Жёлтые плитки

Максим Павченко

Мечты о прошлом: оказаться там на день, на час, на миг!.. Перенестись и вернуться обратно!Юный изобретатель Дэнивилл проходит через данный эксперимент. С помощью собранной им машины он попадает в город своего детства, а потом возвращается в настоящее. Сможет ли он побороть эмоции и вернуться к обычной жизни? Или детские впечатления и образы изменят его навсегда?«Жёлтые плитки» – роман о воспоминаниях, чувствах и ностальгии, о реакции человека на утраченное время.

Часть вторая

I

Наступил следующий день. Рэдмонд Стай шел по коридорам первого этажа и испытывал странное чувство. Едва ли он волновался, — но впереди у него был точно новый опыт.

Одежду он выбрал такую: свободная красная рубашка со слабыми полосками, синие джинсы и светлые полуботинки. Походка его была уверенная.

Он оттолкнул дверь и вошел в гостевую за номером 3. Там на креслах, диванах и скамейках сидели вразнобой разные люди. Кто-то стоял и общался с сотрудниками Института. Рэд заглянул в свой планшет за подсказкой и, руководствуясь описанием и фотокарточкой, подошел к молодому человеку, сидевшему на диване и рассматривавшему рекламу.

— Дэнивилл Маллинз! — воскликнул Рэд.

Молодой человек оглянулся и, увидев, что перед ним стоит сотрудник Института (на Рэдмонде был отливавший жёлтым бейдж, явно намекавший на его принадлежность к стаффу), тут же встал, кинул на диван рекламу и приветливо улыбнулся. Затем снял очки и положил их рядом со своим рюкзаком.

Рэд протянул руку — и они обменялись довольно приятным рукопожатием. Улыбка стажера сразу понравилась Рэду. Да и образ его внушал приятие: каштановые волосы с рыжеватым оттенком шли этому молодому человеку, а строгая белая рубашка с синими штанами задавали хороший неоклассический тон. Белые с красным кроссовки были чуть на возвышении. Остроту во внешний вид добавляла легкая щетина на подбородке, но баков не наблюдалось.

— Не знаю, поздравлять вас с этим или нет, но вы — мой стажер! — с некоторой украдкой произнес Рэд.

— Да, очень рад, — стажер от волнения протянул руку, и произошло еще одно рукопожатие. — По-простому я — Дэни…

— А, вот так. Хорошо. Так и отмечу вас… — старший планировщик на три секунды уткнулся в планшет. — Дэни…

— Я думал, здесь на «ты» принято, — просто заметил тот.

— Ах, точно! — подтвердил Рэд. — Я — Рэдмонд. Рэдмонд Стай…

— Очень рад!

–…старший планировщик.

— Плани… Кто?

— Я работаю здесь три года.

— И… тебе тут нравится?

— Я расскажу, идем!

Рэдмонд в действительности особо не знал, что рассказывать. Небольшой план у него был, но проработать его за одну ночь он не успел. Увидев Дэни, он стал надеяться на то, что, если стажеру интересно, он сам все спросит.

Пока они шли обратно по коридору, Рэдмонд сообразил:

— Слушай, зря, наверно, мы так сразу вышли. Мне же надо рассказать тебе в общем, про устройство.

— Нам вернуться назад? — спросил Дэни.

— Ладно, идем. Дойдем до другого конца, там расскажу.

Но Рэдмонд начал рассказывать раньше, потому что ему оказалось некомфортно просто идти и молчать, — да и Дэни как-то все посматривал на него.

— В общем, ты же знаешь устройство нашего города?

— Я не местный, — заулыбавшись, ответил Дэни.

Рэдмонд остановился.

— Да?

Дэни кивнул.

— А откуда ты?

— Я из Нейчиди.

Рэд не знал такого города, поэтому просто спросил:

— Это традиционный город?

— Да.

— Что ж, окей.

— Но я немного знаком с Оле-Виватом. Я тут неделю живу.

— Вот как!

Подумав, Рэдмонд спросил:

— И нравится?

— Да, все здорово, — заверил его Дэни.

Здесь можно точно сказать, что у Рэдмонда сложилось положительное первое впечатление о Дэни, — так что он преспокойно начал все ему рассказывать. Диалог проходил успешно, комфортно, — оба одного роста, не лишены обаяния, с выражением добродушия, разве что Рэдмонд на правах главного старался выражаться более осмысленно, капитально. По крайней мере, сначала.

Они уже давно дошли до другого конца — тупика — первого этажа, когда Рэдмонд покончил с вводной частью про идеологическое государство, быстро осознав, что Дэни знает суть теории и представляет себе, в каком городе находится.

Здесь также были скамейки, и Рэдмонд предложил присесть. Вокруг никого не было; возможно, кто-то находился в кабинетах, — все благоприятствовало продолжению теории.

— Ну вот, мы как-то все себя зауважали и почувствовали, что нам хочется интересно жить. В других городах, я слышал, об этом мало думали. Были типовые развлечения наподобие игр, спорта, пения, кино…

— Да они и сейчас есть, — перебил Дэни.

— Точно! — Рэдмонд вспомнил, что Дэни из традиционного города, и спохватился: прошедшее время здесь неуместно. Наверно, это пока единственная трудность в их диалоге — Рэдмонд привык общаться с коллегами-земляками; он вообще, возможно, еще ни разу не общался с кем-то из стаффа, кто родом не из Оле-Вивата. Он и не думал об этом аспекте!

— Тогда, извини, скажу прямо, — продолжал он, — мы считаем, что эти развлечения лишены… перманентности.

— Чего? — честно не понял Дэни.

— Ну, они как бы одноразовые. Служат для того, чтобы развеселиться, заглушить что-то неинтересное. Тогда как вся жизнь остается неинтересной. Это своего рода анальгетики!

— Обалдеть! — удивился Дэни.

Но он не знал, как еще больше удивился Рэдмонд, не ожидавший сам от себя таких заключений.

— Нет, у нас это все тоже есть, пускай, — поспешил он заверить. — Мы не видим в этом ничего плохого. Только мы предлагаем нечто большее, чем вы. Мы ищем идеи, точнее, мы делаем идеи, — которые делают всю жизнь интересной. И на фоне их ваши развлечения… становятся так себе.

— Это ж какие должны быть идеи? — недоумевал Дэни.

— Самые разные. Ты же вчера слышал.

— А, ну да.

— Я тебя плохо видел издалека, но ты же был на сцене?

— Да, абсолютно.

— Вот и слышал. Например, о чем вчера постоянно шла речь: человек как машина, — это сейчас наша главная идея.

— Да, да, — заверил Дэни. — Только как вы тогда их внедряете?

— Вот, теперь я продолжу.

И, сделав паузу, Рэдмонд продолжил:

— Когда мы поняли, что развлечения — это как анальгетики, мы стали думать, как сделать саму жизнь интересной. Ну, то есть это до нас думали, — улыбнулся старший планировщик. — В общем, нужны были идеи. «Идеи» — за это слово зацепились. Само собой стало понятным, что идеи должны быть долгосрочны, — то есть перманентны. Иначе чем они отличаются от анальгетиков?

Возник вопрос: откуда их взять? И кто этим будет заниматься?

Дэни уже догадался:

— Вы придумали Институты.

— Да! — восхитился Рэдмонд. — И эти Институты, как нам рассказывали, есть во всех идеологических государствах. Их, правда, везде по-разному называют: где-то Институт Идеологии, где-то Институт Философии, Институт Планирования… Мы говорим просто «Институт», — и всем все понятно.

— А обычные институты у вас есть? — спросил Дэни.

— Ты имеешь в виду учебные заведения?

— Типа того.

Рэд чуть подумал:

— Само слово остается многозначным. Все зависит от того, как сказать. Про учебу так и скажут: «идти на учебу». Но если скажут «идти в Институт», — то это значит в наш Институт.

— Понятно.

— Вообще, заведение престижное, — заметил Рэд. — Но сюда можно и прийти, и устроиться. Первый этаж — чисто для гостей. Ты вот сидел в одной из гостевых — там обычно проходят встречи. Более частные беседы устраивают в кабинетах. Тут их много, — Рэд оглянулся, — места всем хватит.

— То есть я могу прийти и что-то спросить?

— Да, все, что ты хочешь знать про идеи и современные тенденции. Здесь ведь не только идеи, — здесь рождаются мода, стиль, новые направления. Институты — отправная точка.

— Точка величия, — заметил Дэни, рассмеявшись.

Рэдмонд оценил его ответ.

— Кстати, рекламу здесь тоже можно найти. Любую, — добавил он. — Ну и, повторюсь, устроиться. Обычно кто всем интересуется, кто любит поломать голову, — тот устраивается. У нас ведь что главное — мозговой штурм! А попасть нетрудно. Главное — заявку оставить. Собеседование, правда, никто не отменял. Хотя тут я должен спросить: как ты попал сюда?

— Оставлял заявку, — припомнил Дэни.

— И все?

— Все.

— Просто странно. Стажеры приходят, часто. Но не помню, чтобы их выводили на сцену, на собрании. Да и приставляют их обычно к профессорам…

Дэни не нашелся, что ответить. А Рэдмонд вновь задумался о том, нет ли какой-то особенной роли у этих конкретно стажеров. До этого все стажеры приходили втихую, а дальше — как пойдет…

Дэни пошел в мыслях дальше:

— А что с текучкой? Увольняют много?

— Здесь обычно сами уходят, — сразу ответил Рэдмонд. — Я говорю: попасть нетрудно. Работать начать — тоже. Просто постоянно надо думать, выдвигать идеи. Сложнее — выдвигать идеи внутри идей. Плюс — постоянный анализ, синтез… Здесь обычно сами понимают, интересно ли это. Если да — остаются, если нет — скоро уходят. До увольнений доходит редко. Ну только если человек уж совсем дико любит просиживать штаны или не ходить на работу. Когда теряется интерес — так оно и происходит. Но это не что иное, как скука, а современный бесчувственный человек тяжело переносит скуку. Он скорее умрет, чем останется так работать.

— Понятно, интересно, — сказал Дэни.

А Рэдмонд в очередной раз подивился своим заключениям. И это — не готовясь! Кажется, он созрел для контроллера.

Здесь Дэни будто включил телепатию:

— А карьеру можно сделать?

Рэдмонд заулыбался:

— Не знаю. Наверно. Сложный вопрос.

Возникло некоторое смущенное молчание. Рэд предложил:

— Пойдем наверх. Я тебе расскажу про стафф.

Рэд и Дэни дошли до лестницы и поднялись на второй этаж.

— Вообще, здесь есть лифт. Он чисто служебный. Я по нему поднимаюсь, когда спешу или опаздываю, — сказал Рэд.

— Это где?

— С краю. Ладно, сейчас не пойдем. Лучше к залу.

Они дошли до места, — и Рэд в двух словах рассказал Дэни о собраниях.

— А вообще, это этаж планировщиков. Всех — и старших, и обычных.

— Они различаются? — спросил Дэни.

— Да. Я — старший планировщик, — представился Рэдмонд. — Кстати, приглашаю в наш кабинет! — идти до него было недолго, и Рэдмонд вскоре жестом показал: — Вот сюда. Кабинетов здесь несколько. Я и мой напарник работаем здесь.

Рэдмонд обвел глазами помещение — здесь уже было несколько его коллег и шла работа над идеями, но Тэликси пока отсутствовал. Рэдмонд решил, что представит его позже.

— Мы сюда еще вернемся, так что ты всех увидишь. А пока — запомни: планировщики работают в парах. При этом старшие — внедряют идеи Института в народ, а их помощники — просто планировщики — предоставляют им полный анализ идеи. Каждый планировщик занимается своим аспектом, поэтому его начальник — старший планировщик — должен кооперироваться с другими старшими планировщиками для получения полного анализа, — только его обычно и выносят на планерки профессорам. Планерки — каждую неделю, сколько угодно раз. На них профессора и дают нам, так сказать, напутствие, то есть новое задание, а мы отчитываемся по предыдущим. А планировщики отчитываются перед своими старшими, в парах, по своим аспектам.

— Короче, все друг перед другом отчитываются, — рассмеялся Дэни.

— Да, именно так, — с улыбкой подтвердил Рэд. — Ты как раз после стажировки станешь планировщиком, — так что будешь отчитываться передо мной.

— Хорошо, — Дэни пожал плечами. — А мне надо участвовать в планерках?

— Нет. Главное — чтобы все старшие были. Даже если старший болен или еще какая причина, участвовать не нужно.

Дэни призадумался.

— Это все формальности, — заметил Рэдмонд. — Вот и еще одна, — сказал он, посмотрев на себя. — Цвет бейджа. Для различия в стаффе приняты разные цвета бейджей. У планировщиков — белые с перламутром, у старших, как видишь, — жёлтые. Тебе потом тоже сделают.

— Белого цвета? — поинтересовался Дэни.

— Да.

Они вышли из кабинета, решив подняться выше.

— На третьем этаже работают профессора, — Рэдмонд повел рукой вправо-влево, предлагая Дэни самому выбрать, в какую сторону повернуть. Он выбрал правую сторону. — Они с оранжевыми бейджами. Здесь они устраивают нам все планерки, иногда их до жути много, — Рэд поморщился. — Повестку на планерку в основном дает администрация. Но иногда и профессора нам что-нибудь придумывают. Кстати, поменьше бездельничай, когда рядом профессор, — шепнул старший планировщик. — Уже проверено: следующая смена автоматом начнется с планерки. И отвечаем мы, старшие. Но не улыбайся, — произнес он, заметив расплывающуюся улыбку стажера, — мы вас потом тоже работой завалим, не продохнете. Тэл докажет! — рассмеялся Рэд.

— И что еще они делают, кроме планерок? — спросил Дэни после некоторой паузы.

— На самом деле много чего. Если идеи доносит администрация, то они развивают их. И в этом очень помогают нам! Вообще, взаимодействие на уровне «профессора-старшие планировщики» я считаю главным. Оно самое бурное, самое долгое, самое живое, но и самое тонкое, — разошелся Рэдмонд. — Здесь как бы надо не только все просчитывать, но и понимать, предугадывать. Блин, мне кажется, я и сам вечно далек от истины, — стал рефлексировать старший планировщик. — Я так часто спорю с ними!..

— Может, они дают повод для спора? — предположил Дэни.

— Нет, нет, — сразу возразил Рэд. — Хотя… Тут трудно сказать. Только развитие идеи дает ответ, кто прав.

— А…

— Вот, развитие — главная задача профессоров. Они угадывают возможные тенденции развития идей, а иногда — делают это уже по мере реализации. Они вмешиваются — и так меняют ситуацию. Это «свободные художники» от Института. А мы — подсказываем им.

Лицо Дэни выражало восхищение профессорами.

— Наконец, все профессора четыре раза в год выступают на собраниях с отчетами по сделанным действиям, — добавил Рэд.

Едва они оказались на четвертом этаже, Рэд сразу сказал:

— Я тут редко бываю. Нам тут нечего делать.

— Здесь находится администрация? — догадался Дэни.

— Ага. Давай пройдемся, — может, и я что-то новое узнаю.

Они прошлись. Рэдмонд рассказал Дэни все, что знал об администрации: что ее представители ходят с красными бейджами, что они придумывают идеи и доносят их до профессоров, что, в сущности, они организуют всю работу Института и что они устраивают собрания для сотрудников четыре раза в год и управляют ими, а также участвуют в совмещенных — межинститутских — собраниях, которые случаются два раза в год и на которых присутствуют только представители администраций и профессора. Также Дэни заметил, что, насколько ему известно, именно на этих собраниях принимается большая часть всех идей города.

— Где же еще их принимать? — спросил Дэни.

— А вот этого не знаю. Я вообще мало что знаю об администрации, — признался Рэдмонд.

— Как же туда попадают?

— Это могут профессора знать. Но мы с ними общаемся в основном об идеях. Их так много, что на другое нет времени.

Сказав это, Рэдмонд осознал, насколько был неточен Лерой, когда говорил об ограниченном количестве идей. А с появлением Дэни и других стажеров, представленных так по-особенному директором, идей станет еще больше, — а, значит, и работы прибавится.

Он вздохнул. Но появился повод сказать про директора:

— Тот, кто вас вчера представлял, — это директор. Директор и его зам — главные люди в администрации и во всем Институте.

— Я так и понял. Они вчера выступали.

— Да.

Рэдмонд мысленно перебрал оставшиеся аспекты, связанные с администрацией:

— Что еще сказать?.. В администрации любят статистику, любят разрешать конфликты, споры, выносить заключения… Еще говорят, что они как-то особенно занимаются вопросами времени, ну и, понятно, идеологии… Все, я больше ничего тут не знаю.

— Погоди, а администрация точно выше всех? — спросил Дэни.

— Да, а что?

— Мне казалось, мы встречали людей с зелеными бейджами, — они тогда кто?

— А, это контроллеры! Я их специально оставил напоследок.

— Почему?

— Потому что они как бы вне иерархии, — пояснил Рэдмонд, — и зеленый цвет их бейджей выражает эту «свободу». Активно взаимодействуют только с администрацией; по сути, только ей и подчиняются. Кстати, вспомнил, что забыл сказать: администрация устраивает еще что-то вроде специальных планерок — они, по-моему, так и называются. На них она отдельно разъясняет новые идеи профессорам и контроллерам. Я не знаю, как там у них это происходит, но это своего рода маленькое собрание.

— Так и чем они занимаются в итоге? Я про контроллеров.

— Они проводят полный анализ идеи по специальным планам, — и потом в особом порядке обо всем отчитываются на собрании, — то есть всего четырежды в год. Неплохо, да? — подчеркнул Рэдмонд.

— Ну, как проверка такая… — заметил Дэни.

— Ага. И еще у них есть одна допобязанность, которую непонятно почему на них повесили, — видимо, больше некому было дать, да и чтобы не скучали… Они занимаются рекламой. Всей рекламой.

— И зачем?

— Реклама очень помогает нам в работе. За это я их уважаю! — легко заявил Рэдмонд. — Вот так вот: почти ни с кем не взаимодействуют, но помощники — что надо!

— У них же, наверно, реклама съедает все время… — промолвил Дэни.

— Я не знаю. Во всяком случае, это интересно. Да и отчеты у них всего четыре раза в год. Плюс они помогают друг другу, часто советуются. У меня есть несколько знакомых контроллеров — признаться, я им порой завидую! — сделал акцент Рэдмонд.

Дэни понял смысл этой эмоции, а потом поинтересовался:

— И где они работают? У них нет этажа…

— Они снуют везде, — ласково ответил Рэд. — А в подвале их больше всего! Там они занимаются рекламой.

— Я слышал, здесь глубокие подвалы, — поделился Дэни.

— Огромные! — подтвердил старший планировщик. А по бокам еще типография и всякие склады с атрибутикой.

— Здорово! Все так продумано!.. — оценил Дэни.

Экскурсия по Институту вернулась на второй этаж. Рэдмонд перезнакомил Дэни со всеми планировщиками, кто был в кабинете и кто встречался им в коридоре; Тэликси в этот день опоздал, за что Рэдмонд укоризненно на него посмотрел, — и только потом установил знакомство.

После знакомства Рэдмонд более тщательно прошелся с Дэни по кабинету, рассказал, где что находится, некоторое время посвятил документации.

Далее они пошли обедать. К тому времени — а было три часа дня — пик по обедам уже спал, и в обеденной на первом этаже народу было не так много.

В послеобеденный период смены Рэдмонд и Дэни принялись вовсю перебирать актуальные идеи, чтобы Дэни уловил, какие тенденции характерны для жизни Оле-Вивата и его жителей. Нельзя сказать, чтобы Дэни понял логику всех идей, — но некоторые ему особенно понравились и запомнились.

Когда уже рабочий день закончился и Дэни отпустили с наказом приходить завтра в то же время, Рэдмонд наконец смог переговорить с Тэликси:

— Знаешь, он хорош. По-моему, ему стало интересно.

— Завтра-то придет? — ухмыльнулся Тэл.

— Главное, сам не опаздывай, — бросил Рэдмонд, выходя из кабинета.

Он и собой был не менее доволен, чем Дэни. Экскурсия прошла на ура, — и заслуга Рэдмонда в этом была абсолютна. Благодаря ему стажер в первый же день выразил явную лояльность к работе Института и его сотрудникам.

II

Когда Тэликси вошел в кабинет, Дэни уже сидел с планшетом, оставленным тому Рэдмондом, за столом и, судя по всему, просматривал одну из презентаций, где приводятся наработки по какой-либо идее. Дэни слегка улыбался, но еще более улыбчивое лицо планировщика заставило его отвлечься.

— Ну, как вчера? — с места в карьер начал Тэликси. — Понравилось?

Дэни ответил утвердительно и кратко описал вторую половину вчерашней смены. Тэликси по привычке ухмыльнулся.

— А где Рэдмонд? — поинтересовался Дэни.

— На планерке, наверно.

Дэни понимающе кивнул.

— Он же тебя посвятил в идеи?

— Да, все рассказал.

— И что ты думаешь? Есть идеи? — рассмеялся Тэликси.

Дэни задумался, ответил:

— Нет пока. Но я подумаю…

— Расслабься, — оборвал его Тэл. — Как минимум неделю можно размышлять. А потом — расскажешь, что тебе пришло на ум.

— Хорошо.

Планировщику Тэликси стажер тоже понравился. Поэтому он так спокойно оставил его за планшетом, решив пока не сваливать на Дэни свои обязанности. С другой стороны, подумал Тэликси, вскоре им все равно предстоит поработать вместе — это будет интересно.

Ни Тэликси, ни появившийся через полчаса Рэдмонд, правда, пока не могли сказать, что будет с Дэни после стажировки. Очевидно, он станет планировщиком. Но поскольку стажеров впервые пришло так много единовременно, неизбежна какая-то перестройка, ибо на всех них старших планировщиков не хватит точно. Не исключено, что работа начнет вестись по тройкам, — и тогда Рэдмонд, Тэликси и Дэни могут образовать хорошую команду.

Это были мысли Рэдмонда. На планерке обсуждали приход стажеров, — и старший планировщик пришел оттуда явно чересчур возбужденный:

— Не понимаю, чего они хотят?! Человек только пришел, еще не освоился, — а им уже подавай идеи! — он уселся на стул.

— Что там, Рэд? — встретил его Тэл.

— Да вообще!.. Хотят, чтобы стажеры уже придумывали идеи! Вот прямо сейчас!

— Вот так?

— Да! И зачем только?

— Затем, чтобы показать, что человек — машина, — вставил Тэл любимое.

— Ага, — иронично произнес Рэд.

После того как старший планировщик некоторое время побегал по этажу в целях обмена информацией по идеям с коллегами, спустился в подвал за рекламой, устроил мозговой штурм с Тэликси на пару часов и составил небольшой конспект, он обратился к Дэни:

— Пойдем на первый этаж.

Там, в одном из свободных кабинетов, где у окна был стол, а по сторонам — два стула, Рэдмонд, едва присев, начал:

— У нас шумно, Дэни, поэтому я привел тебя сюда.

Дэни, судя по спокойствию на лице, не возражал.

— Я сегодня был на планерке. Там было несколько профессоров — и они все были довольны, когда я отчитался, что тебе все понравилось.

— Я сам рад, — признался Дэни.

— Отлично. Но, короче, если ты помнишь, директор на собрании говорил, что нам нужны новые идеи. И их должно быть много.

— Да.

— Вот, в общем, на планерке сказали, что эти идеи уже пора сочинять. И начать предлагаю сейчас. Нас здесь двое, нам никто не помешает. Бумагу, планшет, ручки я взял.

— И… как пойдет наша работа? — весело спросил Дэни.

— Просто. В формате мозгового штурма. Итак, я объявляю наш с тобой первый мозговой штурм. Кидай идею.

Дэни аж напрягся:

— Сразу?

— Да, немедленно, — приказал Рэдмонд.

— Хорошо, пускай будет… величие.

— Величие?!

— Ну да… Директор же говорил о величии… на собрании… — замялся Дэни. — Или не подходит?

Рэдмонд покрутил в руках ручку, скривил удивленную гримасу, потом записал на листе сверху: «Величие», — и добавил:

— Очень здорово, — после паузы и пристального взгляда на Дэни он еще спросил: — Что дальше?

— Ну, я так понимаю, надо понять, что значит «точка величия».

— Мы это обсуждали с Тэлом, — сразу помог Рэд. — Лерой просто приложил к своим словам математику.

— Хорошо… Так, значит, мы ищем просто что-то великое?

— Именно!

— И что же считать великим?

«Он задает правильные вопросы…» — подумал Рэдмонд.

После небольшого молчания, выжидательного для старшего планировщика, стажер заметил:

— Я так понимаю, надо что-то выделить.

— Давай выделим.

— Очевидно, величие — это некое состояние. Наверно, комплекс.

— Так… — Рэдмонд взял ручку. — Нарисуем стрелочки.

— Не знаю, может, сюда входит независимость?..

— Ха, в этом смысле современный бесчувственный человек велик. Но я запишу, — заметил Рэд и тут же вскочил: — Ну так да! Давай ориентироваться на современного человека.

Дэни согласился:

— В чем тогда его величие?

— Так, я думаю… если этот человек такой всегда, значит, такая тенденция. Хм, мы привыкли говорить о стилях, — смекнул Рэдмонд, — вот я это и отмечу.

Тут Дэни заметил:

— Получается, мы все сводим к современному человеку, которого я не слишком-то знаю!

Здесь его учитель снова вспомнил, что перед ним — человек из традиционного города, то есть не самого последнего образца. Было отчего устыдиться.

— Этот человек еще не факт, что является носителем всего великого, — сказал Рэдмонд и попал в точку.

— Забавно, я об этом тоже подумал, — улыбнулся Дэни, а Рэдмонд не в первый уже раз убедился, насколько порой круто читает мысли наперед.

— Итак, чего же может не хватать современному человеку в аспекте величия? — задумался старший планировщик.

Дэни засмеялся.

— Что? — не понял Рэдмонд.

— На этот вопрос только ты можешь ответить.

— Ах да, — сообразил старший планировщик и почесал подбородок. — Отменяем тогда. Говорим просто о величии.

Они подумали пять минут, поговорили. Дэни попытался что-то нарисовать.

— Я все-таки утверждаю, что величие — это своего рода стиль, — сказал Рэдмонд. — Что мы сюда можем внести?

— Я думаю, красоту, — ответил Дэни. — Красота всегда вызывает восхищение. В ней есть что-то великое.

— Отлично, — записал Рэдмонд. — Что еще?

— Счастье! Как же без него?!

— Так, счастье…

— Не знаю, входит ли сюда сам человек…

— Человек — это прекрасное, — отрезал Рэдмонд.

— А, это ваш принцип, — понял Дэни.

— Скорее вывод, до которого мы дошли сами, — подчеркнул старший планировщик.

— Получается, я не прав?

— Ну, как сказать… — Рэдмонд взглянул в свои записи — там от слова «Величие» исходили стрелочки «Независимость», «Красота» и «Счастье», — и хотелось пририсовать еще одну. Объединялись эти стрелочки в «Стиль», а вело все одной большой стрелкой к «Человеку». — Человек может и должен быть великим. Я бы сказал даже, обречен.

— Но он им не является? — допытывался Дэни.

Рэдмонд спрятал лицо в ладони.

— Надо вспомнить, что говорил директор, — сказал он. — С одной стороны, человек и может оказаться той самой «Точкой величия», — и это, получается, был как бы намек на то, чтобы мы вернулись к главному — к человеку. Человек — средоточие всех наших стремлений. С другой стороны, это можно расценить и как обратное, — как будто человек больше не заслуживает абсолютного внимания и требуется найти что-то еще.

— Но вы же уделяете внимание не только человеку?

— Да, ты прав.

— Что же тогда точка?

— Пока не знаю…

Их мозговой штурм продолжался еще час, — а потом они пошли на обед. Рэдмонд всерьез задумался над словами Дэни о том, что для большего понимания понятия великого нужно проводить опыты. Рэдмонд спросил стажера, как он представляет себе эти опыты, — и тот в ответ промолчал.

Несмотря на это, Дэни ему реально нравился. Для первого мозгового штурма совсем неплохо, думал он, разве что темпа порой не хватало. Когда Рэдмонд проводит мозговой штурм с Тэлом, они еле сдерживаются, чтобы не перебить друг друга, а бумага у обоих заполняется моментально. Правда, это все теория, понимают они, а на практике реализовать удается лишь немногое, — может, думал Рэдмонд, как раз это имел в виду Дэни, когда говорил про опыты, — испробовать как можно больше вариантов введения идей в народ. Если так, то это, надо признать, у него не всегда удается — то ли не хватает рекламы, то ли идеи все подворачиваются не те.

Рэдмонд ел первое, вспоминая, какая идея пока была самой яркой, самой запоминающейся, — не в его карьере, а вообще. Очевидно, это что-то связанное с историей развития Оле-Вивата: строительство пакетами, появление Институтов, признание человека и т. д. А в его карьере?

— Трудно сказать. Интересной была мысль о том, что человек — существо в общем игривое, подверженное всегда какому-то соревнованию и игра занимает в его жизни роль чуть ли не ключевую. В соответствии с этим стали придумывать различные игры, в основном интеллектуальные. Так свободное время в жизни работников Института стали посвящать игроведению, а сама идея закрепилась в городе под знаком «возвещения нового гедонизма».

Запомнилась также идея о том, что человек по природе своей тяготеет к свободе, а значит, является в определенной степени безответственным. Причем безответственность эта простительна настолько, насколько велики границы понимания свободы у каждого человека. Забавной эта идея получилась из-за того, что после ее принятия и развития многие в Институте как-то резко стали опаздывать и забили на дисциплину, зато оправдания были теперь согласно идее.

Вскоре эту идею решено было бросить.

Но вот заметно, думалось сейчас Рэдмонду за обедом, что идеи все-таки в основном направлены на человека и служат на благо ему. Хорошо это или плохо? Конечно, хорошо. Только вот что имел в виду директор?..

III

Дэни выглядел даже лучше, чем обычно, — все-таки два выходных не прошли даром. Он и выспался, и прогулялся, а в вечерние часы проштудировал еще несколько идей и материалов, которые ему порекомендовал Рэдмонд.

Особенно Дэни понравились прогулки по Оле-Вивату — незнакомому городу, о котором он слышал, и не раз. Не сказать, чтобы понимал все то, что происходит здесь, — но презрения и быть не могло, так как Оле-Виват априори считается более высокой формой города.

Многих тянуло в Оле-Виват — сам факт существования в схожем ландшафте города, настолько отличного от других городов, вынуждал жителей нет-нет, да и помечтать. За короткое время Оле-Виват обеспечил себе стиль, — построил себя на своих же идеях, создал себя с нуля. Это вызывало в других городах, особенно в традиционных, заслуженный интерес, да и уважение. Многие приезжали сюда просто для того, чтобы «подышать иным воздухом», хотя понимали, что для полного проникновения в жизнь Оле-Вивата нужно провести в нем минимум год.

Дэни тоже тянуло. Более того, временами ему казалось, будто детство его как-то даже связано с Оле-Виватом, — то ли он тут родился, то ли стал осознавать себя как человека… Для жителя традиционного города — жителя Нейчиди, каковым он себя называл, — это были простительные заблуждения.

И вот Дэни в свои молодые годы решился на путешествие — он не стал мелочиться, а, имея какие-то деньги, отправился в Оле-Виват на долгосрочное пребывание. Он сразу нацелился поступить в один из Институтов, о которых тоже, разумеется, слышал, — брали туда без каких-либо специальных условий, фактически просто по желанию, да и ни в чем никого не ограничивая. Главное — генерировать идеи.

О том, кто такой Дэни как генератор идей, он и сам не знал. Порой ему казалось, что ничего не стоит вернуться опять в детство и предложить на радость народу самые светлые и неожиданные идеи. Но тогда он вспоминал, что он уже взрослый и со стороны это будет смотреться глупо. Со стороны, — но только не в Оле-Вивате! — где его соображения могут и пригодиться. Дэни имел право предполагать, что Оле-Виват — удивительный город и здесь все будет по-другому. А для того, чтобы генерировать идеи, ему и впрямь нужно почувствовать себя ребенком.

Итак, Дэни отправился после двух выходных на работу, но пошел не с севера, где он жил (для последних стажеров не особо учли совпадение места жительства с местом стажировки), а с трассы 45. Дело в том, что перед работой Дэни заскочил к одному своему знакомому — как раз порекомендовать Институт; знакомый проживал в Молодежном районе — и Дэни понял, что до Института отсюда нетрудно прогуляться пешком. Нахождение Института, как он помнил, по трассе 45, следовательно, идти нужно прямо до заворота, пока не откроется вид на стеклянное синее здание.

Еще в предыдущие дни, когда Дэни ехал с трассы 23 на транспорте, он приметил на стоянке возле Института две заметно возвышающиеся над машинами платформы. Он не вполне понял, для чего они тут стоят, — а сейчас, подойдя к ним на метр, он также не мог понять, какого они цвета.

«Размытый какой-то цвет, словно после дождя», — подумал он.

Интереснее было другое: Дэни вдруг почувствовал, что где-то эти платформы уже видел.

Он стал нарезать круги: потрогал ножки платформ, дотянулся до основания, обратил внимание на сильную наклонность. В голове Дэни закралось подозрение, что это порождение старого города, потому как сейчас в Оле-Вивате такие платформы вряд ли строят.

О старом Оле-Вивате — не то что в традиционных городах, а и здесь — вспоминали мало. Тем не менее Рэдмонд что-то говорил Дэни о том, что раньше Оле-Виват был грустным и безынтересным городом, без истории, без стиля, без тенденций; объекты строились вразнобой, не гармонируя один с другим, и только зеленые массивы спасали от депрессии. Правда, Рэдмонд признался, что ему это тоже когда-то передали, а сам он старый Оле-Виват не застал.

Дэни пошел дальше и уже зашел внутрь Института, — только все продолжал вспоминать, где он мог видеть эти платформы. Сомнений у него не было: они ему знакомы. Только цвет размылся. Будто из-за продолжительных дождей.

В середине рабочего дня Дэни, теперь больше самостоятельно работавший над идеями, улучил время, когда Рэдмонд освободился, и подошел к нему:

— Слушай, Рэд, ты, когда идешь сюда, часто проходишь через служебный?

— Да почти всегда, — незамедлительно ответил тот.

— А, я просто в первый раз сегодня там прошел. Что это у вас за платформы стоят?

— На стоянке?

— Да. Для чего они?

— Честно, я не знаю, — признался Рэдмонд.

— Просто… они как-то не соответствуют вашим тенденциям. К тому же у меня такое чувство, будто я их где-то видел.

Рэдмонд немного задумался, но ответил:

— Когда-нибудь их, наверно, уберут.

Дэни не стал более тревожить Рэдмонда и отправился в кабинет — продолжать работать.

Работа, кстати, шла у него легко. По сути, он уже справлялся с обязанностями планировщика. Сначала Рэдмонд дал ему старые идеи, дабы посмотреть, как бы он их проанализировал. В числе них были и откровенно неудачные, а некоторые Рэдмонд просто выдумал с листа. Еще встречались такие идеи, которые Рэдмонд с Тэликси когда-то на пару накидывали на мозговых штурмах.

По преимуществу Дэни не запутался. Он, конечно, не знал, в каком конкретном случае его наставники подложили ему «бяку», но в целом весьма добротно поработал над каждой идеей и — где логическим путем дошел до бесполезности или бессмысленности — отсек большинство неудачных или фальшивых идей.

Затем Дэни приступил к анализу тех идей, которые были выявлены вместе с Рэдмондом на мозговых штурмах. Надо заметить, Дэни перед стажировкой не вполне понимал смысл этих занятий и подозревал даже, что это, судя по названию, что-то очень сложное. Оказалось, нет. Дэни с Рэдмондом слушали друг друга, старались не перебивать, — и под конец каждого штурма у них набиралось неизменно с десяток потенциально интересных идей.

Дэни уже понял: сложность в том, чтобы из всего этого многообразия выбрать такие идеи, которые было бы легко понять, внедрить и исполнить. А там уж — смотреть на результат. При этом по результату крайне трудно понять, какая идея оказалась особенно удачной или провальной. Основной индикатор здесь — динамика интереса к жизни у современного бесчувственного человека. Но так как про идеи, как и про объекты, тоже можно сказать, что они внедряются пакетами, то и анализировать приходится всегда комплекс идей, а именно комплекс последних идей, — то, как они изменили среднее желание человека жить.

За результат, как Дэни помнил, ответственны более всего профессора, — они потому зачастую и вмешиваются, — и меняют ситуацию по мере ее развития. Но он уже чувствовал, где ответственность планировщика: подготовка идеи, — и на ее основе правильное первовведение.

По поводу мозговых штурмов у Дэни как-то возник вопрос, зачем они нужны, если идеи все равно дает администрация. Помог ему кто-то из коллег Рэдмонда, заметивший, что все это формальности, а если что администрация и дает, так это общее направление или тенденцию для поисков. В этом смысле поиски идей в аспекте величия со стороны Дэни оказываются вполне оправданны; хотя не было бы ничего криминального и в том, стань он искать идеи по другим аспектам, но не менее интересные.

Дэни подивился, насколько широкий простор для поисков предложила администрация, и даже обрадовался. Выходит, планировщики внедряют во многом свои идеи, а ограничения… едва ли различимы.

Эту реалию Дэни смекнул моментально.

IV

Так у стажера появился простор для творчества. И что еще важнее — мотивация. Дэни подумал, не исключено даже, что данная реалия и существует для того, чтобы обеспечивать мотивацию планировщиков.

Впрочем, это догадки. Перед ним теперь встала цель — придумать, проанализировать и внедрить что-то вроде своей идеи. С последним ему помогут старшие планировщики, но в общем и целом это как раз будет, как ему успели передать, окончание его стажировки.

Очевидно, для итогового успеха идея должна нести в себе что-то великое. То есть независимость, красоту, счастье и стиль? К этому они пришли с Рэдмондом, но это не проверено. Надо проверить. И обязательно ли идея должна вести к человеку? Наверно, да, раз в этом городе человек официально признался прекрасным. Впрочем, прекрасное и великое — разные понятия, — и, очевидно, еще предстоит понять, является ли человек великим.

Так Дэни пришел к первому выводу: необходимы опыты. Надо проверять и еще раз проверять.

В голове у него, правда, что-то непрестанно вертелось. Нет, не идея. Сегодня он снова прошел мимо двух платформ и понял, что вчерашние подозрения на дежавю не случайны. Только он никак не мог вспомнить, где это уже было. И почему.

Дэни все-таки посчитал, что эти мысли могут ему помешать достичь своей цели, посему поспешил их отбросить. Абсолютно это сделать не получилось, но он снова сосредоточился.

Однако он в замешательстве. Что за опыты он решил поставить?

— Чтобы понять, является ли человек априори великим, — ответил он сам себе и тут же рассмеялся. Дэни понял, насколько это будет сложно: анализировать каждый параметр, каждую функцию человека, чтобы ответить на вопрос. Еще ведь и не понятно, какими особенными свойствами обладает человек, живущий здесь, в Оле-Вивате, — он слышал, здешний житель до крайности бесчувствен…

Чуть погодя Дэни вспомнил, какая идея сейчас является основной, — идея человека как машины.

«Может, остановиться на этом?..»

В один из следующих дней Дэни закончил работать параллельно с Рэдмондом. Старший планировщик заметил его и подошел:

— Предлагаю подождать Тэла — и прогуляться.

Дэни согласился. Подождать решили на улице, у главного входа. Сегодня как раз потеплело.

Стояли они друг напротив друга, Дэни все как будто взглядом желал отойти влево.

— Ну, как у тебя с идеями? — спросил Рэдмонд.

Наверно, это стандартный вопрос для работников Института, усмехнулся про себя Дэни.

— Неплохо. Но все как-то смешалось, и… я пока думаю.

— О да! — похлопал его по плечу Рэдмонд. — Тебе надо пройтись. Это развеет твои раздумья.

— Да я и так…

Подошел Тэл:

— Ну? Куда направимся?

Рэдмонд посмотрел на стажера:

— Дэни, ты ведь не с этого района?

— Нет, я в той стороне, — Дэни показал на север.

— А, значит, Привокзальный, — понял Рэдмонд. — А это Молодежный район, — он широко окинул ландшафт рукою. — Вообще, есть даже такая практика, что сотрудник привязывается к тому Институту, который находится в его районе.

— Но у тебя все наоборот, — игриво добавил Тэл. Дэни поддержал его, улыбнувшись.

— Ладно, — решился Рэдмонд. — Предлагаю показать Дэни наш район. Вперед!

Они пошли дворами, по излюбленному маршруту. Памятник Смеху в виде невысокого улыбающегося человечка был теперь — со стороны Института — слева. Рэдмонд заметил, что Дэни остановился около него, пристально вглядевшись, и произнес:

— Да, смех — то еще достояние. Без него нам никуда. Потри ему на счастье нос, Дэни!

Рэд с Тэлом уже принялись идти дальше, но Дэни все стоял не двигаясь.

Старший планировщик подошел к нему сзади.

— Опять думаешь, — с ласковым укором прошептал он.

— Хватай его! — прикрикнул Тэл весело.

— Вы серьезно? — вдруг произнес Дэни.

Рэдмонд и Тэликси переглянулись. Последний подошел, и они вместе взглянули на Дэни.

— Я же это уже видел, — произнес тот робко.

В выражении его лица было что-то новое. Впрочем, не страшное, — и Рэдмонд оттащил его:

— Ты мало погулял.

Дэни засмеялся. Еще пять секунд — и он уже захлебывался смехом.

— Ну я же точно уже видел это!

Его коллеги так и не поняли, что произошло. Но через несколько минут, когда они уже продвинулись, Дэни сам все рассказал. Он был не из тех, кто держит все в себе.

— Короче, это то же самое, что и те платформы. Этого человечка я где-то видел. И он был таким же — и по высоте, и по комплекции.

— Наверно, тебе Рэд показывал, — предположил Тэл. — У него есть фото. Нам тоже нравится этот паренек! — улыбнулся он.

— Да нет! Я видел его точно таким же стоящим и в тот же рост, только в другом месте. И все тоже терли ему нос! — Дэни сделал акцент на этой важной подробности.

— Знаешь, — взялся Рэдмонд, — это ведь может быть сон…

Дэни сразу ответил, что сны здесь ни при чем.

— Но что тогда? Может, он есть и в твоем городе?

— Нет, — отрезал Дэни. Потом задумался. — Да точно — нет! Я не помню его там.

— А платформы? — поинтересовался Тэликси.

— Да то же самое.

— Я предлагаю пройти вон к тем домам, — махнул рукой Рэдмонд, оборвав таким образом тему.

На работе Дэни рвал и метал. Мозговой штурм происходил теперь не так часто, и лишь изредка Рэдмонд или Тэликси помогали ему в накидывании идей; Дэни все рисовал какие-то схемы, строил графики — голова его работала бесперебойно. Не хватало одного — системности. Две основные идеи — точка величия и человек как машина — «лежали» перед ним, но он не знал, как подогнать все свои соображения под одну из них.

Он проявлял и упрямство. Например, была у него идея раскрыть такие аспекты величия (по Дэни и Рэдмонду), как стиль и красота. Это можно сделать посредством введения какой-то особой моды, надо только ее продумать так, чтобы она соответствовала основным тенденциям. Рэдмонду данная идея понравилась, Тэликси был в восторге, — он вообще раздумывал, как внешний вид может поменять человека, однако Дэни отбросил ее с формулировкой «неабсолютной важности».

Да, Дэни хотел, чтобы идея, придуманная им, сразу стала важной, то есть как будто бы ее только и ждали, — так он представлял работу.

А еще он хотел разобраться в себе, в том странном ощущении, которое нет-нет, да и разрасталось в нем.

В свой очередной выходной он отправился с утра и до вечера гулять по всему Оле-Вивату.

V

Весеннее преображение в Оле-Вивате — явление всегда стремительное. И ожидают его с трепетом. Ни одна идея, придуманная и настоящим гением, не стоит того воодушевления, которое традиционно охватывает жителей Оле-Вивата в конце марта — начале апреля. Никто не любит работать в это время. При первой возможности — все гуляют.

Дэни вышел из дома, ничего об этом не зная. Правда, он сразу подивился тому количеству зелени, которое вдруг распространилось во дворе. Он подошел к одному дереву и потрогал чуть раскрывшиеся почки.

«Красота!» — возрадовался он.

Дэни прошагал несколько метров и заметил, насколько все поменялось.

Ему подумалось, что в Нейчиди, возможно, приход весны происходит чуть позже и заметно медленнее. Дэни, впрочем, смекнул, что это его первая весна здесь, и тогда чему-то удивляться можно только по первости.

Дэни познавал Оле-Виват с каждым метром. На улице, где света было больше, зелень проглядывала яснее. Правда, ее оттирали машины и различные новомодные здания.

«Мне говорили, этих зданий больше всего там, где мой Институт», — вспомнил Дэни.

Но он спланировал маршрут таким образом, что в Молодежный район попадет ближе к вечеру. Где пешком, где на транспорте — он собирается совершить, в общем, движение по кругу. Располагается район его места жительства — Привокзальный — в центре города; если смотреть с запада на восток, то его окружают Дуговой, Песочный и Восточный районы; на юге — Молодежный и Смежный районы, а под ними — во всю ширину растянулся Лесной район. Соответственно, Дэни решил посетить хотя бы проездом все районы от Дугового до Молодежного.

Дэни находился где-то на севере города, в Песочном районе, когда впервые заставил себя задуматься над одним видимым фактом.

Улицы вполне соответствовали тенденции Оле-Вивата строить объекты пакетами. Их там было достаточно — и Дэни улавливал один признак за другим. Во-первых, замеченные уже в Привокзальном и Молодежном районах геометрическая точность и четкость. Во-вторых, то, что он заметил в тех районах, где только что побывал (а, может быть, просто не встретил пока в обозначенных), — стремление как бы «соединять», «спаривать» объекты, так что получается в итоге нечто похожее на комплекс.

Но и еще один признак стал ясен. Дэни настолько влюбился в распустившуюся внезапно зелень, что поспешил, пройдясь по нескольким различным улицам Дугового района, нырнуть во двор, — там зелень менее «конкурировала» с объектами, и заодно он рассчитывал где-то посидеть на скамейке.

В первом же дворе Дэни что-то показалось странным. Он не мог пока объяснить этого, потому как речь шла об общем ощущении. Однако следом был второй двор и третий, и Дэни тогда высказал про себя мысль, что дворы принципиально отличаются от улиц. Чем они отличаются? Дворы изначально выглядят скромнее, чем улицы. Вроде бы так и должно быть. Дворы выглядят некрасивей, чем улицы. Это тоже логично, но это не соответствует тенденции, и уж тем более не соответствует придуманным Дэни и Рэдмондом понятиям о величии. Еще дворы несут в себе элементы разнобоя, то есть оборотные стороны домов и комплексов, детские сады, площадки, электро — и газоблоки, люки, деревья и прочий антураж, — все это находится вместе, в рамках геометрического окружения, в смешении. Конечно, все эти вещи уже нельзя было не смешать, — и в этом скрывается отличие от тех условий добровольного «безрадостного» строительства, которым злоупотребляли в старом городе, но дворы четко несли на себе отпечаток этого строительства.

Едва ли Дэни задумался бы об этом, если б сам был не из традиционного города, — а вот там как раз мыслей о том, как правильней и красивей строить, не возникало. Поэтому у Дэни опять возникло ощущение дежавю, только теперь он понимал, что такую картину он мог где-то конкретно видеть, — например, в том же Нейчиди.

Пройди Дэни и двести дворов — ощущение бы не поменялось: он уже и не видел в них ничего необычного, кроме небольшого отвлечения от тенденции, и скоро сел на транспорт. В других районах все было так же. Дэни больше всего любовался зеленью.

И предвечерний Оле-Виват на предмет расцвета казался ему прекрасным. В этом тенденция не обманула. Город же стремится ко всему прекрасному. Вот и прекрасно то, как шелест молодых листьев при ближайшем рассмотрении ласкает щеки и отдает теплым ветром. Дэни воистину расслабился. Скоро сумерки — и ему останется посетить один район. А пока можно побалдеть на солнце, медленно бредя вокруг деревьев. Честно, не все из них обрели пока весенний вид, еще встречались совсем черные проплешины, — но их было мало. И общей картины они не портили. Чем не тенденция?

Когда Дэни завидел, что темнеет, он проехался на автобусе из Смежного района в Молодежный, — через железную дорогу, — и вышел сразу после нее. Сумерки почти закончились. Если на часах было около девяти вечера, то формально наступила ночь.

Дэни понимал, что в таких условиях он навряд ли что-то приметит. Можно просто пройтись — так, чтобы ноги уж совсем устали и прогулка завершилась логически. Он еще ошибочно подумал, что железная дорога, которая осталась позади, и есть та самая, которая протекает за Институтом, — кроме него и места, где живет его знакомый, он ничего в этом районе не знал. Вот и пошел вдоль трассы — допустим, к Институту.

Института — справа — он так и не дождался и понял, что ошибся. Зато в итоге, идя прямо, уткнулся в другую трассу — и по характерной ее ширине и указателю слева понял, что это трасса 45. Идти ему теперь, очевидно, надо влево.

Вот оно сияло перед ним все в своих синих стеклах, — здание Института, — и оттого казалось, что ничего более на трассе нет. Так почти и было — прилегающие территории и складские, синий блеск, — и синий вечер — все принадлежало Институту.

Дэни успел еще раз вглядеться в невысокого улыбающегося человечка на возвышении, который остался за кустами. Издали видны ему были и две наклоненные платформы. Но теперь он весь свой взор сосредоточил на Институте.

Чуть ли не впервые он видел его в темноте. И ощущение «громадности», значимости объекта естественным образом усилилось. Дэни не сомневался, что данное здание и соответствует всем тенденциям, и служит прекрасному. С прекрасным, по-видимому, в этих стенах и сталкивается Дэни, только он все пока никак не может остановиться на чем-то одном — тоже, наверно, прекрасном.

Впрочем, он замечтался. Это здание может приковать к себе, подумал стажер.

Дэни решил осмотреть помещения близ Института. Он здесь еще не прохаживался, и взыграло любопытство — увидеть, что где находится. Он постарался бросить по пути как можно более беглый взгляд на платформы, — а потом сразу двинулся к задней части здания.

Вид сзади, как показалось Дэни, богат какими-то выступами и проемами; и здесь уже все сине-белое. Возможно, отсюда кто-то и выходит. Да, Дэни заметил дверь, — очевидно, только для стаффа. Стажер надумал когда-нибудь выйти здесь, ради интереса.

Вообще-то, в остальном панорама так себе привлекательна: поодаль виднеется железная дорога, отсекающая Привокзальный район, путь до нее прикрыт кустами, а еще ближе — мусорными. Невдалеке виднеются институтские складские, за ними — забор и… словно пустая территория. Дэни, между прочим, решил шагнуть к складским.

Тут нога его почувствовала непривычно неровную — «тонущую» — поверхность. Это был песок. Дэни незамедлительно остановился и стал перебирать его в руках.

Песок занимал приличную территорию. Удивительно, но он даже глубок: рука Дэни не нащупала дна. Он оглянулся и понял, что находится словно в какой-то песочной площадке. Непонятно, зачем она нужна Институту, с задней стороны! Дэни, впрочем, продолжал щупать.

Что он там пытался нащупать — непонятно, только продолжал это делать со все большим усердием. Со стороны можно было бы подумать, что он искал в песке какую-то вещь, которую сам же когда-то там и оставил. Или он просто… развлекался.