Синдром Клинтона. Моральный ущерб

Макс Нарышкин (2008)

Из офиса компании «Регион» пропала заместитель финансового директора Виктория Золкина. Девушка просто вышла из здания и растворилась в многомиллионной Москве, оставив на своем рабочем месте клочок бумаги с тремя фамилиями. Они-то и являются ключом к тайне исчезновения Вики. Поиском девушки занялись ее жених Тихон Куртеев и отчим профессор Игорь Оттович Берг. Ну и, конечно, руководители нескольких фирм, потому что вместе с исчезнувшей девушкой пропали принадлежащие им три миллиона долларов…

Глава 3

Атмосфера в коллективе, в который пришла два года назад Вика, была далека от идеальной. Для многих бухгалтеров появление в новом офисе является стрессом. Весь исторический уклад развития бизнеса в России указывает на то, что бухгалтер — верный друг президента компании. Наиболее приближенное к нему лицо и пользующееся наибольшим доверием и расположением. Первый день значил много, и он показал, что будущие коллеги встретили ее прохладно. На второй день Вика поняла, что в офисе вряд ли найдется человек, который относится к ней хорошо. Неизвестная причина холодила взгляды коллег и тормозила общение. Если бы не теплота Лукашова, Вика не была бы уверена в том, что эта работа ей нужна. Однако вскоре она поняла, что теплота президента обращена не в сторону бухгалтера Вики, а в сторону женщины Вики. За неделю пребывания в офисе она ни с кем из сотрудников не смогла поговорить, а Лукашов под видом введения в курс дел не выбирался из ее кабинета. И хотя в кабинете ничего не происходило, дверь в него была закрыта, и Вика сгорала от стыда, думая о том, какие картинки представляют себе ее новые сослуживцы, когда Лукашов запирает за собой дверь в ее кабинет и не выходит из него около получаса.

Зародить в душах коллег неприязнь к сотруднику может что угодно. Поначалу Вика думала, что ею заменили кого-то, кто был душой компании. Лукашова судить никто не станет, хозяев не судят, но вот ей, портившей, по мнению всех, атмосферу в коллективе, подпортить реноме был готов каждый. Объяснение Вика находила только в этом. Дальнейшее наблюдение убедило ее в том, что ситуация еще хуже. Лукашов перестал стесняться в выборе средств достижения цели, а цель у него была одна — Вика. Если поначалу он как бы случайно притрагивался к ее руке, к талии, когда помогал ей садиться за стол, то теперь, видимо решив, что первая стадия приручения пройдена успешно, перешел к более «трогательным» моментам. Теперь ему ничего не стоило, например, помогая Вике сесть, придержать ее за грудь.

Между тем молчаливый террор со стороны коллег не прекращался ни на минуту. В офисе не было никого, кто выразил бы готовность помочь молодой сотруднице. Напротив, каждый был рад «помочь» таким образом, чтобы испортить ей будущее. Поделившись соображениями с человеком, в доме которого жила с детства, человеком опытным и стреляным, Вика начала войну. Во-первых, она по его совету приступила к разведке. Она попыталась выяснить для себя правила быта, принятые в «Регионе». И первым делом ей было рекомендовано обратить внимание на то, как обедают коллеги и как друг к другу обращаются. Выяснилось, что большая часть сотрудников ходить толпой в столовую отказывается, а приносит еду с собой из дома. При этом подавляющее большинство сотрудников обращаются друг к другу на «вы» и сдерживают положительные эмоции. Дома Вика получила разъяснения этих двух фактов. Если люди, обсуждающие друг с другом проблемы компании восемь часов кряду, отказываются обсуждать свои личные проблемы за обеденным столом и если они даже в пылу не срываются на «ты», дело не в уважительно-деловой обстановке в компании, а в пренебрежительно-подозрительной. И Вике было рекомендовано придерживаться некоторых правил, соблюдать которые не так уж трудно.

Кто-то зашел к ней в кабинет, завязался деловой разговор. Вместо того чтобы направить коллегу дальше по инстанции, Вика вставала из-за стола и лично вела его к месту. На месте она оказывала ему посильную помощь, не рассыпаясь при этом в любезностях, и, не принимая сдержанных благодарственных слов, возвращалась к себе. Непонятное поведение заместителя директора финансового департамента сбивало с толку. Она была очень непохожа на инвалида-босса — своего начальника, и непохожа была тем, что выглядела человеком.

В ответ на логично возникающие при таком раскладе доброжелательные инициативы заместитель финдиректора наотрез отказывалась сближаться с кем-то и поддерживала со всеми одинаковые, добрые отношения. «Не погрязай в дружбе, — советовал ей мужчина, с которым она жила, — иначе твоя дружба окажется не с кем-то, а против кого-то».

Удивительно, но это работало.

Он же порекомендовал и отказаться от улещивания директората. С Лукашовым, Потылицыным — вице-президентом — и остальными представителями топ-менеджмента Вика обходилась сурово, скромно расточая эмоции. Это поведение поначалу воспринималось стаффом как раз как наглость — на фоне-то улещивания президентом, но вскоре все сошлись во мнении, что Вика просто человек такой — ей безразлично все. Впрочем, если надо, она выйдет из-за стола и того же Потылицына сводит, куда тому нужно. При этом Вика ни разу не обратилась за помощью к обходительному с нею Лукашову, когда давление со стороны стаффа было доведено до абсурда. Кто-то слышал, как в приемной на вопрос президента: «Вам никто не мешает работать?» — заместитель финансового директора ответила: «Здесь работают хорошие люди. А хорошие люди мешать не могут». Это шокировало хороших людей. И река повернула вспять…

Единственный человек, который ей по-настоящему мешал работать, был тот, кто спросил. Истязание покровительством выматывало Вику и доводило до исступления. Вскоре к отчаянию добавилось отвращение. Однажды Лукашов похлопал ее по попке, как хлопает тренер отлично выполнившую его инструкции ученицу. Вика промолчала, однако по лицу ее пробежала тень. В офисе она оказалась впервые, эти отношения были для нее новы, и поначалу ей показалось, что президент компании и есть тот заслуженный тренер, который, ведя своих подопечных к победам, имеет полное право на поощрительные прикосновения. В них нет ничего скабрезного, думала Вика, отводя роль положительного героя Лукашову. Он так ведет себя со всеми — пыталась она себя убедить. Дальнейшие наблюдения привели к печальному выводу: по попе Лукашов хлопает только ее, Вику Золкину. Все остальные, как хорошо бы они ни выполняли его инструкции, поощрительных прикосновений не заслуживали. И тогда Вика, сосредоточившись на работе, попыталась убедить себя в том, что она единственная из ближнего круга, кто входит в тему, — все остальные давно в ней. Оттого, наверное, и такое надоедливое внимание. Однако проходил месяц, другой, и Лукашов уже стал дышать как-то по-другому. Спустя четыре месяца после появления Вики в «Регионе» он наклонялся к ней, указывая на промахи в расчетах, не с обворожительным участием, а свистя легкими. И вскоре случилось то, что должно было случиться. В один пригожий летний вечер Лукашов вошел к ней в кабинет, запер дверь на ключ — что не ускользнуло от внимания бухгалтера — и после пустяковых расспросов повалил ее на стол.

— Я отдам тебе все, — хрипел он, непослушными пальцами расстегивая пуговицы на ее блузке. — Я разведусь с ней, будь моей…

Сначала Вика не поняла, что происходит. Она была оглушена происходящим. И в этом состоянии находилась столько времени, сколько оказалось достаточным для Лукашова, чтобы расстегнуть все пуговицы на ее блузке и сорвать с девушки бюстгальтер. Увидев упругие груди, он зарычал от изнеможения и впился в одну из них чуть ли не зубами.

— Вы с ума сошли?! — не своим голосом закричала Вика.

Скинуть с себя Лукашова оказалось не так-то просто. Сто килограммов живого веса давили ее к столу танком, и он, по существу, делал с ней все, что хотел.

Чувствуя, как трещит срываемое нижнее белье, Вика отчаянно сопротивлялась. Набрав в легкие воздуха, она собралась закричать во весь голос, но предусмотрительный, опытный в этом виде борьбы Лукашов закрыл ей рот ладонью. Грубо и бесцеремонно раздвигая в стороны локтями ее ноги, он свободной рукой расстегивал ширинку.

Вика не верила, что это может случиться. Такого не бывает. Вечерами она обходила стороной придорожную растительность, никогда не следовала через парк и держалась освещенных людных мест. Сама мысль о том, что ее могут взять на рабочем месте, на ее столе и против ее желания, мутила разум и не позволяла найти правильное решение.

Через мгновение она поняла, что искать уже поздно. Плача и впадая в истерику, она извивалась под Лукашовым, изнемогая от отвращения, а тот думал, что от сладострастия. Сквозь его влажную ладонь прорывалось мычание, а ему казалось, что это стоны любви.

Слезши с нее, он застегнул брюки и с недовольством окинул взглядом ту, что доставила ему так много удовольствия. Валяющаяся на столе девка с широко раздвинутыми ногами, сжавшая зубы и стонущая от истерики, — он по-другому представлял окончание их соития.

— В общем, так. Тебе было хорошо, мне было хорошо. Поэтому оставим все между нами. Надеюсь, ты достаточно умна для того, чтобы не предавать огласке нашу близость. Считай, что ты стала частью коллектива. С завтрашнего дня твоя зарплата вырастет вдвое, и слезь со стола, пожалуйста. Умойся и приведи себя в порядок. На тебя и без того косо смотрят.

Сползши со стола в кресло, она прошептала:

— Я посажу тебя.

Лукашов беззвучно рассмеялся.

— Выбрось это из головы. В этом офисе пятьдесят человек подтвердят, что эти месяцы ты только и занималась тем, что окучивала меня. А трое-четверо вспомнят, как ты кричала мне в лицо: «Я все равно тебя разведу». — Лукашов наклонился к зеркалу и пригладил растрепанную заместителем финдиректора прическу. — Не нужно заставлять мышь рожать гору. Ну, перепихнулись. С кем не бывает. Двое почувствовали искру, и возгорелось пламя. Сейчас пламя поугасло. Осталось рабочее настроение.

— А если мышь и впрямь родит гору?

На Лукашова эти слова не произвели никакого впечатления. Он вздохнул и посмотрел на часы.

— Это невозможно. Виктория, я прошу вас не опаздывать на совещание. Захватите, пожалуйста, отчет за месяц. Мне не все нравится в торгово-закупочных актах наших прорабов, не все. Шельмуют, мерзавцы, не находите?

В дверях его остановил ее голос:

— А ты не боишься, что я тебя убью?

— Нет, не боюсь. И даже увеличу зарплату, подозревая, что она станет зарплатой для киллера, — он рассмеялся чуть веселее. — Вика, я плачу вам вдвое больше, чем получает любой другой человек на вашем месте. Если вычеркнуть из памяти недавно случившийся эпизод, то можно заподозрить мое расположение к вам как к специалисту. Щазов скоро уйдет, у него все чаще проблемы со здоровьем. Как вы думаете, кто станет финансовым директором «Региона» с зарплатой в шесть тысяч долларов?

И он, бесшумно провернув ключ в замке, отворил дверь и вышел.

А потом вдруг вернулся, отчего Вика вздрогнула, и сказал:

— А если ты, сука, задумаешь чего недоброе, то я сделаю так, что тебя никто никогда не найдет. Это ясно?

И снова вышел.

Скоро появился Тихон, и Лукашов, наблюдая за теплотой их отношений, успокоился окончательно. Все получилось так, как он и рассчитывал. Теперь Вике не резон болтать языком. У нее есть достаток и любовь. Если она откроет рот, потеряет и то и другое.