Знакомство с родителями

Мария Зайцева, 2022

– Шон! – тонкий возмущенный писк только еще больше раззадоривает, так же, как и мышиная возня под ним. Это всегда очень смешно. Малышка, росточком с ноготок, и он – уже в восемнадцать вымахавший за шесть с половиной футов, а к двадцати пяти еще и веса нехило поднабравший. Они забавно смотрятся вместе. Ему нравится и это тоже. – Шон! Ну ты же меня совсем не слушал! – Слушал, конечно слушал… – И ты должен попросить моей руки у папы… – Чего???

Глава 1

Шон Уокер довольно часто в последнее время ловит себя на мысли, что жизнь стала лучше. Не вообще жизнь вокруг, тут-то все без изменений, обычная жопа с вкраплениями светлых пятен.

Нет.

Жизнь одного, конкретно взятого человека, а именно, конкретно его, Шона, стала лучше. Однозначно.

Вот много ли он случаев мог припомнить в своей прошлой жизни, когда вот так вот лежал на чистых мотельных простынях, сытый, довольный и с планами на будущее?

По пальцам же одной руки пересчитать.

А тут…

Простыни — чистые. Сытый. Довольный. Сигареты — не херня дешевая, и не трава, а нормальные, человеческие.

И, самое главное, основное отличие, сейчас стоит прямо на кровати, напротив него, закутанное в простыню и прикусывает свои красивые губки.

Очень красивые губки. Особенно красиво они у него на члене смотрятся. И вот чего-то давно он их там уже не наблюдал. Надо исправить.

Шон, вдохновленный этой чудесной мыслью, тушит аккуратно сигарету, а потом легко подсекает свое качественное отличие новой крутой жизни под стройные ножки и ловит ее в полете, не дав испугаться. Ловит, тут же переворачивает и подминает под себя, с удовольствием зарываясь носом в пушистые волосы, облаком разметавшиеся по подушке.

— Шон! — тонкий возмущенный писк только еще больше раззадоривает, так же, как и мышиная возня под ним. Это всегда очень смешно. Малышка, росточком с ноготок, и он — уже в восемнадцать вымахавший за шесть с половиной футов, а к двадцати пяти еще и веса нехило поднабравший. Они забавно смотрятся вместе. Ему нравится и это тоже. — Шон! Ну ты же меня совсем не слушал!

— Слушал, конечно слушал! — он мягко прикусывает ушко, маленькое тоже такое, кукольное, и с удовольствием ощущает, как девчонка под ним сладко дрогнула. Ух, вкусно как! Такая вкусная!

— Нет! — в плечи упираются тонкие ладошки, смешно. Словно и в самом деле остановить может… — Нет, не слушал! А я важные, между прочим, вещи говорила! Шон!

— Угууууу… Важные вещи… Я же говорю, слушал… — Шон, оставив ушко в покое, продвигается ниже, захватывая, завоевывая все новые плацдармы: шею, ямку между ключицами, сами ключицы, грудь…

Девчонка, настырная и целеустремленная, дрожит под ним все сильнее, но позиций не сдает. Вот ведь упертая, хрен собьешь с мысли!

— Ты не понимаешь! Я католичка! Я хочу выйти замуж в церкви!

— Ну, поехали в Вегас, карамелька, там куча церквей!

— В настоящей, Шон!

— Так они там все настоящие… Давай, раздвинь ножки…

— Шоннннн…

— Ты что-то сказала, малышка?

— Ах….

— Ну, я так и понял, ага…

— Шон!

— Эй, куда! Лежать!

— Шон, нам надо серьезно поговорить!

— Мы и говорим… Перевернись, котенок… Ох… Какая ты охеренная… Бл*дская крепкая задница…

— Пошляк…

— Тебе же нравится… Давай, приподнимись немного, подушечку… Вот таааак…

— Шон… Ах…Ну, Шон…

— Малыш, потрясно выглядишь, просто отпад… Посмотри на меня….

— Мне надо нормальную свадьбу… Ах… С букетом невесты… У меня куча родственников, и все они ирландцы…

— Малыш, ты обламываешь себе кайф… У меня сейчас упадет и больше не встанет. Говорить во время траха про родственников-ирландцев…

— Но Шон… Я не могу жить с тобой в грехе… Ах… Боже… Я католичка… Бабушка…

— Не надо про бабушку сейчас…

— Но никто не поймет… Аааааа… Боже, боже, боже, боже… Ты меня толкаешь… На… На… На…

— Ну, в принципе, здесь ты права, давай малыш, давай, давай… Толкаю… Тебе же нравится? Да? Говори давай, праведница, бл*! Нравится, как я тебя толкаю?… А?… Говори! Нравится, на что я тебя толкаю?… Ну!

— Да, да, дададададададааааааааааааа…

Потом, прикуривая очередную кайфовую сигарету, Шон Уокер гладит свое самое главное и самое охренительное отличие и достижение в новой жизни, без которого этой самой новой жизни и не случилось бы, по так полюбившейся ему крепкой попке и думает, что, пожалуй, пусть будет так, как она хочет.

В конце концов, ну вот кто из Уокеров раньше мог похвастаться тем, что женился в церкви? Большой, со всякими там священниками, музыкой, подружками невесты и жениха… И чего там еще полагается? Если она хочет, то пусть будет. Главное, чтоб довольна была. И носик свой милый не задирала.

А то тоже мне, отличница-активистка. Папина гордость, мамина радость… А он кто? Никто. Шваль подзаборная. В любой момент хвостиком махнула и свалила к папе с мамой. А вот женится на ней, закрепит права на эту крепкую попку официально, и все. Никуда она от него не денется. Его будет окончательно. Навсегда. По закону. Чего-то он стал в последнее время закон уважать, ага.

Шон под страхом смертной казни не признается никому, и даже самому себе, что самый лютый его кошмар, самый страшный ужас — это проснуться однажды и осознать, что все произошедшее было лишь сном. Что он просто вырубился в кумаре и теперь видит нереальные картины своего будущего. Счастливого будущего, где он, Шон Уокер, уже не белая шваль из жопы мира, очень плохой парень, имевший кучу проблем с законом и две полноценные ходки, а добровольно-принудительный помощник полиции, типа тайный, типа агент, мать его, вставший на путь исправления. И что у него, Шона Уокера, впереди не очередная и постоянная жопа, а светлое будущее. С церковью, белой фатой невесты и самой невестой, маленькой нежной девочкой-отличницей, его самым главным кайфом в этой жизни.

Шон никому не расскажет, что просыпается иногда в холодном поту и единственное в этот момент главное средство успокоения — опять же она, мирно сопящая под боком, маленькая и скромная девочка-отличница, каким-то образом сумевшая рассмотреть в хаме, грубияне и пошляке Шоне Уокере его самого. Только другого. Настоящего.

И он только в одном может признаться, спокойно, без драмы и ненужного пафоса. В том, что за эту девочку, за то, чтоб она улыбалась, смотрела, просто была рядом с ним, он без колебаний отдаст все. Вообще все. Всю свою гребанную жизнь до самой последней капли. Потому что она — и есть эта жизнь.

И потому, если она хочет свадьбу, будет свадьба. Хочет фату — будет фата. Все будет.

— И ты должен попросить моей руки у папы…

— Чего???