Время вороньих песен

Мара Вересень, 2023

Меня зовут Малена Арденн, мне двадцать четыре, и я вдова. А еще меня подозревают в убийстве мужа. По завещанию мне досталась лавка со всякой всячиной в городе, в двух комнатах над которой я теперь живу. До суда, пока идет следствие. Надзирающий офицер может прийти в любое время, и я обязана открыть. Я теперь никто. У меня почти нет на себя прав.И самое главное – я не из этого мира.

Глава 2. Великое переселение.

Мы поедем, мы помчимся…

Главное, чтобы оленей на пути было не очень много.

Возможно, меня разбудил звук. Странный. Сухой щелчок или хруст…

— Меня… меня з-с-совут Ма-малена Арденн, м-мне двадцать четы… четыре, и я… Я вдова.

Восстановив дыхание, подождала, пока утихнет жжение в груди и перед глазами прояснится… И поняла, что в комнате кто-то был. Не “есть”, именно “был”. Словно животное, знающее каждый миллиметр своего логова, каждый запах… Запах.

Я вскочила. Рука, не найдя трость на привычном месте у изголовья, провалилась, и я всем весом встала на треклятую ногу, которая конечно же не захотела меня держать. Обломки трости нашлись тут же. Часть лежала у моего носа, а часть под кроватью, будто кто-то торопливо пытался спрятать следы вандализма. Из-под пола тянуло подвальной сыростью и, почему-то, свечным воском. Этот терпкий сладковато медовый флер вызвал странную реакцию — руки покрылись трусливыми цыпками. А может дело было в едва заметных отпечатках ботинок на полу. Один я, падая, смазала рукой…

И почувствовала взгляд. Дежавю какое-то. На кривом ставне сидел ворон с перекошенным крылом. Смотрел укоризненно. Невероятный бред — рассмотреть выражение вороньих глаз на расстоянии полутора метров сквозь стекло. Птиц нахохлился, потом вытянул шею, каркнул — я видела, как приоткрылся светлый по краю клюв — и черной тряпкой сиганул прочь.

Дверь открылась. Я там и замерла — в странной позе на полу. Бальца, видимо, была женщина с богатым опытом, раз вид принюхивающейся к наборному паркету хозяйки ее не смутил. А вот юноша-вампир смутился, вспыхнул ярким румянцем на бледном лице и поспешно спрятался поглубже в коридор.

Орка помогла встать. Но. Она никогда прежде не приходила меня будить, я всегда просыпалась сама, сама одевалась и выходила к завтраку. Что произошло?

— Экипаж прибыл.

Ясно, а у меня ни вещей в чемоданах, ни трости. И нога болит.

— Иди, я… сейчас.

Посидела, задрав сорочку и любуюсь на сбитые коленки на двух совершенно одинаковых ногах. Никаких внешних следов того, что увечная левая чем-то от правой отличается. Разве что синяк на ней больше будет, судя по расплывающемуся красному пятну.

Встала, оделась. Сама. Зря, потому что снова пришлось тут же у шкафа на банкетке присесть и перевести дух. Чулки, подвязки, белье, нижняя рубашка, нижняя юбка, корсет… К демонам бы корсет, но с ним теплее. Платье — длинные рукава, высокий воротник-стойка. Черное. У меня в шкафу необычайно много черных и прочих темных платьев, и одно — красное. Очень красивое, с открытыми плечами, бисерной вышивкой по лифу и краю верхней юбки, которая на свету отливает огнем. Тоже подарок. И тоже от матушки Огаста. Такое же непрактичное, как лавка в городе. Есть и ладно. Ношеные платья приставов не заинтересовали, а за красное я слегка беспокоилась. Нужно обязательно забрать это единственное яркое пятно в моей теперешней жизни, пусть и надеть я его не могу.

Снова пришла Бальца. Бесцеремонно отодвинула мои коленки, извлекла из недосягаемых недр шкафа огромный чемодан, больше похожий на гроб, и поймав направление моего взгляда, первым делом уложила красное. Когда последний яркий сполох скрылся под практичным черным, коричневым и прочим обыденным, я оставила место погребения, облачилась в притащенные экономкой ботинки и пальто, прихватила шляпку с ненавистной вуалью и вышла.

Я опять все пропустила? Кабинет Огаста за утро успел переехать вниз. Все ценные вещи из кабинета, включая массивную тяжелую мебель громоздились угловатой грудой рядом с выходом. Я остановилась у камина и как раз присматривалась к стойке с коллекцией тростей. Пыталась понять, стоят ли на них учетные печати и можно ли одну умыкнуть.

Сустав горел огнем, и его словно выворачивало. Несколько метров от комнаты до каминной полки вдоль стены дались ценой взмокшей спины и дрожи в руках. Обычно, если случалось остаться без поддержки, я великолепно прыгала на одной ноге на длинные дистанции, но сегодня даже этого сделать не смогла. Теперь стояла и дожидалась милого мальчика Лайэнца, который несколько минут назад потащил мой багаж наружу и обещал вернуться, чтоб дотащить и меня.

— Ненавижу это место, — процедил вошедший, споткнувшись о край свернутого рулоном ковра. Он явно не ожидал, что его услышат. Замер.

В холле было темно. Свет то ли не зажигали, то ли погасили, после того как спустили вещи, на улице — серая хмарь, а я — в черном, потому меня не сразу заметили.

— Вы здесь.

— Как видите.

— Экипаж ждет только вас, может закончите с прощанием и выйдете уже из дома?

— Разве что вы меня донесете.

— Где ваша трость?

Хорошо, что его лица в полумраке не видно почти, представляю, каким бы оно было, если он так говорит. Будто ему предложили жабу лизнуть, а не даму проводить. Я по натуре человек вежливый и спокойный и не имею обыкновения хамить, даже если хамят мне, вежливость иной раз пострашнее хамства, но очень нога болела, а потому ведьмак-надзоровец раздражал до крайности. Что ему вообще тут нужно? Посчитал, что Феррато не справится?

Женщина в расстроенных чувствах может все: и на скаку, и на одном крыле, и на одной ноге, вот честное слово. И когда я с гордо поднятой головой мимо дефили… шла почти уверенно, калач выщелкнул под потолок желто-зеленый ослепительно яркий шар, провел ладонью над стойкой с коллекцией, цапнул ближайшую к себе трость и мне сунул с такой миной, будто я у него последнюю полушку отбираю.

Уверенности прибавилось. И я даже нашла в себе каплю благодарности, чтоб на “спасибо” хватило, но тут как с 5 чарами для священника, вроде как положено, но не обязательно. Оставим при себе. С тем и вышла и спохватилась уже у экипажа, что не забрала свое сокровище, но тут явилась Бальца и протянула своей беспамятной хозяйке саквояж.

— Я там в дорогу собрала. Пусть и недалеко, но вы не завтракали, — и подмигнула. — И баловство ваше тоже сложила. И адресок племяшки, если помощь в обустройстве нужна будет. Доброй дороги, милая. — И вдруг прижала к пышной груди и в макушку чмокнула. В замерзающих ушах отдалось звоном — шляпка так и болталась у меня в руке. Вот и попрощались. Три года под одной крышей, а прощаний и на минуту не вышло. Жаль, я не поняла, чем семейство Арденн заслужило от Бальцы подобную верность. В глазах предательски защипало.

— Довольно, — прозвучал позади желчный голос. — Феррато, что вы стоите? Помогите, — мне вдруг явственно послышалось “этой”, хотя он сказал другое, — госпоже Арденн сесть.

Если этот тип еще и поедет с нами, два часа до Нодлута превратятся в очень нервную и неприятную вечность. Однако вселенная решила, что гадостей для меня на сегодня достаточно.

2.2

В этой жизни мне не слишком часто доводилось путешествовать, а в прошлой… Последнее путешествие как раз и привело меня сюда, что совсем не добавляло благодушия.

Едва экипаж тронулся, я принялась изучать содержимое саквояжа. Этюдник тут же высунул угол, и глаза хладена Феррато алчно заблестели.

Я не люблю разговаривать в дороге, особенно когда дорога не ахти какая ровная, а рессоры у экипажа разболтанные. При таких исходных выражение “прикусить язык” обретает первоначальный смысл. А вот Лайэнц общаться любил, хотел и общался, хоть я и напустила на себя максимально отстраненный вид. Даже подумывала шляпку надеть и вуалью занавеситься, но это выглядело бы совсем уж странно, а молоденький вампир был весьма мил. Он несколько раз попытался поговорить о погодах, сплетнях и новостях, а сам хотел о другом, только не знал, как подступиться.

Экипаж в очередной раз подпрыгнул, Лайэнц, кажется, все-таки прикусил себе язык, потому что лицо у вампира сделалось несчастное, и я протянула ему блокнот в качестве утешения. А заодно в надежде, что со мной перестанут разговаривать. Отвыкла я от разговоров, пока была женой, да и до этого особенно разговорчивой не была.

Место, где я провела юные годы, располагалось в Северном районе Нодлута и помпезно, и на мой взгляд, двусмысленно, звалось “Сад благодати”, будто дом увеселений, а не учебное заведение закрытого типа для девочек.

Эта юдоль уныния позиционировалась как пансион благородных девиц, хотя в наших стройных, не стройных и средней упитанности рядах присутствовали девицы различных социальных групп. Одаренные держались особнячком: темные отдельно, светлые отдельно. А прочие скорбные духом (дар ведь часть души) — на отшибе. Этот отрезок жизни воспринимался, как старый, когда-то виденный фильм: ни названия, ни сюжета толком не вспомнить, но вот мелькает знакомый кадр и где-то отзывается. Той меня, что здесь и сейчас, там и тогда еще не было, а кадры и сцены, доставшиеся в наследство не радовали многообразием.

Выпускниц-бесприданниц тактично называли Королевскими невестами и те, кому не удалось до выпуска подписать помолвочное соглашение, отправлялись на вольные хлеба. Смотрины и благотворительный бал по случаю, проводили раз в полгода в магистрате. На моей памяти (из того, что я помню) Его величество Ионелл Второй Клодиу мероприятие под эгидой короны ни разу не посетил.

Мне повезло как раз в последний мой год в “Саду”. Жениха я в глаза не видела, просто на следующее утро меня вызвали к директрисе и протянули соглашение, в полной уверенности, что отказа не последует. Еще бы, учитывая все мои достоинства и предстоящие перспективы. До выпуска оставалось пару месяцев и будущее выглядело так же уныло и безрадостно, как сейчас. С небольшой разницей. Мне сложно судить, какой была Малена, но мне все время казалось, что похожей на меня, иначе вряд ли мы бы так быстро пришли к консенсусу. Маги, а в особенности часто пользующиеся этим преимуществом в работе некроманты, называют подобное состояние тандем. Когда два сознания действуют в общем информационно-магическом поле. И нет, я не умничаю, просто немного образованная.

Тому что я не путалась в столовых приборах, отличала кларет от кларнета, сносно музицировала и рисовала и знала, с какой стороны держать книгу и что с ней делать, я обязана “Саду благодати”. А еще горячо любимым мною в прошлой жизни сериалам об английских семействах.

В первый год мне пришлось очень много читать и еще больше наблюдать. Обычно я совмещала. Это было удобно. Читала в основном газеты, что выглядело наименее подозрительно, а потом, когда они перестали приходить, таскала книги у Огаста, пока его дома не было. Прямого запрета мне не озвучивали, и господин Арденн даже ничего не сказал, когда обнаружил забытые мною в столовой “Очерки о расах и народах”, только удивился. Действительно… Читающая жена — явление редкое, а жена, понимающая написанное — и вовсе нечто невероятное! Думаю, я могла бы открыто пользоваться его библиотекой, но брать книги тайком оказалось интереснее — у меня было не так много развлечений. Сначала квест, чтобы подняться в кабинет. Лестница наверх, хоть и пологая, но длинная. Два пролета. А вниз можно и с ветерком. По перилу. Правда, после пары неудачных приземлений, решила, что для такого способа передвижения я недостаточно уравновешенная особа. При скатывании вниз все время хотелось поорать что-нибудь вроде “йухху”, только неприличное. Да и физиологически смещенный центр тяжести не всегда следовал заданной траектории.

Экипаж дернулся, а лавка, просев на мгновение, обратным ходом как раз по центру тяжести поддала, подбив меня на непристойности — я охнула и уткнулась носом в грудь сопровождающего. Хм, приятный запах, прохладный… Отчего-то на ум пришел образ растущего на склоне эдельвейса.

Вампиры, как все долгоживущие, очень ловкие ребята, а потому окончательного падения не состоялось. Меня очень тактично и слегка смущенно поймали и усадили обратно. Вот хладен Лодвейн точно смущаться бы не стал, а может еще и придержал бы… Не только ловкие, но и неприлично привлекательные. Не так как эльфы, конечно. В плане привлекательности, а не неприличий. Об этой стороне жизни дивных ничего достоверного мне известно не было, а свои личные фантазии по этому поводу я в расчет не брала. Это же реальность, а не сказки для девочек. Но уши — да. Уши были. Равно как клыки у вампиров, зеленоватая кожа у орков, невысокий рост и большие ступни у хоббитов и бороды лопатой у гномов. А у магов — магия. У темных еще скверный характер был. И у ведьмаков, видимо, тоже. Или это от профессии зависит? Вот маджен Холин… Тьма, прямо в жар бросило. Маджен Холин к примеру — с виду очень приятный человек, хоть и темный, и в Управлении магического надзора работает.

— Вам нехорошо, госпожа Арденн? — забеспокоился сопровождающий с трудом оторвавшись от разглядывания рисунков.

— Что? Мне? С чего вы взяли?

— У вас румянец и сердце частит.

— Ничего, хладен Феррато, просто вспомнилось, — ответила я и вздохнула максимально горестно. Ну, как вышло. Пусть сам додумывает.

А я уставилась в окошко. Громада города была рядом и неумолимо придвигалась все ближе, как и необходимость принимать решения. Самой. Одной. Какой кошмар… Как жить в магическом мире, когда не в состоянии пользоваться обычным вещами? Это все равно что неандертальца к компьютеру посадить, но от битья головой о твердые поверхности толку не будет, придется и руки приложить. Но где я, а где средневековый быт? Ну, положим, плиту я растоплю и даже что-нибудь приготовлю. Но не хлебом же единым… Впрочем, учитывая настрой ведана Пешты и зачитанное им обвинение, мне недолго страдать осталось. Одна надежда на то, что если меня и забросит еще куда-нибудь, тот мир будет куда привычнее и благожелательнее теперешнего.

2.3

— Какая занятная повозка, — наконец разродился Лайэнц. Над последним из моих художеств он зависал дольше всего. — Это ваша фантазия?

— Сон такой странный, странная повозка летит с…

— А с большой скоростью летит?

— Смотря с какой силой пнуть, — задумчиво произнесла я, не отрывая взгляда от приближающегося города.

Вампир умолк и его замешательство повисло между нами вуалью. Потом он издал невнятный звук, зашебуршал у себя по карманам и так азартно стал скрипеть карандашом, что я отвлеклась от окна. Лайэнц, высунув кончик языка, выводил столбики значков и чертил вокруг рисунка затейливые линии прямо в моем блокноте.

— Возьмите себе.

— А?

— Говорю, возьмите рисунок, раз он вам так понравился. Я себе еще нарисую.

Если бы там было исключительно мое творчество, отдала бы вместе с блокнотом, но мне он достался уже частично с рисунками, и я считала себя не вправе распоряжаться ими так вольно. Отчего-то я трепетно, как скряга, относилась ко всему, что осталось от той, другой Малены.

Ближе к городу дорога была ровнее и экипаж стало трясти меньше, а меня — наоборот. Сделалось тревожно и… ладно, страшно. И я отчаянно гнала мысли о том, сколько мне осталось и как.

А может и зря, что ведьмак с нами не поехал. Он бы раздражал меня, я его и думать о печальном будущем было бы некогда. Интересно, ему не нагорит за благотворительность? Я подтянула трость поближе, чтобы рассмотреть как следует. Погладила пальцами покрытую потемневшим от времени, а может, специально черненым серебром костяную рукоять в виде птичьей головы с гладкими круглыми каменными глазами, темно-красными, как начавшая сворачиваться кровь. Понятия не имею, с чего я взяла, что рукоять костяная, просто сразу подумалось, стоило взяться за нее еще в тот первый раз, когда я самовольно проинспектировала кабинет мужа в отсутствии мужа. Трость, в числе немногих из перепробованных, идеально подошла мне по росту. Да и понравилась больше прочих, хоть и выглядела менее привлекательно, чем иные экземпляры коллекции. Рукоять и довольно тяжелая деревянная основа словно перетекали друг в друга. Пятка была странноватой, металлической, темной и какой-то пористой. Будто железо (или из чего оно там сделано) вскипятили, как воду, до белых пузырьков, а потом внезапно охладили. И металл этот так же неуловимо вплавлялся в дерево, как и кость рукояти.

В любом случае нам придется притираться друг к другу, главное, чтоб не до мозолей. У меня и так руки далеки от идеала, а на ручке трости полно объемной красоты: каменные птичьи глаза, бороздки перьев, клюв… Вот так бывает влюбишься с первого взгляда, полжизни сглаживаешь неровности и шероховатости, а по итогу выходит, что в эти самые неровности и влюбилась.

Влюбилась… Ага… А пусть бы маджен Холин за мной надзирал. Тут потенциальным смертникам последние желания положены? Я покосилась на вампира, но ему, увлеченному вычислениями (уже и второй лист измарал), больше не было дела до моего участившегося сердцебиения. Правильно, лучше думать о прекрасных темных глазах и теплых руках. Царапина снова зачесалась, и я с наслаждением потерла ладонь ручкой трости. О хищно загнутый клюв чесалось особенно сладко.

Почему опасное так привлекает? Раньше я (ни одна из я) такой не была, но стоит разок умереть, как приоритеты тут же меняются. Не знаю, где я это слышала или читала, но суть происходящего отражало верно. А у меня каждый новый день был как первый. И всякий раз хотелось прожить его иначе, но чаще хотелось опасного.

В Дат-Кронен у меня было слишком мало возможностей подергать тигра за усы. Например, хамить следователю, немножко влюбиться в некроманта или вынырнуть из дремоты от забивающего ноздри запаха склепа и свечей, рывком открыть окно, смахнув на пол дорожку из заговоренного риса, и впустить в комнату вязкий, как кисель, белесый туман. Босиком, потому что долго искать обувку, пробраться к мужу в кабинет раньше, чем он сам ко мне спустится, или воткнуть ему канцелярский нож в плечо… Огаст усов не носил да и тигр из него был как… Знаете такие помпезные ковры из цельной шкуры и с головой?

Сердце кувыркнулось и ухнуло вниз, потому что вместо дурацкого ковра мне на мгновение привиделся высокий зал с клубящейся под потолком тьмой и каменным полом с мозаикой в виде распластанного по красному…

Тьма и мрак! Вот откуда у меня порез на руке, вот откуда моя кровь в кабинете! Но почему я не помню, как… Помню. Как Огаст, будто в него демоны вселились, пытался едва не силой взять меня прямо на столе “раз сама пришла”, а после моего удара, словно очнувшись, выдирая нож из судорожно сжатых пальцев, распорол мне ладонь. Затем брезгливо сунул мне в руку плоский неровный кругляш и велел держать, пока поливал свой платок какой-то алхимической дрянью и протирал все, куда брызнуло с моей руки и с его плеча. Поскольку я рукой дернула, брызнуло много куда, и на ненаглядную коллекцию тростей в том числе. А еще помню, как заговорщически блеснули камни-глаза на посеребреной ручке, без следа впитав алую каплю до того, как до этой стойки добрался Огаст со своим платком, но мы с тростью решили не выдавать секрета и забыть. А потом, так и не исполнив долг, с молчаливого согласия мужа, я ушла. И забыла.

— Приехали! — воскликнул Лайэнц и радостно рванул наружу.

2.4

Пока я отходила от шока, мы успели въехать в город, пару раз свернуть и оказались в Восточном районе, не центр, но и не захолустье. Единственным неухоженным домом, портившим вид этой части улицы Звонца был тот, рядом с которым остановился экипаж. Узкое в два этажа плюс мансарда строение с косоватым крыльцом смотрело на улицу двумя наглухо забранными ставнями на выдающихся чуть вперед фасада эркерах-витринах и полукруглом окне верхнего этажа. Казалось, что не подпирай соседние дома это недоразумение своими стенами с обеих сторон, давно бы рухнуло. Крыша поехала черепицей — знакомое явление. Я себя сейчас примерно так же чувствовала от того, что вспомнила.

Палисадник обильно зарос бурьяном, носившим хаотичные следы борьбы с неухоженностью. Представить воюющего с сорняками господина Арденн в его визиты в Нодлут у меня совсем не получалось. Видимо, у кого-то из соседей нервы не выдержали, и он (или она) тайком в ночи, чтобы не дай Сотворяющая, не заподозрили в бескорыстном добром деле, наощупь помахал(а) косой (или серпом) сбивая колосящиеся травяные макушки. Низенький заборчик почти лежал. Калитка провисла в петлях. Но запорные печати на ставнях и двери были нетронуты. Я прошла по неожиданно красивой, вымощенной разноцветными камнями дорожке, пусть между ними и проклевывалась упрямая жесткая трава, и попробовала ненадежную с виду ступеньку краем ботинка. Стоя перед лавкой с саквояжем в руке, я осознала всю глубину своей глупости и никчемности. Я понятия не имела, как открыть дверь. У меня не было ключа ни к замку, фигурная скважина которого выглядывала из-под металлического язычка, ни к запорным печатям от охранного контура. Так бы и топталась, если бы Лайэнц не подошел спросить, куда вещи носить, через переднюю дверь или с заднего двора подъехать. Я сильно подозревала, что раз с лицевой стороны дом не ах, то тылы и вовсе в удручающем состоянии, а потом призналась, что не помню, где ключ.

— А у вас есть документы на дом? На договоре собственности должна быть печать владельца.

Я прикинулась дурой, что редко мне удавалось, притворно хлопнула себя по лбу и добыла пергамент с дарственной, с угла которого свисал на витиеватом шнурке плотный кругляш. Вампир аккуратно взял документ у меня из рук и поднес печатью к углублению по центру двери, принятое мной за “глазок”. По фасаду пробежала радужная судорога, дверь щелкнула и отворилась.

Видимо, приметы на счет проходящих вперед кошек и женщин здесь были не в ходу, потому что Лайэнц вдруг перестал быть милым мальчиком. У него в глазах зажглось по маленькой алой точке, а в руках затлел оранжево красный сполох, постепенно вытягиваясь в длинный светящийся хлыст. И он прошел вперед.

Я, уставившись на него во все глаза, дернулась следом, но он удержал меня на пороге.

— Дом долго был запертым, пусть контур не тронут, но его давно не обновляли, мало ли что может пролезть или пролезло и затаилось до того, как контур ставили.

Убедил. Гуля я однажды сама видела, больше не хочу. Правда, я тогда так и не поняла, кто был от встречи в большем шоке: я, от того, что он на меня из-под рухнувшей поленницы выскочил, или он от моих воплей, на которые даже Огаст среагировал, высунувшись с балкона — высокое двустворчатое окно в кабинете на него выходило и оттуда хорошо просматривалась часть заднего двора. Я, впредь зарекаясь от посильной помощи по хозяйству, швырнула в отвратную тварь поленом — в гуля, до балкона мне было бы не добросить — и быстро забралась вверх по приставной лестнице, напрочь забыв, что у меня где-то что-то болит, не гнется или хромает.

Другая нежить или разного рода восставшие мне встречалась только на страницах книг. Имелись какие-то смутные воспоминания о не-мертвых слугах, но настолько состоятельных семей в Кронене не было, а о Нодлуте вне стен “Сада благодати” я помню ничтожно мало.

Феррато отсутствовал довольно долго. Не понятно почему, так как с виду в доме особо не погуляешь, размах не тот. Но мы с молчаливым возницей и его не менее флегматичной лошадью терпеливо ждали. Потом ставень на полукруглом окне второго этажа вздрогнул, раскололся надвое по центру (а я думала он сплошной!) створки медленно распахнулись и по очереди рухнули вниз. Одна прогрохотала по краю левого эркера и завалилась в бурьян, вторая, натужно скрипя, съехала по фасаду, смяв козырек над крыльцом, и разбрызгала щепки с дощечками по дорожке справа. В окне появилось сконфуженное лицо вампира. А вскоре явился и весь он, с паутиной на плечах и с хлопьями пыли в темных волосах. Глубоко вдохнул, сморщил нос и оглушительно чихнул несколько раз подряд. Что-то кракнуло. Меня толкнули под навес, а сверху глиняным дождем обрушилась часть черепицы.

— Будьте здоровы, — запоздало пожелала я.

— Я пришлю кого-нибудь починить вам крышу, — устыдившись своей разрушительности, отозвался Лайэнц.

— Думаете, поможет?

Не знаю, как часто краснеют вампиры, но вот этот конкретный при мне уже в который раз.

Я отошла в сторонку, чтобы не мешать мужчинам внести вещи, которых внезапно оказалось довольно много, а не только тот гроб-чемодан с моим гардеробом. Создалось ощущение, что Бальца начала собирать меня к отъезду едва ли не в день смерти Огаста. А может еще раньше. Знала же она о моем в тайнике под подоконником?

Подобралось желание подобрать юбки и сбежать, но сами понимаете какой из меня бегун, да и свидетелей стало значительно больше. Соседи подтянулись. Сначала с любопытством заглядывали в темное нутро дома, а потом переключались на меня. Есть ли среди них тот, кто с сорняками воевал?

Собираться в этой части улицы было где. Лавка располагалась с краю небольшого лобного места с фонтаном в центре. Почти в каждом из домов на первом этаже имелись витрины и даже вывески. Мое внимание привлек небольшой двухэтажный особнячок напротив с ярко-зеленой крышей.

А народ все прибывал и я, смущенная внезапной популярностью спряталась внутри.

2.5

Привезенное было внесено и сложено аккуратной горкой. Этакий островок порядка посреди разрухи, на который я и уселась. Благородно активированные вампиром светсферы под потолком и в углах едва разгоняли мрак. Почти все поверхности были скрыты под серым и пушистым. Пол, полки, массивный, похожий на прилавок стол, визуально делящий помещение на две неровные части. Наверх вела узкая, меньше метра в ширину лестница с темными ступенями. Немного зловещая. Лайэнц, когда обход делал, потревожил пушистое серое покрывало на периле, оставил следы в пыли на ступенях, а над площадкой между пролетами — один из своих красноватых светляков.

Уходя, он прижал ладонь к груди, где под полой пальто во внутреннем кармане прятался подаренный рисунок.

— Несмотря на обстоятельства, я рад знакомству, госпожа Арденн. До визита надзирающего офицера не покидайте дом, пожалуйста. И с соседями поаккуратнее. А лучше вообще никак.

— А… когда?

— В любое время, — ответил Феррато и глаза отвел. — Мне искренне жаль, что с вами все это приключилось. Всего доброго.

После его ухода я воровато выглянула наружу. Соседи все еще любопытствовали. Главное, чтоб знакомиться не пришли, мне вроде как нельзя, но они-то не знают. Или знают? Я осмотрела полотно двери, но никаких красных крестов, белых кругов и начертанных посохом рун не обнаружила.

Не знаю сколько я так уже сижу. Тут будто время остановилось и так же, как все прочее, покрывается пылью. В задумчивости сжевала уложенный Бальцей в саквояж бутерброд. Там он был не один, но я решила не шиковать. Потом встала и подошла к лестнице. Ступеньки высокие, будет сложно, но это дело привычки. Зато перило широкое и гладкое, хоть лежи на нем. Только протереть. Тут вообще все стоит протереть.

Я начала с глаз. Что вы, какие слезы, это исключительно от пылищи. И в носу хлюпает по той же причине, а еще от сырости. Холодно было тут ужасно. На улице и то теплее.

Удивительно, но на втором этаже оказалось почти чисто. И светло. Ставень на окне уже не было, день в разгаре. Поднятые моим появлением пылинки поблескивали в воздухе. На площадку перед лестницей выходило три двери. Две были открыты, наверное, Лайэнц постарался. Запертую третью я попинала и подергала скорее для проформы. Раз худощавый, но сильный, как любой представитель вампирьей расы, Феррато не открыл, то куда мне?

Из доступного обозрению мне досталась вполне достойная спальня с кроватью в центре почти под самым окном и комната чуть поменьше, где располагался стол и угол для приготовления еды с плитой и шкафчиками. Ванной и прочих удобств я не нашла. Либо она за той запертой дверью, либо внизу, что будет совсем-совсем некстати. И, кажется, совсем-совсем скоро.

Всякая нужда благотворно действует на сообразительность. Я и сообразила, что открывайся дверь, как все порядочные двери — наружу, она перегородит спуск. А внутрь… Вдруг там места мало и так пространство сэкономили. Открывалось на манер ширмы, уходя в паз в стене. Так оно и оказалось. Большую часть места занимала фаянсовая ванная, короткая, сесть в такой можно только ноги поджав. Был и умывальник, в зеркало над которым я сейчас на себя смотрела, а прочее — позади меня. Очень тесно, но зато ходить не надо. Встал и все нужное под… рукой. Я крутнула позеленевшую медную ручку, полюбовалась на струйку воды и взгрустнула. Стирать в таких условиях — то еще удовольствие.

Внизу зашумели. Сначала стучали, потом звякнуло. Терпения у визитера было не занимать. Спуск вниз занял больше времени, чем подъем, да и я не торопилась — лестница незнакомая, трость новая, гостей я вообще не звала.

Гость, вернее гостья, старательно не обращая внимания на бардак, дожидалась меня у стола-прилавка. Источник звона — стряхнувший часть пыли колокольчик на ножке, пустил мне в глаз блик с золотистого бочка, и я нечаянно поморщилась.

— Э-э-э, — неуверенно протянула крупная коренастая женщина с простоватым лицом, приняв мою мину на свой счет и даже почти не ошиблась. — А я соседка ваша, Трушка Норкинс. Прачечная у нас с господином Норкинсом.

Как говорится, просите и дано. Или тут место такое волшебное? Может еще чего пожелать? Луну с неба? Крылья? Денежный дождик? И прислушалась. Армагеддона не случилось, за спиной ничего не затрепетало, а дождь пошел. Обычный, конечно же. Шуршит по крыльцу. Сыростью весенней тянет и свежестью, что в этом пыльном царстве совсем не лишнее. Прозорливая госпожа Норкинс не стала дверь до конца прикрывать. Чтоб бежать в случае чего удобно было или чтоб не спотыкаться впотьмах и пылью не дышать?

Я представилась тоже и целью визита поинтересовалась. А сама прислушиваться продолжала — а вдруг звякнет. Но с моим везением скорее луна рухнет, чем монетка.

— Если вы против сильно и вам мешает — мы уберем, но если нет, можем и доплатить.

— Что уберете?

— Так прачечная. Печатями хоть и быстро сушить, но не то совсем. А у вас задний двор светлый, солнце почти весь день, сохнет быстро. Мы там полог от дождя натянули и согревающий. Тут же не жил никто долго…

И смотрит с надеждой. В таких делах главное не упустить. За трость я держалась крепко и за хвост мелькнувшей мысли тоже.

— Убрать было бы хорошо. Здесь, в лавке. Я сама не справлюсь. А если еще и по специальности помогать станете время от времени, вообще хорошо. И платы не надо, если там ходить не мешает. Пусть себе сохнет.

Госпожа Норкинс закивала так охотно, прижав крупные красноватые руки к груди в тесноватом в этой самой груди пальто, что я сразу поняла — продешевила. Ну и ладно. Как бы это ей теперь потактичнее намекнуть, что я не особо свободная особа, но она сама справилась.

— Вы, госпожа Арденн, главное, не смущайтесь, мало ли чего надзорный знак на двери, я ж вижу, что вы дама приличная.

А я вот не углядела. Но у меня с магиями сами знаете как. И с приличиями не очень. Даже вампиры от меня краснеют.

— Я тогда завтра с утречка приду помочь, — разулыбалась соседка, отчего на щеках ямочки проступили. — Или вот прямо сейчас могу!

Но сейчас я была не готова. Норкинс распрощалась, и шмыгнула к выходу.

— А лавка работать будет? — спросила она, обернувшись у порога. Я пожала плечами. Какая тут лавка. Самой бы выжить.

Оставшись в одиночестве я проинспектировала чемоданы. В них оказалось много всего, и все — нужное, причем такое, о чем я подумала бы в последнюю очередь, вроде постельного белья, чашек и свечей. И механической зажигалки, на боку которой стояло похожее на монетку в полчара клеймо.

Целиком втаскиванию наверх монструозные чемоданы не поддавались, и я носила вещи из необходимого на первое время частями. И в каждый новый спуск вниз обнаруживала очередного гостя, жаждущего помочь и посоветовать. Этак ко мне полгорода с визитами явится, как я потом оправдаюсь? Так, свое почтение и желание оказать поддержку изъявили портниха, жена пекаря, жена бакалейщика, еще чьи-то жены, будто мужчин на Звонца не водилось, и ведьма. Последнюю я запомнила только потому, что она, войдя, не стала заверять о своем ко мне расположении.

— Чаю? — вместо приветствия проговорила полноватая, но эффектная темно-рыжая мадам.

— Очень вряд ли. Я даже не знаю или он у меня есть.

— У меня есть, — заявила гостья, сверкнув шальными желто-зелеными глазами, и добыла из сумочки мешочка емкость, похожую на термос.

Вот после этого я и поняла, что она ведьма. А еще после чашки (добыла прямо из одного из чемоданов) невероятного ароматного сбора, от которого разом сил прибыло. Сидели мы все на тех же чемоданах.

— Тоже советы давать будете? — поинтересовалась я, опираясь на опыт общения с предыдущими визитерами.

— А вам надо?

— Пока нет.

— Ну вот понадобится, тогда и спросите.

Уходя, она сообщила, что термос, как станет не нужен, а желание пообщаться появится, можно вернуть в дом напротив, тот, что с зеленой крышей. И входную дверь предложила запирать хотя бы на щеколду.

Единственный совет (!) за последние несколько часов, которому я тут же последовала, и гости сразу закончились.

2.6

Задний двор меня потряс. Было что-то инфернальное в колышущихся в сумерках простынях. Мягко отсвечивал полог, тот что “от дождя и согревающий”. Так и не прекратившийся дождь шелестел где-то поверх и пускал по энергетической завесе круги сполохов. Я будто на дне пруда сидела. Рыбой. Вяло шевелила плавниками и рот открывала беззвучно…

…потому что у меня здесь нет голоса, и потому что от меня к тому, кто говорит, тянутся призрачные нити. Они становятся плотнее, я начинаю разбирать слова, но по-прежнему не могу говорить. Мне приказывают, и я подчиняюсь. Открываю рот и беззвучно…

Очнулась, сидя на полу спиной к двери внутри лавки. Сердце билось в горле. Никогда прежде это не приходило до того, как я усну.

Сейчас бы чаю. Того, что Бальца заваривала.

На задний двор можно было пройти узким коридором, нырнув в дверцу под лестницей, которую я сразу приняла за кладовку. А глубже за прилавком обнаружилась еще одна комната, тоже почти без пыли. Там был диван, кресло, чайный столик и пустой стеллаж со стеклянной витриной. И комодик, где обитал сервиз и чайник. Комната для постоянных клиентов? Да какая разница…

А ничего такой диван, приятный, посижу здесь немнож…

Грохот в дверь был такой, что я вскочила раньше, чем проснулась. И наверное поэтому в панике не вписалась в дверной проем, а в косяк — вписалась. Бровью. Кожу ссадила до крови. Если будет синяк, даже попенять не на кого теперь — Огаста-то нет. Стол обошла с опаской — а вдруг боднет или ножку подставит. Мебель бывает очень коварна, когда не с той ноги встал, а у меня и выбора никогда толком нет.

Над засовом на двери имелась цепочка, позволяющая дверь открыть на глазок. Как раз не подбитым посмотрела и тут же отпрянула. Помедли я, и на лице была бы дивная симметрия.

— Что в выражении “открыть по первому требованию” вам непонятно, госпожа Арденн? — заявил ведьмак, ступая на порог.

— Воспитанные люди при дамах не выражаются, — заметила я, по привычке копошась в памяти, но никаких таких требований мне не озвучивали.

Светсферы давно потухли, оставленный Лайэнцем светляк мигрировал куда-то наверх, отчего лестница казалась переходом в пекло, а других источников освещения не было. Разве что с улицы немного сочилось, отчего фигура надзоровца в дверном проеме смотрелась, как постер к фильму ужасов.

— Что вам нужно?

Брызнула водяная пыль, и у меня перед лицом, блеснув магическими печатями, развернулся документ.

— Ворнан Пешта, дознаватель первого ранга Управления магического надзора конгрегации Нодштива, секретарь Королевского суда и ваш надзирающий офицер.

— Пытки до вынесения приговора всем полагаются или только мне так повезло?

Мой выпад Пешта проигнорировал, ткнул в меня папкой и, едва мои пальцы обхватили корешок, первым документом сверху припечатал.

— Ваша копия постановления. И правила для подследственных.

Я взвесила папку в руках. Количество “нельзя”, а что еще там могло быть, внушало благоговейный ужас.

— А если коротко?

— Открывать по первому требованию, в любое время, в любом состоянии.

— А мои права?

— У вас их нет.

— Проще было меня на месте убить. Было бы милосерднее.

— Правосудие, госпожа Арденн, к милосердию никакого отношения не имеет. — Полагаю, сейчас на его лице возвышенно благоговейное выражение истового служителя закона. Или брезгливая мина. Или ничего. Мне не видно было его лица, а ему мое вполне.

По щеке скатилась капля. Из ссадины над бровью в уголок глаза и вниз по скуле. Но выглядело, должно быть, символично: убийца плачет кровавыми слезами.

— Пешта, какого вы меня сюда притащили? — раздался позади надзоровца вкрадчивый низкий голос. Глянувшая в прореху туч луна осветила бледное породистое немного надменное лицо с тлеющими в провалах глазниц мелкими алыми точками. — О! Доброй ночи, милая барышня. Вы чудесно пахнете.

— Еще пара подобных намеков и ночевкой в камере и штрафом не обойдешься, — отозвался калач, продолжая меня разглядывать.

Его лицо тоже луной подсветило. И я была права — ничего. А теперь вот, как по заказу — брезгливая мина и протянутый платок. Приняла. Я не гордая, мне теперь ни к чему.

— Вы невероятный зануда, Ворнан. — Надменное лицо озарилось клыкастой улыбкой, сразу сделавшись приятным. — Барышня, пойдете со мной на свидание? Перемоем косточки этому извергу. Потом, когда он меня выпустит.

— Сядь на место, Мартайн, — обернувшись к вампиру, спокойно произнес надзоровец, и тот осекся, закрыл пасть и скрылся в экипаже. Голос ведьмака отозвался в моей голове колокольным набатом. Косяк. Все из-за него.

— Вы дрожите.

— Там дождь и холодно, а вы мне дверь испортили. Можно как-то сократить время общения?

— Сейчас или вообще?

— Вообще.

— Признайтесь.

Развернулся и ушел. Правильно, если не здоровался, к чему прощаться.

Закрыла дверь и поднялась по зловещей лестнице наверх. Светляк помигивал, как лампочка аварийного освещения.

Я оставила врученные Пештой инструкции на подоконнике с классической мыслью подумать завтра. Постельное белье лежало на кровати аккуратной стопочкой ровно там, где я его оставила, перед тем, как в голову внезапно взбрело поискать выход на задний двор. Борьба с пододеяльником лишила меня остатка сил, и я сдалась на милость победителя, пав на криво застеленную простынь прямо в платье. Поздние визиты мерзких личностей, оказывается, действуют не хуже успокаивающего чая. Раздражают, да, но как хорошо становится после!

Жаль, что ненадолго.

Если первый пролет я прошла, то со второго летела почти кувырком, притормозив на последних ступеньках вцепившись в край перила. Оброненная трость ткнулась в ноги, ступни (а выскочила я босиком) должны бы онеметь от холода, но горели огнем.

— Вы издеваетесь? — спросила я распахивая дверь.

— Я должен удостовериться, что вы верно поняли суть вашего положения.

— Я похожа на дуру?

Он не стал отвечать, красноречивого молчания хватило с лихвой. И пока я соображала, не стоит ли возмутиться, калач отодвинул меня и прошел внутрь.

— Включите свет.

— Я не могу. У меня абсолютный ноль.

— Абсолютных нолей не бывает.

Теперь была моя очередь красноречиво молчать.

— До чего неприспособленное существо, — ведьмак дернул кистью, светсферы отозвались. Если в темноте зал выглядел таинственно, то теперь стал жалок. — Как вы жили? — Поворот и еще один жест.

— У меня были муж и служанка. А вы?

— Я в состоянии сам себя обслужить.

— Очень ценное качество, — отозвалась я.

Ситуация отдавала фарсом, в голову полезли непристойности, хотелось гадко хихикать и оглушительно орать одновременно. А еще я почувствовала, как ногам постепенно становится тепло. Но не настолько, чтобы мне захотелось поблагодарить.

— Почему мне кажется, что вы хамите?

— А почему вы решили, что вам кажется?

— Это от отчаяния? — Глянул из-за плеча, как тот ворон в усадьбе. И нос острый клювом.

— У меня нет никаких прав. Оставьте мне хотя бы отчаяние.

— В Дат-Кронен вы вели себя совершенно иначе.

— В Дат-Кронен я была свободным человеком.

— Неужели?

Я замолчала. А что тут скажешь…

Так же молча я подождала, пока он методично сунул нос во все углы внизу и даже наверх подняться собирался, но вдруг передумал. А когда ушел, надеюсь, окончательно, мне ужасно захотелось пнуть дверь ногой, но ноги были босыми, а дверь твердая.

Отчаянно сражаясь с тяжелеющими веками, успела подумать, неужели Малена и раньше маялась со светильниками? Тогда, выходит, что магия, действительно, — свойство души.

Опрометчиво загаданная ранее луна с неба явила себя во всей красе. Такая же огромная, как в ту ночь над мокрой после недавнего дождя дорогой, когда птица бросилась в лобовое стекло, лопнула шина, а тормоза старые и ограждение у моста сплошная условность…

…тяжесть давит на грудь и нечем дышать. И я не дышу.