Созвездие Мира

Марго Нависки, 2021

Может произойти все что угодно, но одно можно утверждать безапелляционно: любовь будет существовать всегда и везде. На Земле и на Марсе, в Африке и в Америке, у всех в мыслях и у каждого в сердце. Любовь наполняет мир и продолжает жизнь. Есть большая любовь и у автора книги «Созвездие Мира» Марго Нависки. Именно это чувство, как смысл всего существующего, ведет читателей от страницы к странице. О своем произведении Марго говорит так: «В книге много разного – и трагического, и смешного, и философии, и романтики. Здесь есть место утратам, обидам и боли, переживаниям и испытаниям. Но не стоит забывать, что… не бывает плохого без хорошего, как без тени не может быть света. На каждую потерю обязательно найдётся обретение, а пройдя через страдания, становишься чище и мудрее. Из этого и соткана жизнь». Жизнь, наполненная любовью.

Глава четвертая

Простота и хитрость

Мира оказалась ярко выраженным гуманитарием, точные науки её не слишком интересовали. Исключением являлась математика — Мира в ней мало что смыслила, но учительница математики была такой доброй, душевной и так любила детей, что сумела привить любовь к своему предмету. Но с физикой, химией и черчением ситуация обстояла по-другому — их Мира органически не переносила и они давались ей с трудом. И нет бы подналечь на них посильнее — как раз наоборот, Мира была так устроена, что уделяла нелюбимым предметам гораздо меньше внимания, чем любимым. Домашние задания по черчению в редкие моменты отрезвления удавалось возложить на отца, а физику и химию можно было у кого-нибудь списать на перемене. Мира не видела в этом ничего зазорного и сама никогда не отказывала желающим списать у неё, например, английский. Физкультуру она тоже недолюбливала и при любом удобном случае старалась от неё отлынить. Но и здесь всё как-то обходилось — физкультурник жалел симпатичную девчонку и ставил ей отметки, как говорится, за красивые глаза.

По-настоящему Мира обожала историю, русский язык и литературу. Литература вообще была её страстью — она всегда живо и с удовольствием участвовала в обсуждении книг. Причём некоторые из этих книг она даже не читала и мнение своё основывала на рассказах учительницы и комментариях одноклассников. При этом она умела так грамотно преподнести своё суждение о литературном произведении, что ни у кого не оставалось и тени сомнения в том, что оно ею прочитано и тщательно проанализировано.

— Образ Ноздрёва ярко представляет тип разгульных помещиков! — убеждённо, с горящими глазами заявляла она, и все верили, что «Мёртвые души» изучены от корки до корки.

Мирины сочинения отличались лёгкостью слога и безудержной фантазией — уж чего-чего, а фантазии ей точно было не занимать!

В девятом классе она ухитрилась победить в областном конкурсе школьных сочинений о выборе будущей профессии. Ещё бы, ведь её конкуренты хотели стать обычными учителями, врачами и инженерами, а Мира отличилась оригинальностью — она написала о профессии иконописца. В те годы это прозвучало очень экзотично, и сочинению присудили первое место.

За такое весомое литературное достижение Мире полагался приз. Ей объяснили, что вручение состоится вечером во Дворце… А вот в каком именно, Мира как-то прослушала. Дело в том, что в Светлогорске было два Дворца для молодёжи с похожими названиями. Как и следовало ожидать, в итоге она перепутала эти Дворцы — Дворец творчества юных и Дворец пионеров.

В приподнятом настроении она явилась за призом в один из Дворцов и обнаружила, что он пуст.

— Ничего не знаю, нет никого, — прошамкала вахтёрша на входе.

Мобильных телефонов тогда еще не было, и только придя утром в школу, Мира узнала, что торжественная церемония прошла в другом Дворце. Победительницу конкурса как следует отругали за рассеянность.

— Как можно было всё перепутать?! Что творится в твоей голове?.. Столько людей собралось, даже представитель гороно пришёл, и всё ради тебя, а ты всех подвела! — костерила её классная руководительница, она же завуч школы.

Мира жутко расстроилась, а дома не выдержала и даже расплакалась. Мама, её извечная лучшая подружка, сразу поняла, как разрешить ситуацию. Они вместе пошли в Управление образования и науки и получили-таки приз. Конечно, его вручение прошло не в такой торжественной обстановке и в присутствии всего нескольких человек. Зато все они представляли очень высокое начальство! Начальство от души поздравило Миру, пожелало ей успехов на выбранном пути, и всё закончилось благополучно.

Тогда она и правда искренне хотела посвятить себя иконописанию — даже ездила в Троице-Сергиеву лавру и провела там несколько дней, наблюдая за монастырской жизнью.

На это решение в чём-то повлияла и мать — в последнее время Вера посещала церковь и пела на клиросе. Она обладала красивым и чистым голосом, вкладывала в пение всю свою душевную боль. В то время она уже уходила в запои, но отчаянно пыталась бросить пить и надеялась, что церковь ей поможет.

И действительно, ей удалось на какое-то время завязать с алкоголем. Более того, в ней проявилась коммерческая жилка. В постперестроечные годы на прилавках было пусто, и Вера начала ездить в Москву на Черкизовский рынок за дефицитными вещами (а дефицитом в то время считалось практически всё). В Светлогорске она ими успешно торговала, и с деньгами в семье наконец-то стало получше. Мира иногда ходила с Верой в церковь. Она тоже подпевала в хоре и чувствовала, что религия становится ей понятней и ближе.

Но потом всё как-то изменилось. Постоянство вообще не было отличительной Мириной чертой, её то и дело увлекали разные вещи, ведь в жизни было ещё столько интересного и непознанного! Любовь к иконописанию слегка потускнела, и Миру захватили новые идеи — сначала она захотела стать юристом, потом — психологом, но всё это было мимолётно, не всерьёз. Натура у неё была переменчивая, ей хотелось объять необъятное, она не любила застревать на месте, поэтому и интересы её часто менялись.

С Дашкой она продолжала дружить, но стала замечать в ней какую-то червоточинку. И начала больше тянуться к Эльке — та казалась ей добрее и чище.

Элькина нравственная чистота привлекала Миру, но при этом она вечно нарушала эту душевную непорочность и втягивала подругу в разные авантюры. Авантюризм в Мире кипел, и бурлил, и находил выходы везде, где было можно.

В школе Эльку, как обладательницу безупречной репутации, обязали после каждого урока относить классный журнал следующему учителю. Назначили некой хранительницей журнала.

Но бывали случаи, когда Мире не нравились некоторые свои отметки — несправедливые, по её мнению. В основном это касалось английского. Тогда она, научившись подделывать почерк учительницы по английскому, зазывала Эльку с журналом в туалет и преспокойно выставляла себе желаемые пятёрки. Пугливой и застенчивой Эльке не очень нравилось участвовать в процессе, но отказать подружке она не могла, а потом и сама время от времени стала добавлять себе пятёрочку-другую.

— Ничего страшного, — успокаивала Мира скромную тихоню Эльку. — Мы просто восстанавливаем справедливость. Вот скажи, за что она мне в тот раз трояк влепила? Я же почти всё ответила!

Элька пожимала плечами, но под напором энергичной Миры признавала, что, пожалуй, подруга права.

— Да, — не слишком уверенно соглашалась она.

— Просто она меня не любит и занижает отметки, — гнула своё Мира.

— Ну да… — снова соглашалась Элька и, подумав, добавляла:

— А мне за что четвёрку? Помнишь текст про Майкла Фарадея? Разве я плохо рассказала? По-моему, только один раз ошиблась…

— Да ты всё здорово рассказала! И произношение у тебя суперское. Так что и себе ставь, всё заслуженно! — великодушно разрешала Мира.

В тайне эти противозаконные действия надолго сохранить не удалось. Кто-то из одноклассников неизвестно откуда прослышал о них, и вскоре уже весь класс пользовался услугами Миры.

Дашка тоже существовала где-то поблизости. Но она уже начинала постепенно катиться по наклонной. Однажды она, заплаканная, появилась на Мирином пороге и попросила позвать Веру.

При всей слабости в Вере была какая-то притягивающая простота, искренность и мудрость, очень располагающая к откровениям. Многие тянулись к ней со своей бедой.

Даже подружки дочери не могли пойти со своими проблемами к собственным матерям и шли к Вере, интуитивно чувствуя, что она не осудит, поймёт и поможет.

Пришла на этот раз и Дашка.

Она была не на шутку перепугана. Её хвалёные «дела» задерживались, и, как оказалось, Дашка имела основания подозревать неладное.

У вышедшей к ней Веры она, запинаясь, спросила разрешения войти.

— Тёть Вер… Разговор у меня к вам… — начала она с порога.

Нос у неё был красным, и глаза тоже.

— Что случилось? — встревожилась Вера. — Давай разувайся, проходи, сейчас всё расскажешь.

Дашка нервно кивнула, скинула обувь и бочком прошла на кухню.

Успокоиться она смогла только сделав несколько глотков горячего чая.

— Ну, говори, — Вера села перед ней, приготовившись внимательно слушать. — Что у тебя случилось?

Дашка потупилась и отвела глаза в сторону.

Конец ознакомительного фрагмента.