Алекса

Марина Сергеевна Андронова

Эта книга — немного фантастическая и немного детективная история о том, как важные события, правильные встречи и нужные мысли меняют нас, когда мы к этому готовы. А ещё это история про любовь — как и все, наверно, книги на свете. Она про то, как важна любовь к себе, к другим и ко всему этому огромному миру, скрывающем в себе столько тайн и загадок.

***

Ехать до сэнсэя довольно долго, он живёт за городом, в симпатичном небольшом коттеджном посёлочке, немного напоминающем американский пригород из остросюжетных голливудских фильмов. Алекса уже могла бы водить машину, и у неё даже есть свеженькие права, но нет острого желания делать это каждый день. Поэтому пока что Алекса не думает всерьёз о машине и ездит к сэнсэю на электричке, а от вокзала до посёлка идёт пешком, как все нормальные люди, у которых достаточно времени, чтобы фланировать. Алексе нравится это слово: фла-ни-ро-вать! Она сидит в электричке, смотрит в окно на пробегающие мимо дома и деревья и перекатывает это слово в голове то так, то эдак. Но вот, наконец, электричка останавливается, Алекса выбирается наружу и топает… то есть фланирует в нужном направлении. Добравшись до ворот посёлка, Алекса здоровается с охранниками — они давно знают и её, и других членов «великолепной шестёрки» в лицо и по именам — и смотрит на дом сэнсэя. В солнечную погоду его иногда видно сразу — он сидит на открытой террасе, на втором этаже дома, и читает книгу либо медитирует. Но сегодня сэнсэя на террасе не видно. Зато там стоит столик и лежат два пёстрых бинбэга. Сэнсэй любит разнообразие, поэтому у него в доме часто можно увидеть разноцветные вещи. Иногда Алекса удивляется, как это ему удаётся сохранять сосредоточенность при таких пёстрых обстоятельствах. Но, определённо, как-то это у него получается. Наверно, такой уж он человек.

Она находит сэнсэя на асфальтовом пятачке перед дверями гаража. Он сидит в самом обычном складном кресле, в руках у него что-то подозрительно напоминающее стакан с коктейлем, глаза закрыты. Двери распахнуты, из гаража доносится какая-то музыка. Алекса ничего не понимает в музыке, сэнсэй говорит, что у неё пока что не развилась в этой области дифференцированность. Что это такое, она тоже до конца не понимает, но знает, что однажды музыка перестанет быть непонятной и одинаковой, превратится в целый ворох самых разных штуковин, и она, Алекса, будет эти штуковины распознавать и раскладывать у себя в голове по кучкам, а ещё штуковины и кучки будут всякими разными способами связаны между собой. Алекса уже видела такое много раз, когда училась в школе. Сэнсэй помогал ей разбирать по кучкам штуковины из математики, биологии, химии, физики. Он называет это «умением читать». Хотя, конечно, это не очень-то похоже на умение читать. Может, он так шутит?

— Лекса, — ласково говорит сэнсэй и улыбается. Улыбка освещает его лицо мягким светом, как фонарь из Нарнии. Алекса читала эту сказку в детстве. Глаза у него всё ещё закрыты, но даже так он всегда знает, кто именно из учеников к нему приближается. — Как ты?

Алекса тоже улыбается.

— Попой двигаю кусты! Сны становятся всё тревожнее. Самочувствие и сосредоточенность не изменились. Даник прислал вам… ффффух!… немного шоколадика, — Алекса с облегчением сбрасывает на крыльцо небольшой рюкзак. — Молочный, как вы любите.

Сэнсэй открывает глаза, чтобы тут же снова зажмуриться от удовольствия.

— Молочный! Из тестовых запасов?

— Так точно, — вздыхает Алекса. — Мне кажется, Даник боится, что шоколад скоро вытеснит его из дома. Хочет избавиться от соперника раньше, чем тот наберёт силу.

— Иногда так оно и бывает, — задумчиво кивает сэнсэй. — А бывает, что и нет.

Как всегда, до конца непонятно, о чём сэнсэй это сказал. О том, что иногда шоколад вытесняет из дому людей? О том, что люди наносят упреждающие удары по соперникам? О том, что люди боятся быть вытесненными? Или обо всём этом сразу?

В этом месте, в принципе, уже можно принимать позу лотоса на тёплом асфальте (сэнсэй предпочитает более-менее классические формы медитации) и начинать размышления. Но Алекса, разумеется, этого не делает. Кто будет размышлять, когда пришёл навестить лучшего друга? Алекса помечает для себя в небольшом блокноте: Даник и шоколад, размышления во время визита к другу. Маленькие коаны, на которых можно будет сосредоточиться в ближайшее время. Это, конечно, не настоящие буддийские загадки, но для тренировки ума оно даже и хорошо.

Сэнсэй поднимается из своего кресла, аккуратно ставит стакан с коктейлем на подлокотник.

— Мохито, — поясняет он. — Безалкогольный. Мятой пахнет. И красивый. Люблю разглядывать. Хочешь?

— Н-нет, — после некоторого раздумья отвечает Алекса. — Лучше чайку!

Чай у сэнсэя восхитительный. Кому нужно какое-то там мохито, пусть даже и очень красивое, когда есть такой чай? Пока они поднимаются на террасу, Алекса помечает в блокнотике: поразмыслить над тем, как сэнсэю удаётся разглядывать мохито с закрытыми глазами. На террасе она осторожно опускается в одно из пёстрых сооружений у садового столика, в который раз поражаясь тому, как сэнсэй умудряется садиться на эти штуки быстро, плавно и контролируемо, а не плюхаться, как мешок с мукой. Алекса смутно догадывается, что эта его способность как-то связана с тем, что сэнсэй может свободно выполнить три-четыре полных приседания на любой ноге, но додумывать эту мысль нет необходимости, и она сосредоточивается на чайной церемонии. В доме сэнсэя чай пьют в сосредоточенном молчании, изредка обмениваясь улыбками и невербальными выражениями удовольствия. Минут пятнадцать они посвящают этому занятию. Жизнь должна состоять преимущественно из занятий приятных и помогающих сосредоточиться, говорит сэнсэй. Тогда ты всегда в контакте с собой и готов к неожиданностям. В том числе и неприятным.

— Пойдём прогуляемся? — предлагает сэнсэй.

Рука об руку они прохаживаются по посёлку. На сэнсэе сегодня пёстрый халат, разрисованный диковинными зверями и птицами. На Алексе голубые джинсы и голубая толстовка, на которой изображены пухлые весёлые облака. Алекса не очень любит привлекать внимание, хотя иногда, конечно, этого всё равно не избежать. Но, к счастью, когда они прогуливаются с сэнсэем, все встречные прохожие обычно рассматривают сэнсэя. Ну хотя бы потому, что этот самый халат с диковинными созданиями для него самая обычная домашняя одежда.

— Расскажи про сны, — просит сэнсэй.

Алекса принимается рассказывать. Она старается не упустить ни единой детали, ни одного ощущения. Она, Алекса, бежит изо всех сил. Сердце вот-вот выскочит из груди. Мягкое нечто (лапки? крылья? щупальца?) прикасается к её телу, пытается обвить, остановить, затормозить. И обязательно должен прийти рассвет, чтобы проснуться. Всё как обычно. Сэнсэй знает этот сон, наверно, уже наизусть. И всё равно всякий раз выслушивает Алексу с очень серьёзным видом и полным вниманием.

Алекса благодарна ему за это. Ей самой эти сны уже надоели дальше некуда. Хотя бы кому-то интересно, что она производит своим рехнувшимся мозгом чуть ли не каждую ночь.

— Сэнсэй, — тихонько говорит Алекса. — Почему они всё время повторяются?

— Кто-то хочет тебе что-то сказать, — задумчиво, почти вопросительно произносит сэнсэй. — Или не тебе. Или не сказать, а сделать.

— А мы можем узнать, кто это? Или что именно он хочет сделать?

— Лекса, — сэнсэй смотрит на неё с внезапной решительностью во взгляде, совершенно ему не свойственной. — Я думаю, мы можем. Только это будет опасно.

Опасно? Это слово тоже абсолютно не похоже на то, что он обычно говорит. Как правило, сенсэй настроен настолько мирно, что на него иногда даже бабочки садятся.

— Когда твои сны стали более тревожными? — спрашивает он. — Недели две назад?

— Да. Две или две с половиной.

— Всё совпадает, — тихо говорит сэнсэй. Именно тогда пропала четвёртая тетрадь.

Четвёртая тетрадь — это заключительная часть какого-то супер-пупер важного текста, связанного с Учением. Хранится у сэнсэя дома. Насколько Алексе помнится — хранится в сейфе. Надёжном таком. Очень, очень надёжном.

Внезапно Алексе становится холодно.

— Это тоже опасно? — спрашивает она немного севшим голосом.

— Не совсем, — отвечает сэнсэй. — Это необычно. И… неправильно. Кто-то забрал тетрадь, хотя мог просто попросить дать её почитать. Мы не делаем тайны из наших священных текстов, тем более что священные они только по документам — помнишь, как нами заинтересовалась администрация?

Это Алекса помнит. Была какая-то дурацкая история, когда сэнсэй получил очень вежливое уведомление от администрации посёлка. Мол, каждую неделю к вам приезжают какие-то странные люди, и вы вместе делаете какие-то странные вещи. Не будете ли вы так добры объясниться, и так далее, и тому подобное. Сэнсэй тогда ещё шутил, что люди не верят в магию, но склонны пугаться и считать служителями Сатаны любых людей, которые проводят рядом с ними незнакомые ритуалы. Даже если они читают нараспев «Как привести дела в порядок» Дэвида Аллена. В результате он куда-то поехал на целый день и вернулся с какой-то официальной бумагой, которую показал администрации. Администрацию эта бумага полностью устроила, и «великолепная шестёрка» продолжила заниматься своими делами. Стало быть, сэнсэй всё же зарегистрировал что-то вроде секты, предположила Алекса. Со священными текстами. Но мало ли вокруг священных текстов? Да их в районной библиотеке пруд пруди, за всю жизнь не перечитаешь. Особенно если читать не так обычно, а вдумчиво. Алекса сама видела.

— Вариантов остаётся не так много, — продолжает сэнсэй. — Либо они ошиблись, и сейчас тетрадь валяется где-то в мусорном баке… либо они знают об этих тетрадях что-то, чего не знаем мы.

— Но сэнсэй, — удивлённо говорит Алекса, — эти тетради — это же ваши собственные размышления на бумаге. Что-то вроде конспектов того, что происходит в голове, вы же сами говорили.

— Совершенно верно, — задумчиво произносит сэнсэй. — В этом-то всё и дело.

— И мои кошмары имеют к этому какое-то отношение?

— Мне кажется, да. Я предположил, что кто-то пытается завладеть твоим сознанием. Когда ты спишь, подобраться к твоему сознанию легче.

— Но даже если бы они завладели моим сознанием, это ничего бы им не дало, — удивлённо говорит Алекса. — Я ведь не имею доступа к сейфу.

Сэнсэй ласково треплет Алексу по голове.

— Да ты ж мой бесстрашный Лексус, — улыбается он. — Ни ужаса, ни обиды, одно только любопытство. Какие боги помогли мне вырастить тебя такой?

— Сама выросла, — отмахивается Алекса. Ей гораздо интересней, зачем неведомые щупальца пытаются до неё добраться. Особенно теперь, когда одна из тетрадей уже похищена.

— Я не знаю, как именно связаны эти две вещи, — объясняет сэнсэй. — Но нутром чую: какая-то связь здесь точно имеется. Когда два процесса хотя бы один раз согласованно изменяют свой статус, это уже выглядит подозрительно. А тут целых два совпадения.

— Два?

— Когда ты начала видеть свои кошмары… ты была ещё совсем маленькой, и мы с тобой жили вместе, в одном доме.

— Ну да, — с некоторым недоумением соглашается Алекса. Ей непонятно, зачем сэнсэй вспоминает такие очевидные вещи. Сэнсэй воспитывал Алексу с трёх лет, с тех пор, как встретил её в детском доме. Своих биологических родителей Алекса не знает. До шестнадцати лет она жила у него дома, сначала в небольшой городской квартирке, а потом здесь, в доме, похожем на жилище персонажа из какого-нибудь голливудского фильма. В шестнадцать Алекса сказала, что хочет пожить самостоятельно, и переехала из уютного коттеджного посёлка в большой город. С тех пор она только навещает сэнсэя — но зато прилежно делает это каждую неделю, и их разговоры сделались ещё интереснее, хотя раньше Алексе казалось, что интереснее они уже стать не могут.

— Примерно в тот период я и начал записывать свои размышления. Мне было около тридцати пяти лет, я долго изучал различные течения дзен-буддизма, много над этим размышлял. И в какой-то момент я начал писать. Исписал четыре толстых тетради за полгода. Ощущения были очень странные — как будто записываю то, что мне рассказывают внутри моей же собственной головы. Желание записывать было очень настойчивым — как голод или жажда. И как только закончил четвёртую тетрадь, рассказ в моей голове тоже закончился.

— Если предположить, что это как-то связано, тогда эти, со щупальцами, хотели добраться до вас через меня. До вас и до рассказа в вашей голове.

— Вот и я так подумал, — кивает сэнсэй. — И то, и другое как-то связано с содержанием четырёх тетрадей. И у меня есть предчувствие, что мы скоро узнаем, как именно.