Хирургия мести

Марина Крамер, 2019

Пластический хирург Аделина Драгун готовится к очередной операции. Но, похоже, пациентка не совсем понимает, что именно произойдет с ее лицом после того, как снимут последние швы. Или – понимает? Известная журналистка Станислава Казакова явно скрывает что-то и от врачей, и от единственной подруги. Даже психолог не в состоянии понять, о чем на самом деле думает эта женщина. А та хочет только одного – восстановить справедливость, чего бы ей это ни стоило…

Анастасия

Я давно никуда не ездила ночью. Вернее, не сидела за рулем в такое время суток.

Захар настаивал, чтобы я взяла такси, но мне почему-то захотелось поехать на своей машине.

Это, кстати, даст нам со Стасей возможность заехать в какое-нибудь круглосуточное заведение, я выпью кофе, а Стася — пару рюмок коньяка, как делала это всякий раз, приезжая сюда.

Мы обязательно заезжали в кафе, и она заказывала коньяк и какую-нибудь мясную нарезку, говоря, что нормальные люди не закусывают коньяк лимоном, как принято думать.

Я наблюдала за ее свободными движениями, за изящной пластикой рук, за тем, как она чуть откидывает назад голову, делая большой глоток из снифтера — никогда не забывала уточнить официанту, что напиток подают именно в нем, а не в жлобской рюмке, — и втайне восхищалась тем, что внутри себя Стася абсолютно свободна.

У нее нет комплексов, она не страдает от недостатка внимания, она не боится одиночества. Она вообще другая, совершенно не такая, как я, и где-то глубоко в душе я ей завидовала.

Думаю, мало кто из женщин мог бы понять корни моей зависти — Стася не была замужем, у нее не было детей, она постоянно и очень много работала, но при этом выглядела абсолютно счастливой.

У нее было все, чего не было у меня — свобода и собственные деньги.

Ну, и внимание тех мужчин, о которых я всегда мечтала, но никогда не вызывала у них ответного интереса.

Вокруг Стаськи же постоянно крутились два-три обожателя, мечтавших затащить непокорную и свободолюбивую Станиславу в ЗАГС. Она ловко уворачивалась от таких предложений, ухитряясь при этом не потерять отношений, что меня всегда приводило в бешенство.

Как можно разбрасываться предложениями выйти замуж, особенно когда тебе уже давно не восемнадцать?

Если бы мне предложил подобное один из тех мужчин, которые меня интересовали, я ушла бы от Захара, даже не раздумывая. Наш брак уже давно перерос в партнерские отношения, мы перестали интересоваться друг другом как мужчина и женщина, но не расходились.

Захара все устраивает так, как есть, а мне просто некуда идти, да и возможности нет — на что я буду жить?

Резкий звук автомобильного сигнала заставил меня забрать рулем вправо и почти съехать на обочину — мимо промчался какой-то смертник, которого не устроила моя скорость.

Надо бы повнимательнее, не хватало еще разбиться.

Она вышла из зоны прилета, и я едва узнала подругу, которую видела буквально пару месяцев назад. Она словно бы стала меньше ростом, и даже высокие каблуки туфель не исправляли этого. На лице — ни намека на макияж, рыжие волосы скручены в пучок на затылке, хотя Стася никогда не признавала такую прическу, предпочитая носить волосы распущенными.

— Ну, привет, что ли, — просипела она все тем же странным голосом и обняла меня.

— Господи, что с тобой случилось? Ты здорова? — отстраняя ее от себя, чтобы рассмотреть лучше, спросила я.

— Пока да. И чем скорее мы уберемся из аэропорта, тем дольше я буду здорова, — процедила подруга, странно оглядываясь вокруг. — Ты на такси?

— Нет, я на своей.

— О, черт… — пробормотала Стася, берясь за ручку небольшого чемодана. — Возьми сумку, а? — она протянула мне дорожный саквояж, с которым обычно летала, когда не хотела везти много вещей. — И пожалуйста, Настя, пойдем отсюда поскорее.

Она так рванула к выходу, что я, растерявшись, не сразу смогла ее догнать.

— Где машина? — спросила Стася, очутившись на улице.

— Ну на парковке, где ей быть-то? Ты можешь нормально объяснить, в чем дело?

— Ради твоей безопасности — нет, не могу.

Понятно — журналистка Станислава Казакова на задании…

— Что расследуешь на этот раз?

Стася резко остановилась, развернулась на каблуке туфли и схватила меня пальцами за молнию куртки:

— Настя, говорю в последний раз — не надо задавать мне никаких вопросов, пожалуйста. Когда будет возможность, я обязательно тебе все расскажу, но не сейчас, хорошо? — она требовательно заглянула мне в глаза, и я вдруг на секунду испугалась — так Стася никогда прежде со мной не разговаривала.

— Да, я поняла, прости… — пробормотала я, чувствуя себя каким-то лишним элементом, помехой — так бывало всякий раз, когда со мной начинали говорить на повышенных тонах.

Стася произнесла свою тираду тихо, но с такой злостью в голосе, что это сработало как крик.

Но ей, похоже, и самой с большим трудом давалось собственное поведение, потому что, выпустив из пальцев мою куртку, Стаська вытерла лоб ладонью и пробормотала:

— Сигареты закончились, черт…

— У меня есть в бардачке, я купила.

Стаська взглянула на меня с благодарностью:

— Спасибо. Настя, я тебя умоляю — не обижайся, так действительно сейчас надо. Я пока не могу объяснить.

— Не объясняй, раз не можешь, — вздохнула я, чувствуя, как нахлынувшая обида отпускает. — И садись уже в машину, поедем.

Стаська, как слепая, ткнулась в крыло машины, сморщилась, потерла ушибленное бедро и взялась за ручку.

— Погоди, я открою, — я забренчала связкой ключей, пытаясь найти кнопку на брелоке сигнализации, но Стаська вдруг отскочила:

— Она открыта!

— Кто? — не поняла я, с изумлением глядя на испуганное лицо подруги.

— Машина твоя! Она открыта, понимаешь?! Открыта!!! А ты еще и ключи достать не успела!

— Стася, Стася, да ты что, успокойся! — я обошла машину, крепко обняла Стаську и прижала к себе, чувствуя, как дрожит под моими ладонями ее спина. — Ну, я же могла забыть ее закрыть, ты ведь знаешь, как это бывает. Я же растеряха, ты ведь сама это говоришь и постоянно проверяешь, забрала ли я карту из банкомата и убрала ли кошелек в сумку. Ну кому нужна моя машина, скажи?

— Да при чем тут ты… — глухо пробормотала Стаська. — Я так надеялась, что успею…

Я понимала, что вести с ней сейчас любые разговоры бесполезно, а ее нервное состояние и вовсе меня напугало, потому, решительно открыв дверку машины, я почти затолкнула подругу в салон, пристегнула ремнем безопасности и сама быстро села за руль:

— Все, мы уезжаем отсюда. Ты в кафе-то хочешь? Или спать?

Стаська молчала, съежившись на сиденье и опустив голову так низко, что я не видела ничего, кроме пучка волос на макушке и тонкой шеи, как-то беспомощно выглядывавшей из воротника куртки.

Чтобы как-то отвлечь ее от мыслей, я принялась рассказывать историю со своим паспортом.

— Я могу попробовать кое-что проверить через одного человека, но не сегодня, — сказала Стаська, дослушав до конца. — А ты не пробовала еще что-то с этим паспортом сделать? Ну, скажем, попытаться авиабилет купить?

— Зачем мне авиабилет?

— Если твой паспорт не действителен, на этапе заполнения данных тебе об этом напишут.

А ведь правда… Надо попробовать, может, дело действительно не в паспорте, а в том, что это на сайте интернет-магазина что-то засбоило.

— Так я не поняла, мы в кафе поедем с тобой или сразу домой, на диван?

— Пить не хочу, — просипела Стаська. — Может, просто чаю… заодно и попробуем проверить, можно ли с твоим паспортом что-то купить.

— Ты так и не расскажешь, что у тебя с голосом? — пристраиваясь за фурой в ожидании возможности обогнать ее, спросила я.

— Фониатр сказал — стрессовая реакция, пройдет со временем.

— Про стресс, понятное дело, тоже не расскажешь?

— Пока нет.

Она выпрямилась, приоткрыла окно, вынула из бардачка пачку сигарет, а из кармана куртки зажигалку, закурила. По салону распространился ментоловый аромат.

Я сама не курю, но когда при мне курит Стаська, получаю какое-то странное удовольствие, хотя в другое время табачный дым меня раздражает.

Захар курит много, но делает это исключительно в кухне, закрыв дверь и распахнув окно настежь в любую погоду, и только когда у нас гостит Стаська, ему тоже позволяется курить там, где хочется.

— Захар половину книги закончил, — сказала я, чтобы сменить тему.

— Я знаю, — огорошила меня подруга. — Он мне писал.

Я удивленно скосила глаза в ее сторону.

Никогда бы не подумала, что мой муж и моя подруга ведут переписку, а я об этом не знаю. Но никакого криминала в этом я не усмотрела, если честно — Стаську ни при каких обстоятельствах не заинтересовал бы мой Захар как мужчина, а муж мой вообще женщин не замечал, выделяя, пожалуй, лишь Стаську, да и то потому, что считал ее практически равной себе по умственным возможностям.

Так что даже в порядке бреда я не представила бы себе их состоящими в любовной связи. Но ведь о чем-то они переписываются… хотя, вполне возможно, что Стаська консультировалась по какому-то вопросу — ей часто требовались для статей какие-то комментарии, и она не раз обращалась за этим к Захару или его знакомым, если вопрос оказывался вне компетенции моего мужа.

Словно прочитав мои мысли, Стаська хмыкнула:

— Лаврова, а ведь любая нормальная баба на твоем месте уже бы в волосы мне вцепилась.

— А на твоем месте ни одна подруга не проговорилась бы о существовании такой переписки, если бы там было, за что в волосы вцепляться, — парировала я весело.

— Ничья, — констатировала подруга, и я услышала, что настроение ее слегка изменилось. — Давай заедем в то кафе, где в прошлый раз были, помнишь?

— Если оно не закрылось навечно.

Подобная ситуация частенько случалась с теми местами, которые мы со Стаськой облюбовывали для своих посиделок, просто злой рок. Стоило нам проникнуться любовью к какому-то месту, как оно прекращало существовать, как по мановению волшебной палочки.

Захар даже шутил, что мы можем неплохо зарабатывать, шантажируя хозяев разных заведений.

К счастью, с маленьким кафе под названием «Бриз» все оказалось в порядке — оно по-прежнему работало, и нам удалось уютно устроиться за столиком у большого окна. Несмотря на поздний час, народа было достаточно.

— Смотрю, у вас тут многим завтра не на службу, — хмыкнула Стаська, окидывая зал беглым, но цепким взглядом.

— Лето же.

— Жаль, курить тут нельзя.

— Можете на веранду пересесть, — предложила подошедшая официантка. — Там разрешается.

— Нет, спасибо, я потерплю, — поежилась Стаська, и от меня не укрылось, что она старается сидеть так, чтобы не отсвечивать в окне, а упоминание об открытой веранде заставило ее занервничать. — Сто пятьдесят коньяка, пожалуйста, — попросила она, хотя еще в аэропорту вроде как пить не собиралась.

— А мне латте с ореховым сиропом, — подала я голос.

— Больше ничего? — быстро набив заказ в планшете, спросила девушка, и, услышав отрицательный ответ, пожелала нам приятного вечера.

За нашим столиком воцарилась тишина.

Я исподтишка изучала Стаську, а она, похоже, не замечала этого, напряженно о чем-то думая. Ее высокий лоб перерезала морщина, брови собрались к переносице, а нижняя губа то и дело подрагивала, отчего Стаська постоянно прикусывала ее, пока, в конце концов, не сжала зубы слишком сильно:

— Черт… — она потрогала пальцами кровоточившую губу и встала. — Я сейчас…

— Погоди, — я успела перехватить ее за руку. — Возьми вот салфетки спиртовые, сядь и прижги.

Взяв голубой конвертик с салфеткой, Стаська вернулась на свое место и, приложив остро пахнущий спиртом квадратик к губе, охнула:

— Зараза… больно…

— Ничего, сейчас пройдет.

Определенно, мне совершенно не нравилось то, что происходило с моей подругой, но еще сильнее не нравилось то, что она отказывалась говорить о причинах своего странного состояния.

Я хорошо знала — приставать с расспросами бесполезно, Стаська расскажет все ровно в тот момент, когда сама решит, что нужно сделать это, и ни секундой раньше. А мои вопросы только разозлят ее и заставят еще сильнее закрыться.

Мы настолько давно дружим, что я научилась понимать и принимать ее такой, какая она есть.

Пожалуй, Стаська единственная, кому я прощаю странности поведения — с остальными я прощалась без сожаления, едва почувствовав, что мне стало некомфортно.

Правда, меня тоже нужно терпеть, чего уж там, и Стаська, надо признать, на многое закрывала глаза и часами выслушивала по телефону мои истерические вопли по поводу отсутствия работы или ссор с Захаром.

Наконец принесли наш заказ, и Стаська, взяв себя в руки, потянулась к снифтеру, в котором янтарно светился коньяк. Зажав ножку бокала между средним и указательным пальцами правой руки, Стаська поднесла его к лицу, круговым движением всколыхнула коньяк на дне и втянула ноздрями запах:

— Ненавижу, как он пахнет, — произнесла почти нежно и сделала большой глоток. — А вот как в голову сейчас двинет, люблю, — продолжила она почти весело. — Да и для голосовых связок, говорят, полезно.

Я только головой покачала, любуясь подругой.

Мне почему-то всегда нравились такие вот моменты — когда ей было хорошо, весело, уютно, вкусно.

Мне казалось, что в Стаськиной жизни, несмотря на все хорошее, очень мало счастливых моментов. Или она просто не рассказывала о них мне.

Мы провели в кафе около часа, так и не коснувшись главного — причины внезапной Стаськиной поездки. Меня просто разрывало от любопытства, но Стаська молчала, обходя эту тему и болтая о чем угодно.

Коньяк немного расслабил ее, даже пальцы перестали дрожать, и я порадовалась, что уговорила ее заехать в кафе.

— Все, Настасья, я сейчас усну лицом в стол, — заявила подруга, когда снифтер опустел. — Зови официантку, рассчитаемся и поедем.

Когда я полезла в сумку за кошельком, Стаська метнула в меня такой угрожающий взгляд, что я смешалась и почти отбросила сумку назад на диван.

— Что за мода у тебя? — недовольно пробормотала я.

— Тихо. Мы договаривались.

— Но я…

— Лаврова, ты можешь не спорить, а? — устало произнесла Стаська, доставая из кошелька несколько бумажек, и я вдруг увидела, что одно из отделений большого портмоне буквально забито долларовыми купюрами.