Хроники Сэнгоку. Сказание о Черной Цитадели

Мария Виноградова (2023)

Ввергнутая в пучину войны и раздора Япония вот уже сотню лет тонет в кровавых распрях между самурайскими домами. И когда уже начинает казаться, что смуте нет конца и края, в противостояние вступает молодая кровь. Амбициозный и взбалмошный Татсусиро Сабуро не чурается пачкать руки для достижения собственных целей. Его решительные и зачастую жестокие действия делают ход войны непредсказуемым, награждая титулом самого жестокого человека за всю историю японского народа, вынуждая объединяться даже самых злейших врагов. Могут ли люди рождаться демонами во плоти? Или их толкает на путь саморазрушения вереница ошибочно принятых решений? Способен хоть кто-то вернуть демону человеческий облик? Когда судьбоносные события делят жизнь на до и после, случается, что роковую черту способна провести только твоя собственная смерть.

БИТВА ПЯТАЯ

Казнь

Сато ощущал, как ядовитая змея вцепилась ему прямо в глотку. Ее смертельный яд медленно расползался по всему телу, отравляя каждую клетку, вызывая онемение и головокружение. Весь бледный и оцепеневший, он водил по листку побелевшими от страха глазами снова и снова. Он вычеркнул страх из своей жизни давным-давно. Забыл это паскудное чувство после того рокового дня, когда черные мечники забрали его силой из отчего дома, сея смерть, обращая все вокруг в пепелище. Но сейчас страх возрождался из недр памяти, разрывая в клочья закаленные годами храбрость и самоуверенность. Сгорбившийся, весь сжавшийся в комок, он чувствовал себя ничтожно маленьким и беззащитным перед Акэти Мицухидэ.

«Он победил».

Имя Нобунаги возглавляло короткий список тех, кого звали гордостью среди учеников Цитадели. В соперники ему приписали Минагаву Джуна — того самого Минагаву, появления которого так опасался Хисимура. Он раскусил этот зловещий план задолго до его реализации, но посчитал, что такого просто не может случиться. Это не предусмотрено ни одним регламентом, не прописано ни в одном уставе.

Тогда почему?

Как?

Акэти пошел по запретному и подлому пути, самому действенному пути.

«Он победил».

Сато боялся предположить, что именно Акэти посулил Джуну, за то чтобы тот измотал Нобунагу и жестоко расправился у всех на глазах, доставив тем самым Дзиро невероятное удовольствие. Насколько прогнили люди, что игры с чужой жизнью доставляют им столько удовольствия? Что можно предпринять в этой ситуации? Как обратить ее в свою пользу?

«Никак. Я проиграл».

Акэти сидел рядом, упиваясь реакцией Хисимуры, наблюдая, как агония поглощает его с головой, словно пламя лист тонкого пергамента. Крадется медленно и тихо, оставляя после себя лишь прах. Сато с трудом выдавил из себя шепотом:

— Не делайте этого.

— Что ты там лопочешь? Не слышу.

— Не делайте. Этого.

— Не делать чего? Не исполнять приказ главнокомандующего? — хохотнул Акэти, косясь на Хисимуру. — Мы все здесь солдаты, и ты знаешь не хуже меня — указания свыше не обсуждаются.

— Я не понимаю… — в ужасе прошептал Сато, качая головой. — Он не заслужил такого отношения к себе! За что Дзиро его ненавидит?! Умоляю вас, Акэти-сенсей, помешайте этому случиться!

— Не могу.

— Умоляю!

— Я не могу!

— Пожалуйста!!

Сато вскочил с места, а его голос разорвал тишину так громко, что все присутствующие резко обратили на него порицающие взоры. Юноша окаменел, округлившиеся глаза заблестели и забегали, он сгорбил спину в бессилии и медленно опустился на место, изо всех сил сжав кулаки и крепко зажмурив глаза.

«Все кончено? Неужели все кончится так паршиво?! Неужели ничего нельзя поменять? Ничего нельзя исправить? Воззвать к совести всех присутствующих! Тыкнуть их носом в регламент… Нет… Все они лебезят перед Дзиро, а этот спектакль, несомненно, его затея… Это конец?!»

Шел поединок за поединком. Один час сменил другой. Сато ни на миг не вынырнул из размышлений, ни на мгновенье не отвлекся, перебирая в голове всевозможные варианты по упреждению катастрофы. Он знал, что защитить Нобунагу мог только регламент, написанный и утвержденный еще Такахиро Рюсэем, но никто не позволит ему покинуть додзё без сопровождения, никто не пропустит его в секретный архив. Он думал дальше, выискивал другую возможность указать на несправедливость составленных списков.

Ни выступление Оити, ни ожесточенное сражение Орин не прервали хода его мыслей. Он продолжал искать путь во тьме, сотворенной руками Акэти Мицухидэ, и чем дольше искал, тем быстрей огоньки надежд гасли один за другим, тем плотней сгущались сумерки.

«Есть ли хоть частичка надежды, что Нобунага выстоит против Джуна? — Вымученная улыбка изогнула линию губ. — Глупец. Мне так хочется хранить надежду, что Нобунага сможет спастись от казни, что наши тренировки были не напрасны, что помогли выстроить для него спасательный плот, но… Неужели я настолько не верю в его силы? — Ужаснулся вдруг, разочарованно качая головой. Пальцы сложились в кулаки. — Я должен верить. Несмотря ни на что должен доверить Нобунаге это непосильное испытание. Он сможет с ним справиться. Он победит!»

Все это долгое время Нобунага сидел еле дыша, ожидая своего выхода, но его имя так и не прозвучало, будто о нем забыли вовсе. Наконец ощутив, как руки похолодели настолько, что кончики пальцев пробрало онемение и покалывание, мальчик осмотрелся по сторонам — соратников из привычного списка не осталось, он сидел совершенно один среди высокомерных и напыщенных мальчуганов, считавших себя будущим Цитадели. Они словно не замечали присутствия Оды, и это его невыносимо пугало, он вжал голову в плечи и трусливо потупился. Запуганный и не понимающий происходящей обстановки, он погрузился в глубины своих размышлений, холодея с каждой минутой, пока раздраженный голос Акэти Мицухидэ не разбудил его и не вырвал из дум:

— Ода! Третий раз повторяю! Если ты сейчас же не поднимешься в додзё, я публично затащу тебя туда за шкирку!

Юнец встрепенулся и вскочил на ноги, словно очнувшись ото сна. Все присутствующие с насмешкой косились на него, и на мгновение Нобунага почувствовал себя мышью, которую хотят раздавить веселья ради. Акэти указывал рукой на распахнутые сёдзи, и тогда его шныряющие из стороны в сторону глаза сфокусировались на высоком поджаром стане соперника.

«М-минагава-сан?!»

Тело опутала подобно цепям слабость, ноги будто вросли в землю, не желая двигаться с места.

— Это должно быть какая-то ошибка? — пролепетал он еле слышно.

— Ода, — прошипел Акэти, теряя самообладание, — я отрежу тебе уши, если ты сию секунду не поднимешься в додзё!

Спотыкнувшись на ровном месте, Нобунага зашагал к веранде, и ему показалось, что шел целую вечность эти несколько метров. Он чувствовал, как сердце подкатило к самому горлу и бьется барабаном, как испарина выступает на побледневшем лице. Смешки и грубости, сопровождавшие его приближение к додзё, не достигали сознания. Ступив на веранду, учитель грубым рывком вручил мальчику два меча, которые тот едва не выронил ослабшими руками.

«Почему я? Почему я?!»

Тяжесть боевого оружия вернула Нобунагу в реальность, он все еще боялся поднять взгляд, но чувствовал на себе кровожадный взор Джуна.

Сато стыдливо и очень виновато глянул на друга, увидел его бледное лицо, напуганные глаза, трясущиеся руки. Мальчик дрожащей рукой убрал катаны за широкий красный пояс, робко поклонился капитанам и противнику, на что тот фыркнул с отвращением и отвел взгляд.

Дуэлянты заняли стартовые позиции, извлекли клинки из ножен с характерным шипением.

«Тяжелые, не то, что деревянные пустышки. Такое ощущение, что я никогда не обучался фехтованию, будто это совершенно иное оружие. Я не до конца понимаю, какую тактику избрать, чтобы Минагава-сан не полоснул меня первым же выпадом. Страшно. — Он прикусил губу, сглотнул комок, застрявший в горле. — Вспомни все, о чем говорил Сато. Вспомни все, что он вбивал в твою бестолковую голову. Вспомни. Страх должен быть контролируемым. Тело должно двигаться интуитивно.

Ты здесь не случайно.

Минагава здесь не случайно.

Это не ошибка.

Все сделано намерено.

Они хотят, чтобы я исчез. Хотят позабавить себя зрелищем расправы, прежде чем вышвырнуть за пределы города.

А Сато? Он так напуган, что я отсюда слышу его учащенное дыхание. Он положил столько сил и времени на наши тренировки. Он так старался вытащить меня из трясины трусости и бесхребетности. Разве могу я теперь предать его чувства?»

Нобунага закрыл глаза, сконцентрировался на весе катан в каждой руке, стиснул оплетку рукояток не грубо и не мягко; вдруг понял, что вес мечей не так уж и важен сейчас для него. Они отлично сбалансированы, подчиняются любому изгибу руки. Ноги по приказу мысли приняли стойку: одна широко выставлена вперед, другая, опорная, позади, концентрация силы в руках на пределе. Тревога стала отступать, и его глаза, наконец, нашли смелость заглянуть в надменный взгляд противника, что расслабленно стоял в стороне и с нескрываемым омерзением косился на оппонента.

«Он не воспринимает меня в серьез. Это мне на руку».

— Начали!

Команда разорвала тишину и напряжение, скопившееся в воздухе. Джун перевалился с ноги на ногу, словно вяленый угорь, отшатнулся в сторону и стремглав кинулся на Нобунагу, замахав клинками с неистовой скоростью. Колющие удары посыпались, точно безжалостный град, устремляясь в лицо, плечи и торс, но Нобунаге невероятным образом удалось ловко увернуться от смертоносных лезвий. Вымуштрованное бесконечными тренировками тело действовало интуитивно, юноша с проворностью кошки отпрыгивал с места на место, подловил момент, когда движения врага замедлились, бросился в лоб быстро и уверенно, сманеврировал вправо, замахнулся и атаковал правым пируэтом в спину.

Но не тут-то было. Джун сиюсекундно среагировал, успел перекинуть клинок за спину. Пронзительный лязг пропел в комнате, сталь высекла искры, разбросала их всплеском по воздуху. Нобунага впал в ступор на долю секунды и тут же осознал свою ошибку. Противник тут же сменил стойку, ударил ногой, удлиняя дистанцию для предстоящей атаки. Тяжелый удар в солнечное сплетение выбил из легких воздух, хоть защитный слой бинтов и смягчил контакт, тем не менее, боль заставила мальчика согнуться пополам, отвлечься.

Открыв глаза, он отследил блеск лезвия, устремленного ему в левое плечо, быстро отскочил назад, тут же подался вперед и нанес горизонтальный удар, но тот был блокирован мечом левой руки. Развернув катану быстро и ловко, Нобунага с громким лязгом разбил скрещенные лезвия свободной рукой. Отдача оказалась значительно сильней, чем мог предположить противник, заставила ошарашено попятиться назад.

На пол плавно опустились черные нити волос Минагавы, а по щеке кралась тонкая струйка крови.

Сато, главнокомандующий и все капитаны в потрясении приподнялись со своих мест. На пол чавкнули алые капли, юноша трясущимися от приступа гнева пальцами коснулся царапины, размазал кровь вдоль щеки, присмотрелся, помусолил между большим и указательным.

— Победа… — прошептал Сато с нервной улыбкой на губах.

— Еще нет, — прорычал посекундно мрачнеющий, точно грозовая туча, Акэти.

Джун бешеным взглядом вгрызся в противника, твердой поступью стал надвигаться, скрестив мечи перед собой и ускоряясь с каждым шагом. Нобунага очнулся в тот момент, когда оппонент уже бежал на него с яростным воплем. Лезвия хаотично замелькали перед глазами, мальчик еле успевал уворачиваться от одного, как второе устремлялось в него с промежутком в долю секунды.

— Это нарушение правил! — кричал Сато, стремясь привлечь к проблеме всех присутствующих. — Бой с применением настоящего оружия ведется до первой крови!

— Царапина не может считаться раной, к тому же Джун не пожелал сдаваться, — проговорил учитель зловеще. Его волчий взгляд пылал жаждой крови.

— Вы ждете, пока кто-нибудь не лишится руки?! Только тогда это можно будет засчитать за поражение?!

— Закрой рот, Хисимура, и смотри. А то пропустишь самое интересное зрелище, — ухмыльнулся Акэти.

И правда, бой между учениками тем временем набирал нешуточные обороты. Нобунага уворачивался и парировал, парировал и уворачивался, но напор противника оказался таким прессующим, что в конечном итоге припер его к стене. Катаны разом обрушились сверху, Нобунага скрестил руки над головой, сталь лязгнула о сталь. Джун молотил его сверху двумя руками сразу, яростно вскрикивая, выкатив безумные глаза, брызжа слюной и желая пробить оборонительную стойку оппонента. Нобунага плотно стиснул зубы, ощущая, как боль прокатывается по рукам и спине, как мышцы сводит от натуги.

«Еще немного и сломает блок! Держи блок! Держи изо всех сил! Жди момент!» — взмолился Сато, подавшись всем телом вперед.

Акэти рядом с ним нервно покусывал ноготь большого пальца, украдкой косился на Дзиро Куроносукэ, который становился с каждой секундной все угрюмее.

— Да как ты посмел?! — визжал Минагава. — Ты! ТЫ!! Убью! Я убью тебя!

«Долго я так не выстою! Нет времени даже сменить стойку. Если попробую задержать его удары одной рукой, он тут же пробьет мою оборону, и тогда пиши — пропало!»

Очередной прессующий удар заставил колено левой ноги подогнуться, но в то же время Нобунага стал замечать, что движения противника замедлились — должно быть утомился. Очередной атакой Джун воздел клинки над головой слишком высоко, Ода ловко воспользовался этой возможностью, кинулся вправо проворно и быстро. Лезвия катан противника свистнули в воздухе, ударили о пол, оставив глубокие выщерблины. Нобунага зашел ему за левое плечо, так как знал — выбившиеся из прически локоны, загораживают обзорность — контратаковал в спину рывком из стойки Ёнакабури.

Минагава с нечеловеческой скоростью ушел от атаки по дуге легкими прыжками на пальцах ног, пропустил Оду вперед и провел быструю контратаку. Кровь алой лентой блеснула в воздухе, рваными кляксами украсила деревянный натертый до блеска пол. Ноги моментально ослабли от болевого шока, Нобунага неуклюже споткнулся и чуть не рухнул ничком. Удержать равновесие помогли катаны, вогнанные в пол.

— Думал я куплюсь на это дважды? — процедил Джун дрожащим от возбуждения голосом. — Вот и вся разница между нами! Вот как выглядит победа!

В додзё воцарилась глухая тишина, в которой слышалось лишь бешеное дыхание двух разгоряченных противников. Сато чувствовал, как во рту стало сухо, будто в пустыне.

Руки Нобунаги дрожали на рукоятях катан, боль жаркой волной разливалась по всей поверхности спины. Лихорадочное дыхание походило на хрип, плечи его вздымались вверх и вниз. По спине сквозь разодранное кимоно струилась кровь, распускаясь на ткани бордовыми бутонами. Тошнота подступила к горлу внезапно, голова закружилась так, словно его кубарем спихнули в пропасть, пальцы рук онемели, им еле хватало сил держаться за рукояти.

Джун понял, что оппонент собирается с силами, чтобы подняться и продолжить бой, не стал выжидать и несколько секунд, быстро подошел и с размаху пнул соперника ногой под ребра, точно бродячего пса, что мешался на дороге. Мальчик пронзительно вскрикнул, откатился в сторону, схватившись за ушиб рукой, поджав ноги под себя и размазав по полу кровавые следы.

— Сдавайся!

Нога Джуна грубо прижала голову Нобунаги к полу, он хрипел, скреб руками, наконец, нащупал лежащую рядом катану, отчаянно ухватился за ее рукоять одеревенелыми пальцами и с размаху зарядил противнику крышкой рукояти меча в лодыжку. Тот с неким остервенением отскочил прочь, зашипел как разъяренный гусь, перехватил катану в руке и, не дав Нобунаге и малейшего шанса перевести дух или же просто подняться на ноги, со всего маха вогнал лезвие чуть выше ключицы, пригвоздив к полу.

Ледяное лезвие пронзило плоть легко, будто нож масло, обдало адским жаром грудную клетку, Ода пронзительно завопил от нестерпимой боли. Позабыв обо всем, он выронил меч, ухватился за лезвие голыми руками, моментально порезав пальцы, кровь крупными сгустками покрывала пол, размазывалась по одежде и коже. Он извивался подобно змею на сковороде, нечеловечески вопил и вертелся, утратив чувство реальности, шныряя из стороны в сторону круглыми и побелевшими в агонии глазами. Ища помощи. Ища спасения.

Сато решительно вскочил с места, но Мицухидэ вцепился в его руку мертвой хваткой.

— Довольно!!! Умоляю!!

— Это я решаю, когда довольно.

— Нобунага, сдайся! Скажи, что ты сдаешься!

Мальчик уже не боролся, лихорадочно дрожал, побелел, уставившись невидящими глазами на друга. Тьма неумолимо застилала глаза, тело немело, он пытался выдавить из себя хоть слово, но дыхание сперло, а язык не слушался и как будто высох. Жадно хватая ртом воздух, Нобунага окровавленными пальцами скреб по полу, потянулся в направлении друга. Джун неуверенно выдернул катану из его плеча, попятился назад на ватных ногах, уставился испуганными глазами на окровавленного соперника, словно только осознав, что наделал.

Сато, наконец, вырвался из пут Акэти, сиганул через порог, подбежал к другу, с хрустом оторвал рукав кимоно, приложил к ране, желая хоть как-то замедлить кровотечение трясущимися руками. Ядовитая и самодовольная ухмылка взошла на худое лицо Мицухидэ, он украдкой покосился на Дзиро, который, казалось, вот-вот растечется от удовлетворения.

Невзирая на победу, в глазах Минагавы Джуна не читалась радость, в них царил страх, замешательство, сомнения. И отвращение. Он забился в угол, поджав под себя ноги, уставился широко раскрытыми глазами в точку на стене додзё. Ему обещали легкую победу, не предупредили, что у противника могут быть припрятаны острые когти. Он не рассчитывал, что отчаянная борьба этого щуплого мальчонки вынудит его впервые отведать вкус крови поверженного врага, осознать какого это пронзать тело человека насквозь мечом. Уговор был не таким. Акэти-сенсей сказал, что будет достаточно одного-двух стремительных ударов, что противник сдастся после одной поверхностной царапины. Но не тут-то было.

Солдаты схватили Сато под руки, придержали его, пока двое лекарей не унесли Нобунагу. Сато не сопротивлялся. Он словно утратил все силы, безжизненно свесился в грубых руках вояк. Его выволокли из додзё на задний двор, жестко толкнули в спину. Юноша рухнул на колени, бессознательно перебирая пальцами окровавленный лоскут ткани, утратив ощущение реальности и изредка вздрагивая. Онемевшая шея была не в состоянии держать головы, он сжался в комок, склонился, уперевшись лбом во влажную землю, бессильно ударил кулаком по рыхлой почве, не выпуская пропитанного кровью лоскута.

«Это финал. Я ничего не смог сделать. Я… Теперь Нобунагу убьют… Нобунага умрет… Оити… Оити не примет такой новости… Она не переживет такой потери… Я подвел ее… Я всех подвел…»

Солнце утонуло в лесной чаще, и город обрел зловещие очертания, казался враждебным и холодным. Чужим.

До ушей Сато доносилась отдельными фрагментами фраз заключительная речь Дзиро, чувствовалось в его тембре голоса приподнятое настроение.

«Думай, Хисимура».

Он оторвал голову от земли, снова уставился на кровавую тряпицу.

«Думай же».

Сжав и разжав кулак левой руки, рыжий залепил самому себе звонкую пощечину.

— Думай, Дзигоку тебя побери!!!

Сато знал, что времени на колебания у него нет. Если следует предпринять что-то решительное, нужно действовать, пока весь город здесь, пока охрана на всех постах ослаблена. В голове назревала абсолютно безумная идея, но он вдруг уверовал в возможность обратить ее в жизнь. Воспрянув духом, он поднялся на ноги и расправил плечи. Вновь и вновь убеждая себя, что не бывает безвыходных ситуаций, тихо и незаметно обошел двор додзё, прячась в тени пихт, прижимаясь к стенам, косясь на веранду, с которой Дзиро громко и с упоением рассказывал молодежи о планах на будущее.

Он быстро миновал рыночную площадь, шнырнул в подворотню, прошел закоулками жилой квартал и квартал ремесленников. В одной из темных и узких улочек ему под ноги кинулся черный кот, сверкая во тьме желтыми глазами и грозно шипя. Сато быстро обошел его стороной, выскочил у конюшен, стремительно пересек улицу, свернул за угол и, наконец, оказался у кузни. Дверь была отперта, и юноша, оглядываясь по сторонам, скользнул внутрь.

Старик Наката работал громоздкими мехами, раздувая жар в горниле, и не заметил внезапного гостя. Сато замер, обдумывая, как поступить. Он быстро изучил все предметы в помещении, уткнулся взглядом в катаны на стойках вдоль стены, сделал неуверенный шаг в их направлении.

— Сато-сан?

Сато замер, задрожав необъяснимо для самого себя, шныряя взглядом и оценивая с какой скоростью возможно схватить катану и броситься во двор. Наката Сосуке сразу уловил неладное, медленно отпустил меха, аккуратно отшагнул от горна, не сводя глаз с Хисимуры. Ему был знаком подобный взгляд человека, готового совершить безумный поступок. Взгляд полный агонии и безрассудства.

— Прошу, не делай глупостей, — необычайно мягко проговорил кузнец. — Я не стану тебя останавливать, но заклинаю: не делай глупостей. Что бы ты ни задумал — результат не принесет тебе желаемого.

Хисимура нахмурился, отведя взгляд и уткнув его в стену, пальцы обеих рук сжались в кулаки так сильно, что скрипнула кожа.

— Я так не могу, Наката-сан. Не могу допустить подобную несправедливость. Пожалуйста, не препятствуйте мне.

Сосуке раздосадовано покачал головой, отступил к горну, отвернулся. Он был слишком хорошо знаком с подобной решимостью и бесстрашием, с безрассудством, а также с разочарованием, скорбью, бессилием и болью. Он знал, что бессмысленно пытаться остановить разгоряченную молодую душу, сопротивляющуюся реалиям жестокого мира. Он знал на собственном горьком опыте, что юный Хисимура должен пройти через эту боль и отчаяние, чтобы, наконец, принять этот мир и впредь быть злей, хладнокровней и восприимчивей. Сато схватил с подставки катану, на миг задержался в дверях, мысленно благодаря кузнеца за понимание.

— Да хранят тебя духи, малец.

Он бежал, что есть мочи к зданию казарм, знал, что на воротах полно солдат, а достигнув высокой стены, затаившись в тени деревьев и обдумывая тактику прорыва, невольно расслышал разговор вояк, которые обсуждали сильно раненого бедолагу, который не мог даже самостоятельно идти, когда конвой шествовал к площади.

«Конвой уже ушел! Я успею. Я должен успеть!»

«Даже если успеешь, что потом?»

«Нападу на одного со спины, воспользуюсь неожиданностью, перережу горло второму».

«Сможешь ли? Ты никогда не убивал людей. Найдешь ли в себе силы отобрать жизнь?»

«Я смогу. Я смогу! Ради Нобунаги!»

«Тебя убьют. Их гораздо больше. Они профессиональные военные, головорезы. Вы не убежите, не скроетесь. Попытку к бегству тут же пресекут, вас повесят или того хуже. Дзиро только порадует ваша смерть. Подумай».

«Я смогу! Я справлюсь! Нужно лишь выждать момент. Нужен момент».

Толпа до краев заполонила центральную улицу, словно вода русло реки во время половодья, галдела, ругалась, толкалась, кое-где даже дралась. Хисимура настороженно изучил позиции всех солдат, постарался побыстрей слиться с толпой, прижимая катану к бедру и норовя скрыть ее за широким рукавом кимоно. Он настойчиво растолкал столпившееся мужичье подобно носу боевого корабля, режущему волны, пихнул плечом какую-то пышную женщину, которая тут же осыпала неряху матюгами, но упрямо протискивался в первые ряды. Резко гул усилился, толпа буквально вибрировала, первый раз Сато видел подобный ажиотаж. Он прислушался, людей явно теснил отряд солдат, отпихивая по краям площади, освобождая путь для конвоя.

«Плохо. Тяжелую пехоту мне никак не одолеть. Сколько их? Раз, два, шесть, восемь. Десять. Двенадцать… Много. Слишком много!»

Его грубо пихнули в живот, и острая боль прокатилась неприятной волной. Он ее игнорировал, хотел разглядеть происходящее, рванулся вперед, чуть не сбив с ног мальчугана лет восьми.

Резко раздался пронзительный вопль, зеваки зашумели пуще прежнего, напирая друг на друга, пихаясь и бранясь. Сато расслышал возню в самом эпицентре событий, кто-то взялся убегать, один из офицеров отдал приказ бить на поражение, и рыжий взмолился, чтобы этим глупцом не оказался друг. Свист стрелы прорезал слух так громко, словно все происходило у Хисимуры на глазах.

Воспользовавшись всеобщим замешательством, Сато торопливо протиснулся в первые ряды, где происходящее явилось как на ладони. Беглец лежал ничком со стрелой в шее. Кровь из артерии постепенно окружала его остывающее посекундно тело. Только теперь Хисимура уловил с десяток лучников на стенах, с позиции которых можно было перебить всю эту толпу в считанные минуты.

«У меня не выйдет… У меня ничего не выйдет! Нас нашпигуют стрелами, не успеем и глазом моргнуть. Думай!»

Изгнанники — растрепанные, израненные, со связанными за спиной руками — уставились на мертвеца с неподдельным ужасом. Что бы они ни предприняли, исход один — смерть. Нобунага стоял тихо и смиренно, старался не смотреть на мертвого товарища и лишь изредка вздрагивал, сжимая и разжимая кулаки, словно те держали вожжи, управляющие страхом. Черные волосы, запачканные кровью, свисали по лицу, ниспадали по перевязанному плечу. Бинты рябили алыми пятнами.

Сердце Сато затрепетало, от волнения закружилась голова. Он не раз присутствовал на церемонии своеобразного жертвоприношения, но никто до сих пор не предпринимал столь глупых решений, чтобы пытаться бежать. Ведь бежать было некуда — солдаты, куда ни плюнь. Он осознал, что рука его плотно улеглась на рукояти катаны.

«Ты не сможешь. Тебя убьют. Отступись. Отступись. Такие решения не принимаются спонтанно».

«А все эти люди? Неужели их это устраивает? Неужели они не видят? Почему никто никогда не предпринимал решений о восстании, о свержении тирана Дзиро? Почему они молчат? Почему их это устраивает?!»

«Они безвольный скот. Их устраивает чужое горе. Их устраивает, что беда коснулась других. Им нравится наблюдать».

Только после публичной демонстрации расправы над испуганным ребенком, разум осознал, насколько ужасный финал ожидает изгнанников.

Мицухидэ уловил появление отважного юноши практически сразу, насторожился, следя за каждым его движением, тихо и аккуратно; точно ядовитая змея подобрался ближе, и стоило Сато ступить чуть вперед, как катана капитана сиюсекундно выскользнула из ножен и притаилась у горла мальчика, оставив легкий порез на коже, как прямое уточнение его решительных намерений. Пылающий исступлением взор впился в учителя с неведомой этим глазам ненавистью. Он попытался обнажить катану, уже поддел ее за цубу³⁴ большим пальцем, рука дрожала, а лезвие будто увязло в дегте, не желало высвобождаться из ножен. Учащенное дыхание вызвало головокружение.

«Ты не сможешь».

— Останови это, Акэти…

— Хисимура, ты действительно кандидат в будущее командование Цитадели, но это не дает тебе права обращаться ко мне как к какому-то знакомому.

— Останови! Ты знаешь, что это неправильно!

— Уведите его, — махнул рукой капитан.

На Сато навалились двое солдат, вырвав катану из ослабших рук. Мицухидэ с холодной надменностью наблюдал, как ученика схватили под руки, и не упустил возможности быстрым точечным движением ножен ударить Хисимуру в солнечное сплетение. Рыжий охнул, но продолжал сопротивление, брыкаясь, пихаясь и выкручиваясь в руках вояк.

— Нобунага!!!

Нобунага поднял голову, забегал глазами по толпе, намереваясь отыскать хозяина этого знакомого голоса. Он видел, как Сато тяжело ударили под дых, прошлись окованной в железо перчаткой по лицу, и юнец вскрикнул от боли, но вопреки всему не отрывал взгляда от друга, все еще норовил приблизиться к нему и вырвать из плена этих гнусных людей. В глазах Нобунаги на мгновение вспыхнул слабый огонек надежды. Ему так хотелось закричать изо всех сил: «Спаси!», но завидев товарища на грани безрассудного поступка, он лишь еле заметно улыбнулся и, закрыв глаза, отрицательно покачал головой.

— Улыбаешься? — ошеломленно прошептал Сато, прекратив сопротивление и свесившись в руках солдат. — Какого ёкая ты улыбаешься?! — тут же взревел он, срывая голос. — Почему?!…

Образ этой скорбной, невыносимо грустной улыбки отпечатался в памяти Хисимуры навсегда. Он так и не смог забыть лица друга в тот момент, этот груз навалился на его сердце неподъемной ношей.

Всем заключенным нацепили пыльные льняные мешки на головы, усадили в скрипучую телегу, и лишь Ода Нобунага удостоился проследовать к месту казни в одном седле с Акэти Мицухидэ. Армированные ворота с громыханием и скрипом отворились. Послышалось, как хлыст прошелся по крупам лошадей, телега заскрипела и устремилась под сводчатую арку ворот. Сопровождающий эскорт выскользнул следом, оберегая по обе стороны капитана Акэти.

Когда стальные челюсти ворот сомкнулись вновь, Сато, наконец, отпустили, и он бессильно рухнул на землю. Толпа постепенно рассосалась, обступая его стороной, обсуждая и усмехаясь. Он их не слышал, не замечал, просидел на одном месте ни десять и не двадцать минут. Казалось, смотрит в закрытые наглухо двери уже целую вечность.

«Почему он улыбался?! Это же… убийство… От него избавились по прихоти Дзиро. Он не заслужил такой участи. Почему же?! За что?! Если есть в этом мире сила, карающая Зло, благословляющая Добро, почему она отвернулась от Нобунаги?! Почему отказалась протянуть руку, отогнать прочь невзгоды, наказать обидчиков? За какие грехи он страдал так много? С детства нас учат уважению к богам и духам, но теперь я знаю наверняка — не существует никакой высшей силы, а мир враждебен и жесток».

Ощущение, что из его груди вырвали кусок плоти, не отпускало. Ветер пронесся по широкой улице, закружив облако пыли, черные стяги на башнях тревожно захлопали. Над лесной чащей, в ослепительной лазури прокричал ястреб.

Из мрачной бездны отчаяния юношу вырвали легкие шаги за спиной. Холод прокрался по спине мерзким слизнем, Сато вжал шею в плечи, задрожал.

«Оити».

Девушка робко притаилась позади товарища. Непонимание и тревогу отражали эти ясные зеленые глаза, ветер полоскал черный шелк волос и красного, точно кровь, цвета кимоно.

— Брата нигде нет.

Хисимура хотел провалиться под землю, лишь бы не наткнуться на взгляд ее глаз. Как рассказать ей правду? Как сообщить о смерти старшего брата? Никакие слова не уберегут ее от этого удара.

Девушка, будто вкопанная, застыла за спиной друга, ощущая, как коченеет тело, внезапно показавшееся ей невероятно тяжелым. Она стремительно отбрасывала ужасные мысли, подсознательно догадывалась, но отрицала всеми силами реальность.

— Оити.

— Да?

— Прости.

Люди всегда смотрят на чужое горе сквозь пальцы, подсознательно внушая себе, что с ними такого никогда не случится. Но, когда трагедия их затрагивает, внутри все ломается, сознание не верит до последнего, однако ощущается, как стынет кровь в жилах.

— Он наверно у озера. Я пойду. Найду его.

Сато ошеломленно обернулся. Потемневшие и утратившие все живое глаза широко смотрели на него с белого как полотно лица, что улыбалось уголками тонких губ. Эта улыбка пугала, словно сама смерть улыбнулась ему в этот момент.

«Она отвергает реальность. В таком состоянии ее рассудок…»

Юноша торопливо поднялся на ноги, ухватил девушку за руку в тот момент, когда она вознамерилась отправиться на поиски брата. Но стоило ему ее коснуться, та повалилась на землю, осыпалась подобно разбитой в дребезги вазе. Сато сгреб ее в охапку, стиснул в руках лицо, заглянул в утратившие жизнь глаза. Оити смотрела сквозь него, хватала ртом воздух, казалось, что задыхается.

— Оити, смотри на меня! Смотри же!

Ее ледяные пальцы вцепились ему в запястья, но взгляд все еще растерян, будто девушка потеряла зрение. Слова вряд ли долетали до ее сознания. Ощущение, что душу отделили от этого мира, лишило ее чувств и восприятия происходящего. Хисимура подхватил ее на руки, прижал к себе крепко, уткнувшись в вороные волосы, пахнущие спелой вишней. Она крепко обхватила его за шею, вжалась лицом в плечо, оцепенев в этом положении.

* * *

Гнедой мерин аккуратно перешагнул через толстые корни старого дуба, фыркнул негодующе и остановился. В лесной чаще ощущалась прохлада, пахло мхом, сыростью и перегноем. Акэти сдернул с головы Нобунаги мешок, срезал веревки с запястий и грубо спихнул с лошади. Мальчик грузно свалился на землю, морщась от боли, но вдруг замер под тяжестью устремленного на него взора. Учитель с холодом вперился в его напуганные, как у загнанной дичи, глаза, будто желая вытянуть прощальные слова, а если не их, то мольбы о пощаде.

— Паршиво все обернулось, не так ли?

Нобунага, дрожа всем телом, не без усилий поднялся с земли, потупился, весь сжался, хлюпнул носом, не в силах сдерживать панического страха.

— Должно быть, ненавидишь меня, а?

Мальчик не ответил.

— Вот что бывает, когда пытаешься прыгнуть выше головы. Но, в конце концов, неужели ты рассчитывал сравняться по силе с остальными? Все шло к тому, что тебе не место в рядах истинных воинов. Скажешь, что не выбирал себе такой судьбы? Верно, ты не выбирал. Это я выбрал за тебя. Жизнь ужасно несправедливая штука. Но ты старался и это похвально. Наверно паршиво осознавать, что был обузой для такого как Хисимура. Никому не охота возиться с никчемными слабаками. Даже, если ты не слышал этого от него напрямую, поверь мне, так он и думал.

Слезы неудержимо сбегали из глаз мальчика, он был не в силах их остановить. От обиды, от страха, от режущих слов учителя. Он был прав. Каждое его слово кололо сердце правдой.

«Слабаки никому не нужны, Нобунага. Они лишь мешаются под ногами подобно грязи», — Сато так и сказал. Он никогда не скрывал этого.

«Значит, это правда. Сато-сан возился со мной лишь из жалости».

Мальчик хлюпнул носом, потер влажные от слез глаза, но не осмеливался взглянуть на учителя, однако все еще ощущал колкость волчьего взгляда на себе. Кинжал вонзился острием во влажную землю у ног Нобунаги совершенно неожиданно, он вздрогнул и поражено уставился на Акэти.

— Возьми. В миг, когда тьма сгустится, и ты не сможешь выносить ее общества, воспользуйся им с умом. — Паскудная ухмылка выплыла на лицо капитана. — Все же это лучше, чем быть растерзанным стаей волков, не так ли?

Акэти ударил мощные бока мерина пятками и тот, вздернув голову и затанцевав, поднял резво в галоп, быстро испарился в лабиринте стволов деревьев, только топот копыт доносился в тишине, но вскоре исчез и он. Мальчик, обессилив, опустился на землю, слезы настойчиво сбегали по щекам, он торопливо вытирал их покрытыми слоем бинтов руками.

Он не заметил, как четверть часа просидел в этом положении, и очнулся лишь тогда, когда лес сдавил темнотой, словно склонился, рассматривая. Где-то в недосягаемом пространстве заворчали громовые раскаты, проплывая над лесной чащей волнами; затихая и наращивая громкость раз от раза. В какой-то момент он осознал, что прям у него под носом, утопая в темной почве, какое-никакое оружие.

— Он не убил меня, — проговорил, осознавая парадокс ситуации. — Почему он не убил меня?! Разве он не ненавидит меня? Разве не мечтал об этом самом моменте все время? Рано сдаваться, — решил для себя. — Я ранен, но в состоянии двигаться. А лес — не лабиринт и не бездна, из которых невозможно выкарабкаться. Если идти в одном направлении, рано или поздно он кончится. Только бы понять, в каком направлении двигаться.

Дрожь милостиво отступила, и мальчик отчетливо ощутил, как растекается боль от раны на плече по всей руке, охватывает жаром грудь, а перевязанные пальцы пульсируют и горят, словно сжимают раскаленные угли. Заткнув кинжал за пояс, Нобунага поднялся с земли, закинул голову кверху. Деревья переплетались мощными ветвями между собой, как люди в хороводе, объемистые кроны создали плотный купол, с трудом пропускающий солнечный свет в сердце леса. Почва здесь всегда оставалась влажной и рыхлой, выбрасывая из себя размашистые листья папоротников. Небо плотно затянули свинцовые тучи, и лес вмиг потемнел, затих, угрожающе навалился, заставив себя ощутить беззащитным насекомым. Органы чувств обострились, мальчику казалось, он слышит каждый посторонний шорох, треск веток. Из чащи донеслась быстрая дробь дятла, с противоположенной стороны кукушка неустанно кого-то звала своим унылым «ку-ку», ветер игрался листвой, и она будто нашептывала предостережения на неведомом языке.

* * *

Дверь истерично взвизгнула, и на пороге кузни показался Хисимура. Застыв в дверном проеме, он обессилено подпер плечом косяк. Сосуке сидел у наковальни, но при появлении гостя встрепенулся, вскочил на ноги.

— Как же это могло произойти?

— Как же это могло произойти, — повторил хрипло юноша. — Я не знаю, Наката-сан. Не знаю. Я перестал что-либо понимать. Может, вы мне объясните: почему никто и никогда не пытался остановить это безумие? Почему всех устраивает правление Дзиро и жестокие игры с человеческими жизнями? Почему, Наката-сан?! — Он стиснул виски пальцами. Воспоминания заставляли сердце болезненно сжиматься. — Против Нобунаги вышел Минагава. Но даже в столь абсурдном столкновении, Нобунага показал себя настоящим воином. Он боролся. Он действительно достойно боролся. Он первый пустил этому гусю кровь… Но меня никто не слушал… Я пытался донести до них, вразумить! Но меня никто не слушал! Они только сидели и смотрели, смотрели, смотрели! А потом насмехались! — вскричал несдержанно. — Да как они посмели смеяться над решимостью человека! Не прощу… Я никогда не прощу Акэти. Я никогда не прощу Дзиро. И я доживу до того дня, когда загоню нож в их бессердечные прогнившие изнутри тела! Я клянусь… Я этого так не оставлю… Не позволю Дзиро продолжать безумствовать. Лучше бы они меня убили, Наката-сан! Ведь я не отступлюсь от возмездия… Сейчас я недостаточно силен, но я совершу месть, вот увидите…

— Сато-сан, присядь, пожалуйста, — сдержанно проговорил кузнец. — Прошу, присядь.

Сато повиновался, опустился на скамью, моментально обессилив всем телом.

— Как себя чувствует Оити-сан?

— Она все равно что умерла… Уже несколько часов не выходит из комнаты, ничего не говорит, не ест и не пьет, даже не двигается. Смотрит стеклянными глазами в одну точку на стене. — Сато злобно сжал кулак, снова вскочил на ноги, подошел к еще не остывшему горну, разглядывая потрескивающие красно-черные угли. — У меня на глазах уводили друга на казнь, а я вдруг оцепенел, страх сковал меня по рукам и ногам, я и пальцем не смог шевельнуть. Я думал, что храбрец. Я всегда находил себя безрассудным и смелым, но вот случилась реальная ситуация и храбрость оставила меня. Наката-сан, — встрепенулся, — вы провели в этом городе практически всю жизнь, вы должны знать наверняка, как выбраться за пределы чертовых стен незаметно. Катакомбы, ходы или что-то еще. Расскажите.

— Не глупи! Все ходы охраняются или же замурованы, иначе бы город не считался неприступной крепостью, откуда невозможно сбежать!

— Я не могу бездействовать! Возможно, Нобунагу еще можно спасти!

— Сато-сан, послушай. Ты ведь не имеешь понятия, что делают с этими бедолагами за пределами стен. Послушай же, присядь. — Он опустил руки на плечи юноши, вновь усадил на скамью. — Уже слишком поздно, пойми и услышь меня. Слишком поздно.

Сато вопреки усилиям старика попытался встать, но могучие руки кузнеца усадили его на место.

— Им, — Наката стиснул зубы, выругался, и бессильно опустился на скамью рядом, — им перерезают сухожилия, чтобы пришедшие на запах крови волки приступили к трапезе безо всякого труда. Понимаешь?

— Откуда вы знаете?! Вы же просто кузнец! Вы лжете мне! Зачем вы… так безжалостно лжете мне?!

— Смирись! — рявкнул Наката Сосуке.

Юноша оторопел.

— Оити-сан в глубоком душевном потрясении, если она потеряет еще и тебя, ты подумал, что с ней станет?! Конечно, не подумал! Думаешь, за попытку побега тебя погладят по головке за сообразительность?! Это будет долгая и мучительная показательная казнь! Вот чего ты добиваешься! Ты молод и даже не представляешь, с какой подлостью тебе еще предстоит столкнуться в этой жизни! Прими это как должное! Всё уже случилось, ты не в силах ничего изменить!

— Вы не понимаете, — негодуя, покачал головой рыжий, вскочив со скамьи и попятившись к двери. — Извините за беспокойство.

Он решительным шагом скользнул в дверь, налетел на кого-то крепкого и высокого. Сильная мужская рука грубо вытолкнула его на улицу. Хисимура спотыкнулся, тут же ощетинился злобно и только потом присмотрелся.

— Куда-то торопишься, Хисимура-сан?

Волчий взгляд с издевкой впивался в него, заставил моментально оцепенеть.

«Он слышал».

Хисимура с опаской попятился от капитана, сглотнув колючий ком, что стоял в горле уже длительное время. Тяжелое небо засверкало серо-синими вспышками, явив пышные формы облаков, навалившиеся друг на друга.

— Незачем идти через грязные катакомбы. Я готов выпустить тебя через главные ворота. — Паскудная ухмылка изогнула его губы. — Жаль это ничего не изменит.

Желудок Сато болезненно скрутило в комок, ноги предательски подкосились. Резкий и громкий, как залп пушечного выстрела, тишину разорвал удар грома, заглушив заключительные слова Акэти Мицухидэ. Однако Сато отчетливо прочитал по губам, даже если не расслышал ни звука:

«Я убил его».

Мальчик обомлел, тяжесть собственного тела неумолимо потащила его к земле. Не в силах больше выносить реальности, он рухнул на колени у ног учителя, уставив безжизненный взгляд в сумрачную длинную улицу.

Под тяжестью грозового неба, улицы плотно погрузились во тьму. Сато продолжал прибывать в беспамятстве, пока очередной рокот грома не разбудил его. Юноша моргнул пару раз, медленно осмотрелся по сторонам, почувствовал, как холодная капля шлепнулась ему на шею, быстро побежала за шиворот. Он, неуклюже спотыкнувшись, поднялся на ноги, не успел сделать и шага, как дождь стеной обрушился на город, застучал тяжелыми каплями по черепице и закаменелой дороге, создал непреодолимую шумовую завесу. Тело заледенело меньше, чем за минуту, но обжигающие холодом потоки не снимали боли, что разъедала плоть изнутри, дыхание курилось во тьме, пропуская сквозь себя ливень.

Затуманенный горем взгляд внезапно уловил проскользнувший вниз по улице силуэт. Мозг моментально дал команду телу, заставив беспрекословно подчиняться. Хисимура бодро встрепенулся на манер гончей, что напала на след дичи, присмотрелся.

«Схожу я с ума, что ли?!»

Все еще ослабшие от потрясений дня ноги понесли его вперед. Быстрей. Настойчивей. Разум неуклонно вырисовывал перед ним образ друга, ускользающий в гремящем потоке дождя: худосочную долговязую фигуру, высоко забранный наверх хвост, походку. Куда он делся? Здесь свернул в переулок. Еще немного. Еще чуть-чуть. Сато прибавил шагу, вытянул вперед руку, желая поймать этого призрака любой ценой.

Спешащий укрыться от дождя «призрак» уловил небрежное шлепанье по лужам прямо за спиной, чопорно остановился. Сато всего на миг замешкался, и лишь натренированная годами реакция спасла его от смертельного поцелуя с ледяной сталью, что яркой вспышкой пронеслась прямо перед глазами. Однако конец лезвия все же дотянулся до цели, безжалостно прошелся ровной и длинной полосой через лоб, бровь и щеку аж до самого подбородка. Осознание обжигающей боли пришло не сразу. Хисимура завалился в лужу, уставился округлившимися глазами на заляпанные грязью темно-пурпурные штаны агрессивного «призрака». Заморгал быстро, убедившись, что глаз не пострадал и только потом ощутил, как кровь застилает алой вуалью всю левую часть лица.

Орин стояла перед ним невозмутимо, с презрением уставилась прямо в округлившиеся и напуганные глаза.

— Ты… ты чуть не убила меня только что…

— Максимум, ты бы лишился глаза. Я рассчитывала, что непревзойденный Хисимура Сато сможет с легкостью увернуться от любой атаки.

Сато раздраженно обтер струившуюся кровь мокрым и запачканным грязью рукавом.

— Думаю, тебя стоит разжаловать. Не оправдываешь свой титул…

— Не оправдываю? Да, пожалуй, ты права. Потешила свое самолюбие?

— Ты сам не свой.

— Разве?

— Я видела, что происходило на площади. Видела, как ты был готов обнажить меч и броситься на спасение этого бедолаги. Но, — она осеклась и сменила напористый тон на более осторожный, — неужели, ты и вправду надеялся, что он станет полноценным солдатом Цитадели? Не думала, что ты так наивен.

Сато молчал, сидя в луже под оглушительным ливнем и казалось, что вот-вот разрыдается, но нет. Он скорбно улыбнулся и дыхнул густым облаком пара.

— Не говори так, словно что-то знаешь о Нобунаге. Я был уверен, что у нас получится, но он… Нобунага… Понимаешь, Нобунага оказался слишком добрым, слишком мягкосердечным для этого места…

Ее взгляд смягчился. С треском оторвав широкую полоску от рукава рубашки, Орин присела, робко прижала ткань к ране на лбу Сато. Бережно промокнула израненную щеку. Похоже, что она перестаралась, порез оказался глубок, прошелся ровной и глубокой бороздой через всю левую часть лица, обильно кровоточил, но юноша не замечал уже ни боли, не раздражающего кровотечения, заливавшего глаз, и только внимательно следил за ее движениями, мимикой.

Такахико вздрогнула, когда сильная рука сжала ее тонкое запястье, остановив движения. Даже в темноте, сквозь льющий стеной дождь, она могла рассмотреть глубину его грустных глаз, в океане которых утонула целиком без остатка. Девушка не успела уловить стремительного развития событий, как ледяные пальцы настойчиво обхватили ее подбородок.

Все произошло слишком быстро, чтобы начать сопротивляться. Губы ощутили приятное тепло и металлический привкус крови, что показался ей удивительно сладким. Вкус его крови словно пьянил, Такахико охотно поддалась, впилась в его губы горячо и эмоционально, опустившись на колени в лужу и ласково поглаживая за ухом мокрые волосы. Когда девушка очнулась от пьянящего возбуждения, он прижимался к ней, как маленький ребенок, и дрожал. Неумолимо дрожал.

* * *

Внезапный удар грома, заставил Нобунагу подскочить на месте. Послышалось, как дождь забарабанил по широким листьям, которые подобно плащу гиганта нависли над крошечными жителями леса, уберегая от внешних факторов, но вскоре зеленый купол дал течь, и ледяная вода зашелестела по траве и рыхлой почве. Стемнело в мгновение ока, и мальчику показалось, что эта тьма стиснула его маленького и хрупкого в свой гигантский кулак. Деревья как будто ожили, жались к нему, а почва укуталась поволокой тумана как в одеяло.

Ноги ощущали тяжесть и болели, но это добавляло незначительное количество ощущений в общую копилку боли от полученных ран. Поверхностный, но длинный порез на спине отзывался колючей болью на каждое движение, а левая рука от самого плеча до кончиков пальцев горела и пульсировала, словно подожженная. Усталые ноги то и дело задевали за корявые и массивные корни, змеящиеся из-под земли повсюду. Ледяной дождь в одно мгновение вымочил мальчика до нитки и казалось, что этот холод смягчал боль в руке и плече.

— Слишком темно и холодно, чтобы идти дальше, — проговорил юноша мысли вслух. Тишина пугала, и он решил говорить все, что взбредет в голову, надеясь отпугивать таким образом зверье. — Кажется я уже на пределе своих возможностей и даже не знаю, в том ли направлении двигаюсь. Нужно устроить привал. Попробовать забраться повыше на дерево, чтобы хищники не добрались до меня, а утром с новыми силами продолжу искать выход.

Однако поиски подходящего места для ночлега не увенчались успехом. Все стволы деревьев были слишком высоки, их могучие ветви произрастали на высоте не меньше пятнадцати сяку³⁵ от земли. Спустя три четверти часа безрезультатных поисков, мальчик потерял всякую надежду. Дождь, наконец, стал стихать, а гром ворчал уже где-то вдалеке, будто насмехаясь над промокшим, израненным и уставшим Нобунагой.

Он прижался к чешуйчатому дубовому стволу, поджав под себя замерзшие ноги и обнимая колени, когда наступила пугающая и сдавливающая голову тишина. Слух обострился настолько, что можно было различить, как капли стекают с листьев, плюхаются на мокрую землю и траву. Лес дышал подобно спящему зверю. Мерно, глубоко и устрашающе.

Треск веток во тьме заставил сердце мальчика рухнуть в пятки, он в один момент позабыл о боли и усталости. Вскочив на ноги, замер, прислушиваясь. Звук лап о влажную землю доносился все громче, плыл хаотично с разных сторон и сопровождался клокочущим рыком.

«Учуяли. Я надеялся ливень оттянет этот момент, смешает запахи. Наивный».

Неловкие пальцы окаменели на рукояти кинжала, подняли его на уровень глаз.

Первый волк показался из-за ствола дерева всего в пяти кэнах³⁶ от Нобунаги, сверкая желтыми голодными глазищами, обнажив белые клыки, и ощетинив серо-черную шерсть. Рокочущее рычание звучало объемно, давало осознание того, что юноша окружен целой стаей. Ему не убежать. Не с такими ранами.

— Я слишком тощ, чтобы накормить всех вас.

Волки — не самые лучшие парламентеры, не прошло и пары секунд, как звери один за другим ринулись на жертву, разинув пасти. Кинжал плотно и тяжело вошел в ощерившуюся волчью голову, и Нобунаге показалось, что застрял там. Липкие от крови руки заскользили по рукояти, он торопливо потянул оружие на себя, но слишком промедлил. Челюсть стиснула щиколотку подобно стальному капкану. Юноша взвизгнул от пронзительной боли, истерично вогнал лезвие зверю меж лопаток, но тут его жестко сбили с ног, опрокинули навзничь, терзая со всех сторон. Острые клыки впились в перевязанное плечо, мальчик слышал и чувствовал, как ломаются кости под давлением смертоносных челюстей. Он визжал и извивался, хаотично махал кинжалом в руке вокруг себя, но лезвие лишь вспарывало воздух. Кинжал вывалился из ослабших рук, волки яростно рвали одежду и плоть под ней, нещадно трепали тело за конечности.

Без надежды на спасение, Нобунага уже не боролся, только кричал нечеловеческим голосом, разрываемый на куски голодными зверьми.

* * *

Когда он открыл глаза, его окружала тьма, взгляд уставился на черно-синее небо, проглядывающее через черные силуэты пышных крон деревьев. Толстобокая луна запустила тонкие пальцы сквозь их шевелюру, поглаживала, словно костяным гребнем. Нобунаге показалось, что волки ему лишь приснились, но эта мысль моментально развеялась, когда он попытался шевельнуться. Истерзанное до неузнаваемости тело более ему не принадлежало, кровь плавно покидала его вместе с жизненными силами. Узоры над головой кружились в непрерывном танце, убаюкивали.

— По… могите… — он перебирал окровавленными губами, язык с трудом ворочался, будто чужой. — Помоги… те…

«Тебе страшно?»

Мужской голос прозвучал в его голове отчетливо и громко, как через латунную трубу. Бархатный баритон. Властный, сильный, с легким привкусом насмешки.

«Страшно. Я не хочу умирать. Если бы я только был сильней. Если бы только сильней».

Слезы заструились из помутневших глаз мальчика обильно и неудержимо.

«Зачем тебе сила?»

«Я должен защитить дорогих мне людей. Я хочу быть им нужным. Только тогда я счастлив. Будь я сильней — этого всего бы не случилось. А теперь я заставил Оити плакать, а Сато страдать. Будь у меня сила, я уберег бы Оити и Сато от бед. Избавил бы их от заточения в стенах этого проклятого города. Лишь бы они были счастливы. Лишь бы… не страдали».

«Страдал все это время только ты. А сейчас ты умираешь. Умираешь из-за своей бесхребетности. Похоже, это тебе нужна защита, мальчик».

«Я хочу силы».

«Что ты готов отдать за столь желаемую силу?»

«Все. Я готов отдать, что угодно».

— Да будет так.

* * *

Когда он открыл глаза, лес не водил над ним хоровод, луна сбежала, трусливо подглядывала откуда-то с краю. Наполнив легкие запахом сырости, юноша приподнялся на локте, сел.

«Несуразица какая-то».

Перевязанные пальцы не болели, пропала и обжигающая боль в плече, однако одежда, что звери рвали в кошмарном сне, свисала на нем клочьями. Мальчик поджал под себя ноги, оперся рукой о проползающий мимо корень дерева, чтобы встать.

— Продолжим?

Нобунаге показалось, что сердце его сжали в ледяной кулак. Он вскочил на ноги, подобно выпущенной пружине, прижался спиной к корявому стволу старого дуба. Побелевшие в страхе глаза шныряли из стороны в сторону, стремились в слепой темноте выискать хозяина этого бархатного голоса.

Луна прорвалась сквозь спутанные ветви, посеребрила клочок земли. До ушей донеслось металлическое побрякивание в такт неспешных шагов; лунный свет лизнул наполированную серебряную пластину, явившуюся в этом клочке света из тьмы, но еще шаг и лунная вуаль обняла высокую поджарую фигуру, закованную в тяжелый панцирь. Глаза, сверкающие подобно двум раскаленным углям во мраке, уставились на мальчика с явным привкусом насмешки, и от этого взгляда во рту пересохло.

— К-кто вы?!

— А ты?

Вопрос ввел Нобунагу в ступор своей прозрачностью и простотой, он стыдливо потупился, вжал шею в плечи, весь сгорбился.

— Какая теперь разница.

— Всю жизнь живущий в страхе, ты подавил в себе истинного «я», Ода Нобунага. Но ты не трус. Слова, что я слышал, не могут принадлежать трусливому человеку.

— Знаете мое имя? Кто вы?! Один из приспешников Дзиро?!

— Не будь глупцом. Меня призвал огонь, что бушует в твоем сердце. Твоя израненная душа звала меня много раз. И вот я здесь.

Нобунага молчал, непонимание в его голове достигло колоссальных размеров.

— Но вот что интересно, — размышлял сладкий баритон, — с тобой поигрались, как с тряпичной куклой и выкинули, но я не нащупал в тебе и крупинки ненависти или злости. Только сожаления и эта темная непроглядная грусть. Впервые встречаю кого-то настолько чистого, что аж воротит.

— Поигрались?

— Кто знает, что Дзиро Куроносукэ взбредет в голову в следующий раз. Сегодня он объявил тебе смертный приговор из-за предсказания старой ведьмы, а завтра? Кто знает, что голоса нашепчут этому безумцу завтра, и чем он решит себя поразвлечь. Забавно наблюдать за твоим вытянувшимся лицом, Нобунага. Но мы отошли от основной темы. Помнится, ты говорил, что готов на все ради получения силы. Но вот незадача. За тобой целых два должка, ведь я спас твою шкуру от этих обезумевших зверей. Не смотри на меня так. Думал, что тебе это приснилось? Эти чудовища почти разорвали тебя на части. Зрелище было еще то!

Нобунага обомлел, не верил, что все это с ним происходит наяву. Незнакомец вырос прям перед ним незаметно, бесшумно, навис тяжелой тенью, прожигая светящимися во тьме глазами.

«Терять мне уж точно нечего. Кто бы он ни был — я обязан ему жизнью. Мне не страшно. Уже не страшно. Что он может с меня взять? С меня, оборванца».

Когтистая рука потянулась к мальчику и замерла ладонью вверх.

— Я дам тебе желаемую силу, Ода Нобунага, но цена может оказаться слишком велика. Решай.

Какова бы цена не оказалась, он был готов.

«Будь я сильней, всего этого бы не произошло. Впредь я не хочу проигрывать таким подлецам как Акэти Мицухидэ и Дзиро Куроносукэ. Я не хочу быть обузой Сато и Оити. Сейчас и впредь, я согласен отбросить все закостенелые во мне принципы и стать кем-то более значимым, чем запуганный и смеренный мышонок Нобунага. Я не боюсь грядущих событий».

Мальчик, не колеблясь, опустил свою руку сверху. В тот роковой миг он еще не понимал, что обратного пути не будет. В тот миг он уцепился за возможность. За шанс начать все с начала. В тот миг он не желал ничего иного, кроме силы. В тот злой миг ему было плевать на цену и плевать на последствия.

Незнакомец лукаво осклабился, стиснул его ладонь, впившись когтями в кисть. Кровь тонкой нитью побежала по руке, карминовыми слезами закапала на землю, что моментально вздыбилась невероятной силой, словно из-под почвы вырвался ураган, вспышка белоснежного света ослепила. Нобунага почувствовал, как жаркое пламя разливается по всему телу, расходится волной, ощутил, как сердце его заходится в груди, раздувая это пламя будто гигантскими мехами. Раскрыв рот и устремив взгляд к небу сквозь носящиеся вспышки света, он разглядел каждую из звезд на синем полотне, восхитился таким прекрасным зеленоватым Млечным Путем, что расплескался мерцающей бесконечной вуалью, разглядел ветки высоких деревьев, сплетающиеся кривыми пальцами между собой. Сама Вселенная распахнула ему свои объятия, приветливо улыбалась и подмигивала, заигрывая, словно любовница. Каждый волос на голове Нобунаги ожил, и вся длинная копна вороных волос резко обратилась серебряными нитями, затанцевала на ветру.

Когда ветер унялся, умчал в звездное небо, оставив после себя лишь плавно кружащий листопад, воцарилась идеальная тишина. Незнакомец стоял в двух шагах от Нобунаги. Наконец, можно было рассмотреть этого загадочного персонажа внимательней.

Кроваво-красный взгляд глядел на него с худого треугольного лица с насмешкой, уголки идеальной формы губ приподнялись в игривой ухмылке. Длинные черные волосы, зачесанные со лба, лоснились по плечам и спине, достигая лопаток. Возраст незнакомца не поддавался восприятию. Он был не юн, но и точно не достиг еще средних лет. Все в нем казалось идеальным и имело право подходить под одно определение — красавец. Он был слишком красив для человека. Словно сошел с картины. Высокий, стройный и с виду абсолютно непревзойденный.

Нобунага хлопал округлившимися глазами, что приняли темно-рубиновый цвет, и не мог подобрать слов всему случившемуся, но чувствовал, что изменился. Все его внутреннее мировоззрение перевернулось с ног на голову, и он предвкушал, как новое видение мира, безусловно, придется ему по вкусу.

Примечания

34

Гарда (яп.)

35

Здесь: около 4,5 м.

36

Здесь: около 9 м.