Фонарь Диогена

Мария Брикер, 2008

Он органически не переносит желтый цвет, терпеть не может, когда женщины пользуются парфюмом и откровенно с ним заигрывают. Он обожает чопорных горничных-англичанок, автомобили «Бентли», блондинок и овсяную кашу. Не так уж много заскоков у старика миллиардера, владельца крупнейшей европейской компании, с которым молодой бизнесмен Никита Верховцев мечтает заключить соглашение о сотрудничестве. Проблема в одном: окончательное решение старичок принимает только после ужина в семейном кругу. Никита предусмотрел все: меню, обстановку… даже горничную переодел в англичанку! Не учел только исчезновения своей любимой жены прямо накануне ужина…

Глава 2

Сволочь Шахновский

— Шахновский, сволочь! Ты понимаешь, что случилось?! Она от меня ушла! Лилька, сука, от меня ушла! — Верховцев схватил Илью за грудки и с силой встряхнул его.

— Твою мать, успокойся! Возьми себя в руки! — заорал Шахновский, пытаясь высвободиться из жарких объятий друга.

Верховцев оттолкнул Илью, прошелся по кабинету, уселся за стол, пощелкал выключателем настольной лампы и вдруг с яростью сбил ее со стола кулаком. Она свалилась на пол, разлетелся вдребезги стеклянный абажур, лампочка затрещала и погасла. Шахновский поморщился, выдернул шнур из розетки и покачал головой. Помимо разбитой лампы, на полу валялись книги, бумаги и прочие канцелярские принадлежности. В столовой Верховцев учинил аналогичный кавардак: помещение теперь украшали разбитая посуда, перевернутые стулья, задравший ноги журнальный столик…

— Прости, — неожиданно стих Никита и, обхватив голову руками, скрючился над столом.

— Ничего, бывает, — миролюбиво сказал Илья и присел на стул напротив друга.

— Не понимаю… Я не понимаю, Илья! Как она могла так со мной поступить? Как? Почему?!

— Не гунди ты. Ты уверен, что жена от тебя ушла?

— Ты что, идиот, Шахновский? Она ушла!

— Сам ты идиот! — возмутился друг.

— Я идиот? Это я — идиот? — глаза Верховцева снова налились кровью. — Я все для нее делал, на руках носил, ни в чем отказа она не знала! Лучшие шмотки, лучшие курорты, дорогие украшения, салоны и прочее дерьмо, милое сердцу женщины!

— Я не это…

— Погоди! — заорал Никита. — Да, я запретил ей сниматься в рекламе и моделькой на подиумах дефилировать не позволил — не к лицу жене успешного бизнесмена задницей трясти на всю страну! Да, я отговорил ее в школу идти работать после окончания педа, куда она порывалась податься из благих побуждений. Мать Тереза, блин! Мечтала детей учить. Детей! Дебилов разных, которым начхать на все!

— Никита…

— Не перебивай, Шахновский, в табло получишь! Как тогда, помнишь? Помнишь, Шахновский, наше «девство» золотое? А как мы прыгали от восторга, когда какая-нибудь училка болела? Как радовались, сделав очередную подлян-ку? Мы же учителей за людей не считали! Лилька хотела сеять доброе и вечное, энтузиазмом горела, дурында! Только классовую ненависть еще никто не отменял! — зло усмехнулся Никита. — Ее в этой поганой школе и ученики, и учителя загнобили бы. Разве я не прав?

— Прав, — устало кивнул Илья.

— В том-то и дело! Прав! Тысячу раз прав! Мне нужна была жена со здоровой психикой, а не неврастеничка с посаженными связками.

— Пару месяцев поработала бы и бросила, — снова встрял Шахновский, очень сильно рискуя лишиться зубов.

— Так она ведь не возражала, согласилась со мной! — возмутился Никита.

— Согласилась — и с тоски подыхала в твоей золотой клетке, — буркнул Илья.

— Золотой клетке, говоришь? Я ради нее задницу на британский флаг рвал, бабло рубил, чтобы она царицей жила, ни в чем не нуждалась. А она взяла и ушла! Подлая баба! — Верховцев вскочил и начал носиться по комнате с безумным выражением лица.

— А ну сидеть! — сквозь зубы процедил Илья, и далее последовал монолог народного фольклора, характеризующий Никиту Андреевича живописными непечатными определениями с очень нехорошей стороны.

— Что?! — Никита с изумлением посмотрел на друга и сел… в кресло.

Шахновский никогда не позволял себе подобных высказываний, самое страшное ругательство в его лексиконе было — идиот.

— А то, что внезапный уход Лили перед заключением такой важной сделки может быть не случайным. Ты, конечно, козел, но Лиля тебя любила — это факт. Короче, ситуация требует детальной проверки. Письмо ее дай сюда, хочу на него взглянуть.

— Письма больше не существует, я его порвал.

— Клочки где?

— В пепельнице. Я их сжег.

— Молодец!

— Погоди, Шахновский. Ты хочешь сказать, что Лиля могла уйти от меня не по своей воле? Ее вынудили?

— Разберемся, но я бы на твоем месте не особо радовался такому повороту событий, — нахмурился Шахновский и поднялся.

— Ты куда?

— В спальню твоей жены.

— Зачем?

— Спать! — рявкнул Илья и направился к двери.

— А, понял! Ты это, спокойно, Илюша, не нервничай. Я ведь ничего такого… Ты же меня знаешь. А вдруг, если… О нет, это будет полный трендец! — загундосил Никита, проследовав за другом.

* * *

Спальня супруги Верховцева представляла собой жалкое зрелище. Все было перевернуто вверх дном, на полу — ворох одежды, обувь, рассыпанные по полу украшения, косметика, разлитые по ковру духи…

— Я же говорил! — поднял указательный палец Шахновский. — Лилю похитили! Вероятно, она сопротивлялась, поэтому тут такой бардак. Не пойму только, почему никто не слышал шума?

— Шум слышали все, — откашлялся Никита. — Это я тут порядок навел… После того, как письмо прочитал.

— В каком состоянии была комната, когда ты сюда вломился?

— В нормальном.

— Постель была разобрана?

— Нет.

— Вещи все на месте?

— Да откуда я знаю, у нее шмоток — вагон! — заорал Верховцев.

— Глафира! — хором завопили друзья.

Горничная испуганно заглянула в комнату.

— Что, под дверью шпионила, стерва? — ехидно поддел ее Никита, отметив, что лицо у Глаши снова помолодело. — Где Лиля? Отвечай!

— Оставь девушку в покое, — неожиданно ласково проворковал друг. — Проходи, Глаша, садись. Поговорить надо. А ты, Верховцев, вали отсюда! — сменил мурлыкающий тон на суровый Илья и вытолкал Никиту за дверь.

* * *

— Все плохо! — вынес вердикт Илья. Никиту он нашел в гостиной. Друг сидел на полу и пил из горлышка виски. Выглядел он вялым и безразличным ко всему.

— Конкретнее, — попросил Никита.

— Судя по всему, Лиля в самом деле тебя бросила. Глашка уверяет, что ты совсем на нее внимания не обращал в последнее время. Лиля переживала, подозревала, что у тебя любовница завелась, и мечтала оторвать тебе яйца, но, видно, нашла другой выход.

— Сука неблагодарная, — буркнул Верховцев.

— Прекрати! Ты давно ей о любви говорил? Давно с ней по душам беседовал? Вы даже спали в разных комнатах! Она же молодая, привлекательная женщина, а ты в упор ее не видел. Полагаю, Лиля решила, что ты больше ее не любишь, поэтому и ушла.

— Ой, меня сейчас стошнит, Шахновский, — скривился Никита. — Иди ты в задницу со своими нравоучениями!

— Харе пить! — Шахновский вырвал у Никиты из рук наполовину опустевшую бутылку виски. — Тебе Лильку искать и возвращать надо, и срочно, дебил, а не виски хавать. Я уже позвонил одному товарищу, скоро у нас будет распечатка телефонных номеров, куда Лиля звонила перед уходом. Глашка уже ее подруг опрашивает. Вычислим ее, надеюсь. Поедем, ты поговоришь с ней, попросишь вернуться, скажешь, что любишь. Пообещаешь вести себя как пай-мальчик, авось она поверит и вернется.

— Никогда! — рявкнул Никита. — Все кончено, Шахновский. Она сделала свой выбор. Она меня предала. Я могу все, что угодно, простить — но измену!.. Увольте!

— Ну с чего ты взял, что она к другому мужику свалила?

— С чего взял, с того и взял! Она в письме об этом написала. «Прости, я полюбила другого. Не ищи. Будь счастлив!» Вот, блин, будь счастлив! Осчастливила, твою мать!

— Может, и нет никакого другого мужика? Она назло тебе это написала.

— Все, Шахновский! Тема закрыта! Лилю я возвращать не буду. Искать ее не собираюсь. Повторяю: она сделала свой выбор.

— Послушай меня внимательно, Верховцев! Засунь свою гордость знаешь куда? — разозлился Илья. — Мы к этой сделке полгода готовились. Сколько потратили нервов и сил, и теперь, когда остался один шаг до цели, ты хочешь все испоганить? Ты понимаешь, что это — конец всему! — сорвался он на крик. — Не хочешь ехать, я сам к ней отправлюсь! Нельзя все так оставлять! В конце концов, можно попросить ее вернуться всего на пару дней. Уверен, она войдет в твое положение и согласится.

— Отвали от меня, Шахновский! — заорал в ответ Никита и отобрал свою бутылку виски у приятеля. — Не лезь не в свое дело!

— Тогда счастливо оставаться! — Шахновский отвесил ему низкий поклон и понесся к выходу.

— Илья, куда ты? Илья! — растерялся Никита. — Бросаешь меня одного, да? В трудную минуту бросаешь! Сволочь ты, Шахновский! Ну и пошел ты! — кричал он другу вслед, но Илья даже не обернулся.

Во дворе послышалось урчание мотора. Никита подлетел к окну: раритетный раздолбайский 126-й «мерс» цвета детской неожиданности выпуска 1984 года, гордость Шахновского, вылетел за ворота. Выплеснув все свои эмоции в равнодушное пространство, Верховцев выдохся, лег на пол и, раскинув руки в стороны, невидящим взглядом уставился в потолок.

— А ну вас всех, — буркнул он.

Шахновский, конечно, прав, надо что-то делать: обзванивать знакомых, пытаться разыскать Лилю, умолять ее вернуться. Впрочем, друзей теребить незачем: где Лилечка может еще быть, как не у свого бывшего смазливого мажора Сашки?

— Точно! — Верховцев резко сел и стукнул себя кулаком по лбу. Ведь именно его пижонскую тачку он видел вчера неподалеку от их коттеджного поселка, когда возвращался с работы! Как-то столкнулись они в одном закрытом спортклубе, Никита, к счастью, уезжал, а Сашок прикатил с двумя дамочками. Это его и спасло от починки металлокерамических коронок. Никита скрипнул зубами, в три глотка допил виски и поднялся. — Убью! — нахмурив брови и приняв позу борзого орангутанга, прорычал он и швырнул пустую бутылку в камин.