Агрессология, Випассана, Психоанализ

Марат Акдасович Нуртдинов, 2022

Управление гневом стало важным атрибутом успешного человека, однако крайне мало нон-фикш литературы посвященной агрессии и способам управления ею. Первая часть книги посвящена собственно прояснению видов агрессии, вторая сравнению метапсихологии и психотехник буддизма, в том числе випассаны, и психоанализа в управлении агрессивными импульсами.

«Все течет, все меняется»

«Все было и все будет».

Библия.

Введение

Для многих людей в названии книги заложен некий концепт, что касается данной книги, то в какие-то стадии жизненного цикла, взросления, человек обращает внимание, что его вспышки агрессии мешают ему нормально функционировать, причем неважно как проявляются эта ярость — в виде панических атак, фобий, приступов истерии и пр. Словом человек с возрастом начинает стараться управлять гневом, но это происходит с переменным успехом.

Заматерев, мужчина проходит медитативные практики, Випа́ссана, суфийские кружения и пр.

Девушки, открывая верхнюю, а потом нижнюю чакру, убедившись как и мужчины в том, что сублимация это только паллиатив, возмужав приходят к тому, что дело не только в умении овладевать собственным настроением, но и понимании источников ненависти и других агрессивных импульсов.

Первая часть книги посвящена собственно описанию агрессии в различных психологических школах.

Вторая сравнивает буддистские духовные практики и психоанализ.

Эту книгу решил написать в более научном ключе, относительно предыдущих своих трактатов, потому приношу извинении своим читателям, если какие-либо эскапады будут сложны для понимания.

Что побудило к написанию данного произведения?

Лет 30-ть назад, увидел переводной учебник «Общая хирургическая Агрессология», это название запало в Бессознательное и теперь всплыло в виде попытки переосмыслить более чем 30-ти летний опыт изучения агрессии.

Все попытки психологов соотнести проявления агрессии с необходимостью добывания хищниками пищи, и тем самым пытаясь сравнить человека со зверем, в моем сознании сталкивались с очевидным фактом того, что лев, убив антилопу Гну, в многочисленных видео с нескрываемым обожанием, в котором не наблюдалось ни капли гнева, слизывал кровь своей жертвы.

Поэтому отсылки Фрейда к компаративистике львиного прайда и прачеловека выглядят как минимум неубедительными.

Ну ладно старик Фрейд, нынешние психологи работу с агрессией сводят к банальным попыткам дифференциации в сознании пациента уровней агрессивности, в том числе просвещая адептов психологии идеями классификации степеней агрессивности, которые делятся, не ручаюсь за точность цитаты на:

Раздражение

Злость

Ненависть

гнев

Ярость

бешенство

Причем в серьезных диссертациях обсуждается тема того, что проблему агрессии можно решить, если внушить «клиенту» необходимость рефлексии в момент наивысшего Проявления ярости или прочих аффективных вспышек на тему «а какая у меня в данный момент агрессия, может быть это злость или все-таки ярость?».

Разве это не маразм!

Как человек в момент «кипеша», как выражаются представители криминальных группировок Уфы, может контролировать себя?

А уж тем более как навешивание ярлыков в академических условиях кабинета психолога поможет социопату справиться с тем, что является его «психологической защитой?»

Даже психоаналитики признают то, что структуру характера изменить крайне сложно, а может быть невозможно.

Напоминаю, психическая защиты встроена в структуру характера, которая на 50% заложена генетически, как утверждают родители Данидинского эксперимента, особливо у личностей склонных к агрессии.

Впрочем, те же самые данидинцы утверждают, что с возрастом уровень тестостерона падает и степень агрессивности снижается.

60% всех преступлений свершаются 5% населения, одно из условий становления преступника — это равнодушие родителей в предподростковом возрасте, избиение значимыми взрослыми, чаще всего это — родители. Эти люди — неэмоциональны к чувствам других, унижая других, они ничего не чувствуют.

Все вышеперечисленное цитаты из Данидинского эксперимента, ничего не напоминает?

Нынешние апологеты психоанализа пошли дальше, они утверждают, что агрессию можно купировать, если в кабинете психоаналитика работать с аффектом. Что это подразумевает?

В состоянии «трансфера» анализанд выкрикивает ругательства в сторону психоаналитика, последний «контейнирует» агрессию и переводит ее в символический язык, или как уверяют последователи Кернберга, только в состоянии аффекта пациент имеет возможность интроецировать и переработать патологические паттерны поведения.

Эта мифологема выглядит следующим образом, на их видеоуроках, анализанд орет на психоаналитика, последний перебивает его, тем самым все это выглядит как тривиальная склока.

Возникает вопрос, как перебранка может помочь человеку справиться с агрессией, которая, как известно, возникает спонтанно?

Тем более все вышеизложенное больше похоже на бихевиористские техники чем на «глубинную» психологию.

Некоторые медийные психиатры полагают, что агрессивность возникает вследствие усталости, и ее можно профилактировать выспавшись, хорошо перекусив и пр.

Возвращаясь к критике зарубежных коллег, полагаю, что психология атлантистов и европейцев базируется на супер-эго, в котором присутствует внутренний Полицейский.

Для наших людей в большей степени характерен внутренний цензор с чертами уголовника, который регулярно шепчет:

–Это же плохо лежит! Может, стибрим?

Этот бессознательный оппортунизм к официальной власти воспет не мною, а Тургеневым, Толстым, Чеховым и прочими Купринами.

Чуть позже к нему добавился Набоков с его «Лолитой».

Заезжие психоаналитики, гештальтисты, юнгианцы и прочие пытаются насадить европейские, читай американские ценности, а самое главное мировоззрение.

В начале XX века эта попытка с треском провалилась, мы помним, что первый иностранный язык, на который была переведена первая книга Фрейда «Толкование сновидений», был русский.

Но психоанализ в дореволюционной России завершил свое триумфальное шествие, с треском провалившись в прикладной, то есть став психоанализом искусства, религии и пр.

То есть так и не став клиническим, то есть не став тем, чем он должен быть — средством лечения душевных болезней.

Выходит проблема стоит в том, что душа западника кардинально отличается от души восточного человека?

Фрейд утверждал, что Ид у русских лежит ближе к поверхности, нежели чем у европейцев, не хочу цитировать Юнга, который открыто поддерживал нацистов. Хотя ради справедливости должен заметить, что трактат Юнга «Конфликты детской души», просто шедевр, обязательный для прочтения любого человека желающего или не хотящего стать родителем.

Биологизм первых психоаналитиков, среди которых не могу не упомянуть Сабину Шпильрейн, которая внесла колоссальный вклад в идеи Фрейда о мортидо, танатосе, и дихотомии душевной жизни, и собственно ссылалась на И.И.Мечникова как праотца идеологии агрессии, был нивелирован Эго-психологами, который перевели полюс изысканий с внутренних факторов на социальные.

То есть к началу 40-х в сообществе психоаналитиков возникло сомнение в том, что все беды человека происходят от того, что он животное.

Отныне стало модным заявлять что коммунизм — наше все, что капитализм с его стремлением к алчности заставляет человека становиться «Homo homini lupus est», так социум стал источником гнева.

Ваш покорный слуга специально путает кванитификацию психологов по уровням агрессии, поскольку полагаю, что данный манускрипт должен помочь читателю в бутилировании агрессивных импульсов.

Пишу с иронией, поскольку сколько перьев было сломано по поводу овладения агрессией только в среде психоаналитиков уму непостижимо.

Словом после Второй мировой войны, возникли декадентские настроения вылившиеся в поиски смыслов жизни в духовных практиках Востока.

Это включало и путешествия Юнга и пришествие Судзуки и другие вещи, описанные мной во второй части трилогии, не могу не упомянуть вклад русских исследователей иррационального, таких как Блаватская, Нестеров, Гурджиев и др., но анализ их деятельности вылился в третью часть трилогии, посвященную большей частью суфийским практикам и их влиянию на душу и компаративистику с психоаналитическими техниками.

Не претендуя по обобщения хочу попросить Многоуважаемого читателя о снисхождении, поскольку в сей труд постарался включить все из многого, хотя все мы помним что «Entia non sunt multiplicanda praeter necessitatem», с другой стороны не менее мастистый философ заявил «Nihil est in intellectu, quod non prius fuerit in sensu», и это заставляет искать консенсус, хотя если верить Пьер Тейя́р де Шарде́не, человек эволюционирует, а следовательно развивается и психэ, то есть применять парадигмы Фрейда к человеку XXI века как минимум лишено смысла.

Видя как на западе процветают идеи экоактивистов, а это в сущности коммунистические идеалы, очевидно что Россия прошла этот путь в начале XX века, об этом свидетельствуют мистерии Коллонтай, гуризм Крупской в продвижении феминизма, все это было, в том числе шествия нагих женщин по Красной площади, куда там западным ЛГБТ сообществам!

На русских мистиков несомненное влияние оказал Средний восток, в частности, Авиценна, который священнодействовал в академии Ургенча, то есть на территории современного Узбекистана, а что говорить об Улугбеке и его обсерватории?

К чему эта отсылка противная большинству славянофилов?

Аль-Газали, Аль-Араби, идеологи суфизма многое сделали для духовного совершенства, но скованные религиозным догматизмом не смогли сделать того, что сделал Фрейд, сегментировать аффективные реакции в рамках нозологий.

Эта книга не посвящена тому, что не смог сделать Фрейд, решить проблему психофизиологического параллелизма, и это не попытка примерить интроверсию Востока с экстернализацией Запада.

В каких — то параметрах психоанализ пошел дальше, где-то духовные практики Востока опередили Время, искусство познания человеческой души состоит в смиренном принятии многообразия психических проявлений, в скорби о недостижимом идеале, и счастье движения к абсолюту.

Эта книга была в большинстве своих тезисов написана в 2011 году, но пришло время, для объедения идей и смыслов, в подведении итогов многолетних размышлений.

В этой книге не касаюсь роли социальных факторов, таких известных вещей как создание частных армий, в которых складируются агрессивные личности, и для которых организуются локальные военные конфликты с целью уменьшения тотальной общепланетной агрессии, если говорить о конспирологических идеях всемирного заговора.

Российская около психологическая литература наводнена примерами того какое тлетворное влияние Запад оказал на разложение современного российского общества, но достаточно посмотреть сериал на НТВ «Следствие вели..» с многоуважаемым Каневским Л. в главной роли, чтобы понять, что отбеливание криминальной истории СССР бесполезно, что социальные факторы в частности социализм не оказал ни какого влияние на зверства чинимые во внешне благополучных семьях, на превращение в животных детей.

Складывается впечатление, что семейная констелляция в большей степени влияет на моральное разложение, хотя это может быть и мнение режиссеров и продюсеров.

В меньшей степени на превращение в преступников влияет уровень обеспеченности семьи, как полагают авторы этого сериала.

А уж совсем заурядной глупостью выглядят уверения некоторых авторов о роли западных музыкальных стилей, фильмов ужасов и эротических фильмов на процветание культа насилия в семьях.

Возвращаясь к роли психоаналитиков в определении генезиса агрессии можно вспомнить мнение Мак-Вильямс, которая утверждала, что «депрессия — это гнев под контролем», а если ее цитировать дальше, то можно прочитать, что депрессия рождается из-за «страха покинутости», то есть в истории человека страдающего депрессией можно найти многочисленные случаи, когда ребенка оставляли одного.

Но опять же надо понимать, что для некоторых детей, оставление в одиночестве не приносило никаких психических проблем, так для какой категории «покинутость» становится психической травмой?

С другой стороны, известно, что антидепрессанты подавляют оргазм, выходит сексуальность таки играют значительную роль в развитии депрессии, и дедушка Фрейд был прав?

Все причины развития душевных расстройств невозможно втиснуть в рамки одной книги, и моя задача ни дать ответы, а поставить вопросы.

Сейчас хочу привести цитаты из различных отечественных психологических источников по поводу агрессии, выпускники психфаков могут спокойно пропустить этот отрывок.

Существовало и существует множество точек зрения, что считать агрессией.

Первое положение: агрессия — это любое поведение, содержащее угрозу или наносящее ущерб другим.

Следующее положение: чтобы те или иные действия были квалифицированы как агрессия, они должны включать в себя намерение обиды или оскорбления.

Третье положение агрессия — это попытка нанесения другим телесных или физических повреждений. В настоящее время большинство психологов принимают следующее определение:

Агрессия — это любая форма поведения, нацеленного на оскорбление или нанесение вреда другому живому существу, не желающего подобного обращения. [3,4].

Некоторые авторы [3,4] агрессию рассматривают как модель поведения, а не как эмоцию, мотив, установку. Термин «агрессия» часто ассоциируется с негативными эмоциями такими как гнев, злость; с желанием оскорбить, навредить; с расовыми и этническими предрассудки. Несмотря на то, что эти факторы играют важную роль в поведении, результатом которого становится причинение ущерба, их наличие не является необходимым условием для подобных действий. Злость, гнев вовсе не являются необходимым условием нападения на других, применения силы. Негативные эмоции, мотивы, установки не всегда сопровождаются прямыми действиями и нападками на других людей. В определении агрессии предполагаются действия, в которых агрессор намеренно причиняет ущерб своей жертве, остаются невыясненными многие вопросы.

1. Как объяснить, что агрессор по свободной воле оскорбил жертву, как один человек намерен навредить другому.

2. Намерение — это личные, скрытые, недоступные прямому наблюдению замыслы.

Однако, иногда, намерения причинить вред устанавливаются просто: агрессор сам признается в желании навредить своим жертвам и сожалеет, что их нападки были безрезультатные.

Таким образом, агрессия, в какой бы форме она не проявлялась, представляет собой поведение, направленное на причинение вреда или ущерба другому живому существу, имеющему все основания избегать подобного с собой поведения, обращения. Она характеризуется следующими особенностями:

1. Агрессия обязательно подразумевает преднамеренное целенаправленное причинение вреда жертве.

2. В качестве агрессии может рассматриваться только такое поведение, которое подразумевает причинение вреда или ущерба живым организмам.

3. Жертва должна обладать мотивацией избегания подобного с собой обращения.

Агрессия (от лат. aggredi — нападать) индивидуальное или коллективное поведение, действие, направленное на нанесение физического или психологического вреда, или ущерба, или на уничтожение другого человека, или группы людей. В значительной части агрессия возникает как реакция субъекта на фрустрацию и сопровождается эмоциональными состояниями гнева, враждебности, злости, ненависти. Она разделяется на экспрессивную (сила проявления эмоций, чувств); враждебную агрессию, которая характеризуется целенаправленностью, осознанным намерением нанесения вреда другим; инструментальную — где цель субъекта нейтральна, а агрессия используется как средство ее достижения.

Готовность субъекта к агрессивному поведению рассматривается как относительно устойчивая черта личности — агрессивность. Причинами агрессивности выступают конфликтность, нарушение эмоциональных связей в семье, условия семейного воспитания. Агрессивные действия могут быть направлены на самого себя (аутоагрессия) — самоубийство, самоунижение, самообвинения.[5].

Агрессивное поведение (фр. agressif — вызывающей, воинствующей; от лат. aggredior — нападаю) — действия, имеющие целью причинения морального или физического ущерба другим [6,7].

Агрессия — это поведение, целью которого является нанесени вреда некоторому объекту или человеку. Агрессия есть результат искаженного процесса социализации, злоупотребление родителями наказаниями, жестокое отношение к детям. Агрессивная ориентация проявляется в действиях, направленных против личности, оскорбления, изнасилования, убийства. Существует связь между объективной ситуацией и агрессивным поведением человека и действие опосредующих причин: готовность к агрессии (злость, гнев) и интерпретация, для себя данной ситуации.[8,9].

Агрессия представляет собой совокупность показателей: физической, косвенной, вербальной агрессии. Физическая агрессия — причинение боли или повреждения другому человеку: человек сводит скулы, шею, скрипит зубами, просыпается с зажатыми кулаками, предпочитает смотреть агрессивные фильмы, сцены насилия. Вербальная агрессия — использование речевых средств, наносящих боль, оскорбления. Это могут быть:

а) Многочисленные отпоры;

б) Отрицательные отзывы и критические замечания;

в) Выражение отрицательных эмоций — недовольство другими в форме брани, затаенной обиды, недоверия, ярости, ненависти;

г) Высказывание мыслей и желаний агрессивного характера, проклятий;

д) Оскорбления, упреки обвинения;

е) Угрозы, вымогательства, принуждения.

Кроме того простой крик — часто носит агрессивный характер.

Прямая агрессия направлена против жертвы. При косвенной агрессии — жертва не присутствует, но против нее или группы людей, которые ее окружают, распространяется клевета. Агрессия может проявляться у отдельных индивидов или в группе в разных формах: ярко выраженной — драчливость, грубость, задиристость; в скрытой форме — недоброжелательность, озлобленность.

Существует мнение, что когда человек не чувствует себя обиженным, ущемленном, то он не злится. Злость ослепляет — она опасная вещь, которой можно нанести вред другому живому существу. Качества агрессии носят явную и скрытую форму:

–Ярость, вспышка гнева;

–Гнев

–Полная пассивность, страх;

–Сознательный уход от деятельности;

–Скука;

–Депрессия — длительно подавленный гнев;

–Сарказм, грубые шутки, унижение другого;

–Эгоцентризм, гордыня.

Таким образом, агрессия, в какой бы форме она не проявлялась, представляет такой способ поведения, направленный на причинение вреда другому живому существу, не желающему с собой такого обращения.

Проблемы насилия, агрессии стали объектом исследования многих теоретических направлений. Следует отметить, что ни одна из этих теорий не может дать полные и всеобъемлющие ответы на эти вопросы, но позволяет изучить и объяснить определенный аспект проблемы.

Таким образом, небольшая отсылка с трудам отечественной классической психологии показывает, что здесь возникает больше вопросов, чем дается ответов, поэтому переходим к исследованию мнения Фрейда на природу агрессии и аутоагрессии.

Представления З.Фрейда об агрессии

Исследование феномена агрессии и аутоагрессии за рубежом проводилось в основном психологами психоаналитической школы.

Они считают, что агрессия и аутоагрессивный синдром не просто является той или иной частью психического расстройства, а неотъемлемой его частью и нередко оказывает собственное воздействие на структуру и течение основного заболевания. Влияние агрессии и аутоагрессивных феноменов на течение ведущего заболевания может быть неоднородным: условно — негативным, условно — нейтральным, условно — позитивным.

Так З.Фрейд пишет: «…Положение о существовании влечения к Самосохранению, которое мы приписываем каждому живому существу, состоит в заметном противоречии с утверждением, что вся жизнь влечений направлена на достижение смерти. Рассматриваемые в этом свете влечения к самосохранению, к власти и самоутверждению теоретически сильно ограничиваются; они являются частными влечениями, предназначенными к тому, чтобы обеспечить организму собственный путь к смерти и избежать всех других возможностей возвращения к неорганическому состоянию, кроме имманентных ему. Таким образом, отпадает загадочное стремление организма, как будто не стоящее ни в какой связи ни с чем, самоутвердиться во что бы то ни стало. Остается признать, что организм хочет умереть только по‑своему и эти «сторожа жизни» были первоначально слугами смерти. К этому присоединяется парадоксальное утверждение, что живой организм противится самым энергичным образом опасностям, которые не могли помочь ему достичь своей цели самым коротким путем (так сказать, коротким замыканием), но это поведение характеризует только примитивные формы влечений — в противоположность разумным стремлениям организма»[11].

Об аутоагрессии З.Фрейд замечает: «…Есть лица, очень странно ведущие себя во время аналитической работы. Если им дают надежду и высказывают удовлетворение успехом лечения, они кажутся недовольными и регулярно ухудшают свое состояние. Сначала это принимаешь за упрямство и старание доказать врачу свое превосходство. Позднее приходишь к более глубокому и более справедливому пониманию: убеждаешься не только в том, что эти лица не переносят похвалы и признания, но и в том, что на успехи лечения они реагируют обратным образом. Каждое частичное разрешение проблемы, которое должно было бы иметь результатом улучшение или временное выпадение симптомов — и у других его и вызывает — у них вызывает немедленное усиление их страдания: их состояние во время лечения ухудшается вместо того, чтобы улучшаться. Они проявляют так называемую негативную терапевтическую реакцию.

Нет сомнения, что что‑то в них противится выздоровлению, что его приближения боятся так, как боятся опасности. Говорят, что у таких лиц преобладает не воля к выздоровлению, а потребность болезни. Если анализировать это сопротивление обычным образом, исключить из него упрямое отношение к врачу и фиксацию на формах хода болезни, то все же большая часть еще остается и оказывается сильнейшим препятствием для выздоровления; это препятствие сильнее, чем нам уже известная нарциссическая недоступность, негативная установка по отношению к врачу или нежелание расстаться с болезнью. В конце концов, мы приходим к убеждению, что корень надо искать, так сказать, в «моральном» факторе — в чувстве вины, которое находит удовлетворение в болезни и не хочет отрешиться от наказания в виде страданий. На этом малоутешительном объяснении можно окончательно остановиться. Но это чувство вины у больного молчит, оно не говорит ему, что он не виновен, а болен. Это чувство вины проявляется лишь в виде трудно редуцируемого сопротивления собственному исцелению. Кроме того, особенно трудно убедить больного, что это и есть мотив, почему его болезнь продолжается; он будет держаться более понятного объяснения — что психоанализ не то средство, которое могло бы ему помочь.

Описанное здесь соответствует наиболее крайним случаям, но может в меньшем масштабе быть принято во внимание для очень многих, возможно, для всех более тяжких случаев невроза. Более того, — может быть, именно этот фактор — поведение «Идеала Я», решающим образом определяет степень невротического заболевания. Поэтому мы не уклонимся от некоторых дальнейших замечаний о проявлении чувства вины при различных условиях».

Таким образом, в этом отрывке Фрейд все проблему сводит к жесткости Супер-Эго, то есть совести.

Далее Фрейд продолжает: «Вопрос, ответ на который мы отложили, гласит: как это происходит, что «Сверх‑Я», в основном, проявляет себя как чувство вины (лучше — как критика: чувство вины есть соответствующее этой критике восприятие в «Я») и при этом развивает по отношению к «Я» такую исключительную жестокость и строгость? Если мы обратимся сначала к меланхолии, то найдем, что могучее «Сверх‑Я», захватившее сознание, неистовствует против «Я» с такой беспощадной яростью, как будто бы присвоив себе весь имеющийся в индивиде садизм. Согласно нашему пониманию садизма, мы сказали бы, что в «Сверх‑Я» отложился разрушительный компонент, обратившись против «Я». То, что теперь господствует в «Сверх‑Я», является как бы чистой культурой инстинкта смерти, и действительно ему довольно часто удается довести «Я» до смерти, если только оно до того не защитится от своего тирана обращением в манию.

Сходно болезненны и мучительны укоры совести при определенных формах невроза принуждения, но ситуация здесь менее ясна. Следует особо отметить, что в противоположность меланхолии больной неврозом принуждения, собственно говоря, никогда не прибегает к самоубийству: у него иммунитет против этой опасности, он гораздо лучше от нее защищен, чем истерик. Мы понимаем, что сохранение объекта обеспечивает безопасность «Я». При неврозе принуждения вследствие регресса к прегенитальной организации стало возможным превращение любовных импульсов в агрессивные импульсы, направленные против объекта. Тут опять освободился разрушительный инстинкт и хочет уничтожить объект, или по крайней мере кажется, что такое намерение существует. «Я» этих тенденций не приняло — оно противится им путем выработки реакций и мер предосторожности; они остаются в «Оно». Но «Сверх‑Я» проявляет себя так, как будто за них ответственно «Я»; и одновременно доказывает тою серьезностью, с какой «Сверх‑Я» преследует эти цели уничтожения, что здесь речь идет не о вызванной регрессии видимости, а о подлинной замене любви ненавистью. Беззащитное с обеих сторон «Я» тщетно обороняется от наглых требований убийственного «Оно», а также от укоров карающей совести. Ему удается подавить только самые грубые действия обоих, и результатом является, прежде всего, бесконечное терзание самого себя и дальнейшее систематическое терзание объекта, где таковой доступен.

Опасные инстинкты смерти лечат в индивиде различным образом; частично обезвреженные смешением с эротическими компонентами, частично в виде агрессии отвлеченные наружу, они, конечно, большею частью беспрепятственно продолжают свою внутреннюю работу. Но как же получается, что при меланхолии «Сверх‑Я» может сделаться своего рода местом скопления инстинктов смерти?

С точки зрения обуздания первичных позывов — морали — можно сказать: «Оно» совершенно аморально, «Я» старается быть моральным, «Сверх‑Я» может стать гиперморальным и тогда столь жестоким, каким может только быть «Оно». Примечательно, что чем больше человек ограничивает свою агрессию вовне, тем строже, т.е. агрессивнее он становится в своем «Идеале Я». Для обычного наблюдения это кажется обратным — оно видит в требованиях «Идеала‑Я» мотив для подавления агрессии. Но факт остается таким, как мы его формулировали: чем больше человек овладевает своей агрессией, тем больше возрастает склонность его идеала к агрессии против его «Я». Это — как бы смещение, поворот против собственного «Я». Уже обычная, нормальная мораль имеет характер чего‑то жестко ограниченного, жестко воспрещающего. Отсюда ведь проистекает понятие неумолимо карающего высшего существа».

Здесь Фрейд продолжает проблему ригидной совести, но отмечает, что ее наказания зависят от типа личности, вскользь упоминает о схеме лечения, то есть о сублимации, то есть о смещении цели агрессии на более благоприятные виды деятельности.

И далее Фрейд продолжает.

«Я» не держит себя беспристрастно в отношении обоих видов первичных позывов. Своей работой идентификации и сублимации оно помогает инстинктам смерти в «Оно» для преодоления либидо, но при этом само попадает в опасность стать объектом инстинкта смерти и погибнуть. В целях оказания помощи «Я» само должно было, наполниться либидо, этим самым становясь представителем Эроса и исполняясь теперь желанием жить и быть любимым.

Но так как его работа сублимации имеет следствием распад первичных позывов на первоначальные и освобождение агрессивных первичных позывов в «Сверх‑Я», то своей борьбой против либидо оно подвергает себя опасности стать жертвой жестокостей и смерти. Если «Я» страдает от агрессии «Сверх‑Я» или даже погибает, то его судьба подобна судьбе одноклеточных, погибающих от продуктов разложения, которые они сами создали. Действующая в «Сверх‑Я» мораль кажется нам в экономическом смысле таким продуктом разложения.

Звонкая фраза, что каждый страх является, собственно говоря, страхом смерти, едва ли заключает в себе какой‑нибудь смысл; во всяком случае, она не оправдываема. Мне, наоборот, кажется безусловно правильным отделить страх смерти от страха объекта (реальности) и от невротического страха либидо. Для психоанализа это очень трудная проблема, так как смерть есть абстрактное понятие негативного содержания, для которого бессознательного соответствия не найти. Механизм страха смерти может состоять только в том, что «Я» в значительной степени освобождается от своей нарцистической загрузки либидо, т.е. отказывается от самого себя точно так, как обычно в случае страха отказывается от другого объекта. Мне думается, что страх смерти развертывается между «Я» и «Сверх‑Я».

На основе вышеизложенного страх смерти, как и страх совести, может, следовательно, быть истолкован как переработка страха кастрации. Ввиду большого значения чувства вины для неврозов нельзя также отрицать, что обычный невротический страх в тяжелых случаях усиливается развитием страха между «Я» и «Сверх‑Я» (страха кастрации, страха совести, страха смерти)[12].

Здесь Фрейд переходит к причинам агрессии, он говорит о том, что страхи связаны не столько с гипотетическим страхом смерти, сколько с Эдиповым комплексом, то есть страхом кастрации.

В более поздней работе З.Фрейд отмечает: «…Это влечение направлено на разрушение таких объединений, оно стремится вернуть их в изначальное неорганическое состояние. Итак, помимо Эроса имеется и инстинкт смерти, а феномен жизни объясняется их взаимо — и противодействием. Нелегко было найти свидетельства деятельности этого гипотетического инстинкта смерти. Шумные проявления Эроса бросаются в глаза; можно было предположить, что глухая разрушительная работа инстинкта смерти происходит внутри живого существа, но это было малодостоверно. Дальше шла идея о том, что часть этого инстинкта обращается против внешнего мира и заявляет о себе во влечении к агрессии и деструкции. Этот инстинкт принуждается тем самым служить Эросу, поскольку направлен на уничтожение другого (одушевленного или неодушевленного), а не себя самого. Напротив, ограничение направленной вовне агрессии усиливало бы и без того осуществляющийся процесс саморазрушения. Уже по этому примеру можно догадаться, что оба эти инстинкта редко — наверное, даже никогда — не выступают по отдельности, но сплавлены в различные изменчивые и спутанные сочетания, а потому неузнаваемы для нашего взгляда. Особенно сильный сплав любовного и деструктивного влечений обнаруживается в садизме, давно известном как компонент сексуальности. В его противнике, мазохизме, точно так же присутствует связь внутренне направленной деструктивности с сексуальностью, которая проясняет и делает ощутимой эту ранее недоступную пониманию наклонность.

Конец ознакомительного фрагмента.