Дух воина

Марианна Красовская, 2022

Погибнуть в метро в девятнадцать лет – нелепо и обидно. Но смерть стала не концом, а только началом: Женька оказывается в диком мире среди кочевников. Старый шаман заявляет, что у Женьки дух воина, а значит, дорога ей в сотню волчат ханского сына. Мечта! Самое настоящее чудо… если бы не один маленький Женькин секрет. Погони, скачки, мистика и магия, любовь, власть, необыкновенные приключения… Поможет ли Женьке ее тайна или навредит? Разгадка впереди!

Глава 4

Испытание

Женьку трясло от волнения. Он уже успел смириться с тем, что умер в своем мире. Прошлого все равно не вернуть. А здесь все по-другому, здесь даже не средневековье, а дикая степь. Но ему не привыкать.

Однажды он все лето жил с приятелем в шалаше на берегу Волги. Мылись в реке, нужду справляли в кустах, а ели то, что удавалось украсть на дачах, благо недостатка в еде никогда не было. Славное время! То шашлыки, то рыба копченая, то овощи наисвежайшие. Потом и яблоки. Хлеб таскали из птичников, там же иногда и курицу прихватывали, но это если уж совсем прижимало. С курицей возни много: ощипать, выпотрошить, разделать. И, главное — ну сварили. Раз поели, два. Три. А потом — надоело. Закопали остатки. Огурцы лучше — футболкой протер и жуй.

Тут по сравнению с «дикой» жизнью просто санаторий. И еду сварит кто-то другой, и помыться организуют, и одежду вон выдали вполне себе крепкую, хоть и поношенную. А самое главное — никаких тебе небоскребов, машин, метро и гонок на выживание. Тут ты просто живешь. Идеально. Да еще тут жарко.

Женька понимал, что самая интересная жизнь — она явно не в шатрах. Воины — вот кто элита здешнего мира. А для того чтобы стать воином, нужно учиться. На лошади он не сидел ни разу, правда, умел ездить на велосипеде и мопеде. И даже на права учился, но экзамен по теории завалил. Ну и ладно. Зачем нужны эти правила, если никто их не соблюдает? К тому же у него никогда не будет машины, вот так-то. Драться саблей он тоже не умел. Зато умел воровать. И драться ножом. Тут он Аасора не обманывал — мало кто мог сравниться с Женькой в ловкости. И в меткости — он мог броском перерезать натянутую веревку. Да что там веревку — лист с дерева срезал. Только бы нож попался хороший! Здесь такой не достать, а Женькина коллекция ножей осталась где-то на чердаке московской многоэтажки, там у него имелся схрон. Ну и пусть — плата за жизнь такая. Ножи было страшно жалко, но себя гораздо жальче. И все же: не мертвый — это главное. Так что, Дженай, прекращай ныть и готовься к испытанию, которое тебе придется пройти.

Аасор, мерзкий старикашка, про испытания рассказывать наотрез отказался. Сказал — каждому свое. Тоже мне, оракул нашелся. Знать бы, что его ждет — было бы не так страшно. Драться Женька не боялся, а вот неизвестность страшила.

Разумеется, Женька не выспался. Уснешь тут от волнения! Поднялся с первыми лучами солнца, не в силах больше лежать. Будить Аасора не стал, тихо вышел из шатра. Сел на циновку, скрестив ноги, уставился в небо. Небо! Он мог никогда больше его не увидеть! Воздух! Какой он сладкий! И даже боль в сведенной судорогой ноге напоминала теперь уже Дженаю, что он жив. Это было немыслимое счастье.

Закрыл глаза, подставляя бледное лицо лучам рассветного солнца и ощущая настолько острое счастье, что слезы сами собой навернулись на глаза. Плакал Женька разве что пару раз в жизни — и то от боли. А сейчас у него, наоборот, ничего не болело. Глупость какая — реветь как девчонка.

— Как тебя там… мальчик, — раздался тихий голос. — Пойдем.

Женька мгновенно распахнул глаза. Девушка, кажется, внучка Аасора. Красивая, с круглым лицом, веселыми глазами и двумя черными косами. Он ее уже видел: она приносила еду пару дней назад. Улыбалась еще ему так приветливо, ямочки на щеках демонстрировала.

Женька вскочил, оправляя на себе рубаху. На всякий случай кивнул. Девушка откинула голову и рассмеялась — как колокольчики зазвенели.

— А ты забавный, — сообщила она. — Пойдем, там тебя ждут. Потом поговорим, если захочешь.

— Меня зовут Дженай, — сообщил Женька немедленно.

— Я — Листян.

О чем говорить с красивыми женщинами (впрочем, и с некрасивыми тоже), Женька понятия не имел, поэтому дальше шел молча. Девушка то и дело оглядывалась, приоткрывала рот, чтобы что-то спросить, но Женька делал лицо кирпичом и демонстративно ее не замечал. Только бы не вздумала с ним заговорить! Страшно.

Так и дошли — молча. Вдвоем.

На большом вытоптанном поле был выложен камнями круг вроде арены — большой, метров десять, а то и пятнадцать в диаметре. В камни были вставлены факелы, пока не горевшие. Возле «арены» топтались мальчишки. Разные — и восьми лет на вид, и двенадцати. Кто-то в лохмотьях, кто-то — в красивых разноцветных шмотках. Ясно-понятно, социальное неравенство.

Воины тоже были — Женька насчитал шестерых. Один уже в возрасте. Можно было бы сказать — старик с лицом, изрезанным морщинами и седыми волосами ежиком — вот только держал спину «старик» очень ровно и немощным не выглядел. Двое из «взрослых» — едва ли старше Женьки. На вид им не больше восемнадцати. Тонкие, еще не звери — звереныши. Лица спокойные, суровые, а в раскосых глазах искрится лукавство. Одеты все воины одинаково: в широкие рубахи без рукавов и штаны, заправленные в невысокие кожаные сапоги на толстой подошве. За спиной — луки. На поясе — мечи (или сабли? Женька не разбирался). Длинные. На вид — опасные.

Краснорубашечный, на которого Женька затаил обиду, тоже был тут — без лука, без сабли, с одним только ножом, заткнутым за широкий пояс. Поглядел на Женьку насмешливо — с ног до головы окинул презрительным взглядом.

— Эй, рюс, подойди. И слушай. Ты не кох, но Аасор сказал — воин из тебя выйдет. Дома-то кем был? Такой взрослый — а как девчонка хилый.

— Сиротой был, — спокойно ответил Женька, любивший таким образом ставить на место наглецов. В России сирот жалели. — Родителей никогда не видел. Скитался. Воровал. Еще вопросы?

Краснорубашечный озадаченно крякнул. Такого ответа он явно не ожидал. Снова окинул взглядом, теперь уже без насмешки, внимательно.

— Сколько зим тебе?

Женька немного замялся. Мелкий, худющий — в Москве, если сравнивать со здешними мальчишками, он был не такой уж и миниатюрный. Даже выше, чем многие старшие. Но сказать, что ему уже восемнадцать — да это просто смешно! Его не поймут.

— Пят… надцать.

— Много. В таком возрасте наши дети — уже мужчины. Ну, посмотрим, на что ты способен. Верхом ездить умеешь? Лук?

— Не умею, — угрюмо ответил Женька, уже понимая, что все — воином ему не быть. Кому нужен ничего не умеющий переросток?

— Ладно. Постой, погляди, как проходят испытания. Если решишься — скажи.

В глазах краснорубашечного мелькнула жалость, а жалости Женька терпеть не мог. Шагнул за ним, шипя, как дикий кот:

— Решусь. Прямо сейчас. Какая разница когда? Хуже-то уже не будет.

Узкоглазый остановился, задумался.

— Ты же не знаешь, что тебе нужно сделать.

— А если буду знать, это что-то изменит?

— Да. Ты успеешь продумать, как действовать.

— А что, в настоящем бою всегда все идет по плану?

Краснорубашечный смотрел на него долго-долго. Молчал. Женька тоже молчал, понимая, что если его сейчас допустят к испытаниям — он уже наполовину победил. Ну что тут могут от него потребовать? Заставить драться с кем-то из старших? Скажут шагнуть босыми ногами в огонь? Отрежут палец, вырвут ногти? Привяжут за ноги к коню? Воображение рисовало самые немыслимые ужасы.

Наконец мужчина кивнул.

— Меня зовут Баяр, — сказал он. — И я возьму тебя учеником в свою сотню, если ты справишься.

Женька широко улыбнулся. Он догадывался, что узкоглазый сказал что-то важное, к тому же мальчишки вокруг него, до этого молча прислушивавшиеся к разговору, вдруг загалдели, затолкались.

— Нечестно! — закричал парнишка в шитой золотом рубахе. — Ты всегда берешь трех, редко — четырех! Почему — чужестранец?

— А я беру не самых знатных, Охтыр, — спокойно ответил Баяр. — И не самых сильных. И не самых ловких. Я беру тех, в ком сильнее душа воина. В рюсе она есть. Я ее вижу. Осталось только понять, хватит ли его, чтобы выдержать мое обучение.

Мальчик что-то процедил сквозь зубы, сплюнул, а Женька вдруг понял, что даже если Баяр возьмет себе двух — этот вот Охтыр точно не будет в их числе. Так ему, выскочке, и надо.

— Выбери себе оружие, рюс. Можешь взять у воинов любое.

Женька широко раскрыл глаза: оружие? Ему еще и оружие дадут? Ну, тут все просто. Ему нож нужен. А лучше два. Большой и поменьше. Оглядел с ног до головы Баяра, протянул руку. Достал из-за его пояса кинжал, повертел в руках. Нет, для него — тяжелый. Запястье быстро устанет. Отдал обратно.

— Хочешь нож? — угадал узкоглазый. — Эй! Дайте ему ножи!

Взрослые мужчины, толпящиеся у «арены», подошли и выложили на землю у ног Женьки с дюжину разных ножей. Кривые, прямые, разной формы и размера. С деревянными или костяными рукоятками, один даже — украшенный какими-то камушками. Женька хотел их все. Он страстно любил ножи. Но все ему не дали бы, поэтому он долго вертел в руках каждый, взвешивал, проверял остроту — и наконец выбрал себе два, как и собирался. Длинный, с узким и очень острым лезвием, не нож даже, а кинжал — тот самый, с драгоценными камушками. Подобный легко метать в цель. И второй — короткий, широкий, с очень удобной рукоятью. Повертел в руках, остался доволен. Отличное оружие, с таким не страшно. Если, конечно, на него сейчас не напустят вот этих подростков, наблюдающих за чужестранцем со злостью и завистью.

Женька вдруг ощутил себя в детском доме — снова. Один против всех. Поежился. Он не боялся драки один на один, а вот толпы — боялся. Нет, неправильное слово. Он ненавидел толпу. Знал, что не выстоит. Знал, что когда несколько человек идут на одного — это всегда жестоко. У толпы другое мышление. Ей можно все. Для нее нет моральных норм и запретов. Если не виноват кто-то один — не виноват никто.