Классный выдался денёк! (сборник)

Марина Дружинина, 2010

В книгу вошли весёлые рассказы про современных девчонок и мальчишек, озорников, непосед, фантазёров. Вот уж у кого «время никогда не тянется бесконечной жвачкой»! Для среднего школьного возраста.

Рассказы

Дразнительное имя

У нас есть котёнок. Его зовут Барсик. Однажды к нам в гости прискакал на лошадке мальчик Стасик и сказал:

— Хорошее имя у вашего котёнка! Оно не дразнительное.

— Как это — не дразнительное? — спросили мы.

— А вот так, — ответил Стасик. — Например, Дружок — дразнительное имя. Можно дразнить: Дружок-пирожок! Дружок-рожок! И Пушок тоже дразнительное имя: Пушок-Дружок! И у Шарика есть куча дразнилок: Шарик-комарик! Шарик-сухарик! Шарик-фонарик! И Мурзик — дразнительное имя: Мурзик-Тузик! И Тузик — дразнительное имя! Тузик-Мурзик! А к Барсику ничего не придумаешь.

— А мы возьмём и придумаем Барсику дразнилку! Почему это у всех есть, а у него нет! — сказали мы и стали думать.

Думали-думали-думали. И ничего не придумали. Ну не придумывается Барсику дразнилка, и всё тут!

— Я же говорил, что Барсик — не дразнительное имя! — ликовал Стасик.

— Да-а… — вздохнули мы. — Ты был прав. Нет у нашего Барсика дразнилки!

— Ну вы не горюйте, — сказал тогда добрый Стасик. — Иногда Барсика можно дразнить Барсик-Стасик!

И Стасик ускакал на лошадке.

А мы перестали горевать.

А Барсик спал в своей корзинке и сладко потягивался во сне. И ему было совершенно всё равно, дразнительное у него имя или нет.

Девочка наоборот

В нашем доме живёт одна девочка. Не просто девочка Даша, а девочка наоборот!

Например, скажешь ей: «Даша, спляши, пожалуйста!» И она сразу начинает… петь! «Ля-ля-ля!»

А если ей скажешь: «Даша, спой, пожалуйста!» Она, представьте, тут же начинает… плясать! И подпрыгивает, и ножкой машет, как балерина, и кружится!

Такая вот удивительная девочка.

Однажды мама её попросила:

— Дашенька! Убери, пожалуйста, свои игрушки. И вытри пыль.

И Даша немедленно начала энергично расшвыривать свои игрушки по всей комнате! И пылить!

Тогда мама сказала:

— Дашенька! Очень тебя прошу! Ни в коем случае НЕ убирай игрушки! И ещё я тебя просто умоляю: НЕ вытирай пыль. Ни за что! Никогда!

И Даше пришлось начинать уборку. Положить на место все свои игрушки и вытереть пыль. Хотя ей этого очень-преочень не хотелось.

Но что поделаешь! Всё должно быть по-честному.

Ведь она девочка наоборот…

Коварные усы

Стасик пил кисель с булочкой, а папа рассказывал:

— Давненько это было. Взял я в магазине пакет томатного сока, протягиваю кассирше деньги, а она строго так говорит:

«Молодой человек, а за кефир кто будет расплачиваться? Пушкин?»

«Я не брал кефир!» — растерялся я.

«Отпираться бесполезно! — Кассирша вытащила из кармана зеркальце. — Полюбуйтесь на себя! У вас на лице написано, что вы пили кефир! Так что платите!»

Глянул я в зеркальце — и сразу всё понял. На моём лице красовались роскошные кефирные «усы».

«Да это же я дома пил кефир, а не в магазине! — воскликнул я. — Честное слово!»

Но переубедить не в меру наблюдательную кассиршу оказалось невозможно. Заладила своё «платите!», и всё тут. «А то, — грозит, — милицию вызову!»

Пришлось заплатить.

На следующий день я пришёл в магазин за кефиром. Взял пакет, протягиваю кассирше деньги, а она опять:

«Молодой человек, а за томатный сок кто будет платить? Пушкин?» — и суёт мне под нос уже знакомое зеркальце.

Посмотрел я на себя… Так и есть. Теперь меня подвели пышные томатные «усы».

«Да это я дома пил томатный сок! У вас вчера его покупал!» — попытался я объяснить.

Но остроглазая кассирша была всё так же неумолима.

«Платите! — сурово сдвинула брови она. — А то милицию вызову!»

Снова мне пришлось выкладывать денежки.

«Хватит платить за „усы!“ Так ведь и разориться можно!» — рассердился в конце концов я на себя. И стал с тех пор тщательно следить, чтобы моё лицо всегда было чистым. Чего и тебе советую.

Папа подмигнул Стасику. И Стасик поскорее вытер салфеткой свои кисельные «усы». Папа одобрительно улыбнулся и лихо закрутил свои бравые усы, за которые если и надо платить, то только в парикмахерской.

Про Федю, федину маму и про кое-кого ещё

Жила-была одна пренеприятнейшая парочка — Сопель Чихалыч и тётка Кашлётка. И на всех эта парочка старалась побольше начихать и накашлять. Особенно любили Сопель Чихалыч и тётка Кашлётка нападать на детей. Внезапно. И это им очень ловко удавалось, ведь они были невидимые и неслышимые. Как нападут на ребёнка, он сразу начинал кашлять и чихать. Чихать и кашлять. То есть болеть. А Сопель Чихалыч с тёткой Кашлёткой давай веселиться и хохотать! И хлопать друг друга по плечу! Ребёнок чихает, а они знай приплясывают и поют: «Эх, раз, ещё раз, ещё много-много раз!» И чем сильнее болел ребёнок и, соответственно, грустнее становилась его мама, тем больше веселились Сопель Чихалыч и тётка Кашлётка. А когда ребёнок прогонял болезнь и выздоравливал и мама переставала грустить, Сопель Чихалыч и тётка Кашлётка так расстраивались, что сами начинали слабеть и чахнуть. И срочно мчались в другие места, где опять напускали на детей болезни и веселились.

Такая ужасная была парочка.

И вот однажды Сопель Чихалыч и тётка Кашлётка решили напасть на мальчика Федю. Худенький такой с виду мальчик, бледненький. Только подкрались к нему, а Федя — р-раз! — и залез на турник. Только они изловчились и прыгнули на него, а Федя — р-раз, р-раз! — как начал кувыркаться! Да так ногами задрыгал, что никак за него не ухватишься! Одни синяки да ушибы!

А Федя покувыркался-покувыркался и спрыгнул с турника. И конечно, даже не догадался, что раскидал незваных гостей в разные стороны.

А Сопель Чихалыч и тётка Кашлётка отряхнулись, встрепенулись и опять стали к Феде подкрадываться. Уже совсем близко подкрались, вот-вот прыгнут, а Федя — р-раз! — и включил душ в ванной. Он всегда после зарядки под душ залезал. Сильная струя ка-а-ак ударит по Сопелю Чихалычу и тётке Кашлётке! Ка-а-ак ошарашит их и оглушит! И снова разлетелись они в разные стороны. Опять не удалось на Федю напасть!

— Ничего, тётушка, — прогнусавил Сопель Чихалыч, выжимая мокрую Кашлётку, — мы ещё ему покажем! Уж мы этого мальчишку проучим! Не будь я Сопелем Чихалычем!

А Федя позавтракал и пошёл гулять. И встретил во дворе своего друга. И стали они с другом бороться. Понарошку, конечно, по-дружески. Сначала Федя положил своего друга на обе лопатки. Потом друг положил Федю на обе лопатки. Тоже, конечно, по-дружески. И так Феде понравилось лежать на своих обеих лопатках, что он решил немного поваляться и вообще передохнуть.

Тут-то и накинулись на него Сопель Чихалыч и тётка Кашлётка! И напустили на Федю простуду. Встал Федя, пришёл домой и как начал кашлять и чихать! И температура поднялась. Заболел Федя. А мама сразу стала грустной. Ведь мамы всегда становятся грустными, когда болеют дети…

А Сопель Чихалыч и тётка Кашлётка — ну веселиться! Ну плясать! И конечно, хлопать друг друга по плечу и петь: «Эх, раз! Ещё раз! Ещё много-много раз!»

А Федя, хоть и заболел, не очень-то расстроился. Если честно, он даже обрадовался, что мама не пошла на работу и осталась дома.

Мама читала ему книжки и поила чаем с малиновым вареньем и какими-то целебными травами. А вечером мама посадила Федю на колени, крепко обняла его и сказала:

— Эх, лучше бы твоя болезнь перескочила ко мне, а тебя оставила в покое! Уж я бы с ней быстренько разделалась! А ты бы сразу выздоровел!

А Федя ответил:

— Что ты! Я не хочу, чтобы ты болела! Не отдам я тебе мою болезнь! Ни за что! Ты, мамочка, не грусти. Я скоро поправлюсь!

Тётка Кашлётка и Сопель Чихалыч прямо-таки обалдели от Фединых слов.

— Вот нахал! — возмущённо прокашляла Кашлётка. — Откуда он знает, что скоро поправится?! Уж мы ему не позволим!

А Сопель Чихалыч прогундосил:

— Что-то очень он весёлый, хоть и больной. Не нравится мне это, дорогая тётушка! Может, он какой секрет знает против нас?

А Федя и мама решили прогнать болезнь как можно скорей. Они стали парить Феде ноги. Но просто так сидеть и парить ноги очень скучно. И Федя начал сочинять стихи:

Наконец-то, слава богу,

Я сижу и парю ногу!

Мама улыбнулась:

— Отлично! Давай дальше!

А Сопель Чихалыч и тётка Кашлётка от возмущения задёргались и стали нервно грызть ногти. Ведь для них самое приятное было, когда мама грустит, а ребёнок болеет и хнычет! А тут — на́ тебе! Ребёнок сочиняет стихи, а мама улыбается! Безобразие!

А Федя продолжал:

Парится моя нога.

Я сижу, смеюсь слегка!

— Ты слышишь, этот негодник ещё и смеётся! — толкнул в бок тётку Кашлётку Сопель Чихалыч.

— Ничего, Сопелюшка, хорошо, что хоть только слегка смеётся, — успокаивала Кашлётка. Но уже не очень уверенно.

Действительно, это было слабое утешение. Оба чувствовали, что всё идёт не так, как надо.

А Федя подумал-подумал и бодро сказал маме:

Веселись, не унывай!

Кипяточек подливай!

И они расхохотались. И совсем уже не слегка, а громко и с удовольствием.

Тут Сопель Чихалыч и тётка Кашлётка не выдержали.

— Бежим скорей из этого ужасного дома! — крикнул Сопель Чихалыч. — Здесь вместо того, чтобы болеть, плакать и отчаиваться, только подливают кипяточек и хохочут!

— Сопель, бежим скорей! — подхватила тётка Кашлётка. — А то мы сами заболеем и захиреем от такой опасной веселящей экологической обстановки!

Они схватились за руки, выскочили в окно и помчались, не разбирая дороги, туда, где экологическая обстановка была для них в самый раз…

А Федя ещё разочек чихнул, кашлянул и вдруг почувствовал, что всё у него прошло.

— Мамочка! Я выздоровел! — воскликнул он.

— Правда?! Как я рада!.. — счастливо вздохнула мама.

Для разнообразия

Первоклассник Стасик учился на «отлично». То есть в дневнике у него стояли сплошные пятёрки. Это было, конечно, здо́рово! Но однажды Стасик полистал свой дневник и заскучал: «На каждой странице — одно и то же! Никакого разнообразия! Вот у Гошки Заглушкина каких только отметок нет! А у меня всё пятёрки да пятёрки!» И поставил зелёным фломастером на свободное место несколько троек.

Тройки выглядели, прямо скажем, не слишком привлекательно — кого они, вообще, могут порадовать! — но своим изумрудно-ярким цветом, несомненно, оживили страничку.

Стасик довольно хмыкнул и щедро добавил сине-голубых четвёрок, оранжевых двоек, бордовых и розовых «колов».

Страничка весело запестрела, как цветущая лужайка. Красота! Стасик прямо залюбовался. И вдруг услышал возмущённый голос:

— Ты что с дневником сделал?! — Перед Стасиком стоял папа.

— Это для разнообразия, — объяснил Стасик.

— Двоечником, значит, захотелось побыть? А ты знаешь, что двоечников наказывают? — Папа поставил Стасика в угол и строго пообещал: — Сегодня никаких мультиков! Для разнообразия.

Время тянулось бесконечной жвачкой. Стасик задумчиво расковыривал обои в углу и вздыхал: «Оказывается, не всякое разнообразие — штука хорошая».

Минут через двадцать, показавшихся самодельному двоечнику двадцатью часами, папа участливо поинтересовался:

— Как дела в углу? Может, теперь хочешь побыть забиякой, попавшим в милицию? — Папа сделал страшное лицо.

— Нет! — засмеялся Стасик. — Я снова хочу быть отличником и твоим любимым сыном. Без разнообразия! — И кинулся к папе.

Серые клеточки

— Ну-с, рассказывай, кто приходил к тебе в гости? Сколько человек обедало? — Папа кивнул на раковину, полную грязной посуды.

— Угадай! — хихикнул Стасик.

— Что ж, попробую. — Папа подкрутил усы в точности как знаменитый сыщик Эркю́ль Пуаро́, герой их со Стасиком любимого сериала, и постучал пальцем по лбу. — Серые клеточки мне помогут!

Именно так говорил Пуаро, расследуя всякие заковыристые преступления. И в конце концов распутывал их настолько ловко, что инспектор Джепп из того же сериала лишь глаза вытаращивал.

— Итак, здесь хорошо просматриваются две глубокие тарелки, — начал папа. — Следовательно, можно предположить, что обедали два человека. Но в то же время я вижу три мелкие тарелки. Поэтому не исключено, что обедавших было трое. Просто один из них съел только второе, а от супа отказался. Но при этом в раковине четыре чашки. Значит, был ещё один, четвёртый! Который ничего не ел, а только пил компот! Но, что самое удивительное, — папа недоумевающее пожал плечами, — тут всего две ложки и одна вилка! Неужели некоторые гости ели руками? Мои серые клеточки в величайшем смятении от такой ужасной догадки! — Папа схватился за голову. — В общем, обедали четыре человека. Причём двое из них не знают, что нужно пользоваться ложкой и вилкой. Всё! — Папа строго посмотрел на Стасика. — Теперь ты, сын, отвечай, кто эти невоспитанные люди? Откуда они взялись? Как их зовут, наконец?

— Они все — это я, воспитанный Стасик! — захохотал Стасик. — Я один тут ел! Ложкой и вилкой.

— Ты был один?! — Папа вытаращил глаза в точности как инспектор Джепп. — Невероятно! Разве одному мальчику требуется для обеда столько тарелок и чашек?

— Да они накопились ещё и от завтрака, и от двух перекусов, — объяснил Стасик.

— Ну, знаешь ли, такое накопление никто не смог бы угадать! — воскликнул папа. — Вымой-ка поскорее, сынок, посуду и в дальнейшем всегда проделывай это сразу после еды. А я пойду вздремну. Мои серые клеточки должны отдохнуть.

Папа улыбнулся в усы и снова стал похож на знаменитого сыщика Эркюля Пуаро.

Хорошо быть оптимистом!

Стасик сидел за компьютером, когда мама пришла с работы.

— Как дела, сынок? — Мама ласково потрепала Стасика за вихры. — Не скучал один?

— Ни капельки! — бодро ответил Стасик. — Я радовался, что могу играть на компьютере сколько душе угодно!

— Всё ясно, — покачала головой мама. — Тогда, наверное, ты огорчился моему приходу: я же не разрешаю тебе часами сидеть у компьютера!

— Нет, я опять очень рад! Я уже по тебе соскучился! — Стасик решительно выключил компьютер. — Да и поужинать очень хочется. Ты ведь принесла что-нибудь вкусненькое?

— Молодец! — засмеялась мама. — Ты настоящий оптимист!

— Кто-кто?

— Оп-ти-мист, — по слогам повторила мама. — Это человек, который во всём находит хорошее, никогда не унывает.

— А тот, кто унывает?

— Того называют пессимистом. Например, если отключили горячую воду и дома стало холодно, пессимист ноет: «О-о-ох, я простужу-у-усь!» А оптимист говорит: «Отлично! Самое время зарядку сделать!» — и — р-раз! р-раз! — помашет руками, поотжимается и согреется.

— А если слишком жарко?

— Пессимист стонет: «Ох, как плохо!» А оптимист: «Ах, как приятно залезть под холодный душ! Самое время закаляться! — Мама на секунду задумалась. — Или размораживать холодильник».

— А если они оба заболели? — продолжал допытываться Стасик.

— Пессимист, ясное дело, причитает: «Бедный я, несчастный!» А оптимист себя подбадривает: «Скоро выздоровею! Начну заниматься спортом и не буду болеть. А пока посижу дома, книжек побольше почитаю». И выздоравливает быстрее пессимиста!

— Здо́рово! — захлопал в ладоши Стасик. — А ты, мамочка, оптимист?

— Конечно, — улыбнулась мама. — Я стараюсь никогда не унывать.

— Правильно! — обрадовался Стасик. — Значит, ты не очень огорчишься, что я сегодня двойку получил? Я ведь её обязательно на пятёрку исправлю!

Батарейки

Утром мама объявила Павлику:

— Поеду за Кирюшей! Хватит ему гостить у дедушки с бабушкой! Готовься, сынок, встречать брата!

— Чего-о-о? Кирюша? Сегодня?! — Павлик подскочил как ужаленный и бросился со всех ног в детскую комнату.

Ух, сколько всего нужно успеть! И карандаши с фломастерами убрать, а то Кирюша закатит куда-нибудь, потом ищи-свищи! И альбомы лучше спрятать, чтобы в них не запрыгали Кирюшкины хвостатые абракадабры, — пусть в своей тетрадке малюет! И книжки придётся в шкаф запихнуть, ведь Кирюшка наверняка начнёт их вертеть-крутить — вдруг порвёт! В общем, дел невпроворот!

Подготовка к встрече дорогого гостя шла полным ходом, как вдруг раздалось звонкое:

— Привет! Салют! Мы снова тут!

Кирюша! Павлик даже не слышал, как он вошёл. А Кирюша вприпрыжку направился к тумбочке, напевая:

— За рулём, за рулём! Мы поедем за рулём!

«За рулём»! У Павлика перехватило дыхание. Как же он забыл спрятать любимую игру! А там батарейки вот-вот сядут! Самому поиграть еле удаётся!

— Кирюша! — Павлик схватил брата за руку. — Зачем тебе «За рулём»? Я тебе лучше сказочку расскажу: «Жил-был серый волк. И была у него синяя борода и красная шапочка…»

— Это у тебя синяя борода и красная шапочка! — вырвался Кирюша. — Хочу «За рулём»!

— Подожди ты! — снова поймал его Павлик. — Прицепляйся ко мне паровозиком! Поедем за… кудыкины горы!

— А ты знаешь, где это? — вытаращил глаза Кирюша.

— Конечно! — уверенно ответил Павлик.

Хотя насчёт местоположения этих загадочных гор ему было ясно только то, что находятся они обязательно за дверью, как можно дальше от злополучной тумбочки.

— Ту-ту-у-у! — прогудел Павлик-паровоз.

— Чух-чух-чух! — простодушно отозвался Кирюша-вагончик.

И поезд тронулся.

Павлик ликовал. Игра «За рулём» спасена! Когда выезжали из комнаты, он на радостях так прокричал «ту-ту-ту-у-у!», что кошка Мушка в ужасе шарахнулась в сторону и мгновенно взлетела по шторе к самому потолку. Кирюша хохотал и тоже изо всех сил выкрикивал: «Чух-чух-чух!»

Паровозик направился в кухню, откуда тянуло чем-то вкусным и где радио щебетало по-птичьему и рычало по-звериному, потому что шла передача «Мы из зоопарка».

— Как вы славно играете! — улыбнулась мама, вытирая руки о передник. — Какие у меня замечательные тигрятки! Ой, то есть ребятки! Скоро будут готовы пирожки!

— Ура! — одновременно запрыгали «паровозик» и «вагончик». И радостно закружили по кухне.

Кудыкины горы больше никого не манили. Игра и подавно была забыта. Всё складывалось чудеснейшим образом.

Но вдруг радио перестало щебетать и рычать и объявило вполне человеческим голосом: «Реклама! Корейско-американская фирма „Драндулет“ предлагает автолюбителям особо прочные фары китайского производства! Почувствуйте себя уверенно за рулём!»

— «За рулём»! — опомнился Кирюша.

Он оттолкнул Павлика и бросился назад, в комнату.

— Стой! — Павлик отчаянно ринулся за ним и еле успел перехватить Кирюшу почти у самой тумбочки. — Мы с тобой ещё в… жмурки не играли! Давай, а?

— Давай, — озадаченно согласился Кирюша. Давненько старший брат так не уговаривал его поиграть!

— Ты — во́да! — Павлик поспешно завязал платком Кирюше глаза и отскочил в сторону. — Лови меня! Ку-ку!

— Где ты? — Кирюша вытянул руки вперёд и неуверенно направился на Павликов голос.

А Павлик тихонечко, на цыпочках, подбежал к тумбочке и осторожно взял игру. «Спрячу в коридоре, за вешалкой», — решил он и начал бесшумно пробираться с драгоценной ношей к дверям.

И тут случилась совершенно непредвиденная вещь. Вдруг — р-раз! — распахнулся шкаф, и прямо под ноги Павлику вывалилось всё его добро, второпях спрятанное от Кирюши.

Бабах! Павлик с грохотом растянулся на полу.

— Ой! — вскрикнул Кирюша. Он сорвал повязку и кинулся к брату. — «За рулём»!

Игра «За рулём» валялась рядом. Руль отдельно, шоссейная дорога отдельно. А сам автомобиль вообще куда-то закатился.

— Слома-а-алась! — заревел Кирюша. — Слома-а-алась!

— Чего орёшь! И так вижу, что сломалась. Из-за тебя всё! — пробурчал Павлик и стал собирать обломки игры. — Ну и ладно. Всё равно там батарейки сели.

Это было, конечно, очень слабое, но хоть какое-то утешение.

— Вот новые батарейки, — растерянно заморгал Кирюша и вытащил из кармана блестящие цилиндрики.

Павлику показалось, что на него опрокинули ушат ледяной воды.

— Откуда? — только и выдохнул он.

— Дедушка дал!

От приятного к неприятному

Первого апреля Павлик начал шутить прямо с утра. Смял бумажку в комочек и позвал кошку Мушку:

— Мушечка! Иди ко мне! Дам кое-что вкусненькое!

Мушка подбежала и замяукала — мол, давай скорее, если вкусненькое.

— С первым апреля! — расхохотался Павлик и бросил кошке бумажку.

Мушка понюхала, отвернулась и пошла прочь. Даже поиграть не захотела: обиделась.

— Глупая! Шуток не понимает, — возмутился Павлик. — Буду шутить с Кирюшей. Кирюша всё-таки человек — должен понимать. Кирюша!

— Я здесь! — пропищал из-за дивана братишка.

— Вот и сиди пока там! — сказал Павлик. Он срочно съел конфету и завернул в нарядную обёртку корочку хлеба. — Кирюша! Вылезай! Вот, это тебе! — Павлик торжественно протянул «конфету».

Кирюша живо схватил её, развернул — в руках оказалась чёрная сухая корочка. Кирюша ничего не мог понять и на всякий случай разревелся.

Павлик испугался:

— Ты чего?! Ты смеяться должен! Это шутка — первое апреля!

Но Кирюша ревел и ревел. Остановился только тогда, когда Павлик выдал ему настоящую конфету.

Павлик растерялся: никто не понимает его шуток! И кошки не понимают, и люди не понимают. И почему так получается?

Когда мама вернулась из магазина, Павлик выложил ей все свои огорчения.

— От твоих шуток, — сказала мама, — и у Мушки, и у Кирюшки сплошные разочарования. Ожидали приятного, а вышло наоборот! Нужно, чтобы шутка шла в другую сторону — от неприятного к приятному. Вот тогда все будут веселы и довольны!

Как хорошо мама умеет объяснять! Теперь Павлику всё стало ясно.

Вскоре пришли гости. Тётя Люся и дядя Юра. Весёлые, с цветами. И сейчас же начались шутки. Ведь первое апреля на дворе!

— У тебя пуговица оторвалась, — сказал дядя Юра.

Но Павлика не проведёшь! Он закричал:

— Первое апреля — никому не верю! А у вас рожки на голове!

Дядя Юра сделал большие глаза и возмущённо спросил жену:

— Говори честно, есть у меня рожки? Тётя Люся засмеялась:

— Конечно, есть, ведь сегодня праздник — первое апреля!

И все засмеялись. А Павлик был особенно доволен: его шутка удалась. Она оказалась как раз такой, как нужно. С переходом от неприятного к приятному. Чего уж тут приятного для дяди Юры — ходить как чучело, с рожками! А то, что их не оказалось, приятная неожиданность.

За столом веселились, шутили. Чувствовали себя замечательно. И тут Павлику захотелось отколоть такую шутку, та-а-акую! Чтобы все вообще закачались! И сказали про него: «Во даёт! Ну шутник!»

В самый разгар веселья он вылез из-за стола и пробрался в детскую. Встал посередине комнаты. Да как завопит истошным голосом:

— А-а-а-а-а-а!!! Помогите! А-а-а-а!

Загрохотали стулья, в коридоре рухнул со стены велосипед. И в комнату влетели все — родители и гости, бледные и красные.

— Боже мой! — воскликнула мама. — Что случилось?

— С первым апреля! — весело прокричал Павлик.

— Ты с ума сошёл! Разве можно так шутить? У меня чуть сердце не разорвалось. — Мама без сил опустилась на стул.

— Во даёт! Ну и шутник… — только и вымолвили тётя Люся и дядя Юра.

А папа молча, без всяких шуток отшлёпал Павлика.

Опять получилось не совсем удачно, в другую сторону — от приятного к неприятному. Оказывается, сложное это дело — правильно шутить.

Мы с тобой одной крови

А я знаю, что делать, если на меня нападёт тигр, крокодил или вообще какой-нибудь хищник! Я скажу: «Мы с тобой одной крови — ты и я!» И любой зверь сразу станет добрым, приветливым и будет со мной дружить. Или уж, во всяком случае, не съест. Читали про Маугли? То-то же!

Для начала я попробовал проверить это на Барсике. Он ведь с тигром из одного семейства — кошачьих.

— Барсик! — говорю. — Мы с тобой одной крови — ты и я!

Котёнок мигом подбежал и ласково потёрся о мою ногу.

Ура! Подействовало! Хотя, правда, Барсик и без заклинания всегда ласкается.

Тогда я решил присмотреть подходящего хищника во дворе. Но, кроме соседского пуделя Эдуарда, мне никто не встретился. А Эдуард сразу, как обычно, сердито залаял. Тут я ка-а-ак гаркну изо всех сил:

— Мы с тобой одной кр-р-рови, Эдуар-р-рд!

А Барсик ка-ак изогнёт спину и ка-ак зашипит! Пудель поджал хвост и с визгом бросился прочь. Почему-то он не стал ко мне ласкаться, но хоть лаять прекратил! Значит, всё-таки действует заклинание!

— А теперь, Барсик, давай поищем хищника посвирепее, — предложил я, — и приручим его!

«Давай!» — одобрительно мяукнул Барсик.

И тут во двор вышла моя бабушка.

— Почему ты до сих пор не купил хлеба? — напустилась на меня бабушка. — Скоро в магазине перерыв начнётся!

— Бабушка, — говорю, — мы с тобой одной крови! Ты и я!

— Крови-то одной, это верно… — почему-то вздохнула бабушка. — Но ты мне зубы не заговаривай! Марш в магазин!

«На всех действует заклинание, а на бабушку — нет. Странно!» — подумал я и отправился за хлебом.

А потом мне на нос сел комар. Я специально решил его не прогонять и внушаю: «Мы с тобой одной крови — ты и я!»

А комар — ноль внимания. И ка-а-ак вопьётся в мой нос своим жалом!

Я даже возмутился:

— Что ты делаешь, дурак?! Слушай внимательно: мы с тобой одной крови!

Никакого впечатления.

Нос у меня ужасно зачесался. Но я всё равно терплю — может, совесть проснётся у этого нахала! Должен же он знать, в конце концов, законы джунглей!

Я скосил глаза и изо всех сил гипнотизирую, повторяя медленно, чтобы до него лучше доходило: «Мы с тобой одной крови…»

А комар стал под моим гипнотизирующим взглядом толстый и тяжёлый и только тогда снялся с носа и не спеша полетел прочь. И тут мне показалось, что он пропищал на прощание, поглаживая своё брюхо:

«Вот теперь мы с тобой одной крови — ты и я»!

Сборы набирают обороты

Вовка неторопливо собирался в школу, напевая песню группы «Летящие»:

Отправляюсь в дальние полёты,

Сборы набирают обороты…

— На таких оборотах, как у тебя, в школу и к вечеру не попадёшь, — заметила мама. — Поживей пошевеливайся!

Вовка запел энергичнее:

Ждут меня лихие повороты,

Сборы набирают обороты!

Пришла из кухни бабушка.

— Ты на часы смотри, а не песни пой! Уже восемь! — Бабушка для пущей убедительности постучала по кастрюле поварёшкой: дон-дон-дон! — Слышишь, куранты бьют?

На бой «курантов» выглянул в коридор дедушка и, как заправская кукушка из часов, прокричал восемь раз ку-ку.

А мама схватилась за голову:

— Ну нельзя же так поздно в школу приходить!

— «Лучше поздно, чем никогда»! — весело напомнил Вовка любимую пословицу и выскочил наконец из дома.

Примчался Вовка в школу и тут же наткнулся на завуча Михаила Яковлевича.

— Где сменная обувь? — грозно сверкнул глазами Михаил Яковлевич.

— Дома забыл, — промямлил Вовка.

— Давай дневник!

И завуч написал замечание: «Нет сменной обуви». Немного подумал и добавил: «Явился в школу крайне взмыленный и взлохмоченный». Потом взглянул на часы и ещё записал: «Опоздал на занятия». И только после этого отпустил Вовку.

Вовка — скорей в класс. А там контрольная работа уже началась.

— Почему опоздал? — Алевтина Васильевна спросила так строго, будто и не знала, что «поздно» лучше, чем «никогда». И, не дожидаясь ответа, тоже написала замечание: «Опоздал на контрольную работу».

В общем, совсем унылый вид стал у дневника. Как, впрочем, и у его хозяина. И это за каких-то десять минут!

На следующий день Вовка вскочил ни свет ни заря. И как начал носиться по квартире: то в ванную забежит, то на кухню, то в комнату. Мигом собрался в школу! Бабушка и не вспомнила про свои «куранты». А дедушка-«кукушка» вообще ещё не проснулся!

— Вот это сборы! Вот это обороты! — похвалила Вовку мама. — Только куда ты в такую рань? Подожди часок!

Кто придёт порою ранней,

Не получит замечаний! —

с ходу сочинил пословицу Вовка и, схватив сменку, выскочил на улицу.

Подбежал Вовка к школе, а двери-то закрыты! И никого, даже охранника, не видно. Только воробьи да синицы весело прыгают по школьному двору. Действительно, оказалось слишком рано.

«Ничего, подожду, — сказал себе Вовка. — Перед занятиями очень полезна спортивная ходьба».

Он походил вокруг школы спортивным шагом, потом обычным, затем сел на лавочку и придумал вот такое стихотворение:

Больше проверять не стану:

Лучше поздно или рано?

День начнётся хорошо,

Если вовремя пришёл!

Вовка записал стихи в блокнот, посмотрел на часы — и бегом в школу! Чуть не опоздал!

Непослушные цыплята

На уроке музыки Глафира Петровна строго сказала:

— Дети! Сегодня я вам продиктую новую песню. А вы записывайте всё очень тщательно, не пропуская ни единого словечка! Итак, начали! «Цып, цып, мои цыплятки…»

А в это время Петька Редькин решил пощекотать Владика Гусева. Владик взвизгнул и подпрыгнул. А Петька захихикал.

— Как вы себя ведёте? Безобразники! — рассердилась Глафира Петровна. — Вы у меня дождётесь! — И продолжала: — «Цып, цып, мои касатки, вы — пушистые комочки…»

А в это время Владик Гусев решил дать сдачи Петьке Редькину. И тоже его пощекотал. И теперь уже Петька взвизгнул и подпрыгнул.

Глафира Петровна рассердилась ещё больше и крикнула:

— Совсем обнаглели! Распустились! Если не исправитесь, то ничего хорошего из вас не получится! Только хулиганы и бандиты! Срочно подумайте над своим поведением!

И стала дальше диктовать про цыплят.

А Петька Редькин подумал-подумал над своим поведением и решил его исправить. То есть перестал щекотать Владика и просто выдернул у него из-под носа тетрадку. Они начали тянуть несчастную тетрадку каждый к себе, и она в конце концов разорвалась. А Петька и Владик с грохотом свалились со стульев.

Тут терпение Глафиры Петровны лопнуло.

— Вон отсюда! Негодники! — закричала она страшным голосом. — И чтоб завтра же привели родителей!

Петька с Владиком чинно удалились. Глафире Петровне больше никто не мешал. Но она уже не могла успокоиться и всё повторяла:

— Накажу! Ух, накажу негодников! Надолго запомнят!

Наконец мы дописали песню, и Глафира Петровна сказала:

— Вот Ручкин сегодня хорошо себя ведёт. И слова, наверное, все записал.

Она взяла мою тетрадь. И стала вслух читать. И лицо у неё постепенно вытягивалось, а глаза округлялись.

— «Цып, цып, мои цыплятки, я вас накажу, вы у меня дождётесь! Цып, цып, мои касатки! Безобразники, как вы себя ведёте? Вы, пушистые комочки, совсем обнаглели! Мои будущие квочки! Из таких, как вы, вырастают бандиты и хулиганы! Подойдите же напиться и подумайте над своим поведением! Дам вам зёрен и водицы, и чтоб завтра же привели родителей! Ух, накажу этих негодников! Надолго запомнят!»

Класс захлёбывался и всхлипывал от смеха.

Но Глафира Петровна и не улыбнулась.

— Та-ак, Ручкин, — произнесла она металлическим голосом. — И ты чтоб без родителей в школу не являлся. А за урок тебе — двойка.

Ну за что, спрашивается, двойка? За что родителей в школу? Я же записал всё, как просила Глафира Петровна! Ни словечка не пропустил!

Дело чести

На переменке Петька Редькин предложил Владику Гусеву:

— Давай с тобой заключимся на «сижу»!

— Это как? — спросил Владик.

— А очень просто. Ты всегда, когда будешь садиться на стул, стол, подоконник, в общем, всё равно куда, хоть на потолок, должен говорить: «Сижу». Если не скажешь, я начинаю считать: раз, два, три… до тех пор, пока ты не скажешь «сижу». Сколько я успею насчитать, столько ты должен будешь исполнить моих желаний. Ну а ты тоже смотри за мной и считай, если я не скажу «сижу». И я буду исполнять твои желания. Это очень интересно!

— Ну ладно, давай, — согласился Владик.

И они потрясли друг друга за мизинчики со словами:

Скажу, скажу, скажу:

«Сижу», «сижу», «сижу»,

Не скажешь мне «сижу» —

Исполнишь, что скажу!

— Ну всё, — провозгласил Петька, — заключились!

Прозвенел звонок, ребята побежали в класс. Владик уселся на своё место, начал доставать тетради и учебники. И вдруг до него донёсся быстрый шёпот: «…десять, одиннадцать…» Он тут же вспомнил, что не сказал заветное слово, и как закричит Петьке: «Сижу!»

Все удивлённо посмотрели на Владика. Некоторые ребята даже покрутили пальцем у виска. Хорошо, что учительница ещё не вошла в класс.

— А я уже насчитал тебе двенадцать желаний! — ехидно захихикал Петька. — Так что готовься.

Когда урок закончился, Петька, фыркнув, заявил Владику:

— Вот, значит, моё первое желание. Подойди к Катьке Плюшкиной и пропой приятным голосом, с чувством:

Свет мой, Плюшечка, скажи

Да всю правду доложи:

Я ль на свете всех милее,

Всех румяней и белее?

— Да ты что, Петька! — ужаснулся Владик. — Меня же засмеют все! Не стану я это делать! Придумай лучше другое желание!

— Нет уж, — настаивал Петька, — такое моё желание. Выполняй! А то получится нечестно!

Владик понял, что влип в дурацкую историю. Как он себя ругал, что попался на удочку с этим «сижу»! Но теперь ничего не поделаешь — слово есть слово. Владик старался сдерживать своё слово и поступать честно.

Он собрался с духом, подошёл к Плюшкиной и пробурчал:

Свет мой, Плюшечка, скажи

Да всю правду доложи:

Я ль на свете всех милее,

Всех румяней и белее?

Плюшкина взглянула на бледного хлипкого Владика и прыснула со смеху.

— Ты на свете всех дурее! — еле выговорила она. — Совсем рехнулся!

Ребята вокруг тоже захохотали и спросили Владика:

— Ты чего это, Владька? Правда, рехнулся?

— Да не рехнулся я! — оправдывался Владик. — Это я Петькино желание выполнял! Я ему проиграл.

А Петька, приплясывая от восторга, кричал ребятам:

— Ещё одиннадцать желаний! Вот умора-то! Вот повеселимся! Ха-ха-ха!

Прозвенел звонок. Владик сел за парту и тут же подскочил как ужаленный и завопил: «Сижу!»

— А я тебе ещё одно желание насчитал, — ткнул Петька Владика ручкой в спину. — Так что опять двенадцать! Хи-хи-хи! А сейчас сделай вот что.

И Петька зашептал Владику своё задан ие…

Конец ознакомительного фрагмента.