Гвоздь, бабочка и человек у магазина

Максим Юрьевич Рыков

В книгу вошли эссе, некоторые из которых написаны как прологи и эпилоги для моих учебников по медицине. Научная литература имеет хотя широкий, но ограниченный круг читателей, который каждый автор стремится расширить, что послужило причиной публикации настоящего издания. Я рассчитываю, что изложенные размышления помогут читателям иначе взглянуть на медицину. У меня есть и некоторые надежды на то, что книга повлияет на мышление читателей, расширив мировосприятие.

Выпечка душ

В каждом поколении должен быть свой безумец,

который будет показывать истину так,

как он ее видит.

Борис Пастернак

Представьте, что вы приехали в незнакомый город. Вы идете по центральной улице, рассматриваете архитектурные особенности домов, попутно прослушивая аудиогид. Внезапно вы упираетесь в стену. Высота и длинна этой стены неизвестны, как неизвестно, что за стеной и почему кто-то построил ее именно в этом месте. Люди вокруг не обращают на стену никакого внимания.

Ординатура кафедры онкологии Московской медицинской академии им. И. М. Сеченова проходила на базе Российского онкологического научного центра им. Н. Н. Блохина. Место для распределения нашлось в отделении опухолей костей. Мне не очень-то туда хотелось, как и многие ординаторы, я стремился в абдоминальную хирургию. Но постепенно увлекся, ассистировал на операциях, осваивал химиотерапию. В структуре онкоцентра был институт детской онкологии. И пациентов, относящихся к категории «молодых взрослых», направляли на лечение к нам. Сложная группа пациентов. Процент осложнений выше, химиотерапию переносят намного тяжелее. Поскольку желающих осваивать лечение всех возможных осложнений не было, я охотно и с энтузиазмом взялся за этот, хотя и небольшой, но важный сегмент.

Все решил случай. После окончания первого года руководство рекомендовало мне перейти в какое-нибудь другое отделение. На удивленный вопрос «почему?» мне прямолинейно ответили, что в коррупционной составляющей, то есть в поборах с пациентов, я не участвую, и прибыли заведующему отделом не приношу.

Времени подумать не предоставили. Собрав свои немногочисленные вещи, я вышел в коридор и направился в детский институт. Там, как и всегда, был дефицит кадров. Ситуацию несколько осложнял тот факт, что директор детского института являлся одновременно и заведующим отделом, из которого меня попросили удалиться. Этот человек не допускал мысли, что может ошибаться, не терпел возражения, инакомыслие и более всего ценил преданность лично ему.

Вопрос со взятками, как мне казалось, и впоследствии выяснилось, казалось ошибочно, в детской онкологии не стоял так остро, как во взрослой. Желающих переносить особенно высокие эмоциональные нагрузки, связанные с лечением детей, не было, и меня приняли.

На следующий день заведующая отделением вызвала меня к себе в кабинет и доброжелательным голосом, доверительно и любезно, за чаем наставляла, что все деньги, которые мне передадут, а также иные материальные ценности, к которым относились алкоголь, торты, конфеты, шоколад и вообще все, что можно съесть, выпить или продать, мне следовало передавать ей. Если же никаких ценностей не вручили, то мне следовало настоятельно рекомендовать родителям пациентов зайти в кабинет к заведующей перед выпиской. Как я понял, для строгой беседы о том, что, помимо денег, которые они уже заплатили ей в большинстве своем перед госпитализацией, следует благодарить еще и перед выпиской. Потому что, как вы понимаете, лечение ребенка с онкологическим заболеванием — процесс длительный, и может занимать год и более. Дело не только в алчности. Гибрис-синдром, как известно, требует демонстрации власти.

Отступать было некуда, но и участвовать в предложенном не собирался. Поэтому тихо саботировал указание: деньги не брал, торты и алкоголь делил с другими ординаторами, к заведующей перед выпиской заходить не советовал.

Довольно быстро это стало понятно, что привело к попытке моего очередного изгнания, но она осложнялась тем, что заведующую очень не любил тот самый директор, который ранее выгнал из отделения меня. Поскольку давний принцип «враг моего врага — мой друг» выше сиюминутной выгоды, доучиться и закончить ординатуру мне удалось. К тому времени уволили и саму заведующую, а меня, уже после окончания аспирантуры и защиты кандидатской диссертации, приняли на ставку научного сотрудника.

Институт детской онкологии напомнил мне описание воспитательного дома «Hotel Dieu» [1]. Читаем у Карамзина: «Я был в главной Парижской Гошпитали, в которую принимают всякой веры, всякой нации, всякого рода больных и где бывает их иногда до 5000, под надзиранием 8 докторов и ста лекарей. 130 Монахинь Августинского Ордена служат несчастным и пекутся о соблюдении чистоты; 24 священника беспрестанно исповедывают умирающих или отпевают мертвых. Я видел только две залы и не мог идти далее: мне стало дурно; и до самого вечера стон больных отзывался в ушах» [2].

Что же вместили эти годы в институте детской онкологии? Маленьких детей, которые, едва научившись говорить, от боли и страха кричали на перевязках: «Боже, когда ты меня заберешь»! Атеистов, которые пришли к вере. Верующих, которые за свои муки прокляли мир. Распавшиеся семьи, алкоголизм родителей и врачей. Детей, которые умирая, мечтали о том, как выступят на концерте. Медицинских сестер, которые закрывали двери в палаты и просили никого не выходит в коридор, когда по нему везли тело. И прощающихся перед выпиской со своими товарищами по палате. Они знали, что больше не увидятся. Было немало тех, кто достиг ремиссии, вернулся в счастливую жизнь. Такие случаи запоминаются, память старается вытеснить ужасы, но именно ужасы создают общую атмосферу отделения детской онкологии. Не клоуны и периодически заглядывающие селебрити, кто за хайпом, кто по зову души. Ее создают те, кто проклял свою судьбу.

Итак, после защиты диссертации, личную, ожидаемо корыстную заинтересованность в моей карьере, проявил единственный академик, который на тот момент являлся главным детским онкологом. Как и всякий академик, он был ленив и тщеславен, участвовать в работе на общественных началах, к которой относится и работа главного специалиста, не хотел, потому и использовал мой энтузиазм и определенную склонность к писательской деятельности в удобных для себя целях. Я был рад, поскольку это позволяло регулярно вырываться из сумрачного мира, где души каждого сопричастного обретали новую, зловещую, форму.

Там, в министерстве, царстве строгих и обрюзгших чиновников, устроенных по блату молодых красавиц на шпильках, откровенных фриков и вполне доброжелательных простых исполнителей, неофициально выполняя работу главного внештатного специалиста, то есть готовя ответы на многочисленные жалобы, запросы правительства, проекты порядков и приказов, мне открывался новый мир. Он не был идеален, но радикально отличался от ужасов онкоцентра.

Поскольку сотрудники старинного особняка ужасы понимать не хотели, то и проекты приказов приходилось писать в угоду пропаганде. Этот мир состоял из многочисленных совещаний, где директора федеральных клиник с подобострастием цитировали, что сказал лидер нации в своих посланиях, отчитывались об успехах и рассказывали об очередных проектах невиданного масштаба. А я смотрел на них и вспоминал строки из стихотворения Александра Розенбаума:

«Из девятого Дантова круга

Был смешон вид на вашу игру — балаган!»

Девятый круг — для тех, кто предал. Пророческие строки. Именно так и произойдет.

Как смешно было слышать требования директора департамента медицинской помощи детям: «У вас в отчете не те показатели! У нас не может быть такой низкой выявлемости и такой высокой заболеваемости! Ах, дефицит кадров? Запомните, у нас не может быть дефицита»!

Настает мой триумф! Даже не верится, меня приглашает на беседу лично министр! Приятная и милая женина в очках встает из-за большого стола, приветствует меня, пожимает руку и предлагает сесть.

Расспросив об успехах, женщина с уставшей, но доброжелательной улыбкой, сказала, что ситуация в онкоцентре ужасающая, все погрязло в коррупции и в скором времени будет назначен новый директор. Женщина заверила, что меня ждет должность директора детского института, а также подписание приказа о назначении главным детским онкологом в Центральном федеральном округе и всесторонняя поддержка, направленная на развитие детской онкологии.

Вот это удача, как мне тогда казалось! Позднее пропагандисты скажут, что причиной дальнейших событий являлись мои личные амбиции. Я был в плену наивной уверенности в том, что такое назначение позволит организовать клинику, ориентированную на пациента, активизировать деятельность талантливых и честных врачей, которые при прежней власти были не в почете.

Последовавшие за этим события широко описаны, достаточно ввести в поисковой строке «конфликт в онкоцентре». В настоящее время эта история изложена несколько однобоко, поскольку большая часть оппозиционных СМИ признана иноагентами.

В 2018 г. назначается новый директор онкоцентра. Он приглашает меня в свой кабинет и предлагает должность заместителя директора института детской онкологии. Поскольку директором назначают талантливого хирурга, далекого от организации здравоохранения, я принимаю это предложение. Вполне успешный тандем, дополненный опытными клиницистами.

Но уже в 2019 г. под давлением одиозной личности — пропагандиста от медицины и главного детского гематолога, который реализовывал свою давнюю мечту, а именно получение контроля над всей помощью детям с онкологическими заболеваниями — на должность директора детского института назначают его креатуру — женщину с «говорящей» фамилией, отсылающей нас к ночи, когда католики устроили резню гугенотов в канун дня святого Варфоломея. В дальнейшем независимые от государства средства массовой информации будут иронично обыгрывать эту фамилию в заголовках репортажей.

У женщины с «говорящей» фамилией явные заболевания психического здоровья, тяга к власти, мелочкая мстительность за любое несогласие с ее мнением, жестокость и мелочная мстительность. Одним словом, ярчайшее проявление гибрис-синдрома. Конечно же, она незамедлительно приняла решение заменить всех врачей на преданных лично ей, пусть молодых и неопытных, но всячески пытающихся угодить и не имеющих своего мнения.

Конец ознакомительного фрагмента.