Орден не надо

Маргарита Южина, 2023

Книга о том, как в самые бесчеловечные времена обычные люди оставались обычными героями. А рядом с ними ежедневно совершали подвиги собаки- овчарки, спаниели, кавказцы и обычные дворняги. Им не нужны были медали и ордена, они просто были преданы Человеку.

Глава 1

Солнце светило так безмятежно и радостно, будто совсем не было никакой войны, не рвались снаряды, и целые города не взлетали на воздух. Будто был обычный день.

В центре небольшой деревушки Васильевка собралась кучка людей. Большую часть толпы составляли дети. В одежде не по росту, в оборванных шапках, в какой-то неведомой обуви мальчишки и девчонки разного возраста сейчас стояли в кругу, и лица их сияли от радости и восторга.

В центре небольшого круга бойцы со служебными собаками показывали представление. Это было не просто увеселительное мероприятие. Хотя эти дети столько натерпелись, что можно было перед ними развернуть целый театр, у бойцов была немного другая задача — сейчас они работали за еду. Собак было просто нечем кормить, а такие небольшие сценки помогали хоть что-то заработать для четвероногих бойцов. Представление было частично костюмировано, поэтому на некоторых собаках были заботливо надеты пилотки. Животные понимали всю важность события и к пилоткам относились с уважением, не скидывали.

Лешка Ясенцев — молодой парень лет двадцати пяти со своей овчаркой Грифом уже не первый раз выступали перед публикой, они были, что называется, звездами. Правда, Гриф этого не ведал, но хозяин догадывался. Деревенские девчонки уже давно заглядывались на веселого парня с русым волнистым чубом и лукавым взглядом.

— Дорогие наши зрители! — громко вещал он, ненавязчиво продвигая вперед мешок, где уже лежали черные сухари и какие-то серые лепешки. — А сейчас мы вам покажем сценку «Гитлер капут». Просьба на сцену не выскакивать и сохранять спокойствие. Листин, давай Джека… Листин! Спишь ты, что ли?

Пожилой, лысоватый боец Листин тут же нацепил на свою собаку табличку с надписью «Гитлер». Табличка была бумажная, сделанная наспех, и Джек уже даже успел выразить к ней свое пренебрежение, то есть, один уголок был отжеван.

— Да что ж ты… Прямо всего Гитлера сожрал… — ворчал Листин. — Погоди… сейчас поправлю… все, давай, Джек! Покажи «Гитлер капут». «Гитлер капут», Джек!

Джек тут же вошел в роль, стал бегать по кругу, громко, визгливо лаять и припадать на передние лапы. Люди спешно отходили и уже издали смеялись над таким «Гитлером».

— Вот так фашист напал на нашу Родину, — громко и отчетливо проговаривал Ясенцев. — Но не спит Красная Армия!… Гриф! Я говорю — Красная Армия не спит! Чего ждешь?! Прутков! Где «Армия»-то?!

Прутков — совсем молодой парнишка интеллигентного вида с красавцем овчаром Сталом настолько проникся сценкой и загляделся на собак, что забыл про свой выход.

— Стал! Не спит Красная Армия! Вперед! — выпустил он вперед свою собаку.

Стал и Гриф в пилотках, чтобы ни у кого и сомнения не осталось, что они представители Красной Армии, с лаем набросились на орущего «Гитлера», и тот повалился на землю, в воздухе суча лапами. Мало того, Джек был настолько артистичен, что даже трусливо повизгивал. Это уже он сам придумал, а его проводник Листин за это ему даже половину сухаря не пожалел.

Сценка имела оглушительный успех — дети смеялись во весь голос. Хоть и отучились они за эти страшные годы хохотать, ну да детство свое берет. Да и как не засмеяться, над таким смешным Гитлером! Хмурые лица взрослых тоже разгладились, женщины улыбались и лезли в фартуки. В мешок летел сухари, картофельные очистки, какие-то овощи и даже небольшой кусочек желтого сала.

— Ого! Спасибо вам! — от всего сердца благодарил Ясенцев. — А сейчас мы вам покажем, как фриц уносит ноги… Гитлер, прошу на сцену!

Джек все с той же табличкой резво выбегает в центр круга, весело тявкает на зрителей, но тут же выскакивают артисты в пилотках — Стал и Гриф, грозно рычат на «Гитлера», и Джек уползает из круга, громко повизгивая.

И снова смех, улыбки, руки сами тянутся, чтобы погладить собак.

— Артисты! На сцену! Поклон нашим зрителям! — Ясенцев уже видел полный мешок с собранным провиантом, поэтому по-настоящему был рад. Хватить собакам и на сегодня, и на завтра. — Товарищи! Похлопаем нашим артистам. Они себе заработали на кашу.

— И каждый день зарабатывают, — негромко проговорил Листин, наглаживая своего «Гитлера». — Столько мин с полей убрали…

Вроде и сказал негромко, а услышали почти все. Казалось бы, люди уже итак поделились, чем могли, но нет — снова убегали к домам дети и приносили черные, скрюченные горбушки.

А Ясенцева несло.

— Вот спасибо! Прямо… вот огромное спасибище! А сейчас насладитесь зарисовкой «Красная Армия всех сильней»! Прутков, Листин! Музыку!

Музыка не заставила себя ждать. Листин тут же раздул щеки и начал изображать, видимо, ударные инструменты, потому что из его уст вылетало грозное:

— Пумпа-пумпа, пум-пум.

— Белая армия, черный барон… — слишком звонким голосом начал Прутков. Все же, наверняка, парню не было и восемнадцати. Соврал в военкомате, негодник. — Снова готовят нам царский трон…

— Тынц-тынц… — вступили, надо думать, литавры.

Песня настолько захватила самих артистов, что никто из них и не заметил, как к театральной труппе подошел здоровенный боец с такой же здоровенной лохматой собакой.

— Во дают, — не утерпел боец. — Прямо тебе оркестр!

Его мохнатая собака была не настолько очарована исполнением, она просто огляделась и сунула морду в миску с кашей, которую держала невысокая девчушка.

— Мамочки! Медведь! — завизжала девчушка, бросила миску с кашей и рванула наутек.

Круг зрителей тут же распался. Люди понимали, что это не медведь, но уж очень непривычные размеры были у псины.

— Бабулько, мать твою!!! — взревел Ясенцев. — На кой хрен притащился?!

— Ну все, — разочарованно махнул рукой Листин, вытирая губы. — Весь концерт испоганил…

Пришедший парень понимал, что за такое вмешательство никто его по головке не погладит. Еще чего доброго собаку жратвы лишат.

— Товарищи! Да какой же это вам медведь?! — пытался он хоть кого-то удержать. — Это же… Это же такой же артист! Вано! Вано его зовут. Можно Ванькой просто… Леха! Ясенцев! Ну чего у тебя там дальше? Чего ты концерт совсем не ведешь? Вот ведь ты лентяй какой! Люди ждут, а ты!

— Да пошел ты!.. — расстроился Ясенцев. — Принесла нелегкая…

— Не-не, мы готовы, — крутил головой во все стороны Бабулько. — Кого надо сыграть?

— Гамлета, — пробурчал Прутков. — Играть он приперся… Сам всех распугал…

— Ладно, я сам… — отчаянно махнул рукой Бабулько и кинулся в присядку. — Эх, яблочко, да куда котисся… Вано! Пляши давай!… Там-тарам-там-там…

Здоровенный Вано даже ухом на хозяина не повел, зато он аккуратненько подполз к мешку с сухарями начал аппетитно хрустеть.

Люди начали возвращаться.

— Слышь, плясун! А твой пес-то чего умеет, кроме как жрать?! — доносились из толпы веселые голоса. — Пляши, хозяин! Старайся! Собака-то умнее оказалась!

— Ванька, ирод!!Пошел отсюда! — грудью кинулся защищать мешок Листин. — Бабулько, гад здоровый! Убери своего медведя!

— Бабулько, быстро иди отсюда! — шипел Ясенцев. — Вали отсюда, пока еще не все разбежались.

Но Бабулько любыми путями решил исправить положение.

— Граждане крестьяне! — кричал он, вздымая руки вверх. — Не расходитесь! Чего ж вас несет-то?! Ванька! Прекрати жрать!.. Товарищи! А я… Я фокусы умею показывать! Вот не сойти мне… Есть у кого лепешка? Лепешки ни у кого нет?!

— Такой-то фокус мы и сами знаем! — кричала толпа. — Твой-то медведь уже показал фокус с лепешкой!

— Не сдавайся, Бабулько, — уныло бормотал Ясенцев. — Позорься до последнего… Прутков! Пойдем… Листин, мешок забирай…

Дом, который расположился в густых зарослях сирени, был отдан командованию под штаб.

— Обстановка сейчас крайне напряженная, — склонился над картой капитан. — Не сегодня-завтра немец в наступление рванет, а помощь к нам не скоро подойдет. Рассчитывать надо только на себя. Сержант Сенин, твоих собак по полной надо использовать.

— Товарищ капитан, — струной вытянулся Сенин. — Наши собаки работают по всем профессиям. И саперы они, и санитары, и грузы на них таскаем, чего уж…

— Знаю. Но сейчас надо освоить еще две специальности — диверсантов и истребителей.

— Диверсантов — это понятно, а истребителей? — не сразу сообразил Сенин. Вернее, боялся сообразить.

— Да, Сенин! — повысил голос капитан. — Истребителей! Собаки должны подрывать танки! И они будут подрывать их!.. Даже если придется подрываться самим! Тебе должно быть известно, что сейчас воспитываются десятки псов, которые могут кинуться под танк!

— Мне известно… — кивнул Сенин. — Я знаю. Им даже кличек не дают. Только номера. Чтобы к собакам не привыкать… Но у нас талантливые саперы, а это…

— На нас пойдут танки, ты понимаешь? И нам надо выстоять. Ты пошлешь под танк бойца или твоего талантливого сапера? — капитан хлопнул по столу ладонью, как припечатал. — Собаки пойдут под танки! Приказ ясен?

— Так точно!

— Иди… готовь собак.

Сенин вышел из дома и огляделся. Надо было посмотреть — вдруг какая машина до Васильевки идет.

Машина не быстро, но подвернулась.

— Садись, сержант. Чего смурной такой? — спросил веселый парень — водитель.

— Да… просто задумался, — отмахнулся Сенин.

Ну… приказ, как приказ, разумный. Все логично. В самом деле, не ребят же посылать. Не в игрушки играть приходиться. И все же… Вот черт, говорили же ему мудрые люди — не давай клички псам! Эх… А как не давать, когда люди к нему со своими собаками пришли, из мирной жизни, после школы ДОСААФ. У собак уже были клички. Почти у всех. Он и сам пришел со своим Бураном. Правда, Буран вот только…

Дом, куда определили подразделение проводников с собаками, находился в самом конце деревни. Сразу за домом поле, а чуть подальше — лес. Для собак раздолье. Да и для людей красота. Правда, сейчас в поле никого не было. Сейчас во дворе, кто на чем, расположились бойцы, а рядом с ними разлеглись их собаки.

Варшов — ветеринарный врач, а по совместительству и человечий доктор, подозвал к себе Данилова — пожилого мужичка лет шестидесяти пяти, и теперь они вдвоем раскладывали на телеге крапиву.

— Фомич! — поучало ветеринар. — Ты крапиву-то пореже клади, а то плесенью вся пойдет… А собакам крапива — первейший витамин.

— Да знаю я твой витамин, — бурчал Данилов. — Нашим бы собакам кость побольше. Да пожирнее! Вот тебе и витамин.

— А мы ведь могли бы покормиться, как положено, — вздохнул Ясенцев. Он расположился рядом и вычесывал Грифа. Клок собачьей шерсти зацепился за пальцы и никак не мог отцепиться. Тогда парень аккуратно его снял и устроил на лысую голову Листина. — Вот какого лешего эта бабулька вылезла, спрашивается?

— Леха! Слышь! Я ж тя просил меня бабкой не кликать! — взорвался Бабулько. — Мне вот эта кличка вообще ни фига не нравится!

— А клички, Коля, не мы выбираем, а они нас, — тоскливо сообщил Ясенцев.

— А тебе какую кличку хочется? — спросил вдруг Климов — мужчина лет тридцати. Вообще, Климов редко когда улыбался или поддерживал шутки. Но тут чего-то не удержался. — Какую?

— Меня вот Прутков бабуином кликал, — стыдливо потупился Бабулько. — Так мне вроде и ничего…

Прутков дернул носом и вдруг обнаружил что-то необычайно важное в шерсти у Стала.

— А что ж такое бабуин, Коля? — изо всех сил старался сохранить серьезное лицо Ясенцев.

— Это мне думается… — Бабулько даже голову вверх задрал от важности. — Это такой командир над бабами.

— Дурак ты, Коля, — не выдержал Варшов. — Обезьяна это такая. Командир над бабами… придумает же…

— Кто? — не расслышал Бабулько, но уже ничего не мог услышать.

— Леха! Ясенцев, шельмец!! — взревел Листин. — Да что ж ты мне на лысину всю шерсть со своей псины устроил!! Да что ж такое-то?! Я ж тя…

— Тихо… — насторожился Ясенцев. — Гляди, Кудахин идет. Да не пу-у-у-усто-о-о-ой!

Во двор и правда, заходил Кудахин с мешком в руках, а рядом с ним важно вышагивал Валет — его собака. Кудахин всегда был весел, вороват, добр и щедр. Сам он уверял, что его прапрадедушка греческий барон, но Прутков с ним по этому поводу всегда спорил — ну не было у греков баронов. А вот, что кровь у парня была цыганской, в этом не сомневался никто, разве что сам Кудахин. Пес его был под стать хозяину — быстрый, ловкий, вороватый, добрый и щедрый.

— Кудахин!! Ты ж умница такой, опять что-то спер, — ласково пропел Ясенцев.

— Хвалите нас, хвалите, — во все лицо улыбался добытчик. — Мы вам с Валетом полмешка картохи заработали.

— Да когда ж ты зарабатывал-то, Кудахин, — фыркнул Климов. — Спер, поди опять.

— Не слушай его, Валет, — закрыл уши собаке парень. — Куда это добро тащить?

— А давай в дом, — взял у парня мешок Ясенцев и поволок в дом.

— Кудахин, но если ты опять украл… — презрительно сощурил глаза Прутков. — Я сразу…

— Прутков, отвали, — отмахнулся Кудахин.

Ветеринар Варшов хотело было и свое словцо вставить в воспитание вороватого парня, но его взор наткнулся на телегу, где безмятежно храпел Бабулько. Рядом с ним растянулся его боевой товарищ Вано и тоже сотрясал двор храпом.

Некоторое время Варшов молча смотрел на Бабулько, а потом вдруг рявкнул изо всех сил:

— Бабулько!! Мать твою разэдак!! Почему собаку не вычесал?!

Бабулько такими воплями было не поднять, но вскочил Вано и тукнулся в руку хозяина. После этого тайного знака Бабулько спать не мог.

— Ага… че опять?… — вскочил он, сонно тараща глаза.

— Почему, спрашиваю, собаку не прочесал?! — надвигался ураганом Варшов. — Как Ванька воевать будет, когда у него лапы не разгибаются от колтунов?!

— Дык… это… где я такого ведьмедя вычешу?… — бурчал себе под нос парень. — Хорошо вон Ясенцеву, у него вообще Гриф по репейникам не шастает, а моего хлебом не корми…

— Молишься там, что ли? — не отставал Варшов. — Бабуин хренов. Чтобы сейчас же вычесал собаку, а то сержанту доложу, он…

— А вот и он сам, — заметил Кудахин и тихонько ухватил своего Валета за ошейник. — Пойдем, дружок, самое лучшее правило — подальше от начальства, поближе к кухне…

Во двор входил сержант Сенин, и вид у него был совсем не радостный.

— О, глянь, — толкнул в бок Ясенцева Листин. — Смурной какой идет сержант-то…

— Он своего Бурана позавчера схоронил, — негромко напомнил Ясенцев.

— Зато сам живой остался, — фыркнул Климов. — За одно это должен каждое утро радостным оскалом встречать.

— Ты чего-то не сильно скалишься, — буркнул Прутков и незаметно притянул к себе Стала.

Сержант Сенин не стал заходить в дом, огляделся и присел на бревна:

— Все здесь? Хорошо… Значит так… — сержант вытер лицо рукой и говорил, глядя куда-то поверх голов. — Поступил приказ выучить собак еще двум профессиям. Они должны стать диверсантами и истребителями. Значит, диверсии будем обучать чуть позже, а истребители… Сейчас идем в соседнюю деревню, там танки стоят. Ребята обещали помочь. Там с танками надо. Через два часа выдвигаемся. Собак не кормить.

— И рады бы покормить, да этот Бабулько… — под нос пробормотал Ясенцев.

— Не верьте вы ему! — взвился Бабулько. — Сейчас они начнут вам плести, что мой Ванька сожрал все су…

— Отставить разговоры! — прервал Сенин. — Задание ясно? Все. Готовьтесь.

— Товарищ сержант, — выступил вперед Прутков. Парень волновался, на лбу выступила испарина, но молчать он не мог. — Товарищ сержант! Разрешите возразить…

— Не разрешаю, — отрывисто ответил Сенин и быстро вошел в дом.

— А я не буду Стала на истребителя! — кричал Прутков в закрытые двери. — И пусть меня под трибунал! И если надо, я сам под танк с гранатой!

— Дурак ты, Валерик, — фыркнул Климов. — Ну и отдадут тебя под трибунал, Стала передадут другому проводнику, и чего кому докажешь? Сейчас же…

— Я вам, товарищ Климов, никакой не Валерик! — резко обернулся к Климову Прутков. — А собаку все равно не дам!

— Ладно, чего ты взвился, — успокоил парня седой Данилов. — Отдашь — не отдашь, время покажет. А собака должна все уметь. Не дури.

Уже через два часа на большой поляне перед двумя танками расположилась шеренга бойцов с собаками. Перед шеренгой расхаживал Сенин и четко объяснял:

— Сначала даете собаке обнюхать танк, познакомьте, чтобы потом без истерик. Затем собаку усаживаете на место, команда «место», а сами — миску с едой под танк. Затем подходите к собаке, команда «работай» и отпускаете псов под танк. Ваша задача — сделать так, чтобы собака не боялась танка. Сначала стоящий танк. Всю еду не даем, у нас должно хватить на весь вечер. В нашем распоряжении два танка. Приступайте.

Солдаты разошлись, и началась работа. Никакого испуга у собак танки не вызвали, да это и понятно — сколько они на своем веку видели таких машин. И стоящих, и едущих, и даже стреляющих. Но приказ есть приказ. Постепенно бойцы приступают к обучению. Но не все сразу получилось даже у самых прилежных.

— Товарищ сержант! — не выдерживает Прутков. — Ну, так вообще работать невозможно! Валет сжирает и свою миску, и нашу! Кудахин! Отдавай корм!

— Поклеп это, товарищ начальник, — возмущается Кудахин. — Мой Валет вообще работает за двоих. И поэтому ему две миски полагается! Вы только посмотрите, как он команду отработал! Валет! Давай работай!

Но в этот раз у Валета не получилось — Стал ждать не стал, он мгновенно рванул под танк и сожрал и свою еду и сотоварища.

— Ну вот, Валерка, — усмехнулся Данилов. — А ты пса не хотел под танк. Он у тебя сам знает, что надо, а чего — нет.

— Хорошо работают собаки, — поиграл желваками Сенин. Быть может, вспомнил своего пса, недавно погибшего, а может… — Продолжайте. Данилов, у тебя Кузьмич совсем под танк не идет, отрабатывай.

— Так чего там Кузьмичу делать? — дурил Ясенцев. — Данилов сам под танк лезет, все трудовые собачьи крохи подбирает, Кузьмичу ничего не остается.

Данилов только с улыбкой качал головой:

— Вот шельмец это Леха… Кузьмич, давай, не балуй. Давай к миске. Работай!

Под вторым танком была другая проблема — пес Бабулько Вано никак не хотел вылезать из-под танка. Собака вылизала всю миску и тыкалась носом в поиске новых харчей. Бабулько уже и сам залез под танк, пытался вытянуть гурмана, но ничего не получалось.

— Ванька! Змей гадский! Вылезай, говорю! Сейчас увидят… Да сколько ж можно жрать?! Нет уже ничего… вылезай, — пыхтел парень, толкая пса в пушистый зад. — Не вылезешь, прямо здесь начну вычесывать, как завещал великий Варшов!

— Значит так, Бабулько, — неожиданно раздался над парнем голос сержанта. — Если Ванька через минуту не вылезет, я с тебя…

— Так он не может вылезти, товарищ сержант! — высунулся из-под танка Бабулько. — Он все выполнил и… это… погиб смертью храбрых. Как он вылезет-то?

— А ты ему миску вытащи, — негромко подсказал Ясенцев. — Не поверишь, миска, она такие чудеса вытворяет. Будет твой Ванька, как живехонький.

— А я так и собирался… — таращил глаза Бабулько. — Вот так и хотел.

У Климова собака под танк не шла. Эта дворняжка ему досталась не так давно. Он и вовсе не собирался быть проводником собаки, но уж так все повернулось, не пришлось выбирать. Псина была взята из какой-то деревни, но прежний ее проводник очень полюбил дворняжку, много в нее вложил, обучил очень многому, только сам погиб. И Дина — умница и прекрасная исполнительница стала работать с Климовым. Работала собака без ошибок, но вот танков Дина боялась больше всего. Кто его знает, какая судьба была у животины.

— Вперед! — пинал собаку Климов. — Я сказал «работать»!

Та, поджав хвост, на полусогнутых лапах подбегала к танку и ложилась, прижав уши и вжав голову в землю.

— Гад ты, Климов! — шипел Прутков. — Совсем собаку забил.

— Хочешь — могу вас местами поменять, — рявкнул Климов. — Умник выискался! Еще молоко на губах, а туда же…

Варшов свою собаку готовил спокойно, не спеша. Его Одер всегда работал четко, без сбоев.

— Ты, друг мой, не слишком торопись, — как человеку пояснял задачу собаке ветеринар. — Старайся, чтобы тебя не заметили…

А вот у Ясенцева Гриф все команды выполнял, как очередную интересную игру.

— Давай! — азартно приседал перед ним парень. — Работай! Быстрее! Ну, молодец!! Хороший пацан!! Вот, как надо работать, точно?! Молодец, Гриф.

Но как долго не продолжались занятия, пришло время возвращаться домой.

Возвращались уже темной ночью, шли осторожно. Девять человек неслышно ступали на листья и корни деревьев, прятались за густыми зарослями леса — прифронтовая зона.

Тенями двигались проводники со своими четвероногими бойцами. Только у Бабулько с Вано опять что-то не получалось. Собака постоянно нервничала, оборачивалась и совсем не слушалась проводника.

— Да что с тобой, окаянный? — прошипел Бабулько, стараясь, чтобы никто не услышал, что с собакой он сегодня не может совладать. — Куда ты тянешь-то?! А, черт! Руку поранил из-за тебя! Сейчас я…

Тут Вано почувствовал слабину в поводке, рванул покрепче и мигом понесся в кусты.

— Ванька!! — громким шепотом закричал Бабулько, но тут же осекся.

С той стороны, куда рванул Вано, послышались немецкие крики, вопли, выстрелы.

— Ванька!! — забыв про всю осторожность кинулся Бабулько вслед за собакой.

Где-то раздалась пулеметная очередь. Уже не только Бабулько, но и все бойцы кинулись на шум. Собак отпустили, те мгновенно растворились в темных зарослях.

Добежали быстро. Из-за ночной темноты сначала ничего не было видно. И только после того, как сержант включил фонарик, можно было разглядеть три немца. Один был мертв — с разорванным горлом. Другой был застрелен, наверняка, сам Бабулько его и застрелил. А на третьем, не шевелясь, лежал Ванька. Даже в темноте были видны темные пятна на шкуре.

— Ванька, ты только потерпи, — подполз к собаке Бабулько. У парня были перебиты ноги, он не мог подняться. — Слышь, Ванька, отпускай этого фрица, все, отпускай…Отпускай его…Ванька, Вань, гляди, чего дам…

— Коль… Коля, ему уже ничего не надо, — покачал головой Варшов, растеряно гладя собаку по окровавленной шерсти.

— Не просто так погиб Ванька, — осторожно перевернул собаку Сенин. — Двух фрицев с собой забрал. Слышь, Коль, герой Ванька, герой.

— Трех, — швыркнул носом Бабулько. — Этого, третьего — тоже он. Он ему ноги разорвал. А я уж потом… Это он его и… не успел я… Вань, не успел я…

Прутков отошел подальше, чтобы матерые бойцы, не видели, как он плачет. По-мальчишески, горько, взахлеб. Ну что делать, если он так любит этих четвероногих. Ну и…да! Он еще зеленый. Молодой. Ну, так ведь он же не прячется! Не трусит! Он просто… ну…

— Иди ко мне, Стал, — уткнулся Прутков в шерсть собаки, и худенькие плечи парня еще больше задрожали под гимнастеркой.

Сержант Сенин сломал ветки и забросал труп собаки.

— Товарищ сержант! — постарался подняться Бабулько. — Я Ваньку здесь не оставлю! Я его…

— Отставить! — рыкнул Сенин. — Не спроста эта троица здесь была. Уходить надо. Варшов, как Бабулько?

— Да хреново, надо сказать, — почесал голову Варшов. — Обе ноги перебиты. Специально по ногам били, гады. Не знаю, насколько серьезно, но сам точно не дойдет.

Ясенцев и Кудахин молча подошли к другу и подняли его на руки.

— Погодите, ребята… — никак не мог бросить собаку парень. — А Ваньку моего… никак нельзя?

— Коль, — отвел глаза сержант. — Ему сейчас ничего не надо. Ничего. А вот потом, когда гадов фашистских разобьем, мы потом им такой памятник забабахаем!… Всем. И Ваньке твоему, и моем у Бурану… Я тебе обещаю, Коль… давайте, ребята, уходить надо.

Кудахин и Ясенцев понесли Бабулько, а Прутков взял их собак на поводок — мало ли, кого по этим лесам носит, пусть собаки рядом будут. И Стал Пруткова, и Гриф, и Валет послушно шагали рядом, только изредка оглядываясь назад — на своих проводников, да еще на пушистого сотоварища, который так и остался лежать, закиданный ветками.

Уже через час в деревенской избе, в которой расположилось отделение, за столом сидели бойцы и вспоминали неожиданную встречу.

— Как думаешь, Варшов, довезут Бабулько-то? — беспокойно спрашивал Данилов у Варшова. — Не слишком он много крови потерял?

— Не слишком, мы быстро подоспели, — пил чай ветеринар. — Да и ребятам его вовремя передали — уже к утру будет у настоящих врачей.

— Вот что ни говори, а Бабулько счастливчик, — фыркал Климов. — Это ж надо — ночь на дворе, а тут тебе ребятам в тыл приспичило, и тебе телега, и сопровождающие, и на больничную койку сразу!

— Позавидовал, — горько усмехнулся Ясенцев.

— Да и какая больничная койка?! — взвился Прутков. — Просто ребята из танкового отделения в Мартыновку передвигались, вот и подобрали по пути.

— Да ладно, чего накинулись? — пожал плечом Климов. — Я без злобы. Микола нормальный мужик, не трус.

— Да и Ванька его нормальный был, — тут же добавил Прутков. — Тоже не трус! И пусть ему там… нормально будет…

И парень захлестнул рюмку водки, как глубоко бывалый вояка. Данилов только покачал головой.

В большой избе, за печкой, в уголке, отгороженном занавеской, была комнатка сержанта. Места там не много, да много и не надо — только, чтобы уместился куцый столик, да железная кровать.

Сейчас на столике был небольшой огарочек свечи, а сам Сенин только что выпил спирта из алюминиевой кружки и негромко опустился на кровать. Посмотрев на небольшое пламя свечи, он достал из нагрудного кармана листок и бережно его развернул. Этот рисунок он сам нарисовал. На листке была лунная дорожка, а по ней, куда-то в небо уходила собака. Над собакой была надпись «Буран».

Сенин крякнул и достал из этого же кармана огрызок карандаша. Еще раз разгладив рисунок он принялся дорисовывать. Теперь следом за Бураном шла другая собака — большая и мохнатая. Над другой собакой была надпись «Ванька».

— Сам поставлю… обещаю, будет памятник… — прошептал Сенин, — укладываясь в постель. — Скромный такой памятник. Им орден не надо… им ничего не надо. Но мы-то, люди, должны помнить!