Концентрация смерти

Максим Шахов, 2013

Капитан Николай Зубков попал в плен к фашистам и угодил в концлагерь у польского города Ченстохов. Спустя некоторое время капитан разработал план побега и, набрав надежных помощников, начал рыть подкоп. Когда оставалось совсем немного, комендант лагеря почуял неладное и приговорил капитана к расстрелу. Перед казнью Зубков успел нарисовать план подкопа на обороте подкладки своей жилетки, которую через лагерного парикмахера чеха Водичку передали другу Зубкова – летчику Михаилу Прохорову. Михаил решает довести дерзкий план побега до конца…

Глава 4

С каким нетерпением Прохоров назавтра ожидал того момента, когда ему официально сообщат о переводе на другую работу! Он чуть дождался перерыва на обед, а никто пока не спешил с сообщением. Время тянулось и тянулось, Михаил нервничал. Наконец возле барака появился немец из охраны и, ничего не объясняя, приказал Прохорову с Фроловым собирать свои вещи. У пленных в лагере есть внутреннее чутье, они безошибочно чувствуют — на смерть забирают людей или же переводят на другую работу. Куда направятся Михаил с Ильей, нетрудно было догадаться. На них смотрели с завистью, когда Прохоров и Фролов выходили из барака, неся в руках ящики со своими скромными пожитками. Михаил избегал смотреть в глаза тем, с кем успел пожить и поработать рядом, чувствовал себя предателем.

Барак инструментальной мастерской показался им райским местом. Поскольку всех живших в нем казнили, то никто не растащил их имущества. Вещи после обыска в беспорядке валялись на земляном полу. Зато тут на нарах имелись занавески. Так что у каждого пленного, можно сказать, имелся свой персональный уголок. Пока еще Михаил и Илья являлись первыми счастливчиками, получившими здесь место. Можно было прибрать к рукам самое ценное. Но сейчас сильнее всего Прохорову хотелось очутиться в самой мастерской.

— Можно пройти? — спросил он у приведшего их в барак немца, показывая на дверь, ведущую в мастерскую.

— Поработать спешит, — улыбнулся Фролов.

Конвоир разрешил, открыл дверь ключом. И в мастерской царил беспорядок. Те, кто проводил обыск, пытаясь обнаружить подкоп, сильно старались, даже верстаки сдвинули с мест, разбросали заготовки. Прохоров стал собирать инструмент, складывать его на верстаки.

— Орднунг, гут, — заулыбался немец.

Михаил с Фроловым наводили порядок, но при этом косились на заветный пожарный ящик с песком, стоявший у стены. Ведь, согласно плану, нарисованному на подкладке, именно под ним и начинался подкоп. Прохоров удивлялся догадливости и смекалке покойного капитана Зубкова. Немцы при обыске перевернули вверх дном все и в бараке, и в мастерской, но так и не догадались разгрузить от песка и сдвинуть ящик.

— Не пялься так, заметит, — шепотом предупредил Михаила Илья.

Прохоров распрямился, стал растирать себе спину, при этом он смотрел на пожарный щит, висевший над ящиком. В нем за дверцей из проволочной сетки находились лопата, багор, ведро, топор, густо выкрашенные красной краской. Дверца была опломбирована.

— Пожар — фойар? — спросил Михаил у немца.

Тот кивнул в ответ, мол, пломбу можно срывать только в случае пожара, закурил и вышел в барак.

— Да тут и лопата есть, — возбужденно зашептал Прохоров. — Можно проволоку разрезать и каждое утро пломбу на место вешать.

— И не думай, — тут же отозвался Фролов. — Зубков пожарный щит не трогал. Тут железяк хватает. Если лопатой копать начнем, с нее краска вмиг слезет. Выдадим себя.

— И то правда, — согласился Михаил.

— Главное, не спешить. Мы же не одни здесь будем, к людям надо присмотреться, понять, на кого и положиться можно.

К вечеру в мастерской и бараке был наведен идеальный порядок. Других работников так и не привели. Наверняка пока еще шел торг, кто из пленных сможет предложить больше за перевод на новую работу.

Когда Фролов с Прохоровым вернулись после переклички в барак, то дверь, ведущая в мастерскую, уже оказалась закрыта на ключ.

— Замок врезной, — Илья сидел на корточках и заглядывал в замочную скважину.

Прожектор за окнами то и дело вспыхивал, ударял в пыльные стекла.

— Я проволоку в мастерской прихватил, — Михаил вытащил из сапога обрезок толстой проволоки.

— На взломщика я не учился, но пару раз видел, как это делается, — пробормотал Фролов.

— Смотри, замок не сломай. Тогда немцы сразу обо всем догадаются.

— Попытаюсь.

Илья вернулся к нарам, засунул конец проволоки между досками и загнул его буквой Г, затем принялся ковыряться в замке.

— Есть, — наконец выдохнул он, отодвигая ригель.

Дверь скрипнула.

— Надо будет петли смазать, — проговорил Михаил, нетерпеливо проникая в мастерскую, и сразу же бросился к ящику с песком, откинул крышку.

Каждый раз, когда прожектор проходился по окнам, Фролов с Прохоровым инстинктивно пригибались. Пронзительно-яркий свет обливал стены. Пленные жестяным совком, в который днем сметали мусор, торопливо выгружали песок из ящика прямо на земляной пол.

— Так не пойдет, — наконец сообразил Фролов. — Потом его надо назад сыпать. Времени жалко. Тут где-то мешки были.

Теперь работа пошла быстрее. Илья черпал сухой песок, засыпал его в мешок, подставленный Прохоровым. Поднималась пыль, забивалась в нос. Нестерпимо хотелось чихать, но приходилось сдерживаться. В притихшем лагере любой звук разнесся бы далеко.

— Давай, попробуем сдвинуть, — предложил Прохоров, когда в ящике осталось песка на треть.

Михаил с Ильей навалились, ноги проскальзывали по утоптанному земляному полу. Наконец ящик поддался, оставляя после себя глубокие борозды, отошел в сторону. Если до этого у решившихся на побег не существовало сомнений в реальности существования подкопа, то теперь их ждало горькое разочарование.

— Почему так? — Прохоров смотрел на ровный земляной пол, который открылся его взгляду из-под сдвинутого в сторону пожарного ящика. — Неужели Зубков все придумал? Зачем это ему понадобилось?

Никаких следов подкопа не наблюдалось. Фролов с досадой сплюнул под ноги.

— Может, немцы нашли да засыпали? — упавшим голосом спросил он.

— Может, и так, — согласился Прохоров.

Теперь, когда исчезла надежда на скорый побег, жизнь показалась Михаилу безысходной, хоть в петлю лезь. Мужчины сели, прислонившись к ящику спинами.

— Курево у тебя еще есть? — вяло поинтересовался Михаил.

— Осталось, — Илья подал ему обрывок газеты с насыпанной в него сухой травой.

— Придется от спички прикуривать.

Прохоров чиркнул, прикрыл разрастающийся огонек ладонями, чтобы его не увидели через окно. Курили, глубоко затягиваясь. Фролов пускал дым ровными кольцами, они уходили к потолку и там исчезали в темноте между балками перекрытий. Говорить и даже думать не хотелось. Все надежды рухнули в одночасье.

— Вентиляция здесь хорошая, — наконец произнес Фролов. — Дым мигом вытягивает. И печка тут железная стоит. Зимой не замерзнем.

— К черту печку. Я тут до морозов сидеть не собираюсь, — Прохоров часто затягивался, будто куда-то спешил. — Ну, не оказалось тут подкопа. И что из этого? Руки есть, сами выкопаем. Правда, Илья?

— Не один месяц рыть придется. А земли сколько вынести предстоит? Сколько ночей не спать? — сомневался в реальности предприятия Фролов. — Сдохнем раньше, чем до воли докопаемся.

— А я работы не боюсь, — Прохоров загасил короткий окурок, поднялся, взял с верстака широкий нож, вздохнул. — Прямо сейчас и начнем.

Он шагнул к тому месту, где раньше стоял пожарный ящик. Прохоров даже не успел понять, что произошло. Хрустнуло, земляной пол под ним провалился, он ухнул в яму, от неожиданности Михаил громко вскрикнул.

Прохоров упал на бок, рядом с ним топорщились обломки фанеры, лежали комья земли. Низкий подземный ход уходил в темноту. Сверху на Михаила глядел Фролов.

— Ну, Зубков, ну и конспиратор! — произнес он, но тут же насторожился, прислушался. — Быстрей выбирайся, пропадем на хрен. — Он протянул руку Михаилу, вытащил его из ямы, толкнул к двери…

В барак шагнул охранник из заключенных, немец с карабином остался стоять за порогом.

— Что случилось? — строго поинтересовался охранник, все же работавшие в инструментальной мастерской были привилегированной кастой в лагере, и избивать их сразу не решались, ведь мастера нередко выполняли заказы для администрации офлага.

Прохоров сидел на нарах всклокоченный, смотрел на охранника абсолютно безумными глазами. Фролов в одном белье стоял рядом с ним.

— Приснилось ему что-то, вот и закричал. Место-то новое, непривычное, — объяснял он охраннику, затем перевел это же для немца.

— Чего тебе приснилось? — все еще недоверчиво щурясь, поинтересовался охранник. — Кричишь, словно тебя черти в ад тащат.

— Не приснилось, а почудилось, — замогильным голосом проговорил Прохоров, растирая лицо ладонями. — Тут верхний ярус нар низко нависает. Я проснулся. Темно. Руку протянул, а прямо надо мной доски. Вот и показалось, будто я живьем в гробу оказался. А тут еще сырой землей сильно пахнет.

Выслушав объяснение, охранник рассмеялся.

— В нашем лагере в гробах никого не хоронят. Размечтался. Радоваться надо было. — Он еще раз окинул барак взглядом, задержал его на двери, ведущей в мастерскую, подошел к ней, потянул на себя ручку. — Закрыто. Так, чтобы никаких больше гробов никому не снилось, — строго распорядился он. — Иначе оба будете наказаны. Ясно выражаюсь?

— Куда уж яснее. Извини, что так вышло, — сказал Фролов.

Охранник покинул барак, входная дверь закрылась. Прохоров вытер вспотевший лоб, обессиленный Фролов опустился на нары.

— Пронесло, — беззвучно проговори он. — Ты про гроб хорошо придумал. Внимание сразу переключил.

— Да не придумал я. Это рассказ такой есть у Эдгара По, кажется, про то, как один пьяница на барже, которая саженцы цветов в ящиках перевозила, заснул. А потом проснулся в темноте. Вокруг сырой землей пахнет и доски прямо перед лицом. Вот он и закричал.

— Осторожней нам надо быть, — вздохнул Фролов. — Шаг влево, шаг вправо, и пропадем.

Прохоров подошел к двери, вытащил из-под полотна забитый колышек, который и не дал двери открыться, когда ее тянул на себя охранник. Мужчины скользнули в мастерскую, склонились над ямой.

— Темно, ни хрена не видно.

— Спички у тебя остались?

— Одна.

— Если аккуратно, то справимся.

Фролов скрутил из оберточной бумаги фитиль. В этот момент по окнам мастерской вновь полоснул прожектор. В его свете Прохоров заметил в стене ямы аккуратную небольшую нишу, тут же запустил в нее руку. Внутри оказалось несколько свечных огарков и бензиновая зажигалка, сделанная из гильзы крупнокалиберного пулемета. Все это было завернуто в пропарафиненную бумагу.

— Еще один подарок от покойника, — проговорил Фролов, разглядывая находку. — Серьезно человек к побегу готовился, — Илья хотел спрыгнуть в яму, но Прохоров уже отыскал небольшую лесенку, приставленную к стеллажу с деревянными заготовками.

Оказалось, что и ею пользовался покойный капитан Зубков. Стойки лестницы точно попали в выдавленные ямки. Фролов, а за ним и Прохоров спустились в лаз. Вспыхнула зажигалка, от нее занялась свечка. Пламя качнулось. Низкий, только на четвереньках пробраться, подкоп уходил в темноту. Песчаный грунт, чтобы не осыпался, был укреплен дощечками от ящиков.

— Это же сколько ночей надо было потратить на такую работу? — изумлялся Прохоров, когда полз вслед за Фроловым.

— Мы сейчас где-то под виселицей, — определил Илья. — А конца еще не видно.

Неверный свет свечи плясал по стенам. В подкопе было влажно, дышалось с трудом. Но каждый глоток воздуха был одновременно и глотком свободы. Пленные стали владельцами тайны, неизвестной администрации лагеря. И это окрыляло. Тайны, которая могла привести их на волю или же на виселицу.

Наконец Фролов уперся в тупик, тут лежало с десяток дощечек от ящиков, жестяная, чуть тронутая ржавчиной пластинка и пустой мешок.

— Копай! Или, лучше, меня пусти, — нетерпеливо подогнал напарника Прохоров так, словно прямо сейчас им предстояло прокопать путь на свободу.

— Я сам.

Илья принялся срезать жестянкой влажный песок, тот падал ровными пластами. Прохоров, просунув под Ильей, стоявшем на четвереньках, руку, подгребал его, ссыпал пригоршнями в мешок.

— На сколько углубились? — после продолжительного молчания спросил Прохоров.

— Где-то сантиметров на десять, — прозвучало в ответ.

— Так мало?

— А чего ты хотел? Оттащи грунт и глянь, не идет ли кто. А то тут ничего не слышно, — посоветовал Фролов. — Накроют нас прямо на месте преступления, никакие твои байки про гроб уже не помогут.

Прохоров полз, волоча за собой мешок с песком. В мастерской и бараке по-прежнему было спокойно. Лишь прожектор время от времени освещал окно. Прохоров осмотрелся, прикинул, в чем завтра можно будет вынести песок из барака. Сразу же понял, что его с Фроловым карманов на такое количество не хватит. И тут его осенило, он принялся рассыпать песок по земляному полу, а затем стал его утаптывать. Понять в ночи, что из этого получилось, было не так-то просто. Михаил вновь спустился под землю, прополз подкоп.

— Тихо все там. Никому до нас нет дела, — сообщил он Фролову и принялся выгребать из-под него песок.

Огарок свечи еле-еле горел, да и дышать было тяжело. Ощущение прошедшего времени было обманчивым. Когда Прохоров в очередной раз выбрался в мастерскую, за окнами уже занимался рассвет.

— Илья, светает, — бросил он в лаз.

Говорил негромко, но по опыту уже знал, что его услышат. Звук в узком подземном ходе распространялся отлично.

— Сейчас, только стенки укреплю, чтобы не обвалились, — отозвался Илья.

Фролов укреплял подкоп дощечками точно так же, как это делал Зубков, благо было с чем сравнивать. Вскоре он уже выбирался из ямы.

— Готово, сегодня мы полметра прошли. — От нахлынувших чувств Илья обнял Михаила.

— Некогда, надо следы заметать. Может, прямо так на яму ящик и надвинем?

— Не пойдет. Все по науке делать надо.

Отыскали лист растрескавшейся фанеры — крышку от какого-то ящика. В яму поставили для него подпорку и закрыли лаз. Сверху насыпали земли, утрамбовали ее, разровняли дощечкой.

— Словно так и было, — прищурился Илья. — Зубков — голова… Сам бы я до такого не додумался.

Тяжелый пожарный ящик стал на свое место, сухой песок из мешков быстро заполнил его. Теперь при дневном свете стала заметна разница между грунтом земляного пола и свеженасыпанным песком. Пришлось еще немного потрудиться. Ножом ковыряли землю, смешивали ее, трамбовали ногами.

Наконец, все следы работы были уничтожены. Мастерская выглядела так, как раньше. Правда, с дверным замком пришлось повозиться, ригель никак не хотел выдвигаться. Но все же Фролов справился и с ним.

— А теперь — спать, — устало произнес он, сбрасывая сапоги.

Уставшие, обессиленные пленные офицеры упали на нары. Однако они даже не успели заснуть, как из динамиков по всему лагерю зазвучал энергичный военный марш.

— Подъем, — скомандовал Прохоров. — И постарайся, Илья, сегодня особо не зевать. Пошли на перекличку.

* * *

В ворота офлагеря въехал черный «Опель» с красными медицинскими крестами на дверцах и крыше. Машина неторопливо подкатила к зданию администрации. Встречать гостя вышел сам комендант.

Вильгельм Гросс вскинул руку в нацистском приветствии навстречу выбравшемуся из автомобиля грузному мужчине в форме полковника.

— Хайль Гитлер! — зычно выкрикнул штурмбаннфюрер.

Гость как-то очень не по-военному махнул рукой и без особого энтузиазма произнес.

— Хайль.

— Прошу, господин полковник, — отступил в сторону эсэсовец, пропуская визитера в здание.

Появление легковой машины с военными номерами и красными крестами на дверцах тут же заставило работать фантазию пленных. По лагерю поползли слухи, что полковник прибыл набирать людей для медицинских опытов. О том, какие опыты проводят над пленными и заключенными в нацистских лагерях, ходили легенды. И отличить правду от вымыслов было сложно. С этих опытов никто еще не возвращался. Рассказывали о том, что нацистские медики отрезают человеку голову, а потом приживляют ее собаке. Причем один из пленных клялся и божился, что сам видел такого монстра на полигоне, куда пленных вывозили на земляные работы. Почему-то особой популярностью среди узников пользовалась версия, будто бы нацистские медики проводят опыты по превращению мужчин в женщин. Впрыскивают какую-то дрянь, после чего половые органы хиреют, отваливаются, вырастает грудь. Никто не мог ни опровергнуть эти слухи, ни подтвердить их. Но, в любом случае, желающих добровольно оказаться в роли подопытных животных среди пленных не находилось, хотя и рассказывали, что испытуемых неплохо кормят.

На самом деле визит полковника-медика имел куда более прагматичный характер, да и душегубом в полном смысле этого слова он не был.

Вильгельм Гросс сидел за столом в своем кабинете и морщил лоб, вчитываясь в бумагу на официальном бланке. Его племянник Калау устроился за журнальным столиком и попивал свежесваренный кофе, заедая его сдобной выпечкой.

— Не желаете коньяка? — не отрываясь от чтения, спросил хозяин кабинета у гостя, расположившегося напротив в мягком кожаном кресле.

— Благодарю, но у меня насчет спиртного жесткое правило — не употребляю до шести вечера, — ответил полковник.

— Похвально, — согласился штурмбаннфюрер, откладывая отпечатанное на машинке письмо с размашистой подписью внизу. — Значит, медицинская служба вермахата просит меня предоставить в ее распоряжение триста пленных русских?

— Абсолютно точно, — подтвердил полковник.

— Почему именно офицеров? Можно узнать?

— У нас посчитали, что офицеры содержатся в лучших условиях, чем рядовой состав. А значит, в их среде меньше болезней.

— Не думаю, — пожал плечами Вильгельм Гросс. — Болезней и здесь хватает. Мои люди избегают заходить в бараки. Всю готовую обувь мы обрабатываем дезинфицирующим составом. Это заслуга нашего медика, он ввел такой порядок, — Гросс указал на своего племянника, тот благодарно кивнул. — Просьбу я могу исполнить. Триста пленных вы получите. Но мой вам совет, лучше пришлите за ними автомобильный транспорт. Своим ходом колонна до железнодорожной станции не доберется. По дороге вы потеряете как минимум треть людей.

— Вы меня не совсем поняли. — Полковник поправил пенсне в золотой оправе. — Мне нужны крепкие, здоровые мужчины.

— Мне тоже они нужны. У меня в лагере производство. Рабочий ресурс для каждого пленного — тысяча пар обуви. А потом мы пленных утилизируем.

Полковник удивленно посмотрел на коменданта лагеря.

— Я постараюсь вам объяснить тему, которой сейчас занимаюсь. Она очень важна для Германии, для ее победы. Вы знаете, по какой схеме производится переливание крови у нас в войсках?

— Знаю, — встрял в разговор племянник коменданта. — Я служил на Восточном фронте. Раненый, вынесенный с поля боя, лежит на носилках. Рядом с ним — донор. Кровь переливается через трубку-катетер из вены в вену.

— Абсолютно верно, — подтвердил полковник медицинской службы. — Способ хорош, но лишь для условий госпиталя в тылу. На передовой же нам приходится выводить доноров из боя, тем самым мы ослабляем наши войска. Снижаем их боеспособность. Британцы же используют другой метод. Они научились консервировать донорскую кровь и доставляют ее на передовую уже в банках, из которых и переливают ее раненым. Вот над внедрением этого метода я сейчас и работаю. Поэтому мне и нужны доноры — крепкие, здоровые мужчины.

Конец ознакомительного фрагмента.