Незнакомка с моим лицом

Марика Полански, 2023

Сыграть невесту эксцентричного художника в глазах высшего общества? Легко! Если он оплатит мои долги. Однако согласившись на предложение, я оказалась втянута в череду преступлений. Мой фиктивный жених скрывает какую-то тайну, а за фасадом дружеских отношений плетутся интриги. Теперь, чтобы спасти свою жизнь, мне предстоит найти убийцу, Но вопросов пока что больше, чем ответов. Но хуже всего то, что я, кажется, влюбилась в своего жениха…

Глава 5. Подслушанный разговор

Иногда ловлю себя на мысли, что меня, как магнитом тянет к людям и событиям, от которых каждый здравомыслящий человек держался бы подальше. Любой, но не я. Иной раз кажется, что всему виной моё любопытство. Порой — патологическая тяга ко всему сомнительному, что может пощекотать нервы. Как у мотылька, который летит на пламя свечи, не осознавая, что огонь — это не прекрасный восхитительный цветок, а самая настоящая погибель.

Кроме оскорбительного подтекста, предложение Ларанского казалось безумием чистой воды. Почему я? Только потому, что Степлмайер увидел сходство портрета со своей женой? В этом случае его ждёт жестокое разочарование. У меня не было ни воспитания, ни манер прирождённой леди, которые так ценятся в светском обществе. Я не ела руками и имела понимание правил приличий, но всё же этого было мало, чтобы поразить человека, привыкшего к респектабельной жизни.

«С другой стороны, я ничего не теряю», — подумала я, разглядывая скользящие за окном унылые остроконечные крыши домов.

Мысль показалась неубедительной.

А что, если Эрих Степлмайер действительно причастен к убийству? Тогда вопрос: почему накануне смерти Эдмунд решил восстановить дружеское общение с Эрихом? Дан говорил, что его брат продал своему партнёру за мизерную сумму шахты, из-за которых судились друг с другом около пяти лет. Возможно, они стали приносить убытки Эдмунду, и он решил по-быстрому от них избавиться. Тогда возникает другой, более грубый вопрос: Степлмайер — идиот, чтобы приобретать заведомо убыточное производство, даже не удосужившись проверить его финансовое положение? Вряд ли. Во всяком случае, в интернете об Эрихе Степлмайере писали, как об удачливом дельце. А удачливый, значит, осведомленный и продуманный. Не стал бы Эрих покупать то, что находится на грани развала.

Такси повернуло на Главную Береговую улицу и остановилось перед высоким, как свеча, домом. Я расплатилась с таксистом, выбралась из автомобиля и окинула взглядом особняк Эдмунда. Он мало чем отличался от соседних домов: известняк потемнел от времени, треугольный портик поддерживали мускулистые бородатые атланты в набедренных повязках, а из арочных окон на улицу лился желтоватый свет и лёгкая музыка. Самый обычный респектабельный дом для такого района, как центр Города Грёз.

Возле тёмных лакированных дверей меня встретил охранник, лысый и в тщательно выглаженном чёрном костюме. Солнцезащитные очки скрывали глаза, а неприятно толстые губы были с недовольством поджаты, отчего складывалось впечатление, что его мучит желудочная колика.

— Добрый вечер, — негромко поздоровалась я и протянула серебристый прямоугольник с выбитой бархатом надписью. — Я по приглашению.

Он бросил равнодушный взгляд и тотчас выпрямился.

— Паспорт.

Я удивилась. Когда накануне приезжал Ларанский, он не сообщил, что нужен паспорт. Лишь оставил на столе приглашение и пухлый конверт, заглянув в который на мгновение растерялась — такие деньги я могла собрать лишь за два года усердной работы.

— О паспорте меня не предупреждали, — сказала я, чувствуя себя сбитой с толку. — Так что его нет.

— На нет и суда нет. До свидания, — ухмыльнулся охранник, всем видом показывая, что разговор окончен.

Сделалось неприятно.

— Тогда передайте господину Ларанскому, что приходила Рика Романовская. Но её не пустили. Из-за паспорта.

Охранник в ответ пренебрежительно хмыкнул. Конечно, он вряд ли передаст Дану, что я приходила. Впрочем, так даже лучше. Это избавляло меня от навязанной роли и необходимости быть в обществе, где я не хотела находиться.

Я развернулась, чтобы уйти, как вдруг услышала:

— Рика!

Ларанский обошёл охранника и подошёл ко мне. Тёмный костюм, лёгкая обаятельная улыбка. Внезапно я осознала, что не могу отвести глаз от Дана. Красивый, даже очень. Но это не смазливая красота, а строгая мужественная, глядя на которую невольно проникаешься симпатией и доверием. «Пожалуй, не зря говорят, что хорошо подобранный костюм меняет человека», — подумала я.

— Приятно видеть, что вы всё-таки пришли, — вкрадчиво произнёс он, протянув руку.

— Жаль, что не могу ответить тем же. Не похоже, чтобы меня здесь ждали.

Дан бросил быстрый взгляд на охранника. Тот поджал губы, отчего они превратились в тонкую линию.

— Простите Эрика. После смерти Эдмунда он стал очень подозрительным ко всем.

Мы вошли в приятный полумрак коридора, обитого тёмными дубовыми панелями. В тяжёлых рамах висели портреты, с которых на нас взирали мужчины и женщины в нарядах разных эпох. Представители дома Ларанских. Было удивительно и одновременно предсказуемо видеть их.

— Разве портреты предков не должны висеть в более подходящем месте, чем коридор?

Дан улыбнулся.

— Эдмунд считал, что их вид влияет на гостей. И дурные мысли не станут действиями.

— Похоже, это не сильно помогло, — задумчиво проговорила я и тут же осеклась. Вспоминать о трагичной судьбе Эдмунда в таком тоне было непростительной оплошностью.

Дан небрежно повёл плечами.

— Люди порой предают слишком большое значение оберегам. При этом забывая, что главный оберег — это разум. Все гости давно уже в зале. Сейчас фуршет и живая музыка, а в девять часов начнётся аук… — художник вдруг замолчал и прислушался.

Он резко скользнул в сторону, увлекая меня за собой в крохотную каморку со швабрами. От пыли заслезились глаза. Нос так неприятно зачесался, что я едва сдержалась, чтобы не чихнуть.

Прохладные, чуть шершавые пальцы прижались к моим губам, беззвучно приказывая молчать. Я растерянно нахмурилась, но почти сразу же услышала голоса. Мелодичный женский голос дрожал от возмущения.

— Дан совсем распоясался. Не пойми меня неправильно, Штефан, но тащить каждую свою шлюху на закрытый вечер — это уж слишком! В конце концов, это оскорбление памяти Эдмунда.

Шорох шагов стих — похоже, что говорящие остановились где-то неподалёку от каморки. Послышался бархатистый мужской смех.

— Для замужней женщины ты до неприличия ревнива. Не могу понять, что тебя оскорбляет больше: то, что Дан пригласил её, или то, что ты вышла в тираж?

— Не твоего ума дела, — презрительно фыркнула женщина. — Этой девице здесь не место.

— Лотта, моя дорогая Лотта. Кажется, у тебя проблемы с памятью. Так позволь напомнить, кто тебя достал, отмыл и привёл в приличное общество. Или ты забыла уютные номера «Золотой орхидеи»?

— Не напоминай мне о «Золотой орхидее», — голос женщины дрогнул. — Это в прошлом. Просто я не вижу смысла приводить свою натурщицу на такой вечер.

— Скажем так, Эрих одержим картиной. И женщиной, которая на ней изображена. И это не ты. Так что оставь свои ревностные выпады в сторону Рики. А будешь пытаться плести интриги, твоему счастливому браку придёт конец, и ты вернёшься туда, где была.

— Какой щедрый жест! Натурщица в обмен на восстановление дружеских связей!

— Иногда мне кажется, Лотта, что ты рано или поздно подавишься собственным ядом, — с нескрываемым сарказмом проговорил Штефан и усмехнулся. — Общая беда способна сплотить даже самых заклятых врагов. А у Эриха и Дана как раз такой случай.

— Хочешь сказать, что кто-то пытается выставить их виновными в гибели Эдмунда? — нерешительно произнесла Лотта. — Но это же абсурд! Никто не поверит в их виновность!

— Бессмыслица или нет, но полиция принимает лишь факты. А факты следующие: Эриха и Эдмунда связывали судебные тяжбы. А Дан разругался с братом из-за дел давно минувших. У них обоих был и мотив, и возможность убить нашего друга. Так что выводы делай сама.

Послышались приглушённые шаги, которые вскоре стихли.

Ларанский взял меня за запястье и потянул за собой. Дверь открылась, и я очутилась в комнате, похожей на маленькую гостиную, освещённую приглушённым светом торшеров. Перед камином стояла пара кресел, обитых парчой. На каминной полке выстроились фарфоровые статуэтки, а на кофейном столике перед софой возвышалась ваза с белыми лилиями.

— Жуть, — выдохнула я, увидев собственное отражение в высоком зеркале. — Просто тихий ужас.

Рыжие волосы чуть растрепались, на них висели нити паутинки. Лицо казалось измученным и бледным. Голубые глаза потускнели и приобрели несвойственную им серьёзность. Такое выражение было бы уместно для больничной палаты, а не для званого вечера. Пусть даже этот вечер посвящён безрадостному событию.

Дан понял моё высказывание по-своему.

— У Лотты дрянной характер, — с равнодушием проговорил он. Окинув меня оценивающим взглядом, принялся снимать с волос налипшую паутину. — Но она безобидна, как уж. Шипить, но не кусает.

— Я заметила.

— Она попыталась унизить вас заочно. Ничто так не раздражает в других людях, как собственные недостатки, выставленные в самом неприглядном свете.

— Для бывшей элитной проститутки у неё чересчур несдержанный характер.

Рука Ларанского зависла в воздухе над моей головой. Художник вопросительно приподнял бровь. Я вздохнула и небрежно пожала плечами.

— Из разговора стало понятно. «Золотая Орхидея» — это, скорее всего, какой-нибудь бордель под прикрытием. Судя по тому, что вы там бывали — элитный. А достать и отмыть от грязи… Она явно там не горничной работала. Это намного труднее, чем томно вздыхать и тешить мужское эго, — я снова вздохнула и испытывающе посмотрела на Дана. — Какая всё же потрясающая многоходовка!

— О чём вы?

— О вашей давней вражде со Степлмайером. Знаете, Дан, чем больше я узнаю́ ваше дворянское гнездо, тем сильнее оно мне напоминает осиное. Сколько яда за спиной по отношению к незнакомому человеку! А уж к близкому… Не удивлюсь, если каждый из вас хранит нож для другого.

Художник усмехнулся.

— Добро пожаловать в человеческий зверинец, Рика. Люди, собравшиеся здесь, не просто сливки общества. Это хищники, которые попытаются разорвать вас, едва дадите слабину. Но ни один из них не отважится напасть, если сразу покажите зубы.

— Замечательный совет. Обязательно им воспользуюсь.

Дан снял последнюю паутинку, подошёл к шкафу и вынул бархатный футляр. В приглушённом свете сверкнула россыпь васильковых искр.

Я оторопело уставилась на художника.

— Сапфиры отлично подойдут вашим глазам.

Ларанский тепло улыбнулся. Я чуть вздрогнула, когда прохладное ожерелье коснулось шеи.

— Всё должно быть идеально, не правда ли? — насмешливо ответила я. — Боитесь, Степлмайер решит, что у вас дурной вкус?

— Вы почётный гость в этом доме, приглашённый лично мной. Кстати, почему всё же решили принять приглашение?

— Такое чувство, будто вы ждали обратного.

— Скажем так, я ожидал вашего прихода. Но не удивился бы, если бы не пришли.

Я осторожно коснулась камней. Подумать не могла, что однажды буду носить целое состояние на своей шее. Пусть даже только на один вечер. Восхищение пропало так же быстро, как и появилось, уступив место тревожности.

— Решила посмотреть, что происходит за закрытыми дверями званых ужинов. Захотелось новых впечатлений.

— И как? — Ларанский застегнул замочек и развернул меня к себе лицом.

— Зверинец, — выдохнула я. — Я поговорю со Степлмайером. Но только сегодня. Больше от меня помощи не ждите.

По его лицу скользнуло выражение, которое я не смогла разобрать.

— Вы необыкновенно красивая, Рика, — улыбнулся он, хотя глаза оставались серьёзными. — Поверьте знатоку на слово.