(Не) люби меня

Марианна Красовская, 2020

Что общего может быть у любимой внучки степного хана и повстанца из далекой горной страны? Он считает, что ей не пара. А она уверена, что станет его женой. Ему остается только сбежать – но разве убежишь от судьбы? Нет, умереть теперь тоже не получится – если девушка сказала «хочу», то даже из рук палача вырвет и осчастливит.

7. Смотрины

Лилиана на похороны прадеда не поехала. Кнеса Градского она помнила смутно, каких-то особых чувств к нему не испытывала и поэтому, когда отец предложил ей остаться дома с мальчишками, только обрадовалась. У нее были свои интересы.

В первый же день девушка надела самый красивый елек³, заколола волосы жемчужными гребнями, подвела глаза сурьмой и отправилась в больницу. Разыскать комнату, куда поместили ее раненого, не составило труда. Первый же молодой лекарь объяснил, как туда пройти. В больнице было на редкость многолюдно, Лили даже обрадовалась: она никогда не видела столько молодых врачей, причем не только степняков. Часть из них уже знала красивую дочку господина Аяза Кимака, часть видела впервые. Многие с удовольствием любовались на девушку.

«Ну, самое время присматривать себе мужа», — решила Лилиана, выбирая самого красивого «студента». Она то и дело останавливалась поболтать то с одним, то с другим знакомым, и только когда на звуки дружного веселья выглянул старик Влас Демьянович, она, наконец, вспомнила, зачем пришла.

Чужак уже не лежал, а стоял, держась за спинку стула. Было видно, что это далось ему нелегко — руки ходили ходуном. При виде девушки он нахмурился и сел на стул верхом, обхватив руками спинку, не желая показывать свою слабость.

— А, спасительница моя явилась, — процедил он по-галлийски. — Разве тебе папочка не запретил ко мне приближаться?

— А он уехал, — легкомысленно ответила Лилиана, рассматривая мужчину во все глаза.

— Надолго?

— На неделю, наверное, а что?

— Да он меня ненавидит просто… — поморщился чужак. — Того и гляди горло перережет и скажет, что из жалости.

— Ты не прав! — с жаром воскликнула девушка, разрумянившись. — Дадэ не такой! Он врач, он людей спасает! И тебя, между прочим, спас!

— Лучше б он меня в поле бросил, — мрачно ответил мужчина. — Плакать про мне никто бы не стал, глядишь, вороны бы порадовались.

— У нас нет воронов, — растерянно ответила девушка, присаживаясь в кресло на самый краешек. — Только чайки и, может, стервятники.

— Ну вот. Как зовут-то тебя, спасительница?

— Лилиана. А тебя?

— Лил-ли-ан-на, — покатал на языке странный чужак. — Красивое имя. Как цветок. А я Кьян Ли.

— Кьян, а ты и правда из Катая?

— Я не Кьян… А, впрочем, неважно. Буду Кьян. Да, я катаец. Наполовину.

— Ух ты, никогда не видела настоящего катайца!

— А я никогда не видел настоящих степняков. Ну, теперь насмотрелся.

— И как тебе степь?

— Жарко.

— В Катае по-другому? Расскажи мне про свою страну!

— Я не очень хороший рассказчик, цветочек. У нас много зелени. И горы. И реки кругом. Иногда они разливаются, и вода повсюду. Когда так случается, люди надевают сандалии с толстой деревянной подошвой — вот такой (он развел руки примерно на локоть, и Лили хихикнула, не веря). А еще у нас есть такие растения, которые очень быстро растут. За сорок дней может вырасти густой лес.

— Кьян, ты, наверное, сказочником работал? — засмеялась девушка. — Сандалии, леса… придумай еще что-нибудь.

— Ну… в Катае любят кошек. В каждом доме есть кошка, а то и две. Император любит трехцветных кошек. Его любимицы ходят по императорскому дворцу в ошейниках, на которых звенят маленькие бубенчики.

Глаза у Лилианы восторженно расширились, губки приоткрылись. «Красивая девочка, — мелькнуло в голове Кьяна Ли. — И совсем взрослая». В Катае не было светлоглазых людей. Он читал о них в книгах и думал, что голубые глаза — это противно и уродливо, но сейчас не понимал, как цвет неба и воды мог считать некрасивым. Глаза у Лилианы были раскосые, почти как у катайцев, только большие. И сразу видно, что она тоже плод любви двух разных народов.

В Катае любили совсем юных девочек. Считалось, что хорошую жену нужно воспитывать самому, лучше лет с восьми или девяти. Сначала как дочь — а потом, после первой крови, можно и как женщину. Лилиана была совсем взрослой по его меркам, и если бы не подозрения, мучавшие его уже несколько дней, он бы, конечно, задумался о том, чтобы с ней развлечься, потому что с таким интересом на него еще ни разу не смотрела ни одна девушка. Несмотря на болевшее тело, мужская его часть функционировала исправно, и это раздражало до неимоверности.

— Расскажи теперь ты мне что-нибудь, — попросил он. — Ты была в Галлии?

— Была, но только в раннем детстве, — неожиданно ответила девушка. — У меня там бабушка и дед, мама родом из Галлии.

— А правду говорят, что в Галлии на самом деле правит Кирьян Браенг, а король лишь его марионетка? — небрежно спросил катаец, а сам боялся даже дышать.

— Дядюшка Кирьян? — удивилась Лили, высоко приподняв черные, будто подведенные углем брови. — Я не знаю. Мама считает, что он очень хитрый. Но и король Эстебан вовсе не глупец. Он не может быть марионеткой.

— А почему ты называешь его дядей?

— Так он мой родственник. На самом деле, моя бабушка из рода Браенгов. Наверное, он для меня, скорее, дед, но он не такой уж и старый, и вообще… это тебе неинтересно.

— Ты права, — кивнул Кьян Ли. — Вот что, цветочек. Ты бы шла домой. Я устал, мне бы полежать, а при тебе даже встать страшно.

— Ладно, — послушно поднялась девушка. — А можно, я завтра приду?

— Не надо, — рассеянно ответил катаец. — Нечего такой красивой малышке делать рядом с таким проходимцем, как я. Поболтали и будет.

— А я всё равно приду, — упрямо ответила Лилиана.

— Как знаешь.

Кьян Ли встал, потянулся — он был уже не так уж и слаб, как хотел казаться, и упал на свою постель. Жаль, развлечения отменяются. Ни девочку, ни ее мать соблазнять нельзя. Великая мать Драконов такого не простит. Зато теперь понятно, почему его выкинуло именно сюда. Определенно, мать Драконов — шутница.

Лилиана думала о Кьяне весь день и всю ночь. Он ей нравился. Кьян был похож и не похож на привычных ей степняков. Вроде бы и глаза такие же, и волосы черные, и кожа чуть желтоватая, и нос не такой длинный и вздернутый, как у славцев. И в то же время чужак высокий и худой, а еще у него рисунки на теле.

А ведь он считает ее красивой!

Лили и сама считала, что она красавица — никто в мире не говорил ей обратного. Ей восхищались, ее хвалили. Другие девушки завидовали ее светлым глазам и густым волосам, тонкой талии и высокой груди. Где-то внутри она догадывалась, что любимую внучку хана и дочь самого Аяза Кимака нахваливали бы, даже будь она страшной как смерть, но ведь она и вправду была хорошенькой!

Она даже у Раиля спросила, считает ли он ее красивой. Брат почесал нос и заявил:

— Ты же моя сестра. Я тебя люблю, я необъективен. Но, кажется, ты очень милая. И у тебя фигура хорошая: родишь легко и ребенка выкормишь.

Лили бросила в него подушкой в ответ. Раиль в долгу не остался. Через пару минут на визги и возню прибежали младшие братья, а за ними и Шуран, которому велели присматривать за этими дикарями. Юноша сначала пытался взывать к порядку, потом хотел их разнять, а потом, получив подушкой по голове, с воинственным криком возглавил безобразие.

В маленьком доме Аяза Кимака царили мир, покой и хаос. Лилиане понравилась самостоятельная жизнь. Шуран оказался идеальным надсмотрщиком. Он спал до обеда, потом листал книги и что-то писал (он вообще очень серьезно относился к учебе в университете и занимался даже летом), а затем вечером пропадал на несколько часов и возвращался уже глубокой ночью. Дети были, в основном, предоставлены сами себе. Убиралась и готовила служанка, мальчишки ходили в школу, а Лили весь день валялась на подушках и читала книги, которые ей дали подруги. Книги были ужасно интересные, про женщин и мужчин, про любовь, в том числе и телесную. Девушке очень хотелось бы знать, действительно ли при поцелуях кружится голова и сладко сжимается в животе, но здесь, в Степи, мечтать об этом было немыслимо. Здесь можно было только выйти замуж, раз и навсегда. Но про поцелуи и думать было невозможно! Это совершенно не приемлемо.

А так хотелось! Лилиана даже складывала два пальца и прижимала их к своим губам, воображая, что целуется. Раньше у нее не было подходящего объекта для мечтаний, а теперь она вдруг представила этого чужеземца, его жёлтые глаза и узкие губы, и голова у нее и вправду кружилась, а в животе сладко сжималось. В комнате становилось невыносимо душно. Это неудивительно для Степи летом, но раньше жара не доставляла ей дискомфорта. Сейчас же на лбу и висках выступала испарина, ладони потели, но она листала книгу на тот момент, о котором совершенно точно не стоило читать невинной девушке, а она читала и буквально чувствовала, как Кьян смотрит на нее и склоняется над ее обнаженной грудью.

Ее собственное воображение бросало ее в жар. Она даже отправилась в уборную и там окатила тело холодной водой, и только тогда немного успокоилась.

Лилиана теперь была совершенно чистой снаружи, но вдруг ощущала себя грязной и порочной внутри. Разве можно вообще придумывать такие вещи про постороннего, практически незнакомого человека? Да и не нравится он ей вовсе. Просто никто другой на роль ее тайной фантазии совсем не подходит. С матерью бы об этом поговорить, но она далеко. Почему-то Лили казалось, что мама ее поймет. Сейчас ей хотелось вдруг узнать, какие чувства мама испытывает к отцу. У них любовь — это знают все, кто с ними знакомы, но что это такое — любовь?

***

— Ох, Лили, ты задаешь серьезные вопросы. Что тебе сказать? Я любила Тамана с самого детства. Я совсем ребенком была и уже тогда знала, что буду его женой. Да ты ведь понимаешь, Таман — он необычный. В нем словно свет и тьма. Он может быть жестоким и нежным, — в голосе Наймирэ мечтательные нотки. — Он вождь, и этим всё сказано.

— Тебе ведь было четырнадцать, когда ты стала его женой? — деловито уточняет Лили, подбирая под себя ноги.

В комнатах бабушки Наймирэ прохладный сумрак, который должен спрятать и красные щеки, и лихорадочно-блестящие глаза. Наймирэ сложно назвать бабушкой — особенно в полумраке. Ей едва исполнилось пятьдесят, она ухаживает за собой столь тщательно, что это почти похоже на безумие, но результат того стоит: никто не скажет, что у этой женщины внучка на выданье.

— Ты не думай, что я была ребенком, — усмехается Наймирэ. — Я была на год младше тебя. Я очень хотела стать его женой. Я же в стане росла, в те времена всё по-другому было. Что происходит между мужчиной и женщиной, я знала с ранних лет. Я так понимаю, мама с тобой об этом разговаривала?

— Отец рассказывал, — смущенно ответила Лили. — Он ведь врач.

— Мммм… лучше б ты ко мне сразу пришла. Эти галлийки… Что у них в голове, не понятно. Для нее ведь когда-то был сюрприз, что от любовных игр рождаются дети. Так вот, Лили. Женщина должна уметь доставлять радость своему мужчине. Это правильно, такой ее создала природа. А если она его любит, то и сама получит удовольствие.

Лилиана нахмурилась. Бабушкины слова ей не слишком понравились. По всему выходило, что жена должна ублажать мужа, даже если он ей не мил.

— А мужчина? Разве он не должен любить свою жену? Дадэ маму любит.

— Им повезло. Да и Аяз у меня все-таки слишком мягкий для степняка. Твоя мать из него веревки вьет. Но они выглядят счастливыми, и это главное. Кегершен… Она галлийка. В ней нет покорности и мягкости, которые украшают женщину. И в тебе нет, ты как мать, а может, еще хуже. Это всё галлийское воспитание. Тяжело тебе будет подчиниться, Лили.

Лилиана, уверенная, что не родился еще тот мужчина, которому она согласится подчиниться, упрямо молчала. В целом она не могла отрицать бабушкину правоту. Из девочек-соседок, с которыми она когда-то играла в куклы, первыми вышли замуж не те, которые были красивее, и даже не те, которые богаче, а, к примеру, робкая Айа, которая и глаза боялась поднять на мальчиков, и мягкая, пугливая Джанна. Степняки действительно предпочитали покорных женщин. Оттого она и не рассматривала их как женихов. Да и что интересного в мальчишках, с которыми она носилась по крышам?

— Бабушка, а ты можешь мне судьбу предсказать? — с волнением спросила девушка. — Ты ведь оракул.

— Ох, Лили, нужно ли это тебе? Я ведь правду скажу. Не каждый потом с этой правдой жить может.

— Я хочу, — с горящими глазами наклонилась вперед Лили.

— Что ж, давай попробуем. Задай мне свой вопрос, но только один, самый важный.

— Каким будет у меня муж?

Наймирэ улыбнулась. Каждая молодая девушка желала это знать. Не так уж ее взбалмошная внучка и отличается от степнячек.

Она взяла руки девушки в свои ладони, закрыла глаза и позволила сознанию соскользнуть в дымку времени. То, что она увидела, ей не слишком понравилось. Хотя чего можно ожидать от дочери Кегершен! Уж точно не того, что она безропотно выйдет замуж за указанного мужчину и примется рожать детей.

— Твоим мужчиной станет чужеземец, — неохотно призналась она. — Похожий на степняка, но чужой. Ты спасешь его жизнь дважды, а, может, и трижды.

Остальное Наймирэ рассказывать не стала. Она не могла знать, становилось ли видение истиной в тот момент, когда она его видела, или тогда, когда его слышал тот, кому оно предназначалось. В конце концов, возможно, именно сам человек, стремясь к своей судьбе, запускал цепь событий. Кто знает, возможно, пытаясь предотвратить предсказание, человек только делал хуже? Наймирэ решила, что она всего лишь простая женщина, не ей играть роль судьбы — что будет, то и будет.

Примечания

3

Елек — короткая нарядная жилетка, надеваемая поверх полотняной рубахи. Бывает как мужским, так и женским