Чувствуй себя как дома

Мария Британ, 2019

Спустя много лет Анна возвращается к морю, где давным-давно потеряла память и… семью. Она хочет выяснить, что же случилось с мамой в тот страшный день – в день пожара, – и ради этого пойдет на все. Но на ее вопросы местные жители ничего не отвечают – они не желают, чтобы Анна вспоминала. Молчит и море. Море – предатель: оно-то точно все знает. Так, может быть, ответят дома? История Анны уже близко: скрипит половицами, лязгает старыми замками, звенит разбитой посудой – нужно только прислушаться, открыть дверь и… старый дом раскроет все тайны. Только нужно ли было Анне о них узнавать?

8

Анна

[После]

Изо дня в день я наблюдаю за Илоной, Павлом и Темычем: как они вскапывают огород, как по вечерам кутаются в колючие пледы и бродят по улицам, как шутят друг над другом — мне интересна каждая мелочь. У них все идеально ровно. Нет ни изъянов, ни торчащих ниточек. Если бы они были платьем, то определенно самым лучшим в мире.

По ночам я записываю это и сразу же порываюсь удалить — безупречная вселенная убивает книгу, расщепляет ее на молекулы.

Я знаю, каково оно, потому что сама расщепляюсь. Но — продолжаю писать. Через силу. Без этого я быстрее состарюсь. За себя и за книгу. Пока история внутри, она будет грызть меня, плодить болезни и бессонницу. Сюжетам нужно жить на бумаге, а не в голове. Голова — плохой дом, без евроремонта.

Облако ютится на краю стола, молчаливо сочувствует. А я все отчетливее понимаю, что этот кот мой. Мой с детства.

В субботу Градинаровы — какая замечательная у них фамилия! — вновь зовут меня покататься на троллее.

Я прошусь к Лидии в кухню и пеку пирожки, чтобы хоть как-то отблагодарить эту семью за то, что они вдохновляют меня писать книгу.

* * *

Мы топчемся у обрыва. Море закипает, бьется об скалу, вопит нам, чтобы мы убирались. Люди надоели ему миллионы лет назад.

Здесь, вдали от поселка, почти никого нет — лишь палатки у горизонта, грязный спринтер, оборудованный под дом, да старенькая «Волга» Градинаровых.

Слева — про́пасть. Дальше — маленький выступ и снова пропасть. Точно по скале потоптался великан, и она частично обрушилась. От раскидистого клена, под которым мы устроились, далеко-далеко тянется троллей, растворяется в тумане, несется навстречу тучам.

Павел вытряхивает из рюкзака карабины, Илона проверяет крепления, Темыч не моргая смотрит на море, шевелит губами, будто у них с волнами свой язык.

— Ну что? — Павел с наслаждением втягивает соленый воздух. — Кто первый?

Я кошусь на троллей. Если он треснет, меня размажет по скалам, а туман заметет следы.

— Аня, вперед, — подмигивает Илона.

Я глотаю нервный смешок. Что, если троллей ведет прямиком в пекло? Или в пасть волнам?

А впрочем, это мне и нужно. Сама я не соскребу прошлое — потребуется нечто острое, нечто тающее в тумане и ведущее в никуда.

Темыч роется в рюкзаке отца и вытаскивает игрушки. Рассаживает их, чтобы они полюбовались, как я исчезаю.

Павел закрепляет на мне страховку, защелкивает карабины.

— Удачи. — Он окидывает меня пристальным взглядом. — Где-то посредине пути выступ. Во-о-о-н там. Заметили? Можете, конечно, чиркнуть по нему ботинками — сам обожаю так делать, но лучше не рискуйте, подошвы сотрете. Лучше подогнуть ноги.

Я шагаю к пропасти. Трава вытоптана. Должно быть, Градинаровы часто катаются на троллее.

— Вас столкнуть?

Илона подкрадывается бесшумно, и я вздрагиваю.

— Н… Нет.

— Через пять минут я тоже буду на той стороне, не переживайте.

Я набираю в легкие влажный воздух, ветер бьет в спину, и…

Я обгоняю его. Ускоряюсь с каждым ударом сердца. Подо мной — вечность; следы великана бездонны. Дышать трудно, невыносимо. На языке — соль. Море целует меня, в горле клокочет: «лечу, лечу, лечу». Адреналин сочится через поры.

Естественно, я забываю подогнуть ноги. Ботинки чиркают по скалистой поверхности.

Прощайте, подошвы.

Но я не расстраиваюсь и парю в нескольких местах одновременно. Или вовсе — нигде. Я — падающая звезда. Загадывайте желание.

Туман рассеивается. Мой путь завершается так же стремительно, как и начался. Конечная — скала, впивающаяся в море черным клыком. На ней будто кариес.

Между березами распята сетка, и я врезаюсь в нее, как муха в паутину. Несколько секунд ищу себя между потрепанными веревками. Себя десятилетнюю. Безрезультатно — я профессионал в игре в прятки.

Приземлившись, я отцепляю карабины. Высокие скалы, ветер слабый, растянутый, как жвачка, я больше не падающая звезда, — все расслаивается. Туман стелется по траве, намазывается на нее маслом.

Чуть поодаль, за дорогой, раскинулась роща. Я щурюсь. Между кленами — смутный силуэт мужчины. Огромные руки — в них поместилось бы море, — широкие плечи.

Господин великан выжидает. Хочет замести следы.

Он наблюдает за волнами — или за мной, — не шевелится. Как дерево, по форме похожее на человека.

Раздается хохот, звонкий, трещинами расползающийся по туману. Илона. Новая падающая звезда.

— Чего застыли? Не понравилось?

Она отцепляет страховку и спешит ко мне.

— Понравилось. Хм… — я кошусь на великана, а затем поворачиваюсь к Илоне. — Кто это?

— Где? Здесь никого нет, кроме нас.

— Там…

Только там и правда пусто.

— Ладно, — сдаюсь я. — Неважно.

Но чужак уже наследил в мыслях и где-то рядом с проклятым тиканьем нацарапал: «Важно».

Мы берем страховку и, обходя пропасть, идем обратно. Илона рассказывает мне, как счастлива жить по соседству с морем.

— У вас прекрасный сын. Очень интересный…

— Знаю я, о чем вы, — морщится она. — Просто… Чем ближе к морю, тем тяжелее прятать демонов, а у этого сорванца их хоть отбавляй.

— Вы не водили его к врачу?

— Он здоров, — откликается Илона чересчур резко для дружеской беседы. — Видите ли… Артем кое-что слышит. Кое-что, чего не слышат обычные люди. Конечно, психика ребенка не выдерживает.

Я пинаю камешек в пропасть, и его заглатывает море.

— О чем вы?

— Нечто умное и опасное общается с ним. Для этого нечто люди — домашние животные, — фыркает Илона. — Я не разрешаю Артему гулять самому, а муж разрешает. Балбес, что с него взять.

Мы возвращаемся к Павлу и Темычу. Они устроились под кленом за компанию с игрушками и жмурятся. Медитируют?.. Или беседуют с морем.

Я достаю из рюкзака пирожки. Мальчишки сразу оживают, плюхаются на валуны у обрыва, и мы с Илоной присоединяемся к ним.

— Ешь, Темыч, а то дрыщ-дрыщем! — веселится Павел.

Жена пихает его в бок. Злится из-за «Темыча»?..

Странно, но сейчас, когда они так близко друг к другу, я не представляю их вместе. Даже сын для каждого — свой: Артем и Темыч. Они параллельны. И плевать, что спят в общей кровати.

Сердце сжимается. Градинаровы не идеальны. Не идеальны! Я спасу эту семью, построю им дом из букв.

Время мчится заодно с волнами. Илона и Темыч болтают не прекращая, и когда голоса внезапно затихают, я вздрагиваю.

Кто-то выключил звук. Павел бледнеет, Илона застывает, вцепляется в его локоть, а Темыч больше не играет с плюшевым кроликом. Шум волн, встревоженное дыхание ветра и — наше, возвращается с кашлем Павла. Будто у него в легких — целое море.

Илона подскакивает и, спотыкаясь, несется к сумке.

Темыч зовет отца, дергает его за плечо, но тот не реагирует. Павел вот-вот вывернется наизнанку.

Илона трясется и, когда подбегает к мужу со шприцем, едва держится на ногах. Я не вмешиваюсь, лишь наблюдаю. Удивительно — по ОБЖ в школе у меня была заслуженная пятерка — я вызубрила весь учебник. Но сейчас, когда наступил момент икс, в голове — ни строчки.

Суета прекращается быстро. Илона вводит лекарство Павлу в руку. Темыч испуганно стискивает кролика. Мир успокаивается. Павел еще покашливает, но уже не выворачивается наизнанку. Илона опускается на валун. Секунду назад эти двое пересеклись, а теперь опять параллельны.

Никто не издает ни звука. Нас оглушил кашель. Волны шумят предательски тихо, сердце бьется глухо, точно под ребра напихали ваты.

Мы запрыгиваем в «Волгу», когда Темыч вытаскивает из рюкзака телефон и тычет пальцем на время. В салоне душно. Павел выкручивает радио на максимум. Поет Titiyo — Come Along. Эта песня им к лицу. К лицу моим параллельным персонажам.

Мы доезжаем до поселка минут за десять, не больше. Пока Павел заносит в дом рюкзаки со страховкой и игрушками, я спрашиваю у Илоны:

— Что с ним?

— Аллергия, — слишком резко отвечает она. Анафилактический шок? — Вообще-то я ношу лекарство для себя, постоянно летом задыхаюсь… Но в последнее время Паше тоже не очень хорошо. То пыльца, то пыль, то специи…

— Я люблю добавлять в выпечку ванилин. Ох… — я хватаюсь за голову. — Что же вы не предупредили!

Илона хлопает меня по спине и исчезает в доме. За ней плетется Темыч и с каждым шагом все быстрее превращается в Артема.

* * *

До вечера я работаю над книгой. Печатаю, печатаю, печатаю… Но все не так. Параллельные линии ломаются и снова и снова пересекаются.

Вот же она, Илона — та, кто не любит, когда сына называют Темычем.

Вот Павел — человек, обожающий море и именно Темыча.

А вот мальчик с пакетом вместо лица, пощадивший лишь кролика и странного друга по имени Нечто.

У меня не получается их срисовать.

Я устанавливаю себе норматив по знакам — чтобы не выбиваться из ритма. Чтобы не захлебнуться. Звоню Рите в тысячный раз. В миллиардный — клянусь, что все отлично.

О родителях ничего не вспомнила.

Книга пишется с трудом.

Покончив с нормативом, я выхожу на улицу. Мне так душно, точно я не пять страниц написала, а сотню.

У калитки курит Павел. Дым обволакивает его и стелется туманом по земле.

Я взлохмачиваю волосы.

— Как вы?

— Лучше. Что, испугались? — хмыкает он и снимает очки.

— Есть немного. Простите.

— Забыли. — Он сжимает сигарету двумя пальцами и всматривается в нее с сожалением, словно курит стодолларовую купюру.

— А… — Щеки вспыхивают. Благо, я тону в сигаретном дыме. — Почему Илоне не нравится имя Темыч?

— Кто ее знает. Она как шляпа фокусника. Непредсказуемая до ужаса. Что наколдуешь, то и выпрыгнет. — Он запрокидывает голову и выдыхает новое облачко. Лицо вновь сползает. — Твое предложение в силе?

— Какое?

— О серфинге.

Я приподнимаю бровь.

— Но ведь вы не катаетесь.

— Согласен! Как это я до сорока дожил и не покатался? — подмигивает он. — Так что?

— А Илона?

— Придумаю что-нибудь. Для нее серфинг — больная тема. А я давно мечтал попробовать, да компании не было. — Он тушит сигарету и бросает ее в консервную банку, прикрученную к забору. — Мы познакомились с ней в городе. Как ни странно, у психолога. Она спасалась от прошлого. Я — тоже. Десять лет лечился, хоть и с перерывами…

— От чего?

Павел сует руки в карманы.

— Кхм… у нас с сестрой были некоторые разногласия. Мне не нравилась ее работа, но потом все наладилось. Сейчас она поет. Только поет.

* * *

Я выскальзываю из номера рано утром. Павел говорит Илоне, что проведет для меня экскурсию по поселку. Она чует ложь: уголки губ подрагивают, на лбу появляются морщины. Но как ни в чем не бывало желает удачи.

Мы спешим на соседний пляж. Туда, где громоздится двухэтажное здание. На крыльце топчется мужчина в спасательном жилете. Павел объясняет мне, что незнакомец сдает в аренду доски и инструктирует.

В животе что-то трепещет. Наверное, чайка, но я не поддаюсь. Тренер выдает нам доски и лиши^[13], а затем проводит зарядку. Мы пробуем работать с досками на суше, а после — отправляемся в море. Тренер учит нас грести. Меня шатает из стороны в сторону, зато у Павла получается сразу.

Спустя десяток неудач я все же ложусь на доску правильно. Вытягиваюсь, срастаюсь с ней, деревенею.

Тренер показывает Павлу, как ловить волну. Признается, что еще не встречал таких способных учеников. Я — то и дело переворачиваюсь.

Сердце тяжелеет килограммов на сто и барабанит, барабанит, барабанит. Ему тесно в грудной клетке. Мышцы ноют. Чем усерднее я гребу, тем отчаяннее мечтаю ощутить под ногами песок. Чайки во мне вопят, я слышу их даже под водой. И уже не знаю, где плыву: в море или в небе. Мой мир — соль и водоросли.

К счастью, доска не дает утонуть и тянет, тянет на поверхность. Я чувствую себя собакой на поводке.

— Напрягитесь! — командует тренер. — Попытайтесь лечь так, чтобы ноги сравнялись с гранью доски!

Я стискиваю зубы, и… у меня получается. Правда, ненадолго.

Черт с ним.

Я выползаю на берег — слишком болят мышцы — и освобождаюсь от чего-то.

По телу растекается липкое счастье.

Я не утонула.

Ура.

Чайки умолкают. Пока им некого оплакивать.

Я наблюдаю за тем, как Павел ложится на доску, как ловит волну, как поднимается — на целых пять секунд! А я не смогла даже полежать.

Зажмурившись, я представляю, что мне десять лет. С кем я была на пляже, когда так звонко кричали чайки? Почему едва не утонула? Зачем полезла в воду, если не умела плавать?

Я открываю глаза. На колене краснеет ссадина. Капельками крови сочатся ответы: я люблю море. Оно честное со мной. Оно помнит десятилетнюю девочку.

Мы возвращаемся домой к завтраку, мокрые и уставшие.

— Вы видели, Аня?! Я поймал волну! Уму непостижимо! Это же магия какая-то! — тараторит Павел. — Если честно, у меня такое ощущение, что я когда-то давно занимался серфингом, но потом напрочь забыл. Странн…

— Как экскурсия?

У крыльца мы сталкиваемся с Илоной. Она треплет Павла по макушке, зарывается пальцами в мокрые волосы, радуется, торжествует, что мы прокололись.

— Пора на завтрак. Догоняйте, Аня. Лидочка волшебница, а не повар! — шепчет она и увлекает мужа в столовую.

Я еще долго брожу вокруг дома. Аппетита нет, я наполнена морем, штормящим, черным. Что-то изменилось в нас — и во мне, и в Павле. И это «что-то» связано с чайками.

Примечания

13

Лиш — страховочный поводок, тянущийся от ноги к доске.