Поклонница Фредди Меркьюри

Марина Никулина, 2023

«Поклонница Фредди Меркьюри» – роман, посвященный взрослению и нравственному выбору главной героини, Веры Ланской. В тихом провинциальном городке, где жила Вера, не зная печали и забот, произошли трагические события, заставившие ее переехать в Москву. Несмотря на все трудности, вставшие на пути девушки, она остается верной идеалам своего детства и юности. А музыка ее рок-кумира – символа жизнелюбия, творчества и энергии – помогает ей в решении непростых жизненных проблем.

Глава 3

Внашей гимназии, лучшей в городе, учился сын одного местного мафиози. Конечно, не столько учился, сколько прогуливал, но родители все-таки заставляли его ходить. Само собой, у него были репетиторы, после окончания школы его собирались отправить на учебу в Англию. Это стало хорошим тоном у богачей. Они думают, что их отпрыски наберутся там не только знаний, но и хороших манер, станут джентльменами. По-моему, совершенно глупое суждение. От наследственности не уйдешь. Но тем не менее… Почему я так много знаю про Пашку — просто он учился в параллельном классе, мы все друг друга знали. Классе в девятом мы даже выступали вместе на каком-то литературном вечере, а потом толпой расходились по домам. Он включил музыку в своем мобильнике, чтобы похвастаться, что он у него есть, а я спросила, есть ли у него «Квин». А он, дурак, сказал:

— Да я такую плесень не слушаю.

Я так разозлилась на него, сдуру начала доказывать, что это была гениальная группа, одноклассники меня подзуживали, зная мой пунктик, а Пашка после этого вечера прозвал меня «поклонницей Фредди Меркьюри». Кстати, английский он знал лучше меня, с репетитором занимался с 5 класса.

А я действительно любила «Квин», некоторые песни слушала почти ежедневно. Почему из всего множества музыкальных групп и певцов я выбрала их, я сама не понимала.

Однажды, когда мы с родителями откуда-то ехали на машине, я включила на телефоне «Квин», а отец спросил меня:

— Странно, ты любишь кумиров нашей с матерью молодости.

Я фыркнула:

— Тоже мне, старики нашлись! Ты так сказал, как будто тебе сто лет.

Мама тоже подключилась:

— Юра, но ведь они же прекрасны! Это искусство, а не подделка!

— Ну неужели нет хороших современных певцов?

— Ну не Нюшу же мне слушать?

— А кто такая Нюша?

— С тобой все ясно, слушайте Фредди и наслаждайтесь. Такого голоса больше ни у кого нет и не будет, — проворчала я.

— Фанатка! — засмеялась мама.

— Не фанатка, а поклонница, — поправила я ее.

Родители замолчали, думая, наверно, о том, что я уже совсем взрослая. По крайней мере, так мне казалось тогда.

И вот получилось так, что после окончания 10 класса поехали мы с мамой на Корфу, в Грецию. Мама все мечтала отдохнуть в красивом месте, побывать в интересных местах, «окунуться в античность», как она говорила. Я, правда, намекала, что античности больше на Крите или Родосе, но мама сказала, что Корфу самый зеленый остров, там дышится хорошо, там императрица Сисси излечилась от чахотки. Ну… если императрица… Мои возражения иссякли, тем более что мне было все равно, куда ехать. Отец, конечно, остался, он работал без отпуска уже много лет. Он казался сильным и выносливым и не хотел бросать работу. А я была так рада побывать хоть где-нибудь, что мне было все равно: Корфу, Крым, Кавказ — все одинаково интересно.

Две недели на Корфу сделали меня загорелой, растолстевшей и ленивой. Хотя мы посетили все возможные экскурсии, жара, от которой можно было спасаться только в море, заставляла спать после обеда или валяться в тени на балконе. Мама все говорила: «Как ты выросла, Верочка, какая ты стала красавица!» Мне было смешно, потому что она всегда так говорила. Но когда мы вернулись в наш захолустный, но от этого еще более любимый городок, все родные в один голос сказали, что я расцвела, совсем невеста стала. Соседки стали расспрашивать меня, есть ли у меня парень, а я отшучивалась, говорила, что рано еще.

Было начало июля, моя подружка Анька гостила у родственников, и я опять стала помогать родителям в клинике. Однажды вечером принесли ротвейлера, умирающего от какой-то отравы. Привезли его на крутом внедорожнике, парочка качков вынесла его из машины, а морду собаке придерживал хозяин: весь лощеный, в дорогих шмотках, но видно, что расстроенный. Я уже собиралась домой, но, увидев это, вернулась помочь. Пса положили на стол, а трое мужчин бестолково толкались возле него. Отец, как всегда, строгий и суровый, велел всем выйти. Остался только хозяин. Отец спросил:

— Что случилось?

— Не знаю, видно, отравили, су… — он покосился на меня и не закончил.

Отец велел позвать медсестру, санитара, сделали анализ, промывание, я помогала, так жалко было пса, он хрипел, задыхался, его рвало, отец сделал все, что мог, потом поставил капельницу. Он возился долго, видно было, что замучился. Я сама была тоже без сил, потому что мне по ходу дела пришлось мыть полы, убирать, протирать и дезинфицировать стол и инструменты.

Повернувшись к хозяину, бледному, как смерть, отец сказал:

— Все, больше ничего не могу. Ждите, но прогноз неутешительный. Все внутренние органы отказали. Оставьте его на ночь здесь. Может, выживет. Моя дочь и я тоже останемся, будем следить.

Хозяин тоже остался. Он сидел рядом с собакой, гладя ее по голове, я была рядом. Отец пошел немного поспать, велел разбудить, если что.

Я шепотом спросила:

— А как это произошло, как его отравили?

— Да не знаю я, но если узнаю, убью гада.

— Вы думаете, кто-то нарочно…

— Ну конечно, меня достать не могут, так бьют по самому дорогому.

Мне так странно стало: неужели нет семьи, детей, хотя для меня наши животные тоже были как дети.

Я замолчала, не хотела нарушать тишину, в которой только было слышно тяжелое дыхание Джоя. Хозяин, не переставая, гладил его по голове.

Потом, обратившись ко мне, сказал:

— Как думаешь, выживет?

— Не знаю. Попробуйте поговорить с ним, как с человеком, скажите, как он вам нужен. Он услышит, даже если не отреагирует, он услышит, обязательно услышит!

— Джой, голубчик, ты нужен мне, как же я без тебя… — слова выползали из него с трудом, как бревна.

— Не могу говорить, — он отвернулся от собаки в сторону.

Я с трудом встала, от долгого сидения все затекло, налила ему корвалола. Он выпил, поморщившись:

— А коньяка нет?

— Не знаю. Может, я вам мешаю, вы хотите наедине с ним побыть?

— Да, наверно.

— Я тогда пойду к папе в кабинет, если что, я дверь оставлю открытой.

Сначала я вышла на крыльцо. Так приятно было вдохнуть теплый летний воздух, очиститься от запаха больницы и страданий, послушать пение дроздов, которые обосновались в садике по соседству. Я потянулась, почувствовав, как устала. Было тихо, темно, но стояла машина, в которой сидели охранники. Один подошел ко мне. Было видно, что он переживает за собаку.

— Ну как там пес?

— Пока неизвестно. Ждем. Дышит еще.

— А ты дочка ветеринара? Вера? Я о тебе много слышал.

— Н-да? И что ты слышал?

— Ну, много хорошего. А я Сергей, охранник.

— У вас такой важный хозяин?

— А ты что, не знаешь, кто это?

— Нет, а кто?

— Исмаилов.

— Знакомая фамилия, кажется, его сын учится в нашей гимназии.

— Да, сынок у него еще тот… — он тоже не договорил, но ясно было, что ничего хорошего о сыне своего хозяина он сказать не мог.

— Тебе не холодно? — спросил Сергей. — Ты такая летняя.

Я была в сарафане, который купила перед поездкой в Грецию и часто его надевала. Очень удобный.

— Да, я с утра не успела переодеться. Ладно, — сказала я, — пойду посмотрю, как там дела.

— Ну давай, пока, — сказал Сергей. — Ты еще выйдешь?

— Наверно. Ну, пока.

Я вошла в кабинет, где спал отец. Он тихо посапывал во сне. Я немного прикрыла дверь и тихо вошла к Исмаилову. Он положил голову рядом со своим псом и тоже спал.

Собака была еще жива. Дыхание было хриплое, но не такое тяжелое, как раньше, или мне так показалось. Я подошла с другой стороны стола. Пес так и лежал на операционном столе, я постелила только ему простыню. Может быть, ему было холодно. Я погладила песика по большой лобастой голове, почесала за ушками, провела рукой по спине. Джой зашевелился, открыл глаза и еле-еле повилял хвостом. Я потрясла хозяина за плечо:

— Проснитесь, он очнулся!

Исмаилов еще не успел ничего понять, как пес облизал его лицо. Хозяин чуть не плакал от радости, стал что-то бормотать, обнимая собаку.

Я сказала ему:

— Аккуратнее, не берите его, я сейчас разбужу отца.

Я пошла к папе, но он уже сам шел навстречу, видимо, разбуженный нашими громкими голосами.

Молча, ничего не говоря, он стал осматривать собаку, посмотрел глаза, пропальпировал живот.

Потом сказал:

— Вера, дай воды.

Я принесла специальную поилку. Отец дал воду Джою, тот жадно пил. Отец сказал:

— Если не будет рвоты, может, все будет неплохо.

Мы все сидели, как на иголках, я молилась, чтобы собаку не вырвало. А еще мне было жалко отца. При ярком, беспощадном свете операционной я вдруг увидела, какое у него серое лицо, мешки под глазами, как он плохо выглядит. Папа сам нуждался в медицинской помощи, а никто этого не замечал!

Джоя не вырвало. Отец облегченно выдохнул и сказал:

— Можете забирать животное. Я даю вам памятку о кормлении. Надо придерживаться строгой диеты. Надо бы еще капельницы поделать… Придется вам привозить его. Мне посылать некого, все в отпуске.

Исмаилов спросил:

— А ваша дочь может ставить капельницы?

Отец ответил:

— У нее нет образования, она не имеет права! Я не хочу лишиться лицензии из-за вас!

— Доктор, я вам очень обязан. Как скажете. Будем привозить. Теперь я ваш должник. Если у вас будут какие-то проблемы, в том числе и с лицензией, и вообще, только слово мне скажите, — я для вас все сделаю.

Отец внимательно посмотрел на него:

— Смотрите лучше за псом. Потом, когда будете водить на прогулку, надевайте колпак, чтобы он не смог ничего проглотить. А свои проблемы я решаю сам.

— Хорошо, хорошо, спасибо, — Исмаилов полез в карман за бумажником и вытащил из него пачку денег.

Я в этот момент сказала:

— Может, мне позвать ребят, чтобы собаку унесли?

— Да, да, сходи, Верочка, — это были слова Исмаилова.

Я вышла, закрыв дверь, и только слышала гневный голос отца, отчитывающего хозяина собаки. Я знала, что отец никогда не брал денег больше положенного. Хотя…

С этого можно было бы и взять. Это не одинокая старушка — пенсионерка, у которой единственная радость в жизни — ее котик или собачка и которая готова отдать все деньги, чтобы ее любимца вылечили. Правда, с таких отец и вообще не брал денег, только за лекарства. Не знаю, что там дальше было.

На улице уже светало. Я подошла к машине. Охранники сладко спали. Я позавидовала. Я сама дико захотела спать. Практически всю ночь на ногах!

Я постучала в стекло. Сергей увидел меня, открыл дверцу и вышел.

Я сказала:

— Все хорошо. Можно забирать Джоя. Надеюсь, он выздоровеет.

Сергей растолкал напарника, и они пошли за мной в клинику. Я предположила, что денежные разборки закончились.

Так и оказалось. Отец что-то писал за столом, Исмаилов поглаживал пса, все было тихо-мирно.

Папа сказал мне:

— Вера, ты сможешь сегодня прийти к клиенту, сделать капельницу? Конечно, когда отдохнешь.

— Могу, но ты же…

— Вот и хорошо, дочь. Для тебя практика.

Я замолчала. Как Исмаилов убедил отца? Конечно, собаку лучше не таскать с места на место, но ведь я действительно не имею права лечить. Но если хозяин согласен, тогда другое дело. И если даже отец согласился.

Исмаилов пожал отцу руку, расстались они вполне мирно, ребята взяли Джоя, и наконец-то все вышли. Отец сел за стол. Он молчал и был какой-то странный.

— Пап, ты плохо выглядишь. Пошли скорей домой, тебе надо лечь.

— Иди одна. Я должен дождаться Москвину.

— Зачем ее ждать, у нее свой ключ, откроет. Пошли, пап. Я без тебя не пойду.

— Ну ладно. Что-то я устал. Твоя правда.

Мы вышли на крыльцо. Было уже совсем светло, солнце уже встало, птицы заливались разными голосами, ни машин, ни грохота — благодать, как сказала бы бабушка. Свежий воздух способен творить чудеса. Я ожила, как будто и не было бессонной ночи, мне хотелось двигаться, сбегать на речку, окунуться в воду… Отец как будто прочитал мои мысли:

— Сначала домой, спать!

И мы пошли домой.

Первое, что мы увидели дома, вернее не «что», а кого, и не дома, а в саду — была мама. Сколько же она так просидела! Увидев нас, она вскочила, плед, которым она была накрыта, упал, но мама даже не заметила этого. Она обняла отца, негромко спросила:

— Ну как, Юра? Жива собака?

— Жива, жива, — отец, увидев мать, тоже ожил, он не хотел показывать ей свою усталость.

— Как Исмаилов, не наезжал на тебя?

— Да откуда ты все знаешь?

— Слава Богу, родная дочь позвонила, успокоила, тебе ведь вечно некогда, — с упреком в голосе сказала мама.

— Я просто не хотел тебя тревожить, Лидочка, чтобы ты спокойно отдыхала.

— Да уж, тут отдохнешь!

Пока шла эта перепалка, мама успела подогреть еду, положить в тарелку отцу. Тут же вертелись собаки. Я отказалась от еды, хотя мама настаивала и переживала из-за того, что мне пришлось так напрягаться. Я успокоила ее и пошла наверх. На моей кровати спала вся кошачья братия. У наших животных было разделение — собаки тяготели к отцу, коты — ко мне. Впрочем, к отцу все тяготели. Как бы сурово он ни говорил, его доброту чувствовали все: и люди, и животные. Я вздохнула: смогу ли я так отдаваться работе, как папа? Отдавать все силы, время, несмотря на усталость и плохое самочувствие? Потом подумала, что раз он может, то и я смогу, я ведь его дочь. С этой мыслью я и провалилась в сон.