Гнев ангелов

Мара Вульф, 2019

Не позволяй отнять у себя веру. За нее надо бороться всегда. Кассиэль предал Мун и лишил ее возможности спасти брата и сестру. Ангелы заперли девушку в темнице под Дворцом Дожей без надежды на спасение. Мун пытается сбежать, но попадает в руки падшего архангела Люцифера. Теперь девушка вынуждена участвовать в испытаниях ключей – опасных состязаниях, которые должны определить, способна ли она стать одной из тех, кому под силу открыть райские врата. Это единственный шанс разрушить планы ангелов и защитить свою семью. Однако выжить в испытаниях может лишь сильнейший.

Глава III

Когда я просыпаюсь, в комнате уже светло. Я слышу чьи-то шаги и грохот посуды. Я поворачиваюсь спиной к двери, притворяясь, что все еще сплю.

— Как она сегодня? — спрашивает знакомый голос, и воспоминания о вчерашней ночи возвращаются в мою голову. Все тело бьет тревогу.

— Лучше, — отвечает Люциферу Пьетро. — Она была в опасности. Повреждения, которые нанесли ей мужчины, это одно, куда опаснее оказалось заражение крови. Но она пережила его. Мун сильнее любой другой девушки.

Люцифер шагает позади меня. Почему он расположил меня в своих покоях, вызвал врача и пытается поставить меня на ноги? Наверняка этому есть свои причины, и мне это не нравится. Если удастся сбежать, придется в будущем жить в подполье. Мне нужно придумать новый план для побега брата и сестры. Заработанные непосильным трудом деньги потеряны, Нерон украл их. Может быть, удастся уговорить Сильвио хотя бы вывезти их на материк. Оттуда мы сможем отправиться дальше самостоятельно. Это должно сработать. У нас больше нет иного выбора. Теперь, когда Рикардо рассказал Люциферу о том, что у меня есть сестра-близнец, оставаться в городе для нее стало еще опаснее. Даже если на мгновение Люцифер все же поверит, что она умерла.

Он не ждет ответа Пьетро, а выходит из комнаты. Очевидно, архангелы нашли остальных кандидаток на испытания и уже хотят их начать. Отчаяние и безнадежность охватывают меня. Интересно, будет ли в моей жизни хоть один мирный и спокойный день?

Я аккуратно поворачиваюсь и смотрю на улыбающегося Пьетро.

— Ты ужасно напугала нас всех.

На мои глаза наворачиваются слезы, когда я вижу знакомое лицо и слышу его голос.

— Мне очень жаль, — говорю я. Алессио точно рассказал ему о моем провале. Мне стыдно за это перед мужчиной, который берет на себя многое, чтобы помочь другим. Он никогда не был таким эгоистом, как я.

— Тихо, маленькая моя. — Пьетро садится на край кровати и притягивает меня к себе. Этот непривычно ласковый жест окончательно разрушает стены моего самоконтроля. По щекам текут слезы.

— Вы должны спрятать Стар, — всхлипываю я, пытаясь собраться. — Люцифер знает, что у меня есть сестра. Один из стражников рассказал ему об этом.

Пьетро гладит меня по спине, держит за плечи и аккуратно отстраняется. Я втягиваю воздух носом.

— Мы держим ситуацию под контролем. Тебе не нужно переживать ни за Стар, ни за Тициана. У них все в порядке.

— Но я не ключ, — отвечаю я ему. — Я не пройду испытания. Если я умру, вам придется позаботиться о них двоих. Пообещай мне это.

Мужчина слегка встряхивает меня, пытаясь привести в чувство. Затем Пьетро убирает прядь волос с моего лица.

— Мун, — убедительно начинает он, — я тебе сейчас кое-что скажу, и тебе нужно очень внимательно меня выслушать.

Я в панике смотрю на него.

— С ними уже что-то произошло? Или Нерон добрался до Стар?

— Нет. Речь идет не о твоих брате и сестре, а о тебе самой. Твой отец хотел посвятить тебя в эту тайну, но не смог, потому что погиб слишком рано. И даже если бы он не умер, он не стал бы подвергать тебя такому риску. Но сейчас, к сожалению, у нас не остается другого выбора.

— Какая тайна? — спрашиваю я, пытаясь сконцентрироваться. — Какой риск?

— Я расскажу тебе кое-что о твоей семье и о твоем задании. — Пьетро ненадолго останавливается, словно размышляя о том, с чего начать. Затем он смотрит на дверь, убеждаясь в том, что она закрыта. — Твой отец знал об испытаниях ключей больше, чем казалось, — шепотом объясняет мужчина. — Твои родители никогда не имели единого представления о том, как им распорядиться этим знанием.

Теперь я слушаю особенно внимательно.

— То, о чем я тебе расскажу, должно оставаться тайной, что бы ни произошло. Ты никому не должна рассказывать об этом. Обещаешь? Об этом знаем только ты, Алессио и я.

Я киваю.

— Ты лучший боец Венеции и достаточно сильна для того, чтобы справиться с испытаниями, — говорит он. — Но ты права, ты не ключ.

— Я знаю, — упрямо отвечаю я.

— Не перебивай меня. То, что я говорю, очень важно.

Я смущенно киваю.

— Ангелы ищут не просто девушек, которые достаточно сильны и смелы, чтобы пройти испытания. — Его голос становится еще тише, если это вообще возможно. — Они ищут своих кровных наследниц. Потомков нефилимов. Ты знаешь, кто это такие?

— Конечно. Нефилимы — это дети, зачатые падшими ангелами и их человеческими женами. В писаниях их называют Сильными. По легенде, это огромные, кровожадные и очень злобные монстры. Их знания — причина всех несчастий этого мира.

— Это официальная версия церкви, — перебивает меня Пьетро. — На самом же деле нефилимы — это дети, которых падшие ангелы спрятали, чтобы остальные архангелы не убили их и не поработили. Только эти дети в состоянии открыть врата в рай, вернее, дети их детей.

— Ты хочешь сказать, — я кратко резюмирую услышанное, — потомки нефилимов — это девушки, которых ищут ангелы? Они и есть ключи?

Пьетро кивает:

— Именно так.

Мои брови вздымаются вверх.

— Но нефилимы жили десять тысяч лет назад. Найти их потомков сегодня, должно быть, почти невозможно.

— Именно для этого и нужны испытания, — говорит он наконец. — Только кровные наследницы могут их пройти.

— Но ведь чисто теоретически каждая девушка может оказаться кровной наследницей, — отвечаю я. — И я в том числе. За эти годы наверняка крови ангелов в их жилах поубавилось, но ее капля может течь и по моим венам. Это значит… — я делаю паузу, — Стар или я вполне могли бы быть ключами.

Осознание этого шокирует меня, потому что Стар оказывается еще в большей опасности, чем когда-либо раньше.

— Но вы не наследницы, — говорит Пьетро. — Это я тебе гарантирую. Кровь твоей семьи никогда не смешивалась с ангельской.

— А ты откуда это знаешь? Никто не может с уверенностью об этом заявлять.

— Не смешивать с ними вашу кровь было главным законом вашей семьи, — Пьетро останавливается, а затем продолжает предложение: — Причина заключается в том, что у твоей семьи с ангелами были особые отношения. Ваши предки служили им в раю. Твои родители не все мне рассказали, только это. Твоя мать была абсолютно уверена в том, что ты пройдешь эти испытания, хотя и не являешься наследницей.

— Нет, — я решительно качаю головой. — Это полная бессмыслица. Ни один человек не может знать о том, кто был его родственником десять тысяч лет назад. Моя мать солгала тебе. Чего бы она этим ни добивалась, это не сработает. Что мой отец говорил по этому поводу?

— Он был настроен скептически, — признается Пьетро. — Ну, ты знаешь его мысли на этот счет. Он всегда стремился к мирному сосуществованию ангелов и людей.

— Это не сработает, но его план был не таким приключенческим, как задумки моей матери.

— Ты все еще зла на нее, — говорит Пьетро, взяв меня за руку. — Я понимаю. Она оставила тебя одну, когда ты так в ней нуждалась. Одну вместе с братом и сестрой и всей этой ответственностью.

— Ты знал об этом? — спрашиваю я. — Значит, она действительно умерла? Как это произошло? — злость и отчаяние закипает во мне. До этого у меня оставалась хоть капля надежды.

— Этого я тебе сказать не могу. Но у нее тоже было свое задание.

— Какое задание может быть важнее, чем забота о собственных детях? — мне так хочется накричать на Пьетро, но я не желаю рисковать и допускать того, чтобы ангелы нас услышали.

— Она ничего другого и не делала, как и твой отец. Он рассказал тебе про ангелов все, что только знал, — продолжает Пьетро, не отвечая на мой вопрос. — А твоя мать научила тебя сражаться, и только по одной причине… — Он снова молчит, прежде чем задумчиво продолжить: — Ты должна не позволить вратам в рай открыться, а Апокалипсису — начаться.

Я громко смеюсь, потому что не понимаю, откуда взялась эта нелепая вера в то, что я способна это сделать. В настоящий момент я даже и с мухой справиться не смогу. Но если бы я и могла, как бы сорвала планы семи архангелов?

— Я знаю, что это звучит невероятно. — Пьетро встает и подходит к окну. — Твой отец научил тебя многому, но о самом важном он умолчал, потому что боялся за тебя. Я не упрекаю его в этом, но настало время и тебе узнать обо всем. — Мужчина поворачивается ко мне: — Генеалогическое древо твоей семьи восходит к Еноху. Он один из твоих предков.

Я больше не хочу слышать этот бред, но, судя по всему, Пьетро решительно настроен рассказать мне обо всем, что знает.

— Енох был сыном Иареда и потомком Сета. Ты же помнишь об этом?

— Конечно. — Я мысленно проклинаю себя за эти знания. — Сет был третьим сыном Адама и Евы. Он родился только тогда, когда Каин убил Авеля. Енох был пятым поколением от Сета.

Пьетро кивает:

— Он был особенно богобоязненным и еще до своей смерти отправился на небеса, став ангелом. Мне так не хотелось требовать от тебя всего этого… — голос Пьетро становится грустным, словно он сейчас совсем не завидует моей судьбе.

— Почему мой отец умолчал об этом? Почему он никогда ничего не говорил?

Пьетро пожимает плечами:

— Он часто ссорился с твоей матерью по этому поводу. Я думаю, он просто хотел дождаться подходящего момента.

— Который так и не наступил.

— Мне очень жаль, Мун, — говорит Пьетро, в этот раз еще более убедительно, чем до этого. — Ангелы уже восемь лет ищут ключи. Пройдет совсем немного времени, и они найдут их все, и тогда наступит день Искупления. Люди будут стерты с лица земли, а ангелы вернутся в рай. У нас совсем немного возможностей помешать этому. Честно говоря, только одна.

— И что за возможность?

Пьерто наклоняется ближе ко мне.

— Что, если одна из девушек, которых они выберут, не будет ключом? Что, если она достаточно умна и сильна, чтобы пройти испытание, но не в силах сказать священные слова в момент истины?

Эта идея проста и абсурдна.

— Думаешь, все так просто?

— Просто точно не будет, но они ищут девятнадцать иголок в стоге сена. Что может быть проще, чем попытаться засунуть туда меч? Меч, который в решающий момент будет направлен в их сторону.

— Значит, я должна стать этим мечом?

— Именно к этому тебя и готовили твои родители, но твой отец не хотел идти на этот риск. К сожалению, у нас больше нет выбора. Мы должны хотя бы попытаться.

Я смотрю на его родное лицо. Мне кажется, будто я вижу его впервые. Может быть, я еще в катакомбах? Возможно ли, что мои родители отправили меня на верную смерть? Может, это всего лишь галлюцинация?

— А что, если я откажусь участвовать в вашем плане?

— Боюсь, что для этого уже слишком поздно, — я слышу сожаление в голосе Пьетро. — Я так хотел бы, чтобы они выбрали тебя до того, как ты получила все эти травмы.

Я поджимаю губы. Мать заставляла меня участвовать в боях и тренироваться лишь для того, чтобы я умерла в самом конце? Я вообще значила для нее хоть что-то?

— Мы позаботимся о Стар и Тициане, — обещает мне Пьетро. — Конечно, ты можешь отказаться, но если ангелы откроют врата в рай, человечеству наступит конец. Смерть тебе, мне и твоим брату и сестре. Где бы ты их ни спрятала. Ты сможешь спасти их только в том случае, если мы помешаем архангелам. Они уже нашли шестнадцать девушек. Уже совсем немного осталось до момента, когда найдут последних.

Три девушки отделяют человечество от уничтожения.

— Прими участие в испытаниях и попытайся выжить. Попытайся стать ключом, — убедительно говорит он. — Тебе ни в коем случае нельзя сбегать отсюда. Иначе ты не спасешь Стар. Пока ты здесь, никто не отправится на ее поиски, — Пьетро разыгрывает еще один козырь из своей колоды.

— Люцифер действительно не приходил в библиотеку? Он не искал Стар?

Может быть, Пьетро врет для того, чтобы успокоить меня?

Мужчина качает головой:

— Вероятно, он абсолютно уверен в том, что ты ключ.

В воображении я давно видела Стар, сидящую в темнице. Почему же ангелы запирали свои ценнейшие ключи в подвале? Они хотели таким образом поставить нас на место? Или только у меня была такая сомнительная привилегия? Как только я восстановлюсь, я исчезну отсюда быстрее, чем Пьетро глазом моргнет. Я заберу брата и сестру, и мы покинем город, даже если мне самостоятельно придется грести на лодке ночью до материка.

Мужчина смотрит на меня с вызовом, словно может читать мои мысли.

— Очень важно, чтобы ты осталась здесь, Мун. Твой побег будет стоить нам жизни. Твое место здесь.

— Это не мое место, а покои Люцифера, — напоминаю я ему. — Он уже не может дождаться момента, когда мы все попадем к нему в ад.

— Именно этому ты и должна помешать.

Я даже не в состоянии спасти Стар и Тициана, так что все человечество спасти мне точно не по плечу. Но очень мило, что Пьетро считает меня способной на это. Я не задаю дальнейших вопросов и оставляю свои мысли при себе.

— Я скажу Люциферу о том, что в будущем буду присылать к тебе Алессио. У меня есть много других пациентов.

Мужчина по-отцовски мне подмигивает, гладя меня по щеке.

— Не надо себя ни в чем упрекать, Мун. Ты не виновата в том, что побег твоих брата и сестры провалился.

— Я доверилась ангелу, — тихо говорю я, опуская взгляд на ладони. — Я себе никогда этого не прощу.

— Нет ничего плохого в том, чтобы кому-то довериться, — отвечает он. — Плохо поступает тот, кто пользуется чужим доверием.

Мужчина складывает свои мази и инструменты в сумку.

— Не теряй веру в хорошее. Иначе тебе будет попросту не за что бороться.

— Попытаюсь, — нехотя отвечаю я. Слова могут звучать убедительно и понятно. Но принять этот совет во внимание мне будет сложно, потому что хорошего в нашем мире почти не осталось.

— Мне попросить Алессио принести тебе что-нибудь из дома завтра? — спрашивает Пьетро перед тем, как уйти.

Я пожимаю плечами:

— Мой меч, например?

Пьетро улыбается мне в ответ. Следующие несколько недель я вряд ли увижу хоть какое-то оружие.

Остаток дня я проведу в одиночестве. У меня в распоряжении есть время, чтобы поразмышлять над тем, что рассказал мне Пьетро. Мои предки служили ангелам в раю. Как такое вообще возможно? Мне нужно больше ответов, пока я думаю над его странным планом. Интересно, как много знает Алессио? И кто рассказал ему об этом: мой отец или все же Пьетро? Почему моя мать ничего не рассказала мне, когда у нее была такая возможность? Значит, все эти тренировки были совсем не для того, чтобы я могла защитить Стар?

От размышлений и выводов, к которым я неизбежно прихожу, мне становится холодно, и я залезаю под одеяло, внимательно рассматривая комнату. Светло-желтые обои украшают стены, а перед окнами висят шелковые занавески. В комнату залетает теплый воздух. С другой стороны помещения открыта дверь, ведущая в маленькую ванную, у стен которой располагаются белый шкаф, украшенный искусно вырезанным орнаментом, и подходящий под ансамбль туалетный столик. В самой же комнате стоит несколько кресел, а рядом с кроватью расположена тумбочка, на которой стоят стакан и кувшин со свежей питьевой водой. Если бы это не были покои Люцифера, я бы чувствовала себя принцессой под этим белым шелковым одеялом.

Время от времени две служанки приносят мне еду, которую я съедаю до последней крошки. Я еще никогда в своей жизни не ела таких вкусных блюд. Я пытаюсь разговорить девушек, но они не произносят ни слова. Они либо дали ангелам какой-то обет молчания, либо те вырезали им языки, растерянно думаю я. Эти кающиеся действуют мне на нервы.

Когда вечером они снова приходят в мою комнату с подносом, за ними следует Люцифер. Девушки смотрят друг на друга и перешептываются. Очевидно, их языки все еще на месте.

— Добрый вечер, Мун, — говорит мне ангел. — Как ты себя чувствуешь?

— Я чувствую себя как свинья, которую откармливают перед тем, как отправить на скотобойню.

Сегодня в меня явно больше ничего не влезет.

Его брови вдруг поднимаются.

— Судя по всему, ты отлично отдохнула, по крайней мере, твой длинный язык теперь как новенький. Отличные новости.

Я презрительно фыркаю, но не отвечаю. Что он вообще знает о моем языке?

— Все-таки попробуй это мороженое. — Люцифер садится на край моей кровати и протягивает миску прямо мне под нос. — Вкус просто восхитительный.

Мое внутреннее сопротивление тает при виде светло-желтых сливочных шариков, и я чувствую, как во рту скапливается слюна. Немного мороженого мне не помешает, тем более учитывая, что оно посыпано карамелизованными орешками, а я почти совсем не помню, когда пробовала мороженое в последний раз. Оно было банановым, отец купил мне его за три дня до Вторжения. Я хватаю миску, вонзаю ложку в содержимое и отправляю ее в рот. Мои вкусовые рецепторы взрываются, и я ненадолго закрываю глаза. Когда я снова их открываю, я вижу перед собой веселое лицо Люцифера.

— Неужели слишком расхвалил его?

Я качаю головой:

— Я хотела бы питаться этим до конца своей жизни.

— Это можно устроить.

— Потому что до конца моей жизни осталось немного? — резко выдыхаю я. Почему я вообще разговариваю с ним?

Люцифер смеется:

— Нет. Потому что мне нравится смотреть на тебя, когда ты наслаждаешься этим мороженым.

Я не знаю, что ответить, и думаю только о том, что не влюблюсь в ангела, который добр ко мне, во второй раз. Достаточно уже и того, что Кассиэль подкупил меня шоколадом и заставил потерять из виду свою цель. Я отправляю следующую ложку мороженого в рот и замечаю, что капля десерта падает на одеяло.

Люцифер машет одной из служанок.

— Поменяйте постельное белье, — командует он им, пока я смущенно вытираю пятно.

— В этом нет необходимости, — говорю я. — Я и сама могу это сделать.

— Ты мой гость, Мун де Анджелис, а мои гости не работают.

— А еще гостей обычно не запирают в комнате, — отвечаю я. — Но, вероятно, у вас на небесах несколько иные представления о гостеприимстве.

Интересно, он знал моих предков? Это странная мысль.

— Ты чувствуешь себя запертой? — его тон кажется удивленным. — Это не было моим намерением. Когда тебе снова станет лучше, ты сможешь свободно передвигаться по моим покоям, как я тебе и говорил. Я лишь запретил тебе бродить по дворцу без сопровождения. Потому что никогда не знаешь, кого можно встретить на пути. Это все для твоего же блага.

Но ведь это всего лишь предупреждение, а не прямой запрет, не так ли?

— Но мне нельзя домой.

— Верно, — подтверждает Люцифер, вставая с места и оставляя меня наедине с вопросом, почему он вообще ко мне пришел. Я никогда в жизни не поверю в то, что архангел просто хотел принести мороженое.

На следующее утро Алессио навещает меня, когда я завтракаю. Увидев, что я сижу на кровати, он с облегчением улыбается. Если бы у меня на коленях не стоял поднос с кучей еды, я бы вскочила с места и кинулась к нему в объятия. Юноша берет мое лицо в свои ладони, внимательно смотрит на меня и целует в щеку.

— Если ты еще хоть раз в жизни меня так напугаешь, я за себя не ручаюсь. — Он опускает свою сумку на пол и подтаскивает кресло поближе к себе.

— Когда они позвали нас, чтобы осмотреть тебя, я уже думал, что ты умерла, — Алессио тяжело сглатывает. — То, что они сделали с тобой, просто ужасно.

— Это были стражники из темницы, — говорю я. — Не ангелы.

Почему я вообще решила защищать их?

— Мужчины хотели изнасиловать меня, а затем, вероятно, убить.

Я смогла убежать в катакомбы и потерялась там. Судя по всему, я исчезла на два дня. Каким-то образом я нашла вход в кабинет Люцифера.

Алессио внимательно слушает мои объяснения, хотя наверняка уже давно все знает.

— Люцифер не отправил тебя обратно в темницу, — говорит он после. — Я думаю, уже и не отправит. Нам дали все, в чем мы нуждались, чтобы обеспечить тебе достойное лечение.

Я пожимаю плечами:

— Мне кажется неправильным оставаться здесь. Все эти излишества… — мой взгляд скользит по комнате. — Ты голоден?

Сначала он кивает, но когда я протягиваю кусок дыни с ветчиной прямо ему под нос, Алессио замирает. Я знаю, что происходит у него в голове сейчас. Юноша думает о своих пациентах, обо всех тех людях, у которых нет и куска хлеба и которые вынуждены рыться в городских отходах в поисках хоть чего-то съестного. Вздыхая, Алессио берет из моих рук кусок дыни и ест его, очевидно, в муках совести. Тяготы последних дней не прошли для него бесследно: наверняка юноше есть чем заняться, ведь теперь я не могу ему помогать. Алессио выглядит бледным и уставшим.

— Как дела у Стар и Тициана?

— Они очень переживали, когда мы еще не знали, что с тобой произошло. Я думал, Стар с ума сойдет. Не знаю, что бы я делал без Феникса.

Его слова оставляют огромную дыру в моем сердце. Судя по всему, моя сестра ужасно испугалась. Она и так с трудом пережила потерю матери и отца. Стар уже наверняка подумала, что и я оставила ее.

— Он утешил ее, успокоил и отвлек. Но лучше стало только тогда, когда Фели пришла к нам и пообещала, что проведает тебя.

— Она так и сделала, — говорю я, пытаясь не думать о том, что дочь моего кровного врага знает о том, что Стар все еще жива. После всего, чем Фели рискнула ради меня, она полностью заслужила мое доверие, но от многолетней привычки думать о ней плохо сложно избавиться.

— Если бы не она, я бы не выжила. Фели принесла мне лекарства Пьетро и еду. Я ожидала увидеть кого угодно, только не ее. Почему она это сделала?

— Раньше ты была ее лучшей подругой, — улыбается Алессио. — Она пошла наперекор своему отцу. Удивительно, как сильно можно ошибаться в людях.

— Или в ангелах, — отвечаю я. — Мне очень жаль. Стоило послушать тебя тогда. Я должна была быть осторожнее. Не знаю, что на меня нашло, когда я решила довериться Кассиэлю.

Алессио убирает поднос с моих колен и ставит его на пол. Затем он мягко заключает меня в свои объятия. Мне становится так хорошо, что хочется плакать.

— Не надо упрекать себя в этом, — тихо говорит юноша. — Кассиэль ангел, и он отлично знал, что делает. Он держал тебя на прицеле. Разумеется, ты доверилась ему.

Я прижимаюсь к Алессио и ничего не отвечаю. Грубый лен его рубашки царапает мою кожу, но мне плевать. Его объятия успокаивают после того, что я пережила за последние недели, хотя от слов Алессио мне не легче, ведь они свидетельствуют о том, что любой ангел может обвести меня вокруг пальца. Интересно, это у меня нет воли или я просто недооценивала их способность влиять на людей? Я всегда считала себя достаточно умной и сообразительной. Думала, что могу даже в некоторой степени контролировать нашу жизнь. Но Кассиэль научил меня кое-чему новому. Возможно, я зла на него не только потому, что он разбил мне сердце, но и потому, что ангел продемонстрировал мне мои же недостатки.

— Нам нужно извлечь выгоду из этой ситуации. Ты должна сконцентрироваться на своем задании, а мы позаботимся о Стар и Тициане.

Я отрываюсь от него.

— Ты знаешь план Пьетро? Ты знал все о моей семье и об этой сумасшедшей идее сделать меня ключом?

Он качает головой, и я чувствую облегчение.

— Я знаю, что Пьетро и твои родители обсуждали различные сценарии того, как можно остановить ангелов. Ни один из них не был достаточно продуманным. После смерти твоего отца Пьетро не упоминал ни один из них. Точно не в разговоре со мной. Кем на самом деле является твоя семья, я знаю всего лишь несколько дней. Тебе нужно быть очень осторожной.

Я хмурюсь.

— Думаешь, после смерти отца он обсуждал это с моей матерью?

Алессио переходит на шепот:

— Этого я не знаю. Я впервые узнал об этом, когда Люцифер позвал Пьетро сюда. Он вбил себе в голову, что сможет остановить открытие врат рая. На мой взгляд, это похоже на манию величия.

Я прикусываю губу.

— На самом деле Пьетро прав, не так ли? Не хватает всего трех девушек, а потом мы все умрем. Неужели мы не можем хотя бы попытаться остановить это?

Алессио зарывается лицом в ладони, и я глажу его по спине.

До этих пор я думала, что он просто боготворит Пьетро. То, что он не придерживается одного с ним мнения, это что-то новенькое.

— Мне кажется, совсем не пытаться сражаться — это неправильно.

Он с измученным видом качает головой:

— Я знал, что ты так отреагируешь на это, когда он расскажет тебе обо всем. Ну хорошо. Что бы ты ни делала, я поддержу тебя в этом. Но ты должна пообещать мне сконцентрироваться на своем выздоровлении сейчас. Иначе тебе придется забыть об испытаниях.

Я киваю.

— Ты что-то помнишь о том, как они проходят?

— Пока ты была без сознания, я привел сюда Пьетро и пообщался с парой ангелов.

Я поднимаю брови:

— Ты их допросил?

— Я бы не называл это так. На удивление мне не пришлось их тщательно расспрашивать. Наама и Лилит добровольно рассказали мне много интересного.

— Наама? Тупая корова, которая обжималась с Кассиэлем и чуть меня не убила?

— Именно она. Она живет при дворе Люцифера и на самом деле очень мила, — уши Алессио краснеют.

— Ты ведь не позволяешь ей вить из тебя веревки? Тебе не обязательно повторять мои ошибки.

— Я этого и не делаю. Так ты хочешь узнать, что я выяснил об испытаниях, или нет?

— Разумеется, — если я вдруг увижу эту Нааму, скажу ей, чтобы держалась подальше от Алессио.

— На каждом этапе им нужно найти семь девушек. Ты знала это?

— Семьяса рассказал об этом, когда запирал меня в темнице. Семь — это число с мистическим значением. Господь создал семь небесных дворов, семь морей, семь пустынь. В неделе семь дней, а вокруг трона Господнего горят семь факелов, — объясняю я. — Они их нашли?

Алессио хватает следующий кусок дыни и медленно жует, прежде чем ответить мне.

— Думаю, да. Фелиция вызвалась добровольцем, и ангелы приняли ее кандидатуру.

Я недоверчиво качаю головой:

— Почему? Я же уже предупреждала ее о том, что это слишком опасно.

— Она настояла, потому что не хотела оставлять тебя одну. Я не смог отговорить ее.

— Ты думаешь, она знает о плане Пьетро? — Что еще этот врач провернул у меня за спиной? — Если Фели умрет, я этого себе никогда не прощу.

— Не все девушки умирают во время испытаний, — говорит Алессио. — А те, кто выживает, но не является ключами, возвращаются к своим семьям.

— Серьезно? — этого я не знала. Значит, я могу просто проиграть и наконец вернуться в спокойную обстановку? По крайней мере, до того, как мир будет уничтожен.

— Ее отец — председатель совета. У Фели есть все, о чем мы только можем мечтать. Почему тогда она подвергает себя опасности?

Алессио улыбается:

— Это тебе должно быть известно лучше, чем мне. Она хочет помочь тебе.

— Видимо, у меня больше не осталось права голоса в данной ситуации. Судя по всему, меня на испытание понесут на руках.

Алессио ухмыляется:

— Все не так плохо. Семьяса будет тренироваться с тобой, чтобы ты поскорее вернулась в форму. Ты наконец прекратишь валяться в кровати. Думаю, через неделю ты сможешь начать тренировки.

Я тяжело сглатываю. Кажется, мышцы моих ног атрофировались. Каждый раз, когда я поднимаюсь с кровати, у меня кружится голова.

— Но если победить может только одна кровная наследница, а среди других шести девушек окажется потомок нефилимов, то выиграет она, — обращаю я его внимание на очевидную дыру в плане.

— Ты права, но на некоторых испытаниях не победил никто. Они не всегда находят кровных наследниц. Пьетро надеется на то, что ты сможешь обмануть ангелов, — Алессио в отчаянии пожимает плечами. — Нам нужно хвататься за любую возможность. В это мгновение они, возможно, находят последних трех девушек. У нас заканчивается время, и в данный момент у нас есть только одна-единственная возможность.

— Как проходят эти испытания? — Все, что я о них знаю, основано на слухах. В прошлом году испытания всегда проходили по воскресеньям, и в те дни людям запрещалось выходить на улицы. Разумеется, всегда находилось несколько смельчаков, которые не следовали этим правилам и хвастались тем, что знают об испытаниях.

— Они никогда не бывают одинаковыми, — рассказывает Алессио. — Архангелы всегда придумывают что-нибудь новое. Правильнее сказать, тайные ангелы делают свои предложения, а затем все голосуют. Все зависит от того, какой именно ключ они надеются найти. — Алессио кладет свою руку на мою. — Это будет непросто, — говорит он. — Я бы с радостью сделал это за тебя.

Я улыбаюсь, услышав подобное предложение. Даже в таком ослабленном состоянии я все равно сражаюсь лучше, чем идеально здоровый Алессио.

— Я справлюсь с этим, — пытаюсь я его успокоить, хотя сама не верю сказанному. Слово «паника» как нельзя лучше характеризует мое состояние. Я представляю себе, как сотни тайных ангелов на небесах размышляют о том, как наиболее эффективно нас пытать.

Дверь открывается, и на пороге стоит Люцифер. Он рассматривает нас, а затем входит в комнату.

— Ты слышал что-нибудь о том, что надо стучаться перед тем, как войти? — дерзко спрашиваю я. Ему вообще знакомо словосочетание «личное пространство»?

— Я не планировал заставать вас в компрометирующей ситуации.

— Алессио пришел сюда, чтобы осмотреть мои раны. Я могла быть голой.

— Вряд ли я увижу что-то, чего раньше не видел.

Да, вполне могу его понять. Алессио качает головой, что, видимо, значит, что мне не стоит продолжать провоцировать Люцифера. Он откидывает одеяло и начинает снимать повязку с моей ноги.

— Заражение крови было очень сильным, когда мы осматривали тебя впервые, — говорит он. — Еще день, и нам пришлось бы ампутировать ногу. Пьетро сразу хотел это сделать, но он был против, — голова Алессио резко поворачивается в сторону Люцифера.

При мысли о том, что я могла стать инвалидом в этом мире, я чувствую тошноту. Так бы у меня не осталось ни единого шанса выжить.

— Не благодари меня за это, — прохладно отвечает Люцифер. — Одноногая ты не принесла бы нам никакой пользы.

— Разумеется, нет. — Я ненавижу его, ненавижу его, ненавижу его. Он должен исчезнуть, прежде чем я осыплю его оскорблениями.

— У тебя что, дел других нет, кроме как ошиваться в моей комнате? Лучше бы занимался выдумыванием адских пыток для неугодных людей или типа того.

Люцифер пожимает плечами:

— Я мог бы заняться этим, но с тобой намного веселее. Я и секунды без тебя не проживу. Кто знает, сколько секунд тебе еще осталось. Не хочу упустить ни одной.

Его цинизм лишает меня дара речи, но, по крайней мере, архангел не пытается меня обмануть. Я сосредоточена на лечении. Нога все еще опухшая, а под корочкой, образовавшейся на ране, виднеется гной.

— Нужно все-таки разрезать ее, — говорит Алессио. — Будет больно.

Я сжимаю губы, стискивая одеяло в руке, когда он достает скальпель.

— Все в порядке, — выдавливаю я.

Когда он начинает, Люцифер садится рядом и хватает меня за руку. Я хочу оттолкнуть его, но когда Алессио режет рану, меня поражает адская боль. Я так крепко сжимаю пальцы Люцифера, что ему, должно быть, становится больно, но он не возражает. Мое дыхание ускоряется, хотя может показаться, что я уже привыкла к боли.

— Прислонись ко мне, — тихо требует Люцифер. — Ты напрягаешься, и это только ухудшает ситуацию. Попытайся расслабиться, пожалуйста.

Я, стиснув зубы, качаю головой. Лучше я упаду в обморок.

Он вздыхает и начинает рисовать маленькие круги на тыльной стороне моей ладони своим большим пальцем. Он усиливает давление и делает что-то кончиками пальцев. Я с облегчением выдыхаю, когда боль отступает.

Алессио тоже замечает это, поэтому обращает свой взгляд то на меня, то на Люцифера. Никто из нас ничего не говорит, но Люцифер продолжает массировать мои пальцы. Он заканчивает только тогда, когда Алессио снова перевязывает мою ногу и посылает служанок за чаем из ивовой коры. Я чувствую сонливость, и сумасшедший голос в моей голове желает, чтобы Люцифер продолжил ко мне прикасаться. Но он встает и аккуратно укладывает меня обратно на подушки.

— Время от времени принимать чужую помощь может быть полезно, — бормочет он так тихо, что я не уверена, правильно ли я поняла его слова.

— Он совсем не такой, как я думал, — медленно говорит Алессио спустя какое-то время. — В этих покоях все по-другому. Люцифер очень переживал за тебя, когда ты была без сознания.

— Ну конечно, — шепчу я ему в ответ. — Он же не хочет потерять свой ценный ключ. Это не имеет никакого отношения ко мне.

Мой друг не отвечает ничего на это.

— Как твои ребра? Ты в состоянии нормально дышать? Мы не слишком сильно перевязали твою грудную клетку.

— Мне все еще немного больно во время движения, но я в силах справиться с этим.

— Завтра осмотрю их тоже. Сегодня ты достаточно настрадалась. — Он убирает оборудование и грязные бинты.

— Я переживу. Скажи мне лучше, где вы держите Стар и Тициана. Рикардо рассказал Люциферу о ней.

— Да, а ты сказала ему, что она мертва, — отвечает Алессио. — И я подтвердил это. Он был удовлетворен этим ответом.

— Мне это кажется странным. Вы спрятали ее где-нибудь?

— Нет. Она все еще в библиотеке, — признается мне Алессио спустя секунду молчания.

— Что, прости? — набрасываюсь я на юношу, опираясь на предплечья. Мой голос звучит очень пронзительно. — Ей нужно уйти прочь оттуда. Там больше небезопасно. Вдруг кто-нибудь еще вспомнит о ее существовании?

Алессио начинает извиваться.

— Ей было непросто смириться с тем, что ангелы увели тебя и посадили в темницу. Она словно обезумела и рыдала целыми днями.

Разумеется. Каждое неожиданное изменение — это целая драма для нее. При этом не играет никакой роли то, что мы и так разлучились бы, если бы побег удался. Я готовила ее к этому месяцами.

— Единственный, кто мог успокоить ее и время от времени уговорить поесть, был Феникс. Тициан чуть с ума не сошел от переживаний. Мы не могли увести их куда-то из дома, кроме того, ничего не произошло.

— Это все из-за Феникса, не так ли? Он запретил это, и вы его послушали.

— Не раздражайся, Мун, — просит Алессио. — Все хорошо. У Стар все в порядке. Без Феникса я и не знал бы, как решить эту проблему. Он не отходит от нее ни на шаг и обеспечивает нас продуктами.

— Значит, он наконец получил то, что хотел, — слезы ярости текут у меня из глаз, и Алессио смахивает их с моих щек.

— Он ее любит, — шепчет юноша. — И ты знаешь это. В Венеции нет ни одного мужчины, которому можно доверить Стар настолько безоговорочно, как ему. Он скорее сам себя убьет, чем позволит, чтобы с ней что-то случилось.

— И что, весь сопровождающий его сброд теперь тоже живет в нашей квартире? — раздражительно спрашиваю я. — Они уже рассказали Тициану истории своих героических поступков?

— Феникс не позволяет другим жить в библиотеке. Если он хочет обсудить с ними что-то, они пересекаются в городе. Все в порядке. Стар счастлива, хотя и скучает по тебе.

— Я тоже по ней скучаю. Скажешь ей об этом?

— Конечно. Но я уверен, она и так это знает.

В дверь стучится одна из служанок, а затем девушка заходит в комнату с чаем. Она улыбается Алессио, и он ухмыляется ей в ответ.

— Спасибо, Антония, — говорит юноша, когда девушка ставит чай на стол рядом с моей кроватью. Судя по всему, с ним она разговаривала.

Он в последний раз внимательно меня осматривает, а затем кладет ладонь мне на лоб.

— У тебя больше нет температуры, — довольно заявляет он. — Надеюсь, нам больше не придется повторять процедуру с твоей ногой. Пока ты была в коме, ты почти не чувствовала боли, но Люцифер проворачивал эти штуки с твоей рукой уже тогда.

Моя нога пульсирует и дрожит. Я не знаю, как смогу наступать на нее и сражаться.

— Боль уже почти исчезла. Как такое возможно?

— Я не знаю. Вероятно, у ангелов есть больше сверхъестественных способностей, чем мы предполагали раньше.

Дверь снова открывается, на пороге стоит Наама. Я с трудом подавляю в себе желание закатить глаза. Но она все равно не обращает на меня внимания.

— Привет, Алессио, — здоровается она с моим другом, который встает и немного наклоняет голову набок. — Не знала, что ты сегодня придешь к нам, — на ней темные кожаные брюки и белая рубашка. На бедре закреплена шпага.

— С сегодняшнего дня лечением Мун руковожу я, — говорит он. — Пьетро нужно заботиться о других пациентах, кроме того, опасность миновала.

— Хочешь попить кофе со мной и Лилит? Мы попросили принести печеньки.

Алессио повернулся ко мне спиной, и я не вижу выражения его лица. Но Наама улыбается, когда он кивает.

Наама, которую я знаю, — фальшивка и змея, которая хотела убить меня на арене. И мой лучший друг никак не может пить с ней кофе!

Но Алессио поворачивается ко мне и целует в лоб.

— Пей чай и отдыхай, — говорит он мне. — Ты нужна нам.

Затем он покидает комнату вместе с Наамой, и даже сквозь закрытую дверь я слышу ее похожий на звон колокольчиков смех. Мне совсем не нравится происходящее. Но со стороны Алессио умно занять такую позицию в отношении ангелов. Любая информация, которую Наама может раскрыть ему во время их посиделок за чашкой кофе, может быть важна для нас.

Следующие три дня я не вижу Люцифера. С одной стороны, я рада этому, а с другой — переживаю. Все равно, что говорит Алессио, я все равно боюсь того, что Люцифер ищет мою сестру, пока я лежу на этой кровати и размышляю о своих родителях. Если быть точнее, о том, какой груз они возложили на мои плечи. В моих жутких фантазиях я вижу, как Люцифер находит Стар и запирает ее в темнице. Она не проживет там и секунды. Алессио хоть и успокаивает меня каждый раз, когда приходит меня навестить, но у него совсем ненадолго получается развеять мои сомнения.

Чтобы отвлечь меня, сегодня он прописал мне небольшую разминку. Поэтому сейчас я хромаю, опершись на его руку, по коридору. Я впервые покидаю свою комнату. Каждый шаг причиняет мне боль, но в целом я чувствую себя лучше. Мы заходим в большой салон, и пара ангелов, сидящих там, поворачиваются в нашу сторону. Я отшатываюсь назад и хочу вернуться обратно в комнату, но Алессио крепко держит меня.

Семьяса дружески хлопает его по спине.

— Ты наконец вылечил ее? Хорошо выглядишь, Мун.

— Это не столько моя заслуга, сколько заслуга вашей хорошей еды, — отвечает Алессио. Если бы эту фразу сказал другой человек, я бы даже сочла это упреком. Ведь у ангелов в избытке есть то, что они скрывают от нас. Но от Алессио это звучит абсолютно нормально.

— Садись к нам, — требует Наама, но юноша качает головой.

— Сначала Мун должна немного прогуляться.

— Я могу побыть ее опорой, — добродушно говорит Семьяса. — Красивых женщин нельзя заставлять ждать.

Алессио ухмыляется и смущенно поправляет очки. Ангел подмигивает мне так, словно мы с ним добрые союзники. Но это совсем не про нас. Меня сбивает с толку то, что они так фамильярничают друг с другом.

— Ты не против этого? — спрашивает Алессио.

— Разумеется, нет, — нерешительно отвечаю я, и мой друг кладет мою ладонь в руку Семьясы, а затем направляется к Нааме.

Я медленно прогуливаюсь по комнате. К моему удивлению, огромный ангел оказывается очень терпеливым, несмотря на то, что я передвигаюсь со скоростью улитки. К тому же я не спускаю глаз с Наамы и Алессио. Она кладет пару сладостей на тарелку и наливает кофе для Алессио. Ангелы совсем не стыдятся этого или их просто не интересует факт того, что дети на улицах голодают?

— Мне это не нравится, — тихо бормочу я, но Сэм все равно все слышит.

Его тело дрожит от смеха.

— Ревнуешь?

— Ну, нет. Просто осторожничаю. Она фальшивая змеюка.

— Как скажешь. Насколько хорошо ты ее знаешь?

— Достаточно хорошо.

Почему я вообще с ним разговариваю? Это же он запер меня в темнице. Я сердито пытаюсь выдернуть свою ладонь из его руки, но он крепко ее держит.

— Мне жаль, что все так случилось, — говорит Семьяса, к моему удивлению. — Нам нельзя было этого допускать.

— Ты же видел, как там все выглядело, что, думаешь, они пытались со мной сделать?

Пусть засунет свои извинения куда подальше.

Он вздыхает, и мы молча идем дальше. Балам смотрит на нас из окна, и я наконец расслабляюсь после пары пройденных кругов. Хотя я в состоянии только хромать, движения приносят мне радость. Я внимательно оглядываюсь. Стены покрыты шелковыми обоями, а потолок украшен огромными картинами, написанными еще до Вторжения. Я узнаю эти батальные сцены и пейзажи. Орнаменты из лепнины дополняют великолепие. Мы находимся на втором этаже дворца. Все здесь такое открытое и воздушное. К нам постоянно заходят ангелы, вероятно принадлежащие к пятому небесному двору. Они не утруждают себя использованием дверей и просто приземляются на балконы, а затем заходят в салон через высокие арочные окна. Они болтают друг с другом и смеются, пробуя блюда, стоящие на столах. Некоторые приносят с собой пергаментные листы и передают их Баламу. Очевидно, он ждал этих посыльных, потому что ангел сразу же покидает салон. Интересно, ангел пошел передавать сообщения Люциферу? Я не осмеливаюсь спрашивать об этом у Сэма, но мне важно знать, как здесь идут дела. Всегда ли дверь охраняется двумя стражниками, как когда я впервые оказалась в покоях Люцифера? Если нет, я могла бы прогуляться по дворцу ночью. В отличие от ангелов я не боюсь темноты. Я могла бы поискать возможные пути побега. Вот два ангела заходят во входную дверь. Они направляются к Алессио и Нааме и здороваются с ними. Непринужденность Алессио раздражает меня еще больше. Неужели это действительно какая-то уловка? Он не очень хорошо умеет лгать, да и актер из него тоже посредственный. Но юноша всегда был тем из нас, кто говорил, что люди должны стараться мирно сосуществовать с ангелами. Он хочет доказать мне, что это возможно, или же все-таки пытается помочь?

Семьяса наконец ведет меня к диванам, и я, обессилев, падаю на них.

— Я бы с радостью погулял с тобой еще, но мне пора идти патрулировать город. Амудиэль, Хананэль, — зовет он ангелов, которые пришли последними. — Наша очередь.

Эти двое только начали есть.

— Сейчас пойдем, — говорит Амудиэль, продолжая жевать. Этот ангел высокий и худой. В отличие от других на нем не надета рубашка, и я вижу знак Люцифера, перевернутую пентаграмму, на его безупречной груди.

— Вам необязательно набивать животы всякий раз, когда вы спускаетесь сюда. Так сторонним наблюдателям может показаться, что в пятом небесном дворе нечего есть.

Амудиэль подмигивает мне.

— Из-за длительных полетов хочется есть, — объясняет он. — Я совсем не понимаю, почему ты постоянно приказываешь нам спускаться к вам. Нам и наверху дел хватает, убираемся мы там достаточно.

Я прислушиваюсь к каждому слову и пытаюсь понять их смысл. Почему и где ангелы должны убираться?

— Важно показывать свое присутствие в городе, — терпеливо отвечает Сэм. — Вы и сами знаете это не хуже меня. Мы не можем вечно прятаться в нашем дворце, как бы мне самому этого иногда ни хотелось.

Амудиэль и Хананэль отодвигают тарелки в сторону и следуют к балкону за Сэмом. Они легко запрыгивают на перила и отталкиваются. Через пару секунд их зеленые и бирюзовые крылья расправляются, и ангелы улетают прочь.

— Что он имеет в виду, говоря «показывать присутствие»? — Я не могу не задать этот вопрос. Специально смотрю на Алессио, потому что мне кажется, что он уже достаточно хорошо знаком с тем, что происходит при дворе Люцифера, но отвечает мне Наама.

— Габриэль и Рафаэль не должны думать, что мы позволим им делать все, что заблагорассудится. Если бы Люцифер не вмешался, они бы и сегодня убивали людей. Просто ради удовольствия.

Я тяжело сглатываю, потому что вижу образы в своей голове. Вижу носилки, на которых мужчины принесли домой моего мертвого отца.

— Почему он помешал им это делать? — спрашиваю я. — Как это его касается?

Наама смотрит на меня так, словно сомневается в моем рассудке.

— Мы не мясники, — сердито объясняет она.

— Да ладно? — Она издевается, что ли?

Я встаю на ноги и хромаю в сторону балкона, несмотря на то что моя нога просто адски болит. К сожалению, отсюда не видно новой арены, но, как мне кажется, я слышу лязг мечей.

— А что ты тогда думаешь о битвах? — нападаю я на нее.

Алессио успокаивающе кладет свою ладонь на ее руку, что злит меня еще больше. Почему это он не на моей стороне?

— Люцифер не может помешать всем их планам, — отвечает Наама. — Но благодаря битвам, по крайней мере, закончились бессмысленные убийства на улицах.

— Значит, это была его идея? — растерянно спрашиваю я. — Может, нам еще поблагодарить его за это?

— Было бы в любом случае неплохо, если бы ты закрыла свой наглый рот, — предлагает она.

Должно быть, я ослышалась.

— У меня есть дела поважнее, чем спорить с маленькой девочкой, — говорит Наама и встает с места, пока я не двигаюсь с места, лишенная дара речи. — Мы увидимся завтра?

Когда Алессио кивает, она уходит прочь, не удостоив меня взглядом.

Внезапно мы с Алессио остаемся наедине.

— Я отведу тебя обратно в твою комнату, — говорит юноша. — Это было несправедливо с твоей стороны.

— Ты решил нанести еще один удар мне в спину? — шиплю я в ответ. — Она тебе совсем голову вскружила?

— Ничего она мне не вскружила, — оправдывается Алессио. — Но я много времени провел здесь, пока ты болела, и думаю, что все обстоит не так, как тебе кажется.

— Конечно, она очень милая, белая и пушистая дамочка, которая вовсе не планирует превратить твою жизнь в ад.

Когда Алессио улыбается, мне тоже приходится ухмыльнуться. С ним нельзя просто так поссориться. Он поддерживает меня, и мы медленно возвращаемся в комнату.

— Обстановка при дворе Люцифера неформальная, — поясняет он. — Можно даже сказать, что он демократ. Я ни разу не видел, чтобы архангел приказывал что-то своим людям, не спросив их мнения. Он намного менее деспотичен, чем я думал. Его приближенные ни разу не давали ни мне, ни Пьетро понять, что мы с ними не на равных.

— Может быть, и так, — признаю я, потому что единственное, в чем я могу обвинить Люцифера — это то, что он запер меня в своих покоях и командует мной, но я ведь тоже человек. В остальном он не раз помогал мне избежать неприятностей.

— Но Люцифер и другие ангелы все равно следуют своей цели, сколько бы пирогов тебе ни скормила Наама.

— Ты действительно наглая, — качая головой, говорит Алессио. — Интересно, что именно ты пытаешься забросать меня камнями, хотя твой собственный стеклянный замок уже сломан… — напоминает он мне о катастрофе с Кассиэлем.

— Извини, — бормочу я, ложась на кровать. — Ты прав. Я исправлюсь.

— Дай ей шанс. Вероятно, Наама может быть нам полезной.

— Она тебе нравится.

— Они с Лилит помогали мне, пока ты была без сознания. Они мыли тебя и наносили мази, вливали в тебя бульон и сидели у твоей кровати. Тебе стоило бы, по крайней мере, быть им благодарной.

Этого я не знала. Внезапно я чувствую укол совести. Алессио, как и я, пытается усидеть на двух стульях, и я не облегчаю ему задачу, хотя он так старается.

— Я постараюсь.

Он ухмыляется и гладит меня по руке.

— Вот увидишь, она очень милая.

Я наигранно закатываю глаза.

— Конечно, она настоящий филантроп.

Алессио смеется:

— Мне нужно поскорее возвращаться в больницу. Я постараюсь навестить тебя завтра.

— Это все из-за меня или из-за нее? — кричу я ему вслед.

— Ты просто чудовище.

Круговые прогулки по большому салону стали долгожданным изменением в моем однообразном распорядке дня. Там ведь постоянно находятся разные ангелы, и я пытаюсь собрать столько информации, сколько возможно. Чаще всего они ожидают приказов Люцифера или своего патруля. Некоторые, правда, возвращаются после битв на арене, и я всякий раз вздрагиваю при виде крови на их голой груди или рубашках. Я никогда не спрашиваю о том, убили ли они человека.

Приближенные Люцифера не игнорируют меня, а машут мне в знак приветствия или же дают советы по поводу того, как мне скорейшим образом выздороветь. Советы от существ, которые в своем мире никогда не болеют, обычно либо совершенно заурядные, либо смешные. Меня удивляет то, что они вообще общаются с нами. Алессио реагирует на каждый их комментарий: он либо рассказывает, почему тот или иной совет не будет работать, либо обещает испробовать его в деле. Видеть, как он беспечно болтает с ангелами, мне все так же удивительно. Уже через два дня у меня перестает кружиться голова, а рана на моей ноге наконец заживает благодаря покою, хорошей еде и лечению Алессио.

Вечер только наступил, и я решаю не ждать Алессио, а сразу пойти в салон. Сегодня несколько ангелов бездельничают на белых кожаных диванах, угощаясь печеньем и вином. Они играют во что-то вроде шарад, и наблюдать за тем, как они пытаются угадать слово, которое не существовало в их лексиконе до Вторжения, кажется мне забавным. Ну, какой ангел, который раньше жил только на небе, может знать, что такое лягушка? Лилит побеждает с большим отрывом, но она ведь не всегда была ангелом. Несмотря на то что у нее есть крылья, я не знаю, кто она сейчас. По традиции ее называют демоном. Но демонов я себе представляла уродливыми и злобными, а она совсем не такая.

Я беру яблоко, когда Алессио заходит в комнату. Прежде чем он успевает ко мне подойти, его останавливает Наама. Она игнорирует меня с тех пор, как мы с ней поссорились.

— Как твой день? — спрашивает она юношу. — Было много дел?

— В Каннареджо произошла вспышка той же лихорадки, что и два дня назад в Дорсодуро, — рассказывает он ей. — Она заразна, и я уж думал, что не смогу прийти сегодня.

Я подхожу ближе к ним.

— Вам нужна какая-нибудь помощь? — спрашивает Наама, к моему удивлению. — Может, Люциферу поговорить с Нероном?

Второй вопрос смущает меня еще больше, чем первый.

— Это очень мило с твоей стороны, но мы справимся. Дети, которых затронула волна лихорадки, уже изолированы.

Наама кивает, но выглядит расстроенной.

Алессио гладит ее по руке. Юноша на голову выше ее и улыбается, глядя на ангела.

— Если ситуация ухудшится, я скажу тебе об этом, но Пьетро не хочет быть в долгу у Нерона.

— Я понимаю, — теперь она, кажется, успокоилась. — Я все равно провожу тебя. — Она возвращается к Лилит и Сэму, который только что вошел и теперь раскладывает на столе большой лист бумаги.

— Это планы по перестройке дворца Люцифера в пятом небесном дворе, — объясняет мне Алессио так, словно то, что он об этом знает, — самая очевидная вещь на свете. — Посмотрим?

— Если тебе это интересно.

Я все еще думаю о том, почему он рассказал Нааме о своей работе и лихорадке, а мне — нет. Как часто она сопровождает его в город после того, как Алессио стал навещать меня? Ему больше не нужно поддерживать меня при ходьбе, поэтому я просто хромаю рядом.

— Почему ты не рассказал мне о лихорадке? Она заразна? Тициан в опасности? Скажи ему, чтобы оставался в районе Сан-Марко, остальные части города слишком опасны. Сам ты хоть как-то защищаешься от этого?

Врачи ведь не имеют особого иммунитета против болезней, которые лечат. Два года назад у Алессио был грипп. Он заразился им в больнице, и я думала, что он умрет. Я все еще отлично помню эти страшные ночи, когда мы со Стар выхаживали его.

— Тебе нужно быть осторожным, — если я потеряю его, это меня уничтожит.

— Все в порядке, — успокаивает меня юноша. — Тициан вне опасности. Честное слово.

— Но уже были смертельные случаи, не так ли? Не спорь со мной на этот счет.

Я знаю Алессио всю свою жизнь, и когда человек, находящийся под его присмотром, умирает, я всегда вижу эту печаль в его взгляде.

Он вздыхает:

— Мы не смогли спасти двух детей. Они были слишком слабыми, и им было нечего противопоставить этой болезни. Когда они пришли к нам, то почти умирали от голода.

— Я знаю, как тебе плохо от этого, — я успокаивающе глажу его по руке. Многие люди уже очерствели со времен Вторжения, но не Алессио. Каждый умерший для него — его личное поражение.

— Ты не можешь спасти всех.

— Я знаю, но хочу, по крайней мере, попробовать. — Он улыбается, и грусть из его взгляда на мгновение исчезает.

— Почему вообще Наама так интересуется твоей работой? — подозрительно спрашиваю я, когда замечаю взгляд девушки на себе. — Чего она этим добивается?

— Она хочет знать, что происходит в городе, и для меня же безопаснее, когда она проходит со мной по домам больных после заката. Она все-таки предводительница стражи Люцифера.

— Что, прости? — должно быть, я ослышалась. Теперь я тоже смотрю на Нааму. Сегодня на ней кожаные штаны и что-то вроде кожаного корсета, позволяющего ее крыльям двигаться максимально свободно. Она, очевидно, боец. Между крыльями у нее есть карман для копья, а на поясе закреплен кинжал. Серебряный наконечник копья сверкает: он острый как нож. Наама вполне способна защитить Алессио в городе ночью. Мне стоило бы радоваться этому, но я не могу.

— Я думала, что Семьяса предводитель стражи.

— Сэм — генерал Люцифера, — просвещает меня Алессио. — А Балам — второй офицер.

— А Лилит? Какая у нее роль?

— У нее нет военной функции, но она входит в ближайший круг советников Люцифера.

Я пытаюсь обдумать только что услышанную информацию. В штабе Люцифера две женщины. Интересно, для ангелов характерно относиться к женщинам на равных? Я никогда не видела женщин в свитах остальных архангелов, разве что когда те сидели у них на коленях.

— Значит, вы с Наамой будете бродить одни в темноте? — спрашиваю я с высоко поднятыми бровями. — Ты считаешь, что это разумно?

Мне кажется, что это похоже на братание с врагом.

— Все абсолютно не так, — защищается он. — И так мне удается посетить гораздо больше людей. Она делает это по доброте душевной.

— Конечно, а я китайская императрица, — я ударяю Алессио по руке. — Не позволяй себя обманывать. Она ненавидит людей.

— Я так не думаю, — медленно отвечает он. — Кроме того, общаясь с ней, я узнаю, что происходит на небесах. Однажды это может нам пригодиться.

— Просто будь осторожен, — прошу я его. — Она причинит тебе боль, если узнает, что ты используешь ее как источник информации.

— Не переживай за меня. — Алессио направляется к большому столу, за которым собрались все присутствующие ангелы. — Я смогу за себя постоять.

— Восточное и южное крыло были полностью уничтожены, — объясняет Семьяса, когда мы подходим к столу. Я рассматриваю большие листы бумаги и рисунки на них. Это дворец пятого небесного двора с разных ракурсов.

— Больше всего ангелов живет в западной стороне, но там остается все меньше места для всех нас. Нам нужно поскорее завершить стройку. Люцу важно, чтобы мы воссоздали библиотеку. Нам нужно выяснить, какие книги еще на месте, а какие были украдены. Он отправил в другие дворы послов, которые должны договориться о возвращении нашего имущества.

В ответ на его речь следует коллективное ворчание.

— Как будто они нам что-то отдадут, — говорит стоящий рядом со мной Амудиэль, почесывая затылок. — У меня украли пару украшений.

— Даже если они ничего не отдадут, — прерывает его Балам, — так мы можем показать им, что не закрываем глаза на эти кражи.

— Мои украшения пусть останутся у них, — отзывается какой-то ангел, чьего имени я не знаю. — Лучше бы вернули мне мою жену и сына.

Балам кладет руку ему на плечо.

— Мы бы все хотели того же, Форфакс.

Ангелы, собравшиеся вокруг стола, кивают, и я вижу, как Сэм сжимает руки в кулаки. Прошло уже десять тысяч лет с тех пор, как ангелы потеряли свои семьи, но они все еще скучают по ним. Кажется, будто невидимая нить связала их судьбы и мою воедино. Я потеряла своих родителей, но у меня все еще есть брат с сестрой. А от их семей ничего не осталось. Хотя это не совсем правда. Они же поэтому и ищут кровных наследниц? Можно ли этих девушек вообще назвать частью семьи?

— Мы заново отстраиваем наш небесный двор. Он будет красивее и роскошнее, чем прежде, — говорит Сэм. — А потом мы поставим Габриэля, Рафа и других ангелов на место.

Присутствующие ангелы громко соглашаются с ним, а затем начинается оживленная дискуссия об обстановке и размерах комнат.

— Что он имеет в виду, говоря, что они поставят Габриэля и Рафаэля на место? — обращаюсь я к Алессио.

— Люц должен быть правителем первого небесного двора, — отвечает Наама за него. Она подошла к нам, и я даже не заметила ее. — Он был первым сыном Господа. Первым ангелом, который был создан. Хотя это для него и не так важно. Но очень важно для нас.

— Но сейчас он правитель пятого небесного двора.

Наама высокомерно смеется.

— Правитель того, что ему осталось. После того как отец поверил в ложь, которую говорили другие архангелы, и изгнал Люцифера, они заново поделили небеса между собой, — объясняет она мне с удивительным спокойствием. — Так Габриэль стал правителем первого небесного двора, Рафаэль — второго и так далее. Только Фануэль и Уриэль настояли на том, чтобы сохранить за собой прежние небесные дворы. Но Габриэлю, Рафаэлю и Михаэлю и этого было недостаточно, и они изгнали нас из рая. После того как они заперли нас, то разграбили наш дворец.

Я запрещаю себе сочувствовать им. Как бы мало имущества у них ни осталось, это все еще больше, чем то, что они оставили людям. Возможно, архангелы были несправедливы к Люциферу, но они и к нам несправедливы, а архангел не пытается этому помешать. Я бы с радостью спросила ее, какие лживые истории архангелы рассказывали Богу, но Наама уже повернулась к Сэму и предлагает воссоздать два моста, которые ранее располагались над дворцом. Должно быть, когда-то это было великолепное сооружение. Но, с точки зрения человека, он выглядит прекрасным даже в разрушенном состоянии.