Оранжевая комната

Марина Серова, 2011

Нелегко отыскать черную кошку в темной комнате. Еще труднее найти папку с документами, похищенную у бизнесмена. Частный детектив Татьяна Иванова убеждается в этом, едва взявшись за поиски. Ей придется провести ночь в морге, побывать в логове хладнокровных убийц, в склепах старинного кладбища – прежде чем она узнает, ключ к каким тайнам хранился в той злополучной папке…

Глава 4

КРОВЬ НА БЕЛОМ МРАМОРЕ

«Роял Бургерс» — достаточно приличное кафе, но все равно не то, что московский «Макдоналдс». Сверкающая никелем кухня, в которой снуют, как мышки в красных передничках, девушки с подносами, белый мраморный пол, светлые столики, чистота, уют, запах горячих яблочных пирожков и гамбургеров, хруст ледяных кубиков, шелест разворачиваемой тончайшей упаковки, смех детей, тихий говорок посетителей…

Саша Берестов сидел один за высоким столом, нервно грызя соломинку, опущенную в давно опустевший стакан. По его взгляду я поняла, что он ждал меня.

Я забралась на высокий стульчик, уперла усталые ноги в подставки и взглянула на него злыми глазами.

— За «Нанá» с тебя, пацан, две тысячи баксов, — произнесла я негромко и сжала кулаки.

— Обойдешься двумя гамбургерами, — бросил он небрежно и пошел к стойке. Вернулся, правда, с полным подносом еды и напитков.

— Ушли? — спросил он, всем своим видом показывая собственное превосходство и прекрасно осознавая всю силу своего бездонного обаяния.

— Это я ушла. А что им от тебя нужно?

Он покачал головой:

— А тебя-то кто ко мне послал? Кому это вздумалось пошутить?

— Иванов, — ответила я, вонзая зубы в теплую мякоть бутерброда и чувствуя, как янтарно-сливочный майонез капает мне на пальцы.

Ивановых, как песка на хорошем пляже. Это у меня готовый пароль. И я не просчиталась.

— Придурок, — усмехнулся Берестов и развернул чизбургер.

Мне всегда нравилось смотреть, как едят мужчины. Они находят в этом процессе особый смысл. Если говорить о Саше, то я представить себе не могу, чтобы он делал что-нибудь некрасиво или, как бы это поточнее выразиться, незавораживающе. За работой над Сашей Бог, похоже, выложился до предела. После него, должно быть, он стал лепить сплошных даунов…

— Придурок не придурок, а мне помочь хотел. Деньгами. Сейчас фиг где устроишься.

— Вообще-то ты не похожа на девиц, стреляющих деньги. У тебя прикид что надо, — вскользь бросив взгляд на мой джинсовый костюм, заметил Саша. — Уж я-то разбираюсь.

И тут он снова побледнел. Чизбургер выпал из его рук и опрокинул пластиковый стакан с пенным клубничным коктейлем. Я даже ухом не повела, если бы и умела это делать. Я кожей спины сквозь толщу американской джинсы почувствовала, что в кафе вошла Анна.

И тут произошло нечто такое, что заставило всех посетителей кафе вскочить из-за своих столиков и броситься врассыпную. Раздался громкий сухой щелчок — выстрел! — и Анна, не сделав и двух шагов, упала на пол. На белом мраморе начала расползаться лужа крови. Светлый костюм роскошной блондинки на спине стал за какую-то минуту красным, а под лопаткой образовалась темная рваная точка. Пока мужчины в фирменных белых рубашках и красных галстуках суетились возле истекающей кровью женщины, я думала о том, что раз Анна не повернула обратно, значит, Саша Берестов, сидящий сейчас передо мной с открытым ртом, — тот самый. Поскольку не увидеть его она не могла — он сидел лицом к дверям, стало быть, она явно направлялась к нему.

Я продолжала сидеть неподвижно, в то время как мой спутник сделал попытку подняться.

— Сиди лучше, — зло прошептала я. — Ты ведь знал ее? Она шла к тебе?

Он изумленно смотрел на меня.

— Ешь, что бы там ни случилось. Сейчас приедут «Скорая помощь» и милиция. Тебе не стоит засвечиваться. Хотя стреляли в нее из-за тебя.

— Кто вы? — Ошалелый Берестов перешел на уважительное «вы».

— Меня зовут Татьяна Иванова. Я — частный детектив. Еще вопросы будут?

Он молчал.

В трех метрах от нашего столика все рябило от сочетания белого и красного. В кафе стоял невероятный гвалт. Почти все посетители разбежались. За прозрачной витриной возникло канареечно-желтое пятно — приехала милиция. Мелькнуло что-то матовое с красным крестом — «Скорая». Полный джентльменский набор.

— Видишь, ее накрыли? — произнесла я дрогнувшим голосом. — Мы бы все равно ничем не смогли помочь. А теперь пора уходить.

Я соскочила со стульчика и, крепко схватив ставшего апатичным Сашу за руку, повела его в сторону туалетов и другого выхода. Оказавшись в просторном коридоре, между дверями с женским и мужским силуэтами, я, заметив приближавшегося в нашу сторону мента, вдруг обняла Сашу и прижалась к нему всем телом. Я просто вмялась в него, впилась в губы и застонала. Он инстинктивно ответил мне губами.

— Вы что это тут? — грубо проронил мент, хватая меня за плечо. — Ничего не слышали, что ли?

Я оторвалась от Сашиных губ и мутным взглядом обвела мужчину в сером.

— Слушай, мент, че пристал? За это тебе штраф не обломится, — хмыкнула я и снова вцепилась в онемевшего Берестова.

— Человека убили, — важно сообщил мент, — лучше уходите.

— Как это убили? Сереж, пойдем, посмотрим… — И я потянула Сашу в зал. Но мент выставил нас из «Роял Бургерс» как школьников — за воротники.

— У меня машина тут недалеко, — вдруг оживился Саша. — Во дворе военкомата. Пошли. Я не могу здесь больше оставаться.

Белый «Опель Кадет» увозил нас в сторону Набережной. Берестов рассказывал о том, как он познакомился с Анной.

Она увидела его ранней весной на этюдах — они с группой рисовали старинный особняк на Вольской. Пришла к нему в училище, не хуже, чем я, заглянула в мастерскую. Судя по рассказу Саши, Анна влюбилась в него с первого взгляда. Во вторую встречу она отвезла его к себе на дачу, в поселок Жасминный, и отдалась ему, как может отдаться потерявшая рассудок сорокалетняя женщина, влюбившаяся, быть может, в первый и последний раз в жизни.

— А ты ее не любил? — спросила осторожно я, в душе почему-то не желая, чтобы он вообще любил кого-нибудь. Такие, как он, должны принадлежать обществу или храниться в музее. Под стеклом. Пуленепробиваемым.

— Не знаю. Мы с ней словно переболели какой-то болезнью. Я и сам ходил словно чокнутый. Мы с утра до ночи валялись в постели.

Я представила себе их в постели и словно услышала шорох простыней, жаркое дыхание, влажные звуки и нежные запахи любви. С этой чертовой работой можно превратиться в бесполое существо, одной рукой держащее пистолет, а другой пересчитывающее баксы. Противно.

— Анна Шубина заплатила мне сегодня утром деньги за то, чтобы я нашла тебя и отобрала принадлежащие ее мужу документы на поставку химического оборудования. Поэтому-то я и оказалась в училище.

— Но я ничего не брал у нее!

— Она сказала, что, кроме вас двоих, в квартире никого не было. Вы провели некоторое время в постели, а затем она уснула. Ты оставался рядом, потом ушел, после чего и пропала зеленая папка с документами.

— Да не брал я никакой папки! — Берестов остановил машину так резко, что я чуть не влепилась в лобовое стекло. — Я просто ушел, и все.

— А почему ты ушел? Разве ты не мог подождать, пока она проснется? Пусть у тебя не было к этой женщине любви, но уйти вот так, пока она спит, — это же подло. Пóшло.

— Она утомила меня, — Саша опустил голову. И в это самое время из проезжающей мимо нас машины раздалось несколько выстрелов. Машина исчезла так же внезапно, как и появилась. Сашино плечо было залито кровью, он потерял сознание. Я быстро вышла из машины и протолкнула его на свое, пассажирское место, а сама, сев за руль, резко бросила «Опель» вперед. Пролетев пару кварталов, я заметила впереди черный «мерс» и чуть не вдавила педаль газа в асфальт. Послушная зверь-машина неслась, как на воздушной подушке, мягко и легко. Но нахальный, подмигивающий красным воспаленным глазом светофор позволил «мерсу» раствориться в потоке машин на улице Чернышевского. Когда я вырвалась на шоссе, черный лоснящийся жук уже свернул на Радищевскую и скрылся с моих глаз. Они, что называется, оторвались.

Я развернула машину и помчалась домой — оказывать помощь раненому.

С трудом втащила его к себе на второй этаж, заперлась на все замки и, только уложив Сашу на постель, села и перевела дух.

Спустя пять минут я уже специальным пинцетом извлекла из его плеча пулю. Она засела неглубоко, но крови вышло целое ведро. Так во всяком случае мне показалось, когда я отстирывала его рубашку.

Сделав перевязку, я села и стала ждать, когда же мой пациент очнется. Но в это время раздался телефонный звонок. Я подняла трубку.

— Таня Иванова? — услышала я уже знакомый грудной голос. Я почувствовала, как зашевелились волосы на моей голове. Бред продолжался. Королева Анна Вторая дала о себе знать.

— Как продвигаются наши дела? — спросила она как ни в чем не бывало. Эта призрачная женщина играла какую-то, только ей известную роль, но вот какую, мне нужно было узнать как можно скорее. Она зачем-то выдавала себя за Анну, значит, ей тоже нужен был Берестов с документами. Или же схема происходящего была намного сложнее, и Анна Вторая просто отвлекала меня? Но от кого? От чего? Что еще готовилось на горячей плите преступлений? Кому понадобилось убивать измученную любовью Анну Шубину? Кому она помешала?

— Дела продвигаются бешеными темпами, — принялась уверять я свою фантастическую клиентку, — Берестова я нашла, но он улизнул в последний момент. Скорее всего он уже за городом или прячется у друзей. Думаю, что ваши документы у него.

— Ну и прекрасно, — почувствовала я ее удовлетворенную улыбку, — если что — звоните, хорошо?

Она повесила трубку. А я, достав из кармана своей куртки бирюзовый блокнот Анны Первой, набрала ее номер.

— Да, я слушаю, — послышался снова грудной, мягкий и знакомый до умопомрачения голос.

Если вы не можете представить себе, как встают у людей волосы дыбом, посмотрите на модельера Славу Зайцева — вот у него, при взгляде на собственные произведения, волосы почти всегда стоят. Как наэлектризованные. Вот и со мной стало твориться нечто невообразимое.

Раздался стон. Но не тот, что у нас песней зовется. Это очнулся Саша Берестов. Он открыл глаза и снова застонал.

— Знаешь, что: хватит разыгрывать тут из себя раненого, пулю я из твоего плеча достала, рану обработала и перевязала. Укол сделала. Не расскажешь, где документы и что вообще произошло в тот день на квартире Шубиных, — засуну пулю обратно в плечо и выкину тебя подыхать на лестничную площадку. Неужели ты не понимаешь, что в твоих же интересах рассказать мне все?

Он здоровой рукой поправил повлажневшие от пота волосы, тяжело вздохнул и снова закрыл глаза.

— Если я расскажу, то в меня всадят еще несколько пуль. — Лоб его покрылся испариной, а под глазами залегли круги. — Но только я все равно ничего не брал. Просто я видел, кто брал. Случайно.

— И кто же?

— Я не могу сказать.

— Но почему? Пусть это прозвучит цинично, но ведь Анны-то все равно нет…

— Именно поэтому и не могу.

— В таком случае, дружок, ты останешься здесь. Пытать я тебя не буду, ты и так не в лучшей форме, но, когда вернусь, ты сам все расскажешь. Иначе… иначе я сделаю так, что убийство твоей любовницы повесят на тебя. Уж будь спокоен.

Я не очень надеялась на то, что произнесенные мною слова произведут хоть какой-нибудь эффект, но у меня оставалось мало времени, а дел было по горло.

Прежде всего мне необходимо было выпить чашку горячего кофе и выкурить сигарету.

Я по-прежнему решила обходиться без милых сердцу костей, зато, когда была выпита последняя капля кофе, моя рука сама по привычке опрокинула чашку. И я замерла. Дождавшись, когда кофейная гуща примет достаточно неподвижный рисунок, я перевернула чашку и внимательно посмотрела на ее дно. Как ни странно, но я нисколько не удивилась, увидев перед собой миниатюрный, сотворенный из кофейных и почти симметричных разводов театральный занавес. У меня от нетерпения даже ноздри затрепетали.

Вымыв чашку, я заглянула в спальню к раненому и, сообщив ему о наличии продуктов в холодильнике и микроволновке, поспешно вышла из квартиры.

Саша Берестов теперь надежно замурован. Он стал моим пленником, и от этой мысли мне было почему-то очень хорошо.