Ступает слон

Максим Сонин, 2022

Марусе шестнадцать лет, она живет в Москве и поддерживает радфем. Каникулы она планирует провести в Хельсинки со своей подругой по переписке, но по дороге ей нужно остановиться в Санкт-Петербурге – посмотреть музеи и передать известной французской критикессе стопку книг от тети-редакторки. Всего два дня в городе, а потом Маруся сможет наконец увидеть Мари… Вот только в Питере Марусю ждет нераскрытое убийство, дверь, исписанная граффити, и знакомство, которое может навсегда изменить ее жизнь…

5

В кафе «ИКС» я поехала на такси. Еще пока я ждала машину возле «Чайханы», я записала Мари сообщение про разговор с Лисетской и по дороге слушала ее ответ, а точнее, ответы — Мари записала десяток сообщений.

«Ты пообщалась с ней всего пару часов и уже собираешься совершить преступление, — сказала она. — Еще пара таких разговоров, и ты пойдешь и сама этого Васильева придушишь подушкой».

«У меня приключение», — написала я в ответ. Я и сама до сих пор не до конца понимала, как Лисетской удалось убедить меня попробовать найти архив Васильева. Наверное, если бы она отправила меня не в «ИКС», в который я и так собиралась поехать, а куда-нибудь подальше, я бы отказалась. Или если бы в этой истории не были замешаны красивые девушки с профессиональными фотосетами, я бы отказалась. Или если бы Лисетская не была загадочной критикессой из Франции, я бы отказалась.

Кафе, как и обещало описание в группе в вк, найти было трудно. В конце концов я прошла через темную подворотню мимо нескольких закрытых дверей и оказалась перед узким проходом, в глубине которого виднелась деревянная створка. К ней был приколот листок принтерной бумаги с большой надписью, сделанной черным маркером: «РА». Я еще в такси проверила, что в кафе сегодня не намечалось никаких мероприятий и работало оно до полуночи, но тем не менее я как-то занервничала.

В Москве у меня не было феминистской тусовки, и поэтому я очень уверенно чувствовала себя в плане фем. дискурса, но здесь-то собирались настоящие феминистки. Я осмотрела себя и поправила рубашку.

За дверью с надписью «РА» оказалась обыкновенная лестница жилого дома, на которую выходили двери квартир без номеров. Везде висела строительная пленка и валялись пустые банки из-под краски. Я поднялась на второй этаж, где на лестничной клетке было устроено что-то вроде небольшой гостиной или курилки. В нос сразу ударил сигаретный запах — на лестнице, ведущей выше, сидели две девушки. Одна была повернута ко мне спиной, и мне были видны только ее черные вьющиеся волосы, а вторая, наоборот, смотрела прямо на меня. Видимо, услышала звук открывающейся внизу двери.

— Вы куда? — спросила она. Я вышла на площадку и присмотрелась к ней внимательнее. Она оказалась старше, чем я думала, — скорее женщина, чем девушка.

— Я в кафе, — сказала я, оглядывая курилку. Здесь было две двери — одна скрыта пленкой, а вторая, с кодовым замком, очевидно вела в «ИКС». Стены лестничной клетки были обклеены бумагой, которую покрывали надписи и рисунки. Надписи, видимо, были сделаны за один раз — авторки использовали один черный маркер и старались копировать один и тот же шрифт. Единственная надпись, которая выделялась на фоне остальных — арабская вязь посередине стены:

00

На видном месте, прямо над вязью, висела большая фотография Ив Косовски Седжвик.

Женщина поднялась с лестницы и подошла ко мне.

— Я — Рита, — сказала она. — Вы у нас уже были?

— Нет, — сказала я. — Я в первый раз.

Рита улыбнулась и повернулась к своей подруге, которая все так же сидела на лестнице. В руке у нее светился телефон. Я бросила на нее беглый взгляд и сразу же отвернулась, потому что поняла, что сидящая на лестнице девушка — Женя Мыльникова, основательница кафе «ИКС».

— Как вас зовут? — спросила Рита, протягивая мне руку.

Я так разнервничалась, что сначала хотела соврать и назвать выдуманное имя, но потом спохватилась, что я еще не на том уровне конспирации, и протянула свою ладонь, — Маруся.

— Если ты у нас в первый раз, — Рита все еще улыбалась, — хочешь, я тебе все покажу?

Я кивнула. Рита подошла к двери с кодовым замком и вбила код: девять-ноль-ноль-ноль. Я пошла за ней, спиной чувствуя присутствие Жени. Мне очень хотелось подойти к ней и хотя бы получше ее рассмотреть, но я, конечно, не стала бы так делать. Рита открыла дверь и пропустила меня внутрь кафе.

Кафе представляло собой просторное помещение, почти пустое и ярко освещенное. В правой стене было четыре больших окна, под которыми были набросаны разноцветные пуфики, на которых сидели какие-то девушки. Они тихо переговаривались и даже не оглянулись на нас.

Стены здесь были одноцветные, светло-бежевые, совсем без рисунков или плакатов. В дальнем углу стояло что-то наподобие барной стойки, над которой висело короткое меню. Рядом со стойкой была дверь, за которой, кажется, находился еще один зал. От входной двери я разглядела только повернутый боком стул.

— Правила знаешь? — спросила Рита. — Можешь сделать взнос или что-нибудь купить.

Мы подошли к барной стойке.

— Можно кофе? — спросила я.

— Какое молоко? — спросила Рита, скрываясь за стойкой. Вскоре от пола раздалось жужжание кофе-машины.

— Миндальное? — сказала я и струсила, добавила: — Или можно обычное.

— Есть миндальное, — сказала Рита. Она наконец выбралась из-под стойки и поставила передо мной белую кружку с кофе.

— Бери, — сказала она. — И пойдем. Деньги можешь положить на стойку.

Кафе состояло из трех комнат и кухни-кладовой. Кроме большого зала, был еще зал поменьше, в котором на стене висел экран для проектора. В этот же зал выходили двери туалета и кладовки. Рита показывала мне все — мы даже несколько секунд постояли в кладовке, разглядывая свернутые плакаты и упаковки чайных пакетиков.

За средним залом располагалась совсем уже небольшая выставочная комната. Посередине заклеенного газетами пола стояли несколько мольбертов, а стены покрывали рисунки. От дверей лучше всего было видно один огромный портрет — с листа на меня смотрел какой-то лысый мужчина, которого было трудно узнать из-за того, что его лицо было разделено на четверти, и правая половина его подбородка была помещена на место левой стороны лба.

— Это Мишель Фуко, Аля нарисовала. Она очень талантливая, — сказала Рита, заметив, что я разглядываю портрет. — У нас был вечер, посвященный образам мужчин в культуре. Я нарисовала Родю Раскольникова.

Вряд ли Рита могла быть моложе тридцати. Она не особенно стремилась обсудить со мной феминизм или права женщин. Вместо этого она рассказывала про тех, кто ходит в кафе, и я никак не могла понять, кем является сама Рита — хозяйкой, организаторкой, баристкой или просто случайной гостьей кафе «ИКС». В конце концов стало понятно, что больше всего ей хочется поговорить о себе.

— Вот мой портрет, — сказала Рита, указывая на большой лист бумаги, который почти целиком был закрашен красной краской. Только в левом верхнем углу виднелось что-то похожее на гнилой банан, перетянутый шпагатом.

— Топор, — догадалась я, вспомнив про то, что Рита рисовала Раскольникова.

— Именно. — Рита качнула плечами. — Я сначала попробовала нарисовать Соню, но получилось как-то вульгарно. Мне ее образ всегда казался слишком недостижимым. У Достоевского все женщины такие, потому что ему самому очень не везло в любви. Я когда читала роман, очень переживала за Родю, ведь очевидно, что они с Соней никогда не смогут быть по-настоящему вместе. Вот у тебя есть такая большая любовь?

— Нет, — сказала я.

С каждой секундой мне становилось все неудобнее обращаться к ней на «ты». С Лисетской я почему-то совершенно не ощущала такой разницы в возрасте, при том, что критикесса была старше меня лет на шестьдесят.

— Мой муж часто говорит о том, как он в меня влюбился, когда мы только познакомились, — сказала Рита. — Ты можешь сегодня с ним познакомиться. У нас после семи можно приходить всем.

Я постаралась скрыть свою реакцию на слово «муж» и повернулась к другой стене, на которой висели какие-то совсем дурные акварели. Мне показалось, что это какая-то совершенная дикость для фем. кафе. Рита засмотрелась на свой портрет топора, и я достала телефон, чтобы быстро набрать сообщение Мари: «Пришла в „ИКС“, фем-кафе в Питере. Тут у них проходят вечера, посвященные образам мужчин в культуре». Мари прочитала сразу и тут же стала наговаривать мне ответ.

— Но мне, конечно, очень повезло с мужем, — сказала Рита, подходя ко мне и кладя мне руку на плечо. — Ты, наверное, сейчас еще не нагулялась с мальчиками. Просто смотри внимательнее и не прогляди. Вот!

Она сделала шаг вперед и указала на одну из акварелей. На зеленом фоне летело что-то вроде фиолетового дирижабля.

— Можно я здесь одна побуду? — спросила я, делая шаг в сторону.

— Давай, милая. — Рита ласково улыбнулась. Она похлопала меня по плечу и вышла.

Я достала телефон и быстро наговорила пару сообщений Мари. В первую очередь я попыталась передать ей свое разочарование — я не ожидала, что столкнусь в «ИКС» с вот такой вот Ритой. Больше всего она напомнила мне Никсель-Пиксель — хотя Рита была очевидно старше и выглядела похуже. Это была шумная женщина, для которой феминизм — это способ побольше поболтать о себе, своем муже и своих рисунках. От нее у меня не осталось не то что чувства активизма, а даже чувства уважения ко мне — она провела меня через кафе, как экскурсовод по Суздальскому кремлю. Я подошла к портрету Фуко, которому уж точно было не место в фем. пространстве, потому что он был гомосексуалом и вообще не интересовался женщинами, и стала разглядывать линии. Если бы в комнате была хотя бы одна работа такого качества, я бы не стала разглядывать Фуко, но все остальные рисунки на стенах были совсем плохие — какая-то цветная размазня.

Фуко же был нарисован с практически фотографической точностью — если не считать того, что два куска его лица были поменяны местами и дужка очков из-за этого упиралась в перевернутую бровь. Я встала почти вплотную к стене, чтобы рассмотреть картину, и оказалось, что она состоит из маленьких квадратиков — как будто авторка взяла лист клетчатой бумаги и закрашивала их по одному, создавая портрет. Это была настолько тонкая работа, что я подумала, что зря приняла ее за рисунок — скорее всего, передо мной была просто обработанная и распечатанная на большом листе фотография. В правом нижнем углу фотографии была подпись, сделанная от руки черной ручкой: «Аля, июнь, 2019». То есть фотография была распечатана совсем недавно.

В выставочную кто-то вошел, и я чуть отошла от стены, стала внимательно разглядывать какие-то другие рисунки. Справа от меня оказалась невысокая девушка с длинными светлыми волосами, одетая в ярко-розовую худи и спортивные штаны. Я достала телефон и глянула на фотографию в инстаграме — девушка, которую хотела найти Лисетская, была уже в плечах и чуть старше. К тому же у нее был довольно угрюмый вид — моя же соседка улыбалась, разглядывая рисунки. У нее за спиной стояла еще кто-то, но я не могла увидеть эту человека, не оглянувшись.

В телефоне горело сообщение от Мари, и я достала наушники, чтобы его послушать. Делать это в маленькой выставочной комнате мне показалось невежливым, и я вернулась в большой зал, на ходу бросив взгляд на спутниц блондинки. Это были парень и девушка, очень похожие друг на друга — у обоих были длинные черные волосы и одинаковая черная одежда. В отличие от своей спутницы, эти двое больше походили на девушку из инстаграма по стилю, и я подумала, что можно попробовать с ними заговорить, но я пока не успела придумать причины, по которой я могла бы разыскивать модель из инстаграма. Вряд ли был смысл в том, чтобы говорить правду.

В любом случае эти трое не могли выйти из кафе никак, кроме как через основной зал, поэтому я могла подождать их там.

В большом зале все было так же, только Женя, видимо, докурила и теперь стояла возле барной стойки. Лицо у нее было сосредоточенное и немного грустное. Я раньше считала, что так она выглядит только на фотографиях, а в жизни должна быть более веселой и приветливой, учитывая количество ее социальных проектов, но, по крайней мере сейчас, Женя выглядела довольно неприступной. Тем не менее я была просто обязана к ней подойти. Мой блог в инстаграме был не особенно большой, семьсот с чем-то подписчиц, но достаточный для того, чтобы я ощущала себя Жениной коллегой — у нее подписчиц было всего-то в сто раз больше.

— Здравствуйте, — сказала я, подходя к стойке. — Можно с вами познакомиться?

Женя постучала пальцем по стойке, очень похоже на то, как это делала Лисетская, и я поняла, что она хочет, чтобы я немного подождала. Ее взгляд блуждал по экрану телефона, как будто она пыталась найти отличия на двух одинаковых картинках. С моего роста я могла бы легко заглянуть в экран, но я не стала этого делать — и вообще, все силы у меня уходили только на то, чтобы не развернуться и не убежать. Я только успела порадоваться тому, что переоделась в отеле и теперь выглядела, кажется, чуть старше своих семнадцати.

— Да? — Женя подняла на меня взгляд и улыбнулась. Я тут же протянула ей руку.

— Маруся, — сказала я. — Я из Москвы и у вас впервые.

— Женя. — Она пожала мою руку. — Вы представляете какое-то студ. СМИ или просто?

— Просто, — сказала я. Я могла бы соврать, что учусь в университете, но почему-то мне показалось, что Женя сразу поймет, что я вру. Теперь я могла лучше разглядеть ее лицо — и тут стало понятно, что я как-то неправильно представляла себе ее возраст. Я думала, что ей где-то около двадцати двух, но она была заметно старше.

— Спасибо, что заглянули. — Женя посмотрела куда-то мне за спину. — Рита вам уже все показала?

Я кивнула.

— Хорошо. — Женя еще раз улыбнулась и посмотрела на меня выжидательно.

— Я очень ценю все, что вы делаете, — сказала я. — Спасибо вам.

Женя кивнула, продолжая улыбаться.

— У нас завтра будут поэтические чтения, — сказала она. — Если у вас будет возможность, заглядывайте. Вот там есть афиша.

Она указала на стену, на которой и вправду висел розовый листок размера А4, который я не заметила раньше.

— Спасибо, — сказала я. Женя еще раз кивнула и вернулась к своему телефону.

Я огляделась. Возможно, кто-то из присутствующих была девушкой из инстаграма. Я не представляла, как ее искать, поэтому достала телефон, чтобы изобразить, будто рассеянно листаю инстаграм. Потом, вспомнив про чтения, я подошла к афише. Большую часть листа занимал список поэток. Внизу плаката было написано, что про чтения можно подробно прочитать в группе кафе в вк. Я открыла группу, нашла нужный пост — в нем, кроме имен, были еще краткие описания поэток и их фотографии.

Я просмотрела фотографии. Особенно меня привлекли две из них. На одной была изображена пара бритых наголо девушек, стоящих за диджейским пультом. В тексте поста я прочитала: «Белла и Вита (Касе) — музыкантки, играющие EDM на лучших площадках нашего города. На нашем поэтическом вечере Белла и Вита будут читать стихи, которые граничат с музыкой и ни на мгновение не дадут забыться». Музыкантки мне понравились тем, что были совершенно не похожи на остальных поэток, которые в основном были сфотографированы на чтениях. На одной фотографии я даже узнала барную стойку «ИКС» за спиной у черноволосой поэтки.

На второй фотографии, которая меня заинтересовала, был изображен парень. Он стоял боком, и его левая рука лежала на плече у светловолосой девушки, которую я сразу узнала. Волосы здесь у нее были коротко острижены, но это, несомненно, была та самая девушка, которую искала Лисетская. Я прочитала описание: «Леша пишет и читает стихи про детство. На нашем вечере он будет читать стихи, написанные в соавторстве с Алей, которая тоже пишет о детстве, но никогда не читает свои стихи сама».

Я оглянулась на кафе. Можно было просто позвать Алю и понадеяться, что мне повезет. Вместо этого я осторожно осмотрела всех сидящих на пуфиках и поняла, что Али в зале нет. Зато я заметила Риту, которая только что вошла в зал с чайником в руках.

— Простите. — Я подошла к ней и постаралась улыбнуться как можно более невинно. — Можно вас спросить про чтения?

— Конечно. — Лицо Риты даже не расплылось, а разлилось в улыбке. — Что ты хочешь узнать?

Она подошла со мной к афише и ткнула пальцем в первое имя в списке.

— Соня очень хорошая поэтка, — сказала Рита, — очень современная.

Ее палец опустился ниже.

— Леша. — Рита покривилась. — Он хороший, хотя мне кажется, что он мог бы выступать и на любом другом микрофоне. Но он читает Алины стихи, а они очень хорошие.

— А кто такая Аля? — спросила я.

— Аля… — Рита улыбнулась, — не знаю ее фамилию. Она много времени здесь проводит и пишет такие ностальгические грустные стихи.

— А сегодня она здесь? — спросила я, надеясь, что вопрос не очень подозрительный.

Рита огляделась и покачала головой:

— Я ее сегодня не видела. Но она наверняка будет позже. Или нет. Сегодня что, суббота?

Я кивнула.

— Кажется, они с Лешей и Верой собирались на концерт сегодня, — сказала Рита. — А что?

— Да ничего, — сказала я. — Просто было интересно.

— Ага. — Рита пошла дальше по списку. — Мишель… Не знаю, мне Мишель совершенно не нравится, но Женя почему-то это любит. Я бы на ее месте это не звала. И Ашли тоже туда же. Я вообще против того, чтобы звать в кафе мужчин, но Женя считает, что это делает чтения более инклюзивными.

Я удивленно потянулась к телефону. Кроме Леши, я не видела на фотографиях ни одного мужчины.

— Ева, — Рита постучала пальцем по имени на афише, — Ева волшебная. Чуть старше тебя, но пишет изумительные, очень красивые стихи. Ради нее совершенно точно стоит прийти. Белла и Вита… Не знаю, я еще не слышала, как они читают, но вряд ли что-то приятное. Девушки довольно ветреные, особенно Белла.

Рита дошла до последнего имени в списке.

— Станка, — сказала она, — пфф.

Она помолчала, и я подумала, что она больше ничего говорить не будет.

— Не буду ничего плохого о ней говорить. — Рита вздохнула. — Но не надо думать, что это хорошо представляет наше кафе. Как ты видишь, обычно таких людей у нас тут нет.

Она развернулась и показала на зал, будто дирижерка, поднимающая руки перед оркестром.

— У вас очень красивое кафе, — сказала я, чтобы сгладить неловкость. Было очевидно, что с этими поэтическими чтениями у Риты связаны какие-то очень странные эмоции.

— Спасибо. — Рита повернулась ко мне. — Ты такая душка. Чаю хочешь?

— Спасибо, — сказала я.

Получив от Риты кружку чая, я нашла пустой пуфик в углу и села слушать сообщения от Мари, которой очень многое хотелось мне сказать.

«Маруся, — Мари звучала чуть грустнее, чем полчаса назад. — Мне тебя не хватает, и я надеюсь, что тебе удастся там найти время со мной еще попереписываться. Я тут с мамой поссорилась, так что сижу у себя. И думаю, что еще сделать к твоему приезду. Что бы ты хотела в своей комнате? И вообще, не знаю. Расскажи, как там твоя жизнь?»

Я осмотрела кафе и стала печатать.

«Прости, — написала я. — Не могу пока говорить, потому что сижу в „ИКС“, но место так себе. Это не пространство без мужчин, и они тут сами не могут решить, как оно должно работать. Я поговорила с Женей Мыльниковой и с Ритой какой-то, они основательницы, и обе не слишком приятные».

— Маруся! — Меня позвали через весь зал, и я вскочила, уронив телефон. Меня звала Рита. Она стояла у открытой двери кафе и призывно махала рукой.

— Иди сюда! — Она широко улыбалась и выглядела очень глупо. На нас смотрели уже все люди в кафе, и я подобрала телефон и поскорее пересекла зал, чтобы это прекратить.

Рита положила руку мне на плечо и подтолкнула к курилке за дверью.

— Аля, — позвала она. — Вот, смотри, эта девочка из Москвы хотела с тобой познакомиться.

Я увидела каких-то удивленных молодых людей перед собой и услышала в ухе голос Риты потише:

— Давай, не стесняйся.

Потом она хлопнула в ладоши, и я оказалась один на один с блондинкой из инстаграма. Мы обе молчали, и я начала медленно приходить в себя. Для начала я ее осмотрела. Аля была ниже меня сантиметров на пятнадцать. На ней была большая серая футболка, которая свисала почти до колен. Под футболкой виднелись такие же серые треники, стянутые резинками на щиколотках. Волосы у нее были коротко острижены, как на фотографии в группе. Еще я заметила белые браслеты у нее на руках, под которыми виднелись какие-то маленькие цветные татуировки. Кроссовки у Али тоже были белые. Вообще, вся ее фигура была светлой, если не считать карих глаз и выкрашенных красноватой хной бровей.

Аля была не одна. Расфокусировавшись, я заметила рядом парня с фотографии. Он был одет почти так же, как и поэтка, только у него на руках не было браслетов, поэтому я смогла рассмотреть его татуировку — слово «pride», выведенное черным курсивом на левой руке. Под словом был символ, который я не распознала, — знак бесконечности, пересеченный сердцем. Парень стоял ко мне вполоборота, потому что разговаривал с темноволосой девушкой чуть старше меня. Девушка была одета точно так же, как и Аля, только поверх футболки у нее был наброшен бежевый пиджак, широко расходящийся на груди. Все вместе они выглядели как подростки с плаката гитлерюгенд.

— Ты кто? — спросила Аля. Она, кажется, была удивлена не меньше, чем я.

— Маруся. — Я протянула ей руку.

— Аля. — Она пожала мою руку и обернулась к подруге: — Это Вера и Леша.

Вера улыбнулась и махнула мне рукой, на которой я увидела такие же белые браслеты, как у Али, а Леша шутливо поклонился. Я тут же повернулась обратно к Але, чтобы на него не смотреть.

Аля помолчала. Я не знала, что сказать, и поэтому улыбнулась.

— Ты тут в первый раз? — спросила Аля.

Я кивнула.

— Тебе Рита все показала, — сказал сбоку Леша. Это был не вопрос, и я не стала на него реагировать.

— Не обращай на нее внимания, — сказал Леша. — Она дура.

— Леш. — Вера, кажется, взяла парня за руку. — Отстань.

Леша заткнулся.

— Ты что-то ищешь? — спросила Аля. Я решила идти ва-банк. Мне уже совершенно не хотелось выполнять задание Лисетской, поэтому я не особенно боялась, что эти странные люди меня просто пошлют. «ИКС» меня страшно разочаровал, и я хотела поскорее уйти.

— Я фанатка Аркадия Васильевича Белова, — сказала я. — Приехала в Питер, чтобы с ним увидеться.

— А. — Аля кивнула. — Тебя Женя к нам направила.

Я кивнула. Предположение Лисетской оказалось верным — эта девочка была как-то связана с Васильевым, причем в такой степени, что меня могли к ней «направить» по этому вопросу.

— По адресу, — сказала Аля. — Только Аркадия Васильевича сейчас увидеть нельзя. Он в больнице. Ты не слышала?

— Я читала, — сказала я осторожно. — Я надеялась его навестить.

Аля задумчиво покачала головой.

— Прости, — сказала она. — Не знаю, возможно ли это, но я могу спросить Станку.

Это имя я помнила по афише. И помнила, как на него среагировала Рита. Чувствовалось, что я попала в место, в котором есть два разных лагеря. В одном полноватая женщина в цветастом платье, а в другом — отряд черно-белых пионеров.

— Подожди секундочку. — Аля улыбнулась и достала из кармана телефон. Это было не так просто, потому что ей пришлось задрать длинную футболку.

Я посмотрела по сторонам. Вера и Леша о чем-то увлеченно болтали. Мне очень хотелось спросить кого-нибудь о том, почему здесь находится парень, ведь кафе исключительно для женщин, по крайней мере до позднего вечера, но кроме нас в курилке никого не было. Я достала телефон и стала набирать сообщение Мари.

— Маруся? — спросила Аля. Я совершенно этого не ожидала и снова чуть не выронила телефон.

— Если ты правда хочешь повидать Аркадия Васильевича, это можно устроить. — Аля постучала по экрану собственного телефона. — Станка говорит, что может тебя к нему провести. Но нужно будет поехать прямо сейчас.

Я молчала.

— Нужно, чтобы ты сказала. — Аля повернулась к Леше и Вере, привлекая их внимание. — У нас концерт в одиннадцать. Если Маруся сейчас захочет, то я отвезу ее к Станке, и мы вместе скатаемся в больницу. Я успею к одиннадцати, но вам нужно будет самим найти и взять Киру. О’кей?

Леша поднял перед собой руки.

— Конечно, — сказал он.

— Езжайте. — Вера что-то смотрела в телефоне. — Только не опаздывай.

— А Кира уже тут, — сказал Леша. — Она писала, что зашла с Евой и Мишель.

Аля повернулась ко мне:

— Мы не заходим внутрь, потому что Леше туда нельзя. Мы просто договорились тут встретиться, поужинать и потом пройтись до концерта. Ну так что, ты хочешь поехать в больницу?

— Не нужно. — Я хотела сказать, что ей не нужно организовывать мою поездку. Все, что можно было узнать от Васильева, от него и так должна была узнать Лисетская. К тому же я не представляла, что буду говорить при встрече с Васильевым, — я ничего не знала о его работе и совершенно не горела желанием что-то на ходу узнавать. Мысли какого-то старичка о феминизме меня интересовали очень мало.

— Поехали, — сказала Аля. — Его только мы навещаем. Я уверена, что ему будет очень приятно!

Аля была, с запасом, самой интересной девушкой, встреченной мной в кафе. И улыбалась она по-доброму. Я, вообще-то, раньше всегда обращала внимание на красивых девушек, но с тех пор, как мы начали встречаться, если так можно было сказать, с Мари, я как-то совершенно отключилась от социального мира. В Москве у меня не было знакомых, интересующихся феминизмом (если не считать вечно занятой Тани), и мне на самом деле очень не хватало вот такой девушки в жизни.

— Давай, — сказала Аля. — Поехали.