Берова тропа

Марианна Красовская, 2023

Молодой княжич Ольг встретился в лесу с медведем и проиграл бой. Его нашла и выходила лесная ведьма. С повязкой на глазах он почти влюбился в заботливые руки и звонкий голос, но, увы, сняв повязку, увидел вовсе не то, чего ждал. Убежал, конечно, но остались сомнения: кто такая эта лесная ведьма? И отчего ему кажется, что она вовсе не такая, какой он ее видит?

Глава 3. Новый день

Ольг проснулся рано. И вроде бы свет не видел, а как-то почуял — самый рассвет. Не то по тишине звенящей (птицы только начинали робко щебетать), не то по холоду, по полу веющему. Без глаз, как оказалось, тоже жить было можно. Не сказать, что намертво ослеп: просто стал по-другому чуять. Но это здесь, в избе лесной, где все уже знакомо. Вчера, когда ведьма оказала большую милость и оставила его в одиночестве, он многое понял.

Сначала выл волком от отчаяния — ничего, никто его не слышал, можно. Потом сам себя бранил за глупость, громко и зло. Потом встать попытался, от боли скуля (и тоже — раз не слышит никто, значит, и не было этого). При Марике держался молодцом, стыдно перед женщиной слабость показывать. А ушла — хоть выдохнул. Ничего, справился и сам. И похлебку нашел, и до ветру сползал. Устал так, что пот ручьем лился. Обтереться бы да уже сил не хватило. Так и уснул, мокрый как мышь, слабый как лягушка. Не слыхал даже, когда ведьма вернулась.

Зато теперь различал тонкий запах трав… и женщины. Совсем рядом ее тихое дыхание. Протянул руку, нащупал под боком мягкую ткань одежды, потом — косу. Выдохнул и попытался подняться. Пусть спит, он до крыльца и сам добредет, тут три шага и нужно сделать.

Не вышло незаметно. Едва он попытался подняться, горячие пальцы коснулись обнаженного плеча.

— Помочь? — хрипло и сонно спросила женщина.

— Я до крыльца, справлюсь. Спи.

— Хорошо, — легко согласилась она. Слишком легко для той, что вчера еще запрещала ему шевелиться.

Но он уже знал, что может, а сегодня сил у него было чуть больше. Поднялся, цепляясь за стены, вышел. А когда вернулся, ведьма вдруг с тихим смешком сказала:

— Тебе пора штаны надевать, добрый молодец. Ты, конечно, хорош, но раз уж ходить стал, немощным не считаешься.

Кровь бросилась Ольгу в лицо, он дернулся, прикрывая руками пах. И не стеснялся никогда своего тела, но гляди ж, сейчас смутился, как мальчишка.

— Ну ты и ведьма, — пробормотал сквозь зубы, даже и с восхищением.

— Я помогу.

И снова его тела касаются тонкие горячие пальцы, но теперь уже Ольг не может не думать о том, что она его рассматривает, и не как убогого и раненого. И мысль о том, что он, обнаженный, рядом с женщиной… заставляет его прикрывать причинное место снова. Что поделать, он молод и горяч! А она… так загадочна! Голос молодой, звонкий. Пальцы нежные, кожа мягкая, запах такой сладкий… Наверное, хороша собой. Даже если и не слишком — буйное воображение уже не в меру разыгралось.

Марика помогла ему натянуть чистые прохладные штаны, завязала пояс, сменила повязки на груди.

— Заживает как на собаке, — с довольством в голосе сообщила бледному, закусившему губу Ольгу. — Через седьмицу и повязки не нужны будут. Молодость свое берет, да и мои снадобья помогают. Сегодня за столом есть будешь, но не сейчас. Я вчера устала очень, силы истратила. Надо еще мне поспать, прости.

— Колдовала? — вырвалось у него.

— Самую малость, — уклончиво ответила ведьма. — Слушай, если кто звать меня будет, ты разбуди. Сам не высовывайся пока, ладно?

— Понял я.

Заставил ее лечь на тюфяк — не дело женщине на полу лежать, шкурами ее укрыл, словно ненароком касаясь ее волос, щеки, шеи. Как бы хотелось ее увидеть! Мысленно рисовал себе женщину красивую, статную, с толстой русой косой и веселыми светлыми глазами — такие ему всегда нравились. Чтобы кровь с молоком, и грудь высокая, и бедра крутые. Судя по говору, она его чуть старше, но это и хорошо, что не девица. Не жеманится, не стесняется мужчины, голым его видела и не испугалась ничуть. А он, между прочим, княжич, не крестьянский сын, заплатит ей щедро и за спасение, и за ласку. Вдруг да и не прогонит?

Нет, Ольг, конечно, не зверь, и насиловать никого и никогда не будет, но ведьма — женщина одинокая. Неужто не захочет мужского внимания да удовольствия? Морки все до любви телесной охочие, а ему еще ни одна не отказывала. Более того, женским вниманием он был обласкан всегда. Сначала за него едва не дрались девушки кохтэ, он был им диковинкой: светлоглазый и белокурый среди смуглых черноволосых степняков, а потом, когда он вернулся домой — его очень быстро затащила в постель сенная девка княгини Вольской. А дальше — стоило лишь улыбнуться и пальцем поманить. Так что он хорош собой и желанен, с чего бы какой-то ведьме лесной ему отказывать?

Не подозревающая даже о коварных мыслях своего подопечного, травница крепко спала. Шевельнулась, утыкаясь лбом в голое плечо княжича, вздохнула блаженно, обхватила руками. Ольга бросило в жар. Несмотря на ноющие раны, тело отреагировало быстро и однозначно. Ох, если бы не повязки на глазах, он бы поглядел!

Осторожно прикоснулся к ее плечу, притянул к себе, нос (едва высовывающимся из-под повязки) в ее растрепавшиеся волосы сунул. Провел рукой по узкой спине до самого изгиба поясницы и ниже, радуясь, что женщина так приятна на ощупь.

— Ты сдурел, парень? — вздрогнула всем телом Марика, мгновенно просыпаясь. — А ну лапы свои убрал!

— Не злись, красавица, я только потрогаю.

— Если бы я тебя сама из-за грани не вытаскивала, сейчас бы руки повыдергала, — холодно сообщила ведьма, отодвигаясь. — Скажи спасибо беру, что я жадная и свои труды не хочу загубить.

— Я что, совсем тебе не нравлюсь? — обиженно спросил Ольг, ничуть не обескураженный отказом. — Аль не красив? Аль жених у тебя имеется?

— Отчего же, красив, хоть куда, — усмехнулась Марика, пальцем проводя по крепкому белому плечу. — Молод, полон сил, — руки поправили повязку и спустились ниже, на опушенный золотыми волосками живот. — Все при тебе. И мужика у меня нет, давно не было, твоя правда. Вдова я.

— Тогда в чем дело?

— А ты считаешь, что женщинам только это нужно? Молодое тело и то, что между ног?

— А разве нет? Замуж, что ли, хочешь?

Она расхохоталась звонко, чуть с надломом. Ольг ждал ответа, чутко прислушиваясь к движениям ее пальцев, небрежно скользящих по завязкам его штанов.

— Нет, замуж мне нельзя, — наконец, снизошла травница до ответа. — Да ты и не возьмешь.

— Отчего же? Может, ты мне сына родишь? В терем тебя приведу, своей женщиной назову, а?

— У тебя и терем есть? Кто же ты такой, Олег, беров побратим?

— Княжич Бурый я.

— О! — Он не видел, как округлились губы женщины и широко раскрылись глаза. — Что же ты, князь, в лесу забыл, да один, без охраны?

— С бером братался, сама же видела. Теперь он мне брат старший… раз не убил.

— Каков молодец! — восхитилась Марика. — Смельчак! Что к беру, что к бабе, не спросившись, лезет, а потом удивляется, что ему не рады.

— Да полно тебе кривляться, чай не девочка. Я тебе нравлюсь, чувствую же. Не нравился бы — не трогала бы так нежно.

Марика, обнаружившая вдруг, что нежно оглаживает живот и бедра невыносимого этого мужчины, резко отдернула руку и залилась краской. Прав он: нравился и очень. Было на что посмотреть, было что потрогать. Вот только… не дело это.

— Много о себе возомнил ты, Олег, — сухо сказала, поднимаясь. — Раз уж поспать не дал, наточи хоть нож мне. Все руки не доходят.

— Так нравлюсь? — не отставал наглец, хватая за рукав и к себе снова притягивая. — Ну признайся, ведьма. Скажи правду.

— Да нравишься, нравишься, — фыркнула женщина как лисица. — Толку с того? Вместе нам не быть, а я в детские эти игры давно не играю.

— Зря. Ни одна девица еще не жаловалась, все довольные оставались. Так почему бы тебе не позволить мне… сделать приятно обоим?

— Ох и баламошка ты, княжич, — засмеялась снова Марика. — Вставай уже, охальник. Дам тебе нож и точильный камень.

Вот ведь обаятельный змей! Вроде гадостей наговорил ей, а Марике смешно. И… не отказалась бы от ласки мужской, верно он угадал. Никогда не отказывалась, охоча до этого дела была. И замужем ей нравилось очень, жаль, недолго счастье длилось. Ничего не скажешь, мужчина под боком навевал на грешные мысли. Только не стоит забывать про проклятье старого волхва. Вот теперь-то она и ощутила его в полной мере.

Злясь на себя, на Ольга, на Зимогора, она бросила на стол чугунок и проворчала:

— Ишь, гость дорогой, сразу видно, что княжеских кровей. Вон, похлебку долакал, а посуду мыть челядь будет.

Знала, что не права, что он с повязкой на лице и ослабший после ран и не смог бы, да и не должен, хозяйская это обязанность, но все равно высказала.

— Грязной работы я не чураюсь, — лениво, медленно отозвался мор. — Покажи, где мыть, вымою. И вообще, говори, чем помочь, не стесняйся. Нож наточу и другое сделаю, все, что скажешь, хозяйка.

— А ручки белые, княжеские, не заболят?

— А ты думаешь, что коль я с серебряной ложкой во рту родился, так и жил всю жизнь с мамками и няньками? Ха!

— А что, нет? — покосилась на него ведьма, ловко чистя овощи.

— Нет. Мне лет шесть было, когда няньку мою убили, отца при смерти бросили, а меня иштырцы к себе уволокли.

— Расскажешь? Или тайна это?

— А тебе интересно разве? Да и знают все эту историю.

— Так я в лесу живу, родимый. Я знаю только, когда рогачи дерутся, когда волчата рождаются, когда бер спать ложится. А что в Бергороде происходит — для меня как в тумане.

— А ты расскажешь? Отчего в лесу живешь, от кого прячешься?

— Много будешь знать, плохо будешь спать, — голос Марики мгновенно заледенел, как будто иней на стены избушки опустился.

— Ладно, не злись… ведьма. Не хочешь говорить — не говори, твое право. Значит так, мальцом я был слабым, болезненным. Батя меня в деревню с нянькой отправил, матушка к тому времени родами вторыми померла, ну я ее не помню совсем, мне рассказывали потом.