Боровой

Маргарита Голощанова, 2021

Бывший командир и дружинник, Бреган Грегович, скитается по разорённой войной стране. В компании своих людей он ныне вынужден наёмничать, путешествуя от села к селу. В деревеньке под названием Комарин, воины получают неожиданное предложение. Жители утверждают, что в соседнем бору обитает леший. Лесной дух изводит округу, несёт беды и смерть. Бреган Грегович соглашается убить чудовище, однако жизнь его и его людей круто меняется после того, как наёмники заходят в лес. Содержит нецензурную брань.

IV. Ночь в лесу

Закат приближался. Несколько часов назад путники покинули Комарин и направились к опушке. Миновав мелколесье и углубившись, шли они, пока не заприметили еле видную, узкую тропку. Именно по ней, растянувшись вереницей, и двигался сейчас Бреган с дружиной. Выбрав своим направлением Заречный, отряд тянулся вперёд, повторяя отчасти маршрут просёлка, ведущего к нему от Комарина. Дружинники шли не таясь, и ни шагов, ни речи не глушили, но одновременно с тем всматривались в зазоры меж ветвей. Оборачивались они по обе стороны от себя и то и дело вглядывались в лесную даль, сильно ограниченную, впрочем, рябостью летней зелени. Чуткие грибники были готовы выхватывать оружие, случись среди деревьев движение. Однако час за часом поход их оставался спокоен, и только звук собственного дыхания слышим стал теперь громко до невыносимости.

Зубрав, что следовал сразу за своим командиром, тих был необычайно. Шёл он молча, сжав губы в тонкую полоску и почти не оглядываясь. Бобёр, шагающий сразу же следом, устал его донимать и только дивился на замкнутость товарища, распаляемого в обычное время влёгкую. Все самые изобретательные подначивания оставались раз за разом без ответа, и Бобёр поник. Тосковал он, правда, недолго, так как идущий по его следу Славко моментально явил живейший отклик на все шутехи товарища. Не прошло и получаса, как Бобёр уже вышагивал, вновь распрямившись в спине, и забрасывая за плечо прибаутки разной степени остроумности. Круве Войчич же по своему обыкновению молча замыкал процессию. Ступал он ровно, не забывал оглядываться по сторонам, оставаясь по возможности начеку, но вновь и вновь упирал раздражённый взгляд в спину впереди идущего товарища. Славко, что аккомпанировал всем бобровским остротам дурным гоготом, шёл вперёд в сильную развалку. Маятником он раскачивался из стороны в сторону, и Кухарь недовольно сузил на него глаза.

Смеркалось всё настойчивей, и Бреган замедлил ход, став выглядывать подходящее для стоянки место среди ветвей. Солидный участок пути удалось проделать без сюрпризов. Оказий ожидаемых, равно как и неожиданных, с ними не приключилось, и соратники чуть сошли с тропы, облюбовав для ночлежки место меж нескольких крепких елей. Потоптавшись немного вокруг, наёмники засуетились, готовя лагерь к ночи. Они шумно болтали, и Бреган, пользуясь в основном жестами, разделил отряд в обязанностях. Объединившись с Круве Войчичем, он стал заготавливать хворост для растопки костра, обозначив для того свободную область в центре маленького пятачка земли, что был удобно обнесён деревьями. Остальные соратники, оставив свою поклажу на том же пяточке, срывали низкие ветви у соседних елей. Один за одним подтаскивали они охапки колючих веток к лагерю, устраивая их у основания деревьев. Спустя четверть часа они соорудили нечто, напоминающее колючую ограду. Расположенная вокруг кострища «ограда» местами доставала высотою до середины бедра. Она пропускала свет огня и, хотя плотности была небольшой, отчасти скрывала сидящего на земле человека, позволяя разглядеть издалека разве что его голову.

Разведя костёр и быстро перекусив, путники продолжили беседовать шумно и так увлечённо, будто и не было на свете ничего интереснее для них, чем они сами. Фляги с вином громко застукались друг о друга. Зазвучала крепкая брань и смех.

Просидев так ещё какое-то время, Бреган, оценив ситуацию и решив, что пришло время действовать, тихо скомандовал: «По местам». Два раза повторять не пришлось. Воины, один за другим поднимались на ноги и направлялись каждый к своей циновке. Укладываться спать однако не спешили. Раскладывая на подстилках мешки с поклажей, наёмники быстро ныряли в небольшие углубления в земле прямо за своими спальниками. У костра оставалось всё меньше людей. Вчетвером, а затем втроём и вдвоём наблюдали они за тем, как их товарищи исчезают из виду в ночи, хоронясь в нарытых заранее неглубоких, до полуторы пяди в глубину, ямах. Накрываясь сверху ветками, они замирали в выжидании.

Похлопав по плечу Бобра, командир тоже стал пробираться к своему укрытию. Закупоренная фляга с вином была сброшена им на землю к таким же нетронутым флягам товарищей. Бобёр оказался у костра в одиночестве. Он обхватил руками мощную корягу, прислонил к еловому стволу и, придав ей устойчивости, накинул на неё сверху свой дорожный плащ. Накрыв нехитрую конструкцию капюшоном, он стал громко прощаться с импровизированным чучелом, упрашивая того не задрыхнуть в дозоре.

Кострище опустело. Огонь тихонько пощёлкивал хворостом под присмотром своего неприхотливого караульного. Сокрывшиеся хвоей и мраком наёмники были неподвижны. Как неподвижны были и разодетые крестьянской одёжкой мешки, разложенные на циновках близ костра. Стёганые дублеты мучили путников жарою и неудобством во время пути, заставляя обливаться потом. Теперь же гамбезоны согревали их тела на холодной земле. Никто точно не знал, сколько времени предстоит им пролежать подобным образом в засаде. Дело это требовало сильнейшей концентрации и выдержки. Невозможным для них было пошевелить ни ногой, ни рукой. Ни зачесавшемуся локтю, ни ползущему под штаниной муравью нельзя было сорвать засаду. Разнясь в огромном числе добродетелей и недостатков, дружинники всё же были едины в самом главном. Когда доходило до серьёзного дела, с невыразимой общностью и ответственностью брались они за свои задачи, имея достаточно тёртости и опыта для того, чтобы превозмочь неудобства.

Так случилось, что неуловимые лесные бандиты явили чуть большую осторожность, чем та, на которую рассчитывал Бреган Грегович. Несмотря на все заверения местных об ужасе, только и ждущем непрошенных гостей в чаще, дружинники мало того что беспрепятственно зашли в лес, так ещё и, отмотав долгую версту, вплоть до нынешнего часу разбойниками атакованы всё так же не были. Посему, выбрав место ночлега в лесу, близ хутора Заречный, Бреган рассчитывал выманить стеснительных любителей лёгкой наживы к свету костра, после чего без всякой жалости нашпиговать татей железом.

Бреган считал, что лесные бандиты попробуют атаковать их ночью и непременно исподтишка. Желая не рисковать своим и без того малым числом, они наверняка решатся напасть только на спящих, рассуждал командир. В том, что разбойники следили за ним и его спутниками добрую часть пути, Бреган не сомневался. Пытаться же разыскать бандитов в лесу самостоятельно было близко к невозможному. Капитан отлично знал, что те отыщутся, только если сами пожелают найтись. Выслеживать их по лесным буеракам было, как выразился за трапезой Бобёр, «сродни попыткам расколоть камень обмякшей елдой». Бреган в душе с товарищем был согласен. Он знал, что самым верным решением, способным выиграть для них уйму времени, было приманить врагов. Рисковать союзниками в планы командира однако также не входило. Не желая получить шальную стрелу из темноты, он организовал засаду таким образом, что, несмотря на освещённый в темноте участок и близость к огню, злоумышленникам пришлось бы подойти к лагерю очень близко, чтобы разглядеть вокруг костра хоть кого-то, кроме «дозорного». При удачном раскладе даже самый осторожный враг смог бы оказаться обманутым. Возможность управиться с заданием всего за одну ночь заставляла наёмников отнестись к делу с полной серьёзностью.

Выдерживать недвижность готов был каждый из них, пусть и давалось это некоторым с усилием, а другим и вовсе с большим трудом. Единственным, кого, пожалуй, почти совсем не тяготило длительное ожидание в засаде, был Круве Войчич. Обладатель единственного в отряде самострела, он половину своей жизни провёл, охотясь в лесах на различную живность, где умение подолгу сидеть затаившись, оказывалось порой ценнее любых других. Дичь он бил без промаху и ещё большим мастером был разве что в её готовке. Держа и сейчас верное оружие поближе, он вслушивался в звуки леса. И звуки те, стоило наёмникам обездвижиться, слышны стали во много раз громче и чище. Ветер зашелестел кронами в высоте, затряс листом. Но спокойно, будто кто-то великий ростом выдыхал этот ветер мерно, едва лишь пошатывая макушки деревьев. Вялой флейтою засвистел чёрный дрозд. Неторопливо, слитно. Дальше, ближе. Виски потели. Ладони и те сделались влажными. Не пошевелиться. Слух был сейчас их взведённым арбалетным болтом, их наточенным мечом, их острым кинжалом. Держась за него, словно за оружие, они направили его в черноту. Туда, куда не доставал свет костра. Туда, за еловые стволы. Туда, откуда следил за ними стылый мрак.

Костёр горел всё тише. Смолк дрозд. Допел свои долгие минуты. Четвертина за четвертиною, час за часом. Бреган дышал ровно. Еле слышимы стали ветер и деревья. Зашумела в ушах кровь. Застучала о виски. Кончиками пальцев Бреган огладил рукоять меча, успокаивающую привычной шершавостью.

В следующую же секунду едва обретённое спокойствие покинуло его стремительнее, чем выпущенная стрела покидает пальцы и тетиву. Ибо командир услышал треск хвороста. Того самого хвороста, что был разложен им с южной стороны их стоянки, аккурат между тропой и лагерем. Бреган, напрягшись всем телом, крепко сжал пальцами рукоять. Важнее всего сейчас было не явить себя врагу раньше времени и не ринуться в атаку на пока ещё не обозначившегося противника. Чуткий командир прекрасно слышал, что тот, кто наступил на хворост, ноги с него так и не убрал. Вероятно, испугавшись, что его обнаружили, он замер, и Бреган гадал теперь, что неизвестный предпримет дальше. Секунды сменялись минутами. Огонь затухал.

То, что случилось после, командиром ожидаемо никак не было и быть не могло. Ушей Брегана коснулся звук, никогда не слышимый им доселе. Звук колеблющийся и низкий и более всего напоминающий кошачье урчание. От тихого и ритмичного, стал он вмиг насыщенно громким, но самое главное, таким неуместным, что Бреган смешался, не зная, как его истрактовать. Откуда доносилось тарахтение, он определить также не смог. Командиру казалось, что идёт оно сразу и отовсюду. Зажмурившись и втянув воздуха, он понял, что не слышит более ничего, кроме этого низкого урчания. Ни леса, ни своего дыхания. Оглохнув на оба уха, командир словно бы обнаружил у себя другую пару ушей, о которой раньше и не подозревал и для которой этот новый звук и предназначался. Вместе со звуком пришла дрожь. Бреган, лежавший животом на земле, ощущал её всем телом. Содрогалась почва. Слабо. Но жутко и неправильно. Он раскрыл глаза, и в тот же миг урчание, что, казалось, уже содрогало сам воздух, прекратилось.

Первым делом Бреган услышал себя. Никогда не подумал бы он раньше, что может так шумно втягивать воздух открытым ртом. Поспешив его захлопнуть, он попытался отделить от рукояти меча пальцы, сжавшие её до побеления.

Тот, кто застыл сейчас на полпути от тропинки до лагеря, тот, кто спрятан был от них тьмой и деревьями, наконец, отмер. Послышались редкие щелчки сухих веток, как если бы неизвестный пытался аккуратно и медленно убрать с хвороста ногу. Бреган решил было, что незнакомец хочет незаметно убраться восвояси, но ошибся. Хруст продолжился, и теперь было очевидно, что некто, угодивший в хворост, ступил на него ещё раз, но уже намеренно. А затем ещё. Медленно давя ступнями ветки, он топтался на месте. Издевательски настойчиво опускал он ступни на шумовую ловушку, вновь и вновь, словно никак не мог насытиться понравившимся звуком. Шуму и треску безумец наделал страшного, но уходить не спешил. Он остановился на мгновение, а затем захрустел палками с удвоенной силой, яростно прыгая на них. Бреган прикидывал, не может ли, часом, весь этот спектакль оказаться попыткой выманить из укрытия его самого и его людей под вражеские стрелы. И пока он отчаянно соображал, как поступить с мало адекватным врагом, тот, наскакавшись на уже потерявших свою упругость ветках, по всей видимости, решил удалиться. Пошуршав напоследок поломанными прутьями, он был таков.

Звуки снова сделались яснее. Шелест листьев, треск кузнечика. Засинел вокруг лес, готовясь к пробуждению. На нетвёрдых ногах выбирались наёмники из своих убежищ. Они оглядывались по сторонам, лихорадочно блестя глазами и влажными, словно от болезни, лицами.

— Что это было?.. — выдохнул Бобёр, не обращаясь ни к кому конкретно, и отирая испарину со лба.

Бреган распрямился во весь рост, ощущая теперь прохладу влажной ткани рубахи, которая липла к спине и животу. Вдохнув поглубже, он отёр выступивший на висках пот и нахмурился.