Sine ira etstudio, если говорить на их языке.

Я вас не слышу

Скандал — первый шаг на пути к талантливой истерике.

Диалоги скорой помощи

Смену я сдала вовремя, но вовремя уйти со станции не успела. «Подняться к старшему фельдшеру!» — свежим голосом бросила по селектору сменная диспетчерша и назвала несколько фамилий дежурантов старой смены. Тела дежурантов остались неподвижны на своих диванах. Я знаю, что они встанут минуты через две, им нужны силы, чтобы собрать непослушные гудящие мышцы. Или не встанут, и тогда диспетчер через четыре минуты позовет их опять.

Я поднялась на третий этаж. Третий этаж подстанции — административный. Здесь сидят заведующий, старший врач, старший фельдшер и статист. Отсюда статист с утра принимается обзванивать поликлиники, чтобы направить участковых терапевтов по адресам вызовов прошлой смены на контрольный визит. Есть ли у статиста другие обязанности, мне неизвестно. Старший врач подстанции приходит в рабочие дни с утра пораньше, проводит с дежурантами планерку и проверяет карты вызовов. Если карта написана с ошибками, возвращает ее фельдшеру с замечанием, чтобы жалобы больного совпадали с описанием в руководстве, а лечение соответствовало стандарту, и без самодеятельности.

Работа в кабинете старшего фельдшера бушевала созидающим смерчем. Все носились, орали, путались. Одна Алена была к хаосу равнодушна, собранна и спокойна.

— Десять бригад не дам, — говорила она в телефон, — болеют. Восемь будет. И педиатры. Вместе с педиатрами. Сима, позови мне их еще раз, надо раздать расчетки и определиться с отпуском, — это уже по другому номеру. — Неля, морфина много списали вчера, скажи им, чтоб не хулиганили, на старых запасах до четверга бы дотянуть, — фельдшеру аптеки, та выдает новой смене наркотики за соседним столом. — Маша. К тебе просьба. Пойдешь на центр диспетчером.

Я вздрогнула. «Маша» — это уже явно мне.

— Зачем? Это куда? И я не умею. И что с деньгами?

— На центр, в оперативный отдел. Поедешь сейчас к старшему диспетчеру, составите график, она тебе все покажет. Надо принимать вызова, там по сетке, компьютер, не сложно, должна понять. Там народу нет. Я уже студентов отправила и диспетчеров с подстанции, не скучно будет. По деньгам так же, я тебе линию в табель напишу, за надбавки не переживай. Пиши телефон отдела.

Так я на время стала диспетчером.

— Ало! Ало!

— Скорая помощь, 44-й, слушаю.

Среднестатистический житель, позвонивший в экстренную службу, взволнован, напуган смертельной опасностью и уверен, что время не на его стороне. Он никогда не помнит, какой телефон правильный: 030 или 103, а потому набирает 112. В 112 отвечает диспетчер, специалист широкого профиля по аварийным ситуациям, в медицине понимающий весьма поверхностно. Я не слышу, какие вопросы она задает заявителю, слышу в своем наушнике голос женский, усталый, с профессиональной хрипотцой.

— Девочки, 112. Карточку скинула. Говорите со скорой.

— 112, не получила… Ало, я вас не слышу! — Адрес и жалобы абонента записаны в 112 и перенаправлены на мой компьютер, однако наши системы несовместимы, и карточка приходит ко мне с задержкой или вообще на соседний пульт.

— Говорите со скорой!

— 112, что со связью? — Перевести абонента на мой телефон тоже не гладкая операция, звонки срываются, приходится перезванивать, а номер заявителя занят, он дозвонился на соседний пульт, вот только карточка осталась на моем.

— Там мужчине плохо с сердцем, Горького, 25.

— Карточку не получила, ало.

— Ало, скорая? — абонент наконец объявился.

— 112?

— Освобождаю линию.

— Барышня.

В компьютерных мозгах происходит нечто необъяснимое, абонента все же перекинули на другой пульт, я выглядываю из своей кабинки и прислушиваюсь к разговору диспетчера на соседнем пульте справа. Моя коллега на горячей линии отсидела свои лучшие годы и вышла на тот уровень слияния с аппаратом, когда от нечего делать свободный мозг начинает превращать работу в произведение искусства. Барышня на пенсии, красящая седину в огненно-рыжий, а брови — в угольно-черный цвет, набравшая лишний вес на сидячей работе. Начисто лишенная музыкального слуха с великолепно поставленным голосом, такое сочетание встречается только в колл-центрах. Она обожает звучание своего голоса, играет с тональностями, пока язык отрабатывает заученный и пустивший корни в подсознание текст. Она знает, какое значение имеет ее решение здесь и сейчас, и не собирается посвящать абонента в последствия своего решения, однако отчасти не сдерживается:

— Я не барышня, я фельдшер по приему вызовов. Говорите.

— Плохо мне.

— В чем плохо?

— Умираю…

— Как именно умираете?

— Вы издеваетесь?

Абонент на грани раздражения, его уже погоняли с пульта на пульт, и не объяснишь, что одни и те же жалобы он повторяет разным людям, сидящим по разным углам комнаты или вовсе не в этом здании.

— Нет. Горького, 25, телефон 9735? Квартиру, подъезд, этаж.

— У меня сердце слабое!

— Адрес, адрес!

Одна ошибка в номере дома, и бригада уедет на другой конец города, ищи ее потом.

— Третий подъезд, пятый этаж. Сердце у меня.

— Вам выслать бригаду?

— Моей жене.

— Фамилия, имя, отчество. Сколько лет жене? — Данные тоже надо, утром позвонят родственники, чтобы уточнить, в какую больницу бригада увезла женщину, а диспетчер допустил ошибку в фамилии, и по базе уже не пробьешь. Абонент напряженно вспоминает, данные кружатся в его памяти панической каруселью.

— 50. 56. Не помню. Фамилия, как у тебя фамилия?

— Если это ваша жена, у вас общая фамилия!

— Простите, я волнуюсь.

— Успокойтесь, говорите со мной.

— Я не.

— Говорите со скорой! Сколько лет? Это важно. Она в сознании? Может говорить? Дайте ей трубку.

Очень ответственно — определиться с поводом. Поводу компьютер присвоит номер в системе, а номеру — срочность вызова. На 1–2 срочность норматив доезда 20 минут, на 3–5 — два часа, а в наше неспокойное время — до суток и дольше.

Абоненту об этом говорить нельзя, а надо задавать правильные вопросы.

— Тяжело говорить! Тяжело дышать!

— Кому?

— Мне!

— Жена. Ваша жена. Отвечайте на вопросы. В сознании?

— Да. Но… кажется…

— Не «кажется», только на вопросы. Что болит?

— Ничего не болит, только общее, знаете, как.

— Грудь, живот, спина?

Вопросы тоже выдает компьютер по сетке, но диспетчер не любит ею пользоваться, многое в сетке не предусмотрено, и отвечать в итоге не компьютеру, а человеку.

— Ребра, между ребрами, там, где сердце!

— Между ребрами сердца нет. Дышит самостоятельно? Задыхается?

— Задыхается, да.

— Одышка или чувство сдавленности в груди?

— Это да. ну, в общем. паника, понимаете?

— У вас?

— Да. А у жены. давление. Да, давление.

— Цифры.

— 180 на 90. Пульс, барышня, пульс высокий!

На десятом вопросе абонент взвинчен и раздосадован, сколько можно спрашивать, просто отправьте врачей. Абоненту нельзя знать, что свободных бригад нет, а сорвут бригаду с другого вызова или нет, решает сейчас барышня, решает задачу, непосильную для кардиолога и обязательную для фельдшера: по телефону понять, есть у пациентки инфаркт или нет.

— Я не барышня. Слабость, головокружение, тошнота, давящая боль за грудиной?

— Да, точно, да! И руки немеют!

— С обеих сторон одинаково?

— Да. Это давление?

— Не знаю, я вас не вижу. Руки-ноги с обеих сторон одинаково чувствует?

— Не знаю! Сколько можно спрашивать?! Врачи выехали?

— Отвечайте на вопросы. Температура есть? С инфекцией контакт?

— При чем тут это?!

— Отвечайте.

— Нет. Ничего нет! Пока спрашивают, помереть можно!

— Не помрете. Жене таблетку от давления и 40 капель корвалола, а вам — 60 капель, ждите бригаду.

— Сколько ждать?

— Вызов принят, ожидайте.

Я заглядываю соседке через плечо. «Повышенное давление», четвертая срочность. Ничего, выходит, ее не обеспокоило в поступившей информации, вопросы задала по сетке, значит, когда разговор прослушают, замечаний не возникнет, но, если вдруг бригада инфаркт выставит, а диспетчер просмотрела, будет замечание.

— Чего смотришь, спросить чего?

— Да вот карточка со 112 пришла, кажется, ваша.

— Да все уже. Удаляй.

Оперативный отдел расположен на центральной станции. Это бессонный мозг службы 03. Здесь принимают вызова, отсюда их направляют на подстанции и бригадам, разбросанным по городу. Отсюда старшие смены отдают распоряжения. Информация поступает со всей области по многочисленным каналам, распределяется на пульты диспетчеров и врачей, до отказа заполняет каждую рабочую голову, и головы звенят вместе с телефонными аппаратами, компьютеры греются, все форточки открыты, а диспетчера хронически охрипли и все доливают чай и кофе в свои бездонные кружки.

— Скорая, 44-й, слушаю.

— Але-е-е-е! Девушка! У меня вопрос.

— Вам вопрос или бригаду?

— Да бригаду, наверно. Нет, сначала вопрос. Мужчина тут на остановке лежит. Без штанов! Это к вам?

— Мы штаны искать не будем.

— Да он пьяный!

— Он дышит?

— Да, он спит!

— Ну и пусть спит, вам какое дело?

— Ну как же? Общественная территория!

— Тогда в полицию.

— Ну девушка! Его же уже вчера увозили ваши в больницу!

— Значит, ушел из больницы или выписали.

— Нет, ну вы мне скажите, что делать, я же не могу ничего не делать!

— Разбудите его, пусть домой идет.

— Да, а вдруг он вшивый или агрессивный какой?

— Значит, скорую? Пока вы от него добровольное согласие не услышите, я выслать бригаду не смогу. Сами подумайте, как они его насильно осматривать будут, если он в помощи не нуждается?

— Остановка «Центральный рынок», приезжайте и забирайте!

— Люди! «Центральный рынок» алконавта принимал еще кто? Когда что-то происходит на улице, находится сразу несколько активистов, решивших оповестить 03. Они звонят одновременно, попадают на разные пульты, и тогда в системе возникают дубли — несколько карточек на один и тот же адрес. Система дубли успешно вычисляет и сигнализирует, но время диспетчера уже потрачено, а карту приходится спускать в архив.

Я пробиваю адрес по базе и обнаруживаю, что бригада у спящего алкоголика была уже час назад, осмотрела и оставила на месте, а граждане продолжают звонить. Хоть бы в кусты его подальше от дороги оттащили или записку на лбу оставили «Осмотрен 03».

Чай у меня в кружке закончился, и я иду к кулеру за кипятком. Свет в комнате приема никогда не гаснет. Глубокой ночью кто-нибудь порой отключит несколько ламп, и тут же в дальних уголках оперативного отдела диспетчера засыпают, непорядок, коллеги их ругательно будят, а старший врач снова включает свет. Комната разбита на звукопоглощающие кабинки, в каждой кабинке пульт. Стены кабинок из ДСП, звук они не поглощают, а рассеивают, и над приемом висит нескончаемый гул, прерываемый криками диспетчера, которому достался глухой абонент.

— Скорая, 44-й, слушаю. Не слышу. Не слышу. Говорите! Перезвоните! 8 номеров прозваниваются. Ну и кого взять? Кто-то, кроме этого пульта, еще работает? Ксюша, проснись! Люди умирают!

— Они всегда умирают, а я спать хочу… Скорая, 54-й, слушаю…

— Слушаю вас.

— Ало, 112, девочки, из машины звонок прошел, не отвечают, сбрасываю адрес по ГЛОНАСС — у нас там ДТП вроде как.

— Адрес пробила, бригада уже работает.

— Это на Победы? Там автобус разбился, 6 бригад выехали, заноси в архив.

— Старший врач слушает. Вам реанимацию еще? Ждите. Седьмую отправили.

У каждого диспетчера помимо бездонной кружки на столе блокнотик, в нем диспетчер ведет учет. Диспетчера соревнуются, кто за смену примет больше вызовов, победителю по итогам месяца премия 15 %. Я снова отвлекаюсь от своего аппарата, гарнитура натирает висок, а гул в комнате, кажется, проник и поселился в моем мозгу. Все диспетчера приема слегка глуховаты на одно ухо из-за этой гарнитуры. Пока не видит старший, я заглядываю в кабину напротив. У диспетчера черные волосы и фиолетовые тени до ушей, а на плечах — пуховый платок. Она принимает.

— Ало! Моей маме с сердцем плохо!

— Скорая, 45-й, слушаю вас.

— Слышите?

— Слушаю.

— Понимаете, она в прошлом году лежала в кардиологии.

— Адрес. Фамилия, имя, отчество. Возраст. Кто вызывает? Подождите. Повторите.

— Быстрее, пожалуйста, что так медленно?

— Я записываю. Уточните адрес. Уточните номер. Что с мамой?

— У нее давление! Очень высокое давление!

— Как проявляется?

— Не знаю!

— Спросите. Дайте трубку. Она в сознании?

— Да! Пришлите бригаду!

— Отвечайте на вопросы. Она сердечник? Гипертоник?

— Какая разница?! Примите вызов, пусть врачи разбираются!

— Какое давление? Сознание теряла?

— Вы диспетчер, вам платят, чтобы вы вызова принимали, а не вопросы задавали!

— Я фельдшер по приему вызовов. Она задыхается? Сердце болит? Паралича нет?

— Человек умирает!

— Мне нужно определить срочность и профиль вызова.

— Самый срочный! И как можно скорее!

— Отвечайте на вопросы.

— Вы отказываетесь принять вызов? Ваша фамилия!

— Мой табельный номер 45. Отвечайте на вопросы. «Бросил трубку. До повторного звонка».

Карту с пометкой ДПЗ нельзя отправить на передачу, она не обработана. Спустишь в архив — абонент больше не дозвонится и бригада не выедет, непорядок. Диспетчер пытается перенабрать абонента, абонент недоступен. Она может закрыть карту поводом «Человеку плохо. Причина неизвестна», это будет третья срочность. Может написать «Плохо с сердцем, кардиобольной», это вторая. Воля диспетчера, и диспетчеру отвечать. И она выставляет третью.

Я вывожу оперативную обстановку на экран. 38 на ожидании. Это немного, за час раскатают, вчера было 120.

— Маша!

— 44-й, скорая… Чего, Ксю?

— Разбуди Игоря. Он с самого обеда спит!

— Пусть спит. Он болеет. Я тоже через часик пойду. Скорая, 44-й.

— Ало, тут на остановке.

— Лежит пьяный мужчина без штанов!

— А как вы узнали?

— По карте посмотрела. Не трогайте его, он спит.

— Да нет, я спросить только. Он же не должен здесь лежать?

— Вообще-то должен.

— А. я могу что-то сделать?

— Конечно! Оттащите подальше в тихое место, чтобы его никто не беспокоил.

В городе есть несколько точек, где проживают бомжи. Это стратегически выгодные точки, рядом или теплотрасса, или супермаркет сбрасывает просрочку. Но обывателю такие тонкости неизвестны, и он вызывает на точку день за днем. Линейные бригады озадачились, отыскали картонки, маркер, написали на них «03 не звонить, он здесь живет» и расставили в проблемных местах. Вызывать перестали.

— Скорая, 44-й.

— Девушка! У нас тут началось.

— Роды?

— Эм. нет. Хотя вообще-то да. Год назад. У ребенка температура 39,5!

— В смысле, годик ребенку?

— Да!

— Так дайте ему жаропонижающее.

— У нас нет! Ничего нет! Мы на даче в СНТ «Лесной», тут ни медпункта, ни аптеки!

— Что же вы с годовалым ребенком в такие. дачный массив забрались? Как вас искать теперь?

— Пишите СНТ «Лесной», седьмое шоссе.

— Белоярский район?

— Нет, соседний. Хотя да. Там на границе.

— Так не пойдет. У меня в справочнике такого нет. И на карте нет.

— Мы можем машину на шоссе встретить.

— Да, так будет лучше. Диктуйте ориентиры.

— Записывайте, строение 7А за кольцом, сразу после поста ДПС.

— Я вас поняла. Когда назначат бригаду, перезвоню, сообщу бортовой номер. Але, диспетчеру направления, третий пульт. Вам адрес знаком?

— Нет, не знаком. Шоссе длинное, это какой сектор?

— Не могу пробить.

— А я не могу подстанцию назначить!

— Перезвоню… Алло, мамочка, говорит скорая, вы выехали встречать?… Нет, не назначили пока. Уточните участок трассы, между какими пунктами? Але, направлению, это вообще Н-ск. За ПГТ Гранит.

— Передаю на центр Н-ска. Переназначьте карту и уточните ориентиры.

— Принято. Алло, мамочка, это скорая, на какой машине встречаете?

— Мы на велосипеде.

— Мамочка, не смешно, бригада потеряется.

— Серьезно, у нас нет машины. Строение 7А, кафе «Бобры».

— Принято, встречайте, бортовой номер 360.

— Третьему пульту, диспетчер направления, вы издеваетесь? Что за «У КАФЕ БОБРЫ ВСТРЕЧАЮТ НА ВЕЛОСИПЕДЕ»? Ясно. Я. Да. Я вас понял. Передайте на прием, чтобы аккуратнее принимали.

Я снова вывожу оперативную обстановку. 5 вызовов второй срочности висят, обстановка напряженная, и направление просит всякую несрочность посылать в поликлинику.

— Скорая слушает.

— Девочки, это дежурный хирург медсанчасти, бригада, табельный номер… доставила к нам пациентку и, кажется, случайно увезла ее документы, отыщите пожалуйста.

Я от руки переписываю данные вызова и иду в комнату направления, чтобы диспетчер района сделал бригаде запрос. В направлении все не так, как на приеме. Свет тут всегда приглушен, голоса граждан не слышны, по стенам развешаны карты. В комнате приема сидят специалисты контакта, здесь — аналитики. Когда обстановка становится напряженной, эти бородатые нескладные парни в клетчатых рубашках собираются вокруг стола старшего диспетчера и вместе смотрят на карту области на ее столе, а затем расходятся по своим пультам и продолжают раскидывать шахматные фигуры линейных машин по районам. Диспетчера за пару фраз выясняют, с какого района бригада, дозваниваются и просят бригаду вернуть документы пациентке. Я возвращаюсь.

— Скорая, 44-й, слушаю.

— Алло, это медсанчасть, приемное отделение. Мы вызывали экстренную перевозку, отмените заказ. Больной не дождался.

— Ушел?

— Умер.

— Перенаправлю старшему врачу.

Старший врач скрипит креслом за моей спиной, его работа — решать нестандартные вопросы и разруливать сложные ситуации. Старшим звонят фельдшера с линии и начальство с администрации, полиция и пожарники, к ним подходят диспетчера приема, когда не могут определиться с поводом, они принимают жалобы, общаются с психическими больными и часто вызывающими по телефону, отслеживают ситуации с пожарами и ДТП. Старшие врачи — это суперкомпьютеры в системе 03, намертво приваренные к рабочему месту и нескольким телефонным трубкам, по которым они могут говорить одновременно, быстро и по делу. Откуда их взяли и как обучили, я не знаю, должно быть, они всю жизнь работали на линии, а когда стало тяжело носить чемоданы и пациентов, сели за телефон.

— Скорая, 44-й, слушаю вас. Где болит? Все болеть не может. Наркоман?

— Онкология.

— Какая стадия? У нас нет свободных бригад, обезбольте сами, у вас есть трамадол?

— В таблетках только, а он глотать не может.

— К сожалению, свободных бригад нет, попробуйте измельчить таблетки и сделать клизмой.

— Третьему пульту, 44-й, это старший врач. В медсанчасти тела нет, где умер больной?

— Если звонили из медсанчасти, наверно, там и умер.

— А куда был заказ?

— Во вторую городскую.

— А не наоборот?

— Может, и наоборот. Вот звоните и выясняйте!

— Скорая, 44-й… Да сколько можно звонить!

— А ты номер смени!

— Смешно. Игорь, проснись, пора мир спасать!

— Который час?

Утро, час скучающих шизофреников и одиноких стариков. Их в классификации типичных пациентов величают «вызывашками». Звонят они каждые сутки, а то и раз в час, сообщают разнообразные жалобы. Прибывшая бригада оставляет их на месте, закрывает карточку «органическим расстройством мозга», списывает бесполезный сосудистый препарат. Им ничем нельзя помочь, кроме как приезжать раз в сутки, чтобы проведать. Особенно агрессивных и назойливых диспетчер, подустав за смену, занесет в память телефона, присвоит контакту имя «глухой», «артист» или «припадочный» и час-другой не принимает от него звонки. Потом совесть замучает, возьмет трубку и тут же пожалеет об этом.

— Ало! Ало!

— Не орите в трубку! Когда вы уже слуховой аппарат купите, Лев Иванович! Говорите! Говорите!!!

— Нужна скорая на Татарскую, 150!

— Вы уже вчера вызывали, Лев Иванович! Сегодня что случилось?

— Татарская,150!

— Случилось что? Я вас не слышу, перезвоните!..

Мне надоело, и я отдаю карту в направление. «Человеку плохо…»

— 44-й, скорая слушает.

— Ало, меня зовут Владимир, я нахожусь в районе Томиловки…

— Маш, Томиловку я уже принял, там роды, 36 недель.

— Владимир, вы рожаете?

— Ало! Какие-то помехи на линии. Меня зовут Владимир, и я не рожаю! Я отравился грибами!

— Маш, привет, мы только из второй городской, труп у них.

— Ало, бригада? Ну слава богу, хоть кто-то его нашел. Подробности есть?

— Да, мутная история. Лежал в областной с пневмонией, с улучшением переведен в медсанчасть, оттуда с инсультом увезли во вторую городскую, неврологию исключили, вернули в медсанчасть, потом с температурой опять во вторую, там температура упала, хотели вернуть — и не успели. Покатался перед смертью.

— А вот и Лев Иванович. Твоя очередь отвечать.

— А мне артист дозванивается. Ало. Ну сегодня-то что у вас?

— Плохо мне!

— Голова? Сердце? Почки?

— Все!

— У вас гипертония?

— Да!

— Онкология?

— Да!

— Эпилепсия?

— Да!

— Синдром Клайнфельтера?

— Да!

— Ну, Шарипов, может, сегодня обойдемся без этого?

— Нет!

— Вам поговорить не с кем? Поговорите со мной, зачем врачей гонять?!

— Ало, доктор, это сестра его, не нужна ему скорая, вы же знаете! Ой… похоже, нужна…

— Что там?

— Упал на пол, в судорогах бьется.

— Ну это же артист, как будто первый раз!

— А может, и последний. Девушка, приезжайте, а?

— Вызов принят, ждите.

— Третьему пульту, диспетчер направления. Оформляйте карты нормально! Что значит «съел несвежую дохлую мышь»?

— Это значит «ребенок до года».

— А «инородное тело в женских половых путях»? Подождите, не объясняйте, я не хочу этого знать. И что же оно в них все лезет и лезет.

— Скорая, 44-й. В сознании?

— Нет!

— Дышит?

— С трудом. Уже! Уже перестал дышать!

— Неизлечимо больной?

— Не знаю, я не знаю!

— Онкология есть?

— Он не дышит!

— Вызов принят.

— Третьему пульту, почему «без сознания, причина неизвестна», если онкология?

— Они не уверены.

— Ну как же, вот диагноз в базе!

— Я не посмотрела.

— Бригада после суток, сорвали с пересменки. Привет вам от них.

Без сознания по неизвестной причине — вторая срочность, онкология — третья, раковых больных в четвертой стадии не реанимируют, а значит, делать там бригаде особо нечего. Но я не уверена, я их не вижу, и многое мне неизвестно. Недостаток информации вызывает страх, пока не поймешь, что, обладая властью распределять время, ты все равно ничего не решаешь.

— Ало, скорая помощь, 38-й. Не слышу вас, перезвоните.

— Скорая, 44-й. Я вас не слышу.