Эпоха мечей: Короли в изгнании. Времена не выбирают. Время жить, время умирать

Макс Мах, 2020

Если существует дверь, то, возможно, она открывается с обеих сторон. И если есть два ключа, то почему бы не быть и другим? Посетив иные реальности, Виктор и Макс дали толчок новой цепи событий, ведь если ты зашел к кому-то в гости, следует ожидать ответного визита. Так устроен человеческий мир, таковы его законы. Приключения героев романов «Квест империя» и «Короли в изгнании» продолжаются. Им и их друзьям предстоят захватывающие приключения тела и духа на трех Землях, в космосе и во времени, потому что роман «Времена не выбирают» – это еще и книга о времени и о судьбе. И о том, что время, несмотря на все свое могущество, не всесильно, потому что есть в этом мире нечто, что сильнее времени и пространства, судьбы и обстоятельств. Это Любовь, Дружба, Честь и Долг, и пока они существуют, человек непобедим. Это главное, а остальное – всего лишь рояли в кустах. Итак, квест продолжается, и наградой победителю будет не только империя.

Времена не выбирают

Любовь — имперское чувство.

И. Бродский

Что ни век, то век железный,

Но дымится сад чудесный,

Блещет тучка; обниму

Век мой, рок мой на прощанье.

Время — это испытанье.

Не завидуй никому.

А. Кушнер

Пролог. Время грамматическое

Глава 1. Коронация. Когда-то потом. Будущее ультимативное

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…

П. Герман

Здесь бой, где ждет нас победа иль гибель,

Игра, где корону получит счастливый.

Г. Гейне

Когда опричники, веселые, как тигры…

К. Бальмонт

Пятый день второй декады месяца птиц 2998 года от основания империи (апрель 2016, Вербное воскресенье), Москва, планета Земля

Первый удар колокола застал Кержака в лифте. Тяжелый и долгий голос недавно установленного Князя достал его даже сквозь толстые кирпичные стены старого здания, ударил и прошел сквозь него, заставив напрячься и без того взведенную до упора нервную систему. А когда Игорь Иванович достиг заветной двери на шестом этаже, гремели уже десятки, если не сотни колоколов новой Москвы.

«Сорок сороков? — спросил он себя, останавливаясь перед дверью. — Аллилуйя?! — Глубокий вдох, длинный выдох. И еще раз. И еще. — Сорок сороков, говоришь? Будет тебе праздник! Будет тебе Вербное воскресенье».

Кержак плавно отжал ручку двери и также плавно, замедленно, как будто плывя в густом вязком воздухе, вошел в кабинет.

Сукин Сын сидел на стуле напротив стола. Руки его были скованы за спиной и пристегнуты к ногам, прикованным, в свою очередь, к задним ножкам стула. Неудобная поза и унизительная, но Кержак на Сукина Сына как бы и не смотрел. Он поздоровался — через всю комнату — с дамой Ноэр, курившей сигару у высокого узкого окна («Доброе утро, Наталья Петровна, рад вас видеть»), пожал руку Шця («Как жизнь, Шалва Георгиевич?») и кивнул невысокому крепкому парню, стоявшему за спиной у вынужденно сидевшего Сукина Сына.

«Как его? Рэр, что ли?» — подумал он с раздражением, пытаясь вспомнить имя этого темного блондина, с серыми внимательными глазами, и никак не вспоминая.

Между тем Кержак подошел к столу и присел с краю, прямо на столешницу, не забыв, впрочем, поддернуть брюки. Вот теперь он посмотрел, наконец, на Сукина Сына открыто. Сукин Сын, как и докладывали, оказался молодым мужиком — от силы лет тридцати, — худым и жилистым, крепким. По виду он вполне мог сойти за русского, но Кержак подумал, что это, скорее всего, не так. Вот нет, и все. Вроде бы и причин сомневаться нет, и масть рыжеватая, и глаза серо-голубые, а все равно — не русак.

«Не русский ты, — окончательно решил он, рассматривая лицо Сукина Сына. — Не русский, хоть крестись по десять раз на каждую икону. А кто?»

— Тебе не повезло, — сказал он равнодушным голосом. — Ты знаешь, как тебе не повезло?

Перед глазами возник туман — кровавый туман, — и мышцы непроизвольно напряглись, но Кержак с собой справился, надеясь, что Сукин Сын его реакции не заметил.

— Давай, начальник! — огрызнулся Сукин Сын, решивший, видимо, косить под блатного. — Давай, пугай! Требую прокурора!

«Не заметил».

— Дурачок, — усмехнулся Кержак ему в лицо и оглянулся на Нету. — Вы слышите, Наталья Петровна? Клиент вспомнил о прокуроре.

— На понт берешь, начальник! — окрысился Сукин Сын.

У него был какой-то едва уловимый акцент.

«Осетин? Адыгеец? Чечен?»

— Нэт, дорогой! — включился в игру полковник Шця, старательно изображавший в России грузина. — Тэбэ же ясно сказали, мраз, тэбэ не повэзло.

— Хочешь знать, в чем? — спросил Кержак.

— Что девка эта… — Закончить Сукин Сын не успел.

Кержак ударил его по лицу. Он ударил намеренно больно — до крови — и обидно, не изменив позы, все так же рассматривая Сукина Сына равнодушными — он надеялся, что у него получается, — глазами.

— Эта девка, сучонок, моя жена.

Вот тут Сукина Сына проняло. Он даже с лица сбледнул, и испарина мгновенно выступила у него на лбу.

«Дошло», — с удовлетворением отметил Кержак.

— А ты, говнюк, убит при задержании, — сказал он вслух и полез в карман за сигаретами.

Кержак не торопился, хотя курить хотелось зверски, а перед глазами снова встало смертельно-бледное лицо Таты. Тата. Три проникающих: два в грудь, одно — в живот. Калибр — девять с половиной. Сукина Сына прикрывали три на редкость хорошо обученных боевика.

«Ну и за кем же ты пришел?» — Кержак медленно достал сигарету, слушая ставшее вдруг тяжелым дыхание Сукина Сына и наблюдая за поведением меча, стоявшего у того за спиной. Лицо у парня было спокойным, но в глазах разгорался холодный огонь. Меч был из последнего набора, и Кержак никак не мог вспомнить его имени. Зато он неожиданно вспомнил, что парень этот — его собственный ленник.

«Нехорошо, — решил он, закуривая. — Никуда не годится. Своих людей нужно знать. Всех. Вот Тата…»

Тата. Доктор — аханк — сказал, что выкарабкается, хотя раны нехорошие, потому что… Перед глазами Кержака стояло ее лицо, на которое уже легла тень смерти.

«Ох, Тата, сердце мое! — подумал он с тоской. — Но какова!»

С тремя дырками, каждая из которых была пропуском на тот свет, она взяла-таки Сукина Сына живым, пока остальные гасили боевиков из его прикрытия.

«Такая важная фигура? Или это такая новая тактика?»

— Я тебя подержу здесь, — сказал Кержак, дожимая. — Недолго, дня два-три… Это для моего личного удовольствия, чтобы ты знал, а не для дела. А потом передам тебя Цики Ёю. Знаешь такую геверет?^[20]

«Знает! — понял Кержак, с удовлетворением отмечая то, как расширяются от ужаса глаза Сукина Сына. — И с происхождением твоим я, похоже, не ошибся. Хорошая у Клавы слава, правда, в основном на Ближнем Востоке, но…»

— Ведь мог ты за ихним царем прийти? — неторопливо продолжал развивать свою мысль Кержак, как будто и не обративший никакого внимания на изменившееся душевное состояние Сукина Сына. — Вполне мог. Вот пусть она тебя и спрашивает. А я тебя спрашивать не буду. Зачем?

Он посмотрел в глаза Сукину Сыну и понял, что выиграл. Это было не его поле. Контрразведка особое искусство, а уж дознание тем более, но в условиях отсутствия конституционных гарантий…

— Я все скажу! Все!

«Боже мой, какие простые слова. И как все это похоже на кино — на плохое кино про шпионов, — вот только Тата…»

— А мне неинтересно, — сказал он и затянулся.

— Вы не знаете! — заторопился Сукин Сын. — Вы не знаете, а…

— А ты, значит, знаешь? — усмехнулся Кержак и покачал головой. — Сомневаюсь. Ты же простой исполнитель, расходный материал, ну что ты можешь знать?

Он повернулся к даме Ноэр и попросил:

— Наталья Петровна, голубушка, будьте любезны, распорядитесь, чтобы этого мудака спустили в подвал, а то он тут своими воплями весь народ перепугает. А у нас все-таки праздник. И коронация опять же. Стыда перед иностранцами не оберемся.

— Начальник!

— А давай, Игорь Иванович, ему рот заклеим, — предложила Нета и потянулась так, что ее и без того выдающаяся грудь чуть не порвала, на хрен, и бюстгальтер, который она стала-таки носить, подчиняясь служебной дисциплине, и белый свитерок, все это богатство любовно обтягивающий. — Залепим, и пусть себе надрывается.

По-русски она теперь говорила без акцента, как, впрочем, и все остальные. Как Тата, например. Тата… Вероятно, она уже на «Вашуме». Вероятно, все с ней будет хорошо. Вероятно, Сукин Сын сейчас начнет петь… Но… он хотел получить не только ответы на разные вопросы, он желал получить сатисфакцию.

— Ты Кержак?

«Выходит, не только у Клавы есть репутация. У меня тоже. И это скорее хорошо, чем плохо. Опричнина — она и в двадцать первом веке опричнина, а иначе зачем?»

Кержак затянулся, выпустил дым — он держал паузу, как бы размышляя над словами Неты Ноэр — и покачал головой.

— Нет, Наталья Петровна. Вы уж извините меня, бога ради, но придется все же — в подвал… (Ты Кержак? Да? Слушай! — кричал Сукин Сын.) Там жарковато, конечно… (Я много… — надрывался Сукин Сын.) Но я хочу слушать, как он кричит.

— Горбунов, — сказал Сукин Сын каким-то неживым сиплым голосом.

«Ну, вот и Горбунов всплыл, голубь наш сизокрылый».

— Какой Горбунов? — спросил из-за его спины меч, и Сукин Сын сделал судорожное движение, пытаясь повернуться, но не смог. — Сиди спокойно. Отвечай.

«Молодец, — отметил Кержак и наконец вспомнил: — Эйк Рэр. Ну да! Рэр, Эдик Рукавишников…»

— Не вмешивайся, Эдик, — сказал он раздраженно. — Не дорос еще.

— Генерал! — выдохнул Сукин Сын. — Генерал Горбунов.

— Вот оно как, — «удивился» Кержак, даже не заметив, что говорит сейчас, как Федор Кузьмич. Впрочем, сам Федор Кузьмич теперь так не говорил, во всяком случае, при свидетелях. — А тебя, болезный, как звать-величать?

— Селим.

— Это ты заговариваешься, парень, — усмехнулась от окна Нета. — От ужаса, наверное. Ну какой из тебя Селим? Ты в зеркало-то смотрелся когда-нибудь?

— У меня мама русская, — объяснил Сукин Сын, облизав губы, и с надеждой посмотрел на вступившую с ним в разговор женщину.

— А папа? — спросил Кержак и снова затянулся.

— Набиль Абу-Рейш… — ответил Селим.

— Абу-Рейш… — якобы задумчиво повторил за ним Кержак. Его насторожила интонация Сукина Сына. Он сказал это так, как если бы Кержак обязан был знать, кто это такой — Набиль Абу-Рейш. На самом деле ничего такого Кержак не помнил и помнить не мог, потому что Ближний Восток — не его епархия. Ему и в империи дел хватало.

— Да, — сказал Сукин Сын. — Это он.

— И гдэ же он сэйчас? — спросил Шця.

— В Тегеране.

— А иранцы знают? — снова подала голос Нета.

— Знают. — Сукин Сын решил сотрудничать.

«Слабак, — вздохнул про себя Кержак. — Оно, конечно, все равно, но противно».

— Кто у них курирует операцию в Москве? — спросил он.

— Второй советник посольства…

«Ну? — спросил он себя. — Ты удовлетворен? Потешил сердце?»

Следовало признать, что — да, потешил.

«Как ребенок, честное слово! Как злой ребенок. А времени-то совсем нет».

На душе было пасмурно, и еще эти колокола звонили…

— Спасибо, господа, — сказал он, вставая. — Спасибо, Наталья Петровна. Извините, бога ради, за представление. Нервы. Еще раз — спасибо.

Он грустно усмехнулся, увидев понимание в глазах дамы Ноэр, но тут же представил, что бы сделала на его месте она, и успокоился. Все мы люди, все мы… животные.

— Эдик, займись этим трупом. — Кержак перехватил полный непонимания и ужаса взгляд Сукина Сына и, не удержавшись, подмигнул ему. Дескать, то ли еще будет! — Я хочу получить полный отчет не позже, чем через полчаса. Мы будем в комнате для совещаний.

Эйк молча кивнул — он вообще был неразговорчивый парень — и, открыв дверцу стенного шкафа, достал с верхней полки шлем ментального декодера и допросную аптечку. Праздник закончился, начиналась рутина. Химия не только развяжет Сукину Сыну язык — и, надо признать, сделает это много лучше, чем любые пытки, — она поможет допрашиваемому вспомнить такие детали, о существовании которых он и сам не подозревает, потому что не обратил на них внимания или давно забыл. Но мы ведь ничего не забываем, не правда ли? На самом деле все остается при нас, только найти это все обычно не удается. Вот тут химия и поможет. И, что характерно, никакого вранья, одна только правда голимая и ничего, кроме правды.

Кержак отвернулся и вслед за остальными вышел из кабинета. Комната для совещаний находилась в конце коридора, и идти им было недалеко. Практически весь этот этаж являлся неприступной крепостью — «А с чем тогда сравнить все здание в целом?» — и ни одного звука, тем более ни одного фотона визуальной информации отсюда вовне просочиться не могло по определению. Но комната для совещаний была защищена еще лучше. «Лучшее — враг хорошего, не правда ли?» Во всяком случае, не с земными технологиями было пытаться проникнуть в тайны Политического сыска Империи, который в новой России назывался просто РИАЦ — Российский информационно-аналитический центр. «Что хочешь, то и думай».

Закрылась тяжелая дверь, опустились на окна шторы из металитовой ткани, включились подавители электронного проникновения, и комнату на мгновение залил пронзительно-голубой свет. Все. Стерильная зона. Теперь только зеленая лампочка контроллера и красная — охранного контура, горевшие на центральном пульте, указывали на то, какие меры безопасности приняты для того, чтобы обеспечить спокойную работу руководителям штаба операции «Локи»^[21]. Кержак подошел к автоматическому бару, около которого уже стоял Шця, и налил себе чашку крепкого кофе без сахара. Секунду поразмышлял, не помешает ли работе алкоголь, и, решив, в конце концов, что от пятидесяти граммов коньяка хуже работать не станет, налил себе еще и немного «Камю». Между тем над овальным столом из оникса уже появились три проекции: прямая связь с командующим войсками специального назначения, генералом Шакировым, канал связи с Дворцовым управлением, которое официально все еще называлось Управлением делами Правительства, и Лента Новостей — непрерывно обновляющиеся сводки аналитического бюро. В стороне от главных проекций, у стены, обозначились два дополнительных канала связи, находившиеся сейчас в режиме ожидания: Прямая Линия и Флотская Эстафета.

Дама Ноэр уже сидела в кресле координатора и вводила в вычислитель коды доступа.

— Наталья Петровна, — обернулся к ней Кержак, — тебе чего-нибудь налить?

— Будь любезен, Игорь Иванович, — улыбнулась Нета, не отрываясь, впрочем, от вычислителя. — Березовый сок, если тебя не затруднит, и… да, и еще немного бренди.

— Ты имеешь в виду именно бренди или тебя коньяк тоже устроит?

— Я имею в виду то, что налито в твой бокал, Кержак.

— Значит, коньяк.

— Значит, коньяк, — повторила за ним Нета, просматривавшая протоколы связи.

— Группа Семь в сборе, — сообщила она появившемуся на проекции дежурному по Дворцовому управлению.

— Ждите, — сказал дежурный офицер.

— Ждем, — согласилась Нета.

Кержак поставил перед ней стакан с соком и бокал с коньяком и, вернувшись к бару, забрал свою посуду. Шця уже сидел за столом, когда Игорь Иванович наконец занял свое место и, отпив из бокала, активировал личный канал связи. В управлении О — «Опричнина, она опричнина и есть. Стало быть, О» — колеса крутились вовсю, но от резких движений опричники пока воздерживались. Кержак быстро просмотрел сводку и пришел к выводу, что никаких драматических изменений за последние три часа не произошло, если не считать инцидента на Большой Пироговской, но о нем он знал, что называется, из первых рук. А вот Лента Новостей оказалась гораздо интереснее. Не отрывая глаз от стремительного информационного потока, он на ощупь нашел чашку с кофе и сделал глоток. Кофе был горьким и ароматным и еще горячим. Все это вместе было замечательно вкусно, но насладиться чудесным напитком он не успел. Он даже забыл, что хотел закурить. Не до того стало. Аналитическое бюро обращало внимание всех заинтересованных лиц, что полтора часа назад из поселка Шибанкова началось выдвижение частей и соединений 4-й танковой дивизии на плановые учения. Кроме того, сводка указывала на то, что в последние двадцать четыре часа отмечен немотивированный семипроцентный рост активности на гражданских линиях связи в Шибанкове и одновременный двенадцатипроцентный рост — в Алабине. Содержание разговоров носит нейтральный характер, но повышенную телефонную и интернет-активность в указанных районах проявляют офицеры Кантемировской и Таманской дивизий.

«Неужели пропустили? Вот же!..»

— Дежурный по… — откликнулся на вызов штаб.

— Не надо, — отрезал Кержак. — Дай мне Чудновского.

— Боря, — сказал он полковнику Чудновскому. — Узнай — только, бога ради, аккуратно, — когда были запланированы нынешние учения Кантемировской? И кем? И побыстрее. И вот еще что: зашли-ка ты кого-нибудь поумнее в Алабино. Со связью. Пусть погуляет до ночи и посмотрит, что там да как.

— Сделаем, — пообещал Чудновский и отключился, а Кержак уже вызывал Никонова.

Вася Никонов сидел на какой-то броне и курил. Кержак секунду смотрел на него молча, затем достал-таки сигарету и закурил.

— Готовность? — спросил он наконец.

— Полная, — улыбнулся Никонов. — Сам видишь, спим на броне.

— Вижу, — кивнул Кержак. Несмотря на то, что прошло уже больше шести лет, он по-прежнему испытывал чувство внутреннего дискомфорта, глядя на здорового — во всех смыслах — Васю. Даже протезы у Васи были такие, что от живых ног на взгляд не отличишь. Не то чтобы Кержак не был за него рад. Не то слово. Счастлив. И все же страшная это вещь — чудеса. И привык, кажется, а все равно страшно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

20

Геверет — госпожа (ивр.).

21

Локи — один из богов древнегерманского пантеона. Если верить Вагнеру, Локи отличался большим умом, хитростью и изворотливостью и был, что называется, себе на уме.