Выбрать волю

Мария Берестова, 2021

Если правитель страны сватается к дочке главы оппозиции – даже ребенку ясно, что дело тут явно не в любви. А вот может ли из такого союза выйти толк – уже другой вопрос. Роман с подвывертом:– притворяется любовным, но на деле не про любовь- детективная линия введена совсем не для детективных целей- вам может показаться, что главный тиран этого романа романтизируется, но потом вы поймете, что нет- вам может показаться, что главная героиня будет тормозить весь роман, но нет, она прочухается- вам может показаться, что один обаятельный парень играет в романе чисто функциональную роль, но потом до вас дойдет- если вы найдете тут любовный треугольник, то я съем свою шляпу (зачеркнуто)– если вы сможете собрать в единую картину все второстепенные линии, то вы продвинутый читатель- если вам кажется, что солнечный свет здесь неспроста, – то вам не кажется.

Глава седьмая

Меж тем, день, когда Эсна должна была выбрать своего супруга, решительно приближался. После череды свиданий был день приёма подарков — женихам на нём присутствовать не полагалось, подарки они отправляли с посыльными, сперва к князю, который решал, принять ли такой дар, потом уже к невесте. Легче всего тут было номинальному жениху. Скалистый генерал отделался пышным букетом цветов: совершенно безликий и бессмысленный подарок, который, собственно, и свидетельствовал о том, что на руку невесты генерал не претендует. Владыка, как уже отмечалось, пытался было подарить ту самую вазу из лазурита, но был с гневом отвергнут, так что пришлось ему ограничиться драгоценностями. Такой подарок преподносили самые богатые и родовитые женихи, имеющие самые серьёзные намерения — ведь дар не возвращался даже в случае отказа. Сотрясающий палубу тоже сделал подарок именно такого рода. Эсна с неудовольствием отметила, что основной жених преподнёс ей браслеты — украшение, которое она не очень любила и надевала редко, — тогда как владыка прислал прекрасные серьги, причём её любимого вида, звенящие при каждом движении головы. Именно такие были на ней в день их свидания в беседке, что заставляло подозревать Грэхарда в излишней внимательности к такого рода мелочам.

Третий этап «жасминовой беседки» заключался в том, что женихам отсылались ответные дары невесты. Самый завидный дар достался, конечно, сотрясающему палубу. Большое деревянное панно, на котором Эсна лично вырезала битву при Грастыке — сражение, в котором её будущий муж особо отличился. Сама Эсна была работой крайне недовольна; у неё не хватило времени, поэтому панно, при всей грандиозности задумки, не радовало деталями, а то, что всё же было изображено, вышло отчасти неряшливым. Но, так или иначе, вопрос качества изображения здесь не играл существенной роли; важно было, что невеста сделала подарок своими руками, да ещё и обозначила внимание к героической биографии жениха.

Что касается скалистого генерала и владыки, им достались вполне безликие и скромные подарки — марципановые сладости.

И вот, пришёл черёд самого торжественного мероприятия — собственно выбора.

По традиции все жаждущие получить руку и сердце прекрасной девы собирались в доме её отца. Сюда же съезжались и родственники невесты, чтобы подчеркнуть знатность и величие рода. Признаться, стольких Кьеринов за раз Эсна не видала со дня похорон её первого супруга. Полюбоваться на попавшего в дурацкое положение владыку хотелось всем.

Тот, в самом деле, гневался так, что на него и смотреть было боязно. Как и положено жениху, разодет он был в лучший наряд, к тому же, украшенный повелительскими регалиями. Выглядело внушительно, а уж каменное лицо с выступающими желваками и мрачно горящий взгляд дополняли образ прекрасно. В самом деле, даже зубоскалящие Кьерины, разок искоса взглянув на униженного врага, избегали возвращаться к нему взглядом и предпочитали смотреть на что угодно другое.

Например, на двух других женихов. Парадная форма высшего морского чина против парадной формы армейского генерала — замечательный дуэт и прекрасная иллюстрация к давнишнему спору, чей мундир наряднее и представительнее.

Обряд выбора проходить должен был так. Появляющаяся под нежную музыку невеста несла в своих руках ветку жасмина и отдавала её тому из женихов, коего выбирала в мужья. Поскольку жасмин уже успел отцвести, Кьеринам пришлось выкручиваться. Из старинных запасников была извлечена прекрасная ювелирная поделка как раз на такой случай. Металл и драгоценные камни изображали собой ту самую жасминовую ветку, и весьма тонкая работа делала сходство максимальным. Издалека ветку даже можно было вполне принять за живую, но вот Эсна была совсем другого мнения: драгоценная безделушка оказалась довольно тяжёлой, да ещё и колола руки своими металлическими деталями. В общем, нести её было сомнительным удовольствием, и это ещё больше портило и без того отвратительное настроение.

Эсна, совершенно точно, не горела желанием выходить замуж. С самого утра, наполненного лихорадочными приготовлениями, ради которых её подняли с рассветом, в ней закипали обида и недовольство. Львиная доля её негодования была направлена на владыку, который так неудачно надумал свататься и тем запустил лавину этих событий. С куда большим удовольствием Эсна осталась бы в отчем доме! Ну, или, возможно, однажды выбрала бы супруга по зову сердца. Но нет. Нужно было этим мужчинам, как всегда, начать мериться амбициями!

Эта мысль закономерно приводила к негодованию на положение женщины в целом. Почему, почему из-за своей принадлежности к слабому полу она должна считаться неполноценной и существовать исключительно как приложение к мужчине? Дочь, супруга или мать, и никак иначе!

Иррациональная обида на фарс с «жасминовой беседкой» тоже жгла сердце. Подумать только, такая красивая традиция, и даже вроде как предоставленное право выбирать! Но ведь мало того, что и выбирать не из кого, так и того нельзя — нужно идти, за кого сказали.

Нет, недовольство, решительно, копилось в Эсне с самого утра.

А уж когда она под музыку зашла в зал и сквозь ресницы обозрела творящееся там безобразие!

Толпа родственников, которая приехала, чтобы полюбоваться на затруднительное положение Грэхарда, так старательно не смотрела на самого Грэхарда, что Эсна невольно именно на него и взглянула. Ей подумалось в этот момент, что отец поступает весьма недальновидно. Владыка, определённо, выглядел как человек, который затаил, не простит и припомнит. Эсне подумалось, что было разумнее пожертвовать ею, чем ставить под удар весь род — а то, что нынешний владыка может и целый род вырезать, недавняя история красочно подтверждала.

Но в общем и целом, несмотря на все означенные поводы для недовольства, Эсна всё ещё оставалась послушной дочерью, которая была полна решимостью в совершенстве исполнить волю отца, даже если ей самой его интрига кажется весьма рискованной. Так что ей нужно отыграть свою роль до конца: донести этот металло-каменный кошмар до сотрясающего палубу и торжественно вручить ему.

Медленно и торжественно она двинулась вперёд. Женихи выстроились по знатности и родовитости, так что неизбежно нужно было сперва миновать владыку — чего Эсна точно предпочла бы избежать, поскольку от его недовольной фигуры словно исходил ледяной жар гнева. То ли из-за этого противоречия — необходимости соблюдать правильную траектории при горячем желании обойти опасный объект по дуге — то ли из-за того, что в зале некстати началась какай-то глухая возня в одном из углов (судя по мелькнувшим бликам солнца, кто-то пытался залезть в окно), Эсна сбилась с размеренного шага и запнулась о подол собственного платья. Весьма тяжёлый, плотно расшитый золотом и камнями подол.

Ей, впрочем, удалось не грохнуться носом вперёд, что весьма удачно — то-то нелепая ситуация бы вышла! — но для того, чтобы всё же сохранить равновесие, она взмахнула руками и, что вполне естественно, тяжёлая неудобная безделушка упала на пол. Своим падением она произвела весьма заметный шум. Все Кьерины, как по команде, ахнули, а музыка заглохла.

Ситуация всё-таки получилась более чем нелепой. Помочь невесте никто не решался — а ну как сглазишь? это же всё-таки древний ритуал! — а сама она замялась, пытаясь сообразить, как бы исхитриться поднять коварный артефакт, не засветив при том сверх меры своё и без того чрезмерное декольте (платье шили в спешке и так и не успели до конца подогнать), да с учётом расшитой негнущейся юбки.

Пауза неприятно затягивалась. Эсна лихорадочно обдумывала вариант прикрыть декольте одной рукой и попытаться, слегка наклонясь набок (присесть в этом образчики расшитой золотом роскоши было проблематично), ухватить другой рукой ветку.

Эти мысли неожиданно оборвал владыка. Со вздохом, в котором ощутимо читалось «я уже и так по уши в выгребной яме, и ниже падать всё равно некуда» и который был слышен только Эсне, он наклонился, поднял ветку и подал ей.

И вот тут бы стоило эту ветку принять и пойти себе дальше своей дорогой, но Эсна совершила фатальную ошибку.

Говорят, когда обучают воинов, их предупреждают, что нельзя смотреть в глаза врагу, которого собираешься убить.

Но почему-то никто не объясняет девушкам, что не стоит смотреть в глаза влюблённому мужчине, если собираешься ему отказать.

Эсна вот посмотрела — и пропала.

Хотя всем своим видом владыка демонстрировал ледяной гнев, хотя и поза его, и выражение лица были таковы, что на него было страшно взглянуть, — в глазах его романтичный женский взгляд прочитал обречённое отчаяние.

Эсна вздрогнула; рука её, уже потянувшаяся было за веткой, задрожала.

Она знала, что должна забрать свою ветку и идти дальше; но почему-то сердце её мучительно сжималось, почему-то то отчаяние, которое она угадала в чужом взгляде, завладело всем её существом, и почему-то в этот момент Грэхард показался ей самым близким и родным человеком на свете — тем, кого знаешь вполне, как самого себя, и чьи чувства для тебя — всё равно что твои собственные чувства.

Все мысли о коварных политических играх выскочили из её головы, и она совершенно забыла, что постановила считать владыку притворяющимся и желающим запудрить ей голову.

Напротив, она всецело поверила этому взгляду и увиденному в нём отчаянию — возможно, более додуманному её собственным воображением, — и вся содрогнулась от жалости и потребности это отчаяние утишить.

И вместо того, чтобы чин чинарём продолжить свой путь, она, так и не смея отвести взгляда, отчётливо произнесла ритуальную фразу:

— Грэхард из рода Раннидов, грозный повелитель Ньона, окажешь ли ты мне честь стать моим мужем?

Уже на середине этой фразы она вдруг осознала, что совершает, и впала в глубокое смятение. На несколько секунд всё для неё слилось в один круговорот красок и звуков, и она, совершенно точно, не разобрала его ответную ритуальную фразу, и опомнилась только тогда, когда в парадном зале поместья Кьеринов установилась мёртвая тишина.

Молчал старый князь, чьё лицо застыло в холодном мрачном выражении, а взгляд ушёл глубоко в себя.

Молчал Эвард, хмуря густые брови и не отрывая взгляда от злополучной ветки.

Молчала Ална, а ужасе прижавшая ладошку ко рту и переводящая испуганные глаза с одного присутствующего на другого, словно спрашивая: то ли здесь происходит, что я вижу?

Молча переглянулись с недоумением Руэндир и Дрангол, словно уточняя: «Ты знал?» — «Нет, а ты?»

Молчал Грэхард, на которого слишком стремительно обрушилось исполнение давней мечты; настолько стремительно и внезапно, что не обрадовало, а придавило мучительной тяжестью.

Молчала Эсна, в которой почти первобытный ужас от осознания содеянного смешался со странным потаённым торжеством, которое заставило её ещё больше выпрямить спину и задрать подбородок.

Молчали прочие, не зная, почему переиграли первоначальный план и как теперь реагировать.

Первым отмер старый князь. За эту минуту он просчитал уже десятки вариантов, и снова чувствовал себя твёрдо стоящим на земле.

— Что ж, Раннид, — величаво сказал он, внушительно хмуря брови, — доверяю тебе своё самое большое сокровище. Храни и береги солнечную госпожу Кьеринов!

Состроивший не менее внушительное выражение лица владыка величественно кивнул и размеренно ответил:

— Принимаю и обязуюсь беречь.

Церемония вернулась в свою колею, но оглушённая Эсна успешно пропустила мимо ушей все полагающиеся по сценарию словеса.