Последнее японское предупреждение

Марина Крамер, 2014

Стоило только Александре Гельман подумать о том, насколько она счастлива: любящий и любимый муж, прекрасная дочка и отец, наконец остепенившийся и живущий с ними в одном огромном доме, – как тут же жизнь стала один за другим подкидывать неприятные сюрпризы… Сначала кто-то обвинил в газетной статье ее отца-банкира в хранении в собственном банке украденного из местного музея японского клинка, попутно припомнив и расписав в красках его криминальное прошлое. Затем, поругавшись с тестем, ушел из дома муж Саши, за ней кто-то начал следить, и в довершение всего была похищена дочь Соня! В такой ситуации Александра принимает единственное, на ее взгляд, правильное решение – найти своего ребенка самостоятельно, ведь скромной преподавательнице медицинской академии не впервой выходить на тропу войны со снайперской винтовкой наперевес!!!

Александра

Я ехала в город, радуясь отсутствию охраны — папа почему-то забыл о своем обещании приставить ко мне кого-нибудь, а я благоразумно не напомнила, лишние глаза и уши мне совершенно ни к чему. Никите я позвонила, миновав пост ГИБДД, и он сразу взял трубку:

— Ну, что — выехали?

— Да, минут через пятнадцать буду у тебя.

— Вряд ли. Как раз на въезде в город перевернулся какой-то чудак на груженой фуре, вы бы свернули на Воронцово, через поселок быстрее, хоть и с другой стороны.

— Вот спасибо, что вовремя сказал. — Я перестроилась влево и свернула на проселок, ведущий в деревеньку Воронцово. — Тогда жди, пока я тут круги наматывать буду. И чайник поставь, я с утра не позавтракала почти.

— Может… в кафе лучше? — замялся Никита, и я догадалась, что ночь он провел не один, и, вполне очевидно, даме его на работу не нужно.

— Хорошо, давай в кафе.

— Тогда в «Макарун и капучино», — подытожил Никита, и я ухмыльнулась:

— Понятно, хоть сладенького поешь.

— И это тоже.

Воронцово я проехала довольно быстро, но застряла на въезде в город — там тоже произошла авария, такое впечатление, что все идиоты города разом выехали на трассу и решили продемонстрировать «удаль богатырскую».

Очередной «натрия долбохлорид», как называл таких наш заведующий кафедрой, раскорячился как раз поперек двух полос движения, встав на крышу.

— Это как же тебя угораздило, — бормотала я, еле продвигаясь в плотном потоке машин и то и дело поглядывая на часы, — этак ведь я совсем ничего не успею.

У меня сегодня не было пар, но нужно было успеть в библиотеку за необходимым пособием, на которое как раз подошла моя очередь в списке желающих. Если сегодня не заберу — все, книгу отдадут следующему, а там жди, когда снова повезет.

Никита снова позвонил минут через сорок, а я не приблизилась к кафе даже наполовину.

— Что — и там авария? — изумился мой телохранитель. — Я вроде все по карте посмотрел, через Воронцово свободно было.

— Ну, теперь чего уж… — и тут я осеклась, бросив взгляд в зеркало заднего вида и обнаружив в правом ряду своих «приятелей» на «шестерке». Я могла поклясться, что их до этого не было. Не было — но вот сейчас я отчетливо вижу машину, которую не перепутаю ни с какой другой. — Слушай, Никс, а ведь мой «хвост» в Воронцово обитает, — выдала я, и Никита поперхнулся:

— Вы это с чего?

— А с того. Я въехала в деревню и всю дорогу присматривалась — никого за мной не было. Зато сейчас, в пробке, я прекрасно вижу эту «шестерку». Откуда, по-твоему, она могла взяться? Не с неба же упала, правда?

— Логично. Но откуда они знали, что вы через деревню поедете?

— А они не знали. Скорее, выехали на задание, время-то как раз подходящее, вот и ехали не спеша в сторону академии. А тут такая удача…

Я закурила, исподтишка бросая взгляд в зеркало, — машина не приближалась, конечно, но упорно ехала в своем ряду, я даже могла рассмотреть сидевшего за рулем.

— Теперь нам с тобой встречаться не с руки, Никита. Давай так сделаем. Я проеду мимо кафе и направлюсь в академию, а ты выйди, посмотри и номера срисуй. Хотя они, скорее всего, левые… Черт…

— Я знаю, что делать. Вы только как подъезжать будете, мне наберите и сразу сбросьте, прямо после первого гудка, хорошо?

— Да, поняла.

— Остальное уже моя работа. Вы только ничему не удивляйтесь, не останавливайтесь, не снижайте скорость, а сразу в библиотеку, и сидите там, пока я не позвоню или не подъеду, хорошо? Ни в коем случае не уезжайте без звонка, это важно.

— Да, Никита, я поняла.

Ничего я не поняла, если честно, но в голосе телохранителя почувствовала азарт и догадалась, что у него созрел собственный план. Отлично, буду ждать.

На улицу, где находилось кафе «Макарун и капучино», я вывернула только спустя час и сразу сделала то, что обещала Никите — набрала его номер и после первого гудка сбросила. До кафе оставались считаные метры, я проскочила небольшой перекресток, чуть прибавив скорость, чтобы успеть на зеленый, мои преследователи рванули за мной, и тут прямо в бок «шестерки» влетел старый «Сааб» Саввы. Обе машины от удара откинуло на тротуар, по счастливому стечению обстоятельств пустой. Я, как и было велено, продолжила движение, отчаянно мечтая увидеть, что же будет происходить на перекрестке дальше. Но увы — пока не приедет Никита, я так и буду мучиться в неведении. Что может быть хуже…

В библиотеке я провела почти весь день до закрытия, несколько раз уходила в курилку, выпила чая в буфете — Никита не звонил и не приезжал. Это было ужасно. Терпение никогда не значилось в списке моих положительных качеств, и одному богу известно, каких усилий мне стоило выполнить наказ телохранителя и не звонить ему. Чтобы хоть как-то успокоить нервы, я набрала номер мужа — вдруг он не слишком занят и сможет поговорить со мной хоть пару минут. Но телефон Акелы оказался отключен. Очень интересно…

Я не любила моменты, когда моему мужу приходилось отвлекаться от своего клуба единоборств и снова влезать в строгий костюм начальника службы безопасности банка «Барс». Папа никого не брал на эту должность, считая ее закрепленной за зятем, так ему казалось надежнее. Дело было поставлено таким образом, что вмешательства Акелы почти не требовалось, со всем справлялся его заместитель. Но в таких ситуациях, как сложилась сейчас, судя по рассказам Бесо, Саша был вынужден приезжать в офис и разбираться во всем сам. Я не любила эти моменты — в деловом костюме муж казался мне холодным, отстраненным и каким-то чужим. Мой волк-одиночка был одет в кожу и берцы, таким я его впервые увидела, таким полюбила. Но я понимала и то, что папа никому не может доверить серьезные вещи, никому, кроме Саши — для того он и переманивал его к себе. Наверное, сейчас муж занят чем-то и не хочет, чтобы его отвлекали звонками, это можно понять. Но мне так хотелось услышать его голос…

Когда зазвонил телефон, я от неожиданности даже подпрыгнула, настолько увлеклась размышлениями о муже. Звонил Никита:

— Вы еще в библиотеке?

— Ну а где мне быть? Ты ж сказал не дергаться.

— Удивительное дело! — с сарказмом протянул телохранитель. — И Александра Ефимовна не дернулась! Я уж думал, вы к поселку подъезжаете.

— Хватит ехидничать. Рассказывай.

— Так выходите, на улице дождь идет, я мокну, между прочим.

— Ты здесь, что ли? А чего картину гонишь? — возмутилась я, сбрасывая в сумку ручку, книгу и блокнот.

— Ладно-ладно, не сердитесь, пошутить захотел.

Я выбежала из здания академии и очутилась под водопадом — ливень разошелся не на шутку, а до машины предстояло пробежать метров двести. Совершенно мокрый Никита жался тут же, под небольшим козырьком крыши — в здание академии без пропуска войти было невозможно. Схватив меня за руку, Никита побежал в сторону машины:

— Быстрее, быстрее, есть шанс, что не совсем промокнете.

— Какая разница? Воды столько же…

В машине я сразу включила печку, хотя и понимала, что это мало чем поможет.

— Поедем сразу ко мне, — предложил Никита, — там обсохнем и спокойно поговорим.

— А здесь чего же?

Но Никита выразительно прижал к губам палец, и я поняла, что он имеет в виду — боится, что в машине «жучок», и это вполне оправданно.

— Ты молодец, — выговорила я одними губами, и Никита улыбнулся.

До его дома мы доехали молча, хотя меня просто распирало от любопытства, чем кончилась их афера с аварией.

В квартире у Никиты оказалось очень тепло, и пахло яблочной шарлоткой. Я ждала, что Тина, девушка Никиты, тоже будет здесь, но ошиблась. Ее присутствие выразилось лишь в еще теплой шарлотке на столе в кухне, свежезаваренном чае в большой прозрачном чайнике и в висевшем на спинке стула сухом банном халате относительно небольшого размера.

— Вы халат надевайте, он новый, Тинка его не носила, — проговорил Никита, удаляясь в спальню.

— Ты что же — попросил ее уйти? — удивленно спросила я, с удовольствием сбрасывая мокрые платье и колготки и облачаясь в теплый халат.

— Она все равно к себе собиралась сегодня, — откликнулся телохранитель.

— Я б тебя давно бросила, — сообщила я, потуже завязывая пояс халата, который оказался мне велик — Тина была намного выше ростом и крупнее.

— Ну, она ж меня любит.

— Не пользовалась бы я на твоем месте этим чувством девушки в корыстных целях.

— Я ж не виноват, что она замуж не хочет. Ее устраивают свободные отношения.

Я уселась за стол, закурила и, глядя на вошедшего в кухню Никиту, насмешливо протянула:

— Ну, ты и ослик Иа… Да она говорит тебе то, что ты хочешь от нее слышать. Вот поверь мне — ни одной девушке не нравятся эти ваши «свободные отношения». Понимаешь, любая девушка хочет семью и мужа. Мужа — только ей принадлежащего.

Никита поставил передо мной чашку, отрезал кусок шарлотки и задумчиво плюхнул его в блюдце:

— Н-да? Тогда почему она не скажет мне об этом открыто?

— Ты нормальный? Да ни одна девушка ни за что этого не скажет! Это же все равно что сказать — женись на мне. А со стороны как это выглядит?

— И почему вам всегда так важно, как именно выглядит со стороны то или иное действие? — Никита отправил в рот кусок шарлотки, а я вздохнула:

— Определенно, у некоторых мальчиков мозг так и останавливается в развитии на уровне грецкого ореха. Потому что девушкам это важно — и все тут. Важно не уронить себя в чужих глазах, не выпрашивать замужество.

— То есть, если мальчик с недоразвитым грецким орехом сделает девочке предложение, она его с радостью примет? — уточнил телохранитель, отрезая еще кусок.

— Дошло! — Я картинно закатила глаза и откинулась на спинку стула. — Так, все, мы обсудили твою личную жизнь и сделали вывод, что тебе пора рискнуть и попробовать уговорить Тину выйти за тебя замуж. На этом моя миссия как психолога закончилась. Давай вернемся к нашим баранам.

— Давайте так. Я рассказываю, а вы шарлотку едите, она вкусная, — распорядился Никита, и я послушно отщипнула вилкой кусочек.

Это оказалось волшебно — тающее во рту тесто, мягкие яблоки, отдающие корицей. Пожалуй, за такой шарлоткой можно забыть обо всех делах…

— Рассказываю, — удовлетворенно проследив за тем, как я жмурюсь от восторга, начал Никита. — Бахнул, значит, Савка эту тачку, выскочил — и давай наезжать — мол, идиоты, светофор для кого? Из «шестерки» вышли двое — один молодой совсем, сопля соплей, лет восемнадцати. А второй постарше, седой такой, с перебитым носом. Давай Савку уговаривать — мол, мужик, давай разъедемся по тихой, мы не в претензии, а ты виноват. Ну, Савка уперся — нет, хочу по закону, хочу, чтоб по-честному. Не поверите, но старый ствол вынул — и Савке в бочину: не поднимай шума, и целый останешься. Ну, тут я подтянулся, молодого прижал к капоту, старый подрастерялся, а Савка успел ствол у него вывернуть. Положили мы их на асфальт по разные стороны от машины, документов не нашли никаких. Я гайцов-то вызвал, но этих двух нам пришлось основательно держать — очень уж ребята сопротивлялись. Но в ходе дружеской беседы, пока ждали, успел я из молодого вытрясти, кто их за вами пустил. Имя Витя Меченый говорит о чем-то?

Ну, еще бы! Это имя впечаталось в мою память намертво, еще когда мне было восемь лет, да что там — в память, вон оно, на шее слева у меня, в виде длинного тонкого шрама. Именно подручный Вити Меченого оставил этот след, не удержав финку и чиркнув мне по горлу в попытке запугать брата Славу. С этим шрамом я живу всю жизнь.

— Конечно, — хмуро буркнула я, — только я думала, что его уже в живых нет.

Это многое объясняло. Витя и мой отец были давними заклятыми «друзьями», делили территорию постоянно, и в какой-то момент папа ухитрился подмять всех под себя. Про Витю с тех пор слышно не было, поговаривали даже, что он не то умер, не то был убит — словом, его давно списали. А оказалось, что рано. И теперь я не могу утаить эту информацию от папы, потому что, скорее всего, это Меченый лезет буром в его банк.

— А скажи, больше ничего тебе этот молодой не сказал?

— Нет. Но живут они действительно в Воронцове. А еще у вас в доме «крот». Потому что им известны все передвижения Ефима Иосифовича, ваши и Акелы, вот так-то!

— Чем кончилось?

— А ничем. Дали по шее обоим и до приезда гайцов разбежались. — Никита встал и щелкнул кнопкой чайника.

— Как думаешь, кто сливает? — Я взяла новую сигарету и покрутила ее в пальцах.

Никита поднес зажигалку, я затянулась и выжидающе смотрела на телохранителя. Он молчал, только взъерошил пятерней рыжие волосы. Мне тоже на ум ничего не приходило. В основном в доме были люди старые и сто раз проверенные, папа редко брал кого-то со стороны и без рекомендаций. Да и Акела выяснял о кандидатах все, что мог. Подозревать было некого. Но Никита сказал — все передвижения известны, а откуда? Невозможно насовать «маячков» во все машины и телефоны.

— Кстати, надо тачку вашу посмотреть, — словно поймал мои мысли Никита, — а то сдается мне, там тюнинг небольшой произвели, вы ж машину где только не бросаете.

— Ну а что мне делать? С собой носить? — огрызнулась я скорее для порядка, чем по злобе.

— С собой не надо. А дождь-то так и не кончился, — Никита глянул в окно — там по-прежнему шумели потоки воды.

— Это когда же я теперь домой попаду… — протянула я.

— Ничего, попадете, я провожу.

— Да я не боюсь, чего мне… Сейчас Сашке позвоню, может, он за мной заскочит.

Надежды на то, что муж возьмет трубку, было мало, но вдруг?! И чудо произошло — он ответил на втором гудке:

— Ты уже дома, малышка?

— Я… н-нет… — запнулась я, поняв, что позвонила рано, не успев придумать правдоподобную историю своего нахождения в квартире якобы больного гриппом телохранителя.

— Пробили колесо, пытались поменять, промокли, позвонили мне, — отойдя в угол кухни, диктовал алиби Никита, поняв по моему растерянному лицу, что я попалась.

Я послушно, как нерадивый ученик подсказку, повторила это мужу. Но, разумеется, в истории был слабый момент — я понятия не имела, как сменить колесо у машины, это все же не байк.

— И давно ты начала интересоваться шиномонтажными работами? — насмешливо поинтересовался Акела.

— Да я ж не менять… я посмотреть вышла, машину кидать начало, а тут дождь…

— Ладно, разберемся. Сейчас подъеду.

Когда я вышла из подъезда, дождя уже не было, а Саша, припарковав «Мерседес» рядом с моей машиной, внимательно рассматривал ее колеса. У меня внутри все похолодело — второй раз мы с Никитой прокалывались на запасном колесе… Вот идиоты, какие же мы дураки… Кто угодно повелся бы на эту историю, но только не мой муж. Как я не подумала, что он не поленится осмотреть все колеса и поймет, что запаска мирно лежит в багажнике, как и лежала? Ну, как можно быть такой дурой?!

Я подошла ближе — Акела поднял голову и устремил взгляд единственного глаза мне в лицо. Я отлично поняла, что чувствует наш огромный полудикий пес Князь, когда Саша ругает его за какую-то провинность. Захотелось спрятаться.

— Ну, здесь будешь оправдываться или до дома отложим? — мрачно поинтересовался муж, и я вдруг заметила, какое усталое у него лицо. Стало стыдно — у него и без меня проблем хватает, а я только добавляю.

— Прости… — Я шагнула ближе и прижалась лицом к пиджаку мужа. — У меня есть важная информация, давай скорее поедем домой, я должна вам с папой кое-что рассказать.

— Расскажешь мне по дороге, садись. — Он кивнул в сторону моей машины, но я, памятуя слова Никиты о возможном «жучке», покачала головой:

— Давай поедем на твоей.

— Хорошо, — ничуть, кажется, не удивившись, согласился Акела и велел водителю пересесть за руль моей машины.

Я забралась на пассажирское сиденье «Мерседеса» и села так, чтобы видеть профиль мужа — это всегда придавало мне сил.

— Ну, рассказывай. — Саша повернул ключ в замке зажигания и выехал из двора вслед за моим «Ауди».

— Пару дней назад я слежку за собой обнаружила, — начала я, стараясь выбирать слова и не говорить лишнего, — на «шестерке» меня конвоировали, но не до дома, а только до поста ГИБДД. Ну, мы с Никитой и решили…

— Разумеется, вы с Никитой тут же решили, что умнее всех, — негромко прокомментировал муж, вглядываясь в темную трассу.

— Саша, ну, не надо… Ты ведь знаешь…

— Я знаю только одно — мне нужно что-то сделать, чтобы ты задумалась. Что-то такое, что заставит тебя прислушиваться к моим словам и особенно — к моим запретам.

Началось… Лучше бы он орал на меня, чем вот этот спокойный ровный тон, тихий голос и отлично контролируемая ярость, которую я ощущаю физически — она исходит от его тела, я ее чувствую. Это самое ужасное, что мне приходилось видеть в жизни, — вот такой запредельный самоконтроль. Я ведь понимаю, что он очень зол на меня. Я не смогла бы держать себя в руках, орала бы, визжала, и стало бы легче, а Акела… Прав был когда-то Бесо — ему со мной очень нелегко, и если бы он не любил меня так, как любит, неизвестно, чем бы все закончилось. Все-таки я маленькая бессовестная дрянь, пользующаяся его чувствами и отношением.

— Ты дослушай меня, пожалуйста, — попросила я, положив руку ему на бедро, — это действительно очень важно.

— Говори.

— Подробности тебе расскажет, если захочешь, Никита, меня при разговоре не было, но мой «хвост» признался в том, что прицепился ко мне по приказу Вити Меченого.

Муж тихо присвистнул:

— Сильно… а мы-то думали, он спекся давно.

— Я знаю… но, как видишь, не все так. И еще. Никита уверен, что у нас в доме кто-то снова «крысит».

— Твой Никита сильно много на себя берет.

— Саша, послушай… эти люди в курсе всех наших передвижений по городу — твоих, папиных, моих. Понимаешь?

— Мы не летчики, у нас полетных карт не бывает. Я с утра еще не знаю, где окажусь вечером, — буркнул Акела, но я поняла, что говорит он это скорее для того, чтобы немного успокоить меня.

— Саша…

— Скажи, что мне делать с тобой? Ты никак не можешь понять, что больше не одна.

— Я клянусь — это не специально! Я просто не хотела волновать вас с папой.

— Разумеется, мы волновались бы куда меньше, если бы нашли тебя с простреленной головой где-нибудь на пустыре. А рядом твоего Никиту, чтобы уж для полноты картины. Конечно, какие волнения? Никаких! Ты хоть иногда думаешь, что говоришь и делаешь? — Мне всегда было удивительно, как можно произносить такие тирады спокойно и не повышая голоса. Но как раз именно эта манера Акелы устраивать мне разнос и оказывалась действенной. Лучше бы он орал…

— Отцу скажешь? — Я опустила голову и совершенно перестала ощущать себя взрослой женщиной.

— А ты как думаешь?

О чем тут было думать… Понятное дело — скажет, только преподнесет это не как жалобу, а как добытую информацию. Мной добытую, Акеле чужой славы не нужно. И папа не погладит по головке, а как раз наорет — на это он мастер. И Никите еще достанется — и за обман, и за то, что потакает моим капризам. В общем, влипли мы с моим телохранителем, как, впрочем, всегда.

До дома добрались в гробовом молчании, я отказалась ужинать и сразу ушла к себе, сославшись на то, что сильно промокла и замерзла. Сашка весь вечер возился с Соней, я слышала, как в детской за стенкой они занимаются японским, и дочь бойко декламирует стихотворение про кошку, но понять текст полностью я не могла — не та подготовка, кроме слов «кошка», «миска», «молоко» и «спать», я ничего знакомого в стихах не услышала. Перед сном Соня забежала ко мне, забралась на постель и, обняв за шею, пожелала спокойной ночи. Мне почему-то стало слегка обидно — она не особенно замечала мое отсутствие, если Саша был дома, ей хватало общения с ним. Тут, конечно, была и моя вина, но как-то так повелось, что Акела значил в жизни Сони куда больше, чем я.

Муж явно не торопился ко мне, хотел, чтобы я осознала свою вину — ну а как же, воспитатель! Можно было, конечно, отвернуться и уснуть, но я никогда не засыпала, не выяснив все до конца, не хотела мучиться всю ночь от обиды и заставлять еще и Акелу делать это. Он всегда переживал наши размолвки, я знала, что он считает себя, как более старшего и умного, виновным в любом конфликте — мог избежать, но не сделал этого. И я терпеливо ждала, пока он закончит все свои дела и придет в спальню.

Он вошел почти неслышно, как ходил всегда, когда в доме все засыпали, сбросил домашнюю одежду и лег на край кровати, осторожно потянул к себе одеяло. Меня бросило в дрожь, как, собственно, и всегда, едва тело мужа касалось моего. Но нет, пока рано…

Я перевернулась на живот, подобралась ближе и прижалась к горячему боку Акелы. Никогда я не могла равнодушно вдыхать запах его туалетной воды, с того самого момента, когда впервые ощутила его, с той поры, когда мне было всего семнадцать. До сих пор этот запах волновал меня и приводил в неописуемый восторг. Тяжелая рука мужа легла мне на спину, осторожно погладила:

— Не спишь?

— Что ты… я тебя жду. Ты… говорил с папой? — чуть запнувшись, задала я вопрос, волновавший меня, пожалуй, не меньше «Фаренгейта», которым пользовался Акела.

— А ты как думаешь? — спокойно спросил муж, не убирая руки.

— Ну, судя по отсутствию криков и традиционного «Санька, я запрещаю тебе» в папином исполнении, думаю, что не сказал.

— Тогда зачем спрашиваешь?

— Ну… хочу убедиться лишний раз. Может, мы пока не станем волновать его, а? Ну, пока не все понятно? — поглаживая мужа по груди, спросила я.

— То есть ты еще не все фортели выкинула? — насмешливо поинтересовался Акела, прижав мою руку огромной ладонью.

— Саша…

— Ну что — «Саша»? Аленька, ты забываешь, что все твои хитрости я знаю наизусть. И не об отцовском здоровье ты сейчас заботишься, а о том, как бы оттянуть момент наказания за самоуправство, да?

Не скажу, что меня так уж пугало это пресловутое «наказание» — ну, поорет отец, побрызжет слюной, потопает ногами. И все на этом. Потому что в душе — это я хорошо знала — будет гордиться тем, что его дочь оказалась умнее и хитрее мужчин. В который раз. Не знаю, почему, но мне всегда приятно было это его молчаливое признание моих заслуг. Наверное, мне нужно было родиться мужчиной, а не пигалицей метр шестьдесят ростом.

— Ну, Саш…

В том, что я родилась женщиной, несомненно, было одно преимущество — даже мой сильный и прекрасно владеющий собой муж в некоторых моментах оказывался беззащитен и весьма податлив.

–…ты играешь не по правилам, — выдохнул Акела, стараясь восстановить сбивающееся дыхание, — ты прекрасно понимаешь, что я не могу устоять, и бессовестно этим пользуешься.

— Я не виновата, что иной раз мне приходится вести себя как женщина, чтобы добиться своего, — промурлыкала я, не шевелясь и не открывая глаз.

— Хорошо… можешь считать, что сейчас ты своего добилась… я пока ничего не буду говорить Фиме, сам постараюсь проверить. Но ты держись подальше, поняла? Подальше! — с этими словами он, повернувшись на бок и нависая надо мной, сжал пальцами мой подбородок, заставляя открыть глаза. — Ты все поняла, Аля?

Я кивнула и закинула руки ему на шею, притянула к себе и поцеловала:

— Как скажешь, мой господин.

Однако по его взгляду я поняла, что господин не верит ни единому моему слову…

Утро принесло новую проблему. Мы услышали об этом, едва только открыли глаза, Акела даже не успел выйти на свою обязательную утреннюю тренировку, когда снизу, из гостиной, раздался утробный рев отца:

— Где, где, вашу мать, я успел так нагрешить, что меня окружают одни идиоты?!

Папа, большую часть жизни встававший и ложившийся по команде, ухитрялся не считаться с тем, что у нас может быть свой распорядок дня, и потому не стеснялся вот так будить нас. Но, судя по тексту, сегодня что-то действительно случилось.

— Та-ак, — протянул Акела, отбрасывая одеяло и вставая с постели, — началось в деревне утро!

Я, укутавшись до подбородка, смотрела на одевающегося мужа. Даже папин ор не мог мне помешать любоваться идеальной фигурой и широкими плечами Сашки, его покрытым татуировкой торсом.

–…ты не слышишь, что ли, Аля? — Ой, я и правда настолько увлеклась, что прослушала, о чем говорил в этот момент Акела:

— Да, прости…

— Вниз, говорю, пока не спускайся, я даже не прошу… — многозначительный взгляд, пауза — все призвано воздействовать на мою совесть и понятливость. Что ж, после вчерашней уступки мужа мне придется тоже чем-то ответить.

— Конечно, как скажешь.

— Смотри, — коротко бросил Акела и вышел из комнаты.

Я тоже вылезла из-под одеяла и пошла в душ. Интересно, что случилось на этот раз? Как-то опять жизнь понеслась вскачь, ни к чему хорошему это никогда не приводило, сколько себя помню. Но есть вещи, которые от нас совершенно не зависят.

За завтраком все сидели мрачные, сосредоточенно ковырялись в тарелках и молчали. Папа, против обыкновения, выпил рюмку водки, и это было совсем уж странно — он никогда не пил с утра. Акела, глядя на это, чуть поморщился, но, разумеется, ничего не сказал. Даже Соня не вертелась и не приставала ко всем с разговорами, как делала обычно, а молча доедала овсянку. Дожили — ребенок стал хуже старушки, все понимает и все чует. Будь они неладны, эти ваши дела, мои дорогие мужчины…

— Поехали, Акела, — хмуро бросил отец, вставая из-за стола, и Саша тут же поднялся, поцеловал в макушку Соню, обнял меня за плечи и, повернув к себе лицом, поцеловал в губы. «Как попрощался», — обожгло меня, и я в ужасе схватила его за руку:

— Не надо!

— Не надо — что? — удивленно спросил муж, накрывая мою руку с побелевшими от напряжения пальцами своей. — Что с тобой, малышка?

Я не могла объяснить, что со мной, только старалась не заплакать, чтобы не испугать Соню, во все глаза наблюдавшую за нами.

— Акела! — заорал из прихожей папа. — Хватит потакать бабским капризам, успеете вечером нализаться, не срок тянуть, поди, отваливаешь!

Это было ново. Никогда прежде отец не позволял себе такой грубости в высказываниях насчет меня. Акела, чуть дернув покрытой шрамами щекой, снова наклонился и поцеловал меня, шепнув на ухо:

— Все будет хорошо, малышка. Все всегда будет хорошо, я тебе обещаю, — и, легко распрямившись, вышел из столовой.

У меня потемнело в глазах, я уцепилась пальцами за край стола, чтобы не упасть, и Соня, подбежав ко мне, обняла за плечи:

— Мама, мамочка, тебе плохо?

— Н-нет, Соня, все в порядке, — пробормотала я, стараясь справиться с охватившей меня тревогой. — Ты беги, надевай пальто, сейчас в школу поедем.

— Ты сама меня повезешь?

— Да, сама.

Дочь убежала, а я с трудом поднялась и, чуть пошатнувшись, дошла до этажерки в углу, где хранились папины лекарства. Отыскав там пузырек с валокордином, я накапала его в большой стакан, выпила залпом, сморщилась от омерзительного вкуса и, дотянувшись до кувшина с морсом, сделала большой глоток прямо из него.

— Санюшка, ты что же это? — от голоса Гали я вздрогнула и едва не разбила кувшин. — Заболела?

— Прихватило что-то, — призналась я, возвращая кувшин на место, — ладно, Галя, ехать мне нужно, а то Сонька в школу опоздает.

— Да на тебе же лица нет, куда ты собралась-то? — Галя преградила мне выход из столовой. — Ну-ка, давай в постель, а я сейчас скажу охранникам, пусть Соню увезут. Да и Ленке позвоню, пусть в школу едет.

Лена была Сониной няней, и к ее услугам мы прибегали вот в таких случаях — когда никто из своих не мог быть рядом с девочкой. А мне на самом деле сделалось совсем плохо, и единственным местом, где мне бы следовало сейчас находиться, была кровать, это уж точно.

Галя решила все проблемы в один момент; когда было нужно, она вдруг обретала командный голос и распоряжалась не хуже папы. Отвозить Соню был подряжен Тимур, второй папин водитель, а забирать — Лена и Никита, которому теперь не было нужды притворяться больным. Я же ушла к себе в спальню, сбросила одежду прямо на пол и, забравшись под одеяло, закуталась с головой. Даже на звонок в академию у меня не было сил, и заведующий, не дождавшись, позвонил сам. Однако и тут Галя успела быстрее, схватила трубку:

— Нет, Александра Ефимовна подойти не может, заболела она. Да, пусть полежит хоть денек, и так в чем душа держится.

— Галя… — пробормотала я, — ну, что ты несешь… — но она отмахнулась, выключая телефон:

— И без тебя справятся. Ишь, посинела вся! Лежи тут и вставать не думай даже, не то позвоню вот Александру Михайловичу!

Это был, пожалуй, самый весомый аргумент в арсенале домработницы. Акеле сейчас не до моих болезней, не до волнений за меня, ему нужно сосредоточиться на папиных проблемах, и я ни в коем случае не должна ему мешать. Так что лягу и полежу тихонько.

Я не могла объяснить причину такого внезапного приступа паники, просто в том, как прощался сегодня Акела, мне почудилось что-то фатальное, то, чего потом нельзя будет исправить, какой-то знак. Папа всегда говорил: если все идет очень плохо, это значит, что скоро все пойдет очень хорошо. Однако эта поговорка имела и обратную силу, и после хороших времен всегда наступали плохие, это уж как закон. Осталось только понять, как было сейчас — плохо или хорошо.

Я ненадолго задремала, согревшись под одеялом и прислушиваясь к мерному стуку дождевых капель о металлический подоконник. Звук дождя всегда был моим любимым, под него отлично засыпалось даже в состоянии нервного возбуждения. Акела тоже любил дождь… Я вскинулась в постели от пронзившей меня мысли — а ведь я сегодня почти все время думаю о муже в прошедшем времени.

— Дура, — застонала я, хватаясь за голову, — дура, идиотка! Ведь накаркаю, накличу!

Нужно было срочно чем-то себя отвлечь, и я не нашла ничего лучше, чем позвонить Ольге Паршинцевой — моей благоприобретенной приятельнице, с которой прошлой зимой мы влипли в довольно неприятную историю, едва не стоившую Ольге жизни. Но именно Паршинцева тогда помогла мне доказать непричастность Акелы к целой серии убийств бомжей, совершенных с помощью украденного из нашей городской квартиры меча. С тех пор мы довольно близко сошлись с Ольгой, да мало этого — Никитин братец Савва был влюблен в нее и, стесняясь признаться в своих чувствах, не нашел ничего лучше, чем пригласить Ольгу работать в его детективном агентстве. Склонная к анализу и прекрасно разбирающаяся в криминалистике, Ольга согласилась, а мы с Никитой получили повод подтрунивать над влюбленным Саввой, при виде Ольги красневшим, как вареный рак.

День оказался «не мой» — Ольга с сожалением в голосе сообщила, что никак не сможет сегодня поболтать, совершенно нет времени, есть работа в агентстве, да и мама заболела, нужно бы домой пораньше вернуться. Я пожелала ее маме скорейшего выздоровления и положила трубку с кислой миной — очень надеялась, что Ольга свободна и одна дома, и мы с ней хоть поболтаем. Кстати, она как-то заговаривала о том, чтобы возобновить занятия японским языком с Сашей, собственно, именно так она и попала в наш дом, мы познакомились на языковых курсах. Было бы неплохо. И мне веселее, и с Соней у них сложились хорошие отношения. Как любой женщине, мне иногда тоже хотелось иметь подругу, которых после уехавшей за границу одноклассницы больше в жизни так и не случилось.

До возвращения из школы дочери, которая отвлечет меня от проблем, было еще довольно много времени, и я решила помочь на кухне. Судя по доносившимся оттуда запахам капусты, Галя затеяла свои знаменитые пирожки, а это дело хлопотное и довольно долгое.

— Ты чего подхватилась? — увидев меня на пороге кухни, охнула Галя, вытирая тыльной стороной руки лоб.

— Не могу лежать, давай, тебе тут помогу.

— Ну, гляди, хочешь, так помоги лучше Александру Михайловичу к ужину что-то придумать. Он-то пироги есть не станет!

Действительно, Сашка, кроме мяса, практически ничего европейского или русского в последнее время не ел, совершенно перейдя на рис, рыбу и овощи, приготовленные по-японски. Гале на старости лет пришлось туговато, поэтому я, если могла, старалась облегчить ей работу. Когда мы жили в городе, я сама готовила ужины, изучив предварительно немало кулинарных книг, поэтому вполне сносно управлялась с довольно несложными в приготовлении блюдами. Собственно, Акела не был особенно прихотлив, это значительно облегчало задачу. Папа, кстати, никогда не высказывался по этому поводу, хотя обычно все остальные домочадцы ели то же, что и он. Но зятю папа сделал уступку, и это свидетельствовало о его уважении к Акеле, а добиться такого от моего папеньки было довольно сложно.

Я возилась с листами водорослей-нори, когда мне в голову вдруг пришла идея…

— Галочка, а ты не знаешь, чего это папа так орал сегодня утром? — осторожно, как бы между делом, поинтересовалась я, и Галя, тяжело вздохнув, сказала:

— Да как не знать? Игорь с утра из города газеты свежие привез, а там, в нашей-то местной, статья про Ефима Иосифовича — большая такая статья, про банк его, про фирмы все. Про прошлое. Так размазано, что аж запах от газеты.

— Какой запах? — не поняла я.

— Дерьма, Санюшка, — вздохнула опять Галя, — и ведь какая гнида могла такое написать… что, мол, налогов Гельман не платит, а в банке его краденый клинок, мол, хранится.

— Чего?! Какой клинок?! — Я выронила нож и нагнулась, чтобы поднять, и тут меня обожгло: а ведь подуло опять не тем ветром. И речь, скорее всего, об украденном не так давно из городского музея клинке работы японского мастера Канэмицу. Теперь мне стало понятно, почему Акела ходит мрачнее тучи — разумеется, его имя в первую очередь свяжут с этим фактом. Еще бы — он единственный в городе коллекционер старинного японского оружия, у него такой набор, что музею впору закрыться из зависти. Этот клинок был в музейной экспозиции единственным подлинным, принадлежал пленному японскому офицеру, отбывавшему срок после войны в здешнем лагере для военнопленных. Не понимаю, правда, как этот самурай ухитрился сохранить его. О клинке работы Канэмицу Сашка рассказывал мне как-то, это была очень интересная история, и вот клинок похищен, а некто намекает на то, что хранится он в банке у папы, а папин зять — Акела, занимающийся старинным оружием… В общем, логика есть, конечно…

Теперь понять бы, кто именно спер клинок, подложил его в банковскую ячейку, а потом слил информацию в газету. Кстати, надо найти журналиста. Сама того не замечая, я уже нарушала данное мужу обещание не вмешиваться…

— Галочка, а газетки этой не осталось ли, случайно? — задавая этот вопрос, я не особенно надеялась на успех, потому что папа в порыве ярости запросто мог превратить газету в кучку мусора, но вдруг…

Чуда не произошло. Галя всплеснула руками, запорошенными мукой, и проговорила:

— Что ты, что ты! Да Ефим Иосифович как дочитал, так тут же в мелкие клочки все и изодрал, я потом на коленях всю гостиную исползала, покуда собрала.

Ну, естественно, ничего другого я и не ожидала…

Мне многое стало понятно. Папа, судя по всему, не разобравшись, начал цепляться к Акеле — ну, еще бы. Он никогда не одобрял увлечения, уже едва не стоившего моему мужу свободы, а теперь, когда на арену снова вышла японская фамилия и японское же оружие, папа взорвался. Конечно, он не думал, что это Акела украл меч — об этом речи, разумеется, не шло. Но вот слухи о его коллекции сразу дали повод журналистам прицепиться к этому факту и связать воедино украденный меч, Акелу и папин банк. А это моему отцу понравиться никак не могло.

Я закончила с водорослями, убрала со стола, сунула чашку с салатом в холодильник и пошла к себе. Во что бы то ни стало нужно раздобыть газету, это я поручу Никите — повезет Соню домой и купит. А еще нужно попытаться понять, может ли быть как-то связан с этим делом Витя Меченый, и если да, то как именно. Опять вопросов больше, чем возможностей на них ответить! И, кстати, теперь мне стало ясно мое утреннее тревожное состояние — вот и новости об Акеле, пусть и косвенные.

Никита звонку удивился, но лишних вопросов не задал, уже хорошо.

— Мы уже выехали, скоро будем.

Хорошая новость, а то я просто лопну от распирающего меня любопытства. Я надела спортивный костюм, накинула куртку и вышла во двор покурить и немного пройтись. Моросил дождь, небо серое, кругом опавшие мокрые листья, которые еще не успел убрать дворник. Погода не самая прогулочная, конечно, но терпимо. Я села на перила крыльца, вытянула ногу и закурила, глядя на то, как из будки лениво выползает огромный цепной пес. Князю, конечно, не очень хотелось покидать сухую теплую лежанку, но для порядка он обязан был выйти и посмотреть, кто во дворе. Увидев меня, он пару раз вильнул хвостом и шустро юркнул обратно — опасности нет, можно отдыхать.

— А вы дома сегодня, Александра Ефимовна? — окликнул меня возившийся около бани Илья, исполнявший у нас функции дворника, и я вдруг вспомнила, что сегодня пятница, папа вечером обязательно пойдет в баню.

— Да, Илья, что-то нездоровится мне.

— Так вы в баньку вечерком, сразу вся хворь и выйдет, — посоветовал он, набирая поленья на вытянутую руку.

— Посмотрим, — уклонилась я, чтобы не обижать человека резким отказом. Баню я не любила с детства, предпочитала ванну или душ, а вот мокрый пар, адскую жару и запах распаренного березового веника просто не выносила.

Илья скрылся в помещении, а я, выбросив окурок, подтянула сползшую с плеч куртку и задумалась. Надо бы еще в музей наведаться, как-то аккуратно выяснить, при каких обстоятельствах пропал клинок. Вдруг повезет…

Конечно, делать это все придется тайком от мужа и отца, но у меня же есть Никита и Савва, есть Ольга, которая не откажется помочь. А мне ведь еще и на работе нужно появляться, мой завкафедрой не оценит склонности к дедукции, ему нужен план занятий и список тем, разбираемых с группами. А в конце декабря, между прочим, экзамен у второкурсников, а это означает консультации, подробный разбор препаратов, пробные тесты и все прочее. А эти вечные «должники»… Б-р-р, даже думать не хочу! В моих группах таковых всегда хватает, к сожалению, потому что я никогда не покупаюсь на сопливые разговоры о болезнях, подработках и маленьких стипендиях. Анатомия — это основа, без которой врач не может работать, не имеет права делать этого. И «удовлетворительно» в зачетке, подписанное моей рукой, означает приличное знание предмета, а не то, что студент прослушал курс. Многие коллеги меня не понимают, конечно, но это их проблемы. Я не хочу краснеть за своих учеников, а потому заставляю их учить предмет.

Я вдруг поймала себя на том, что мысли мои скачут с одного на другое, и это верный признак волнения. Я в растерянности, вроде бы вижу, чем заняться, но пока не знаю, как именно сделать это. Ужасно не хочется нарушать данное Саше обещание — и невозможно что-то выяснить, не нарушив его. Замкнутый круг… Я знаю, что может успокоить меня и помочь привести в порядок нервы, но без Никиты ехать с винтовкой на карьер не могу. Черт бы его побрал, где же он?!

Я спрыгнула с перил и пошла все-таки в кабинет отца, где в сейфе хранилась моя новая винтовка. Ну, так нам обоим было спокойнее — и мне, и папе. Шифр я знала — все-таки в сейфе хранилось мое оружие, потому проблем не было. Вытащив чехол с винтовкой, я отнесла оружие в гараж и сунула на заднее сиденье своей машины. Когда приедет Никита, мы поедем на карьер, и там я всласть постреляю, а заодно и обдумаю все. Стрельба всегда давала мне возможность отбросить ненужное и сосредоточиться на главном. Кто-то для таких целей раскладывает пасьянс, мой муж — упражняется с шестом или тэссеном, а я вот стреляю по мишеням. Каждому свое.

Конец ознакомительного фрагмента.