Лёгкие притчи и краски сарказма

Максим Акимов (2024)

Бывает такое настроение, когда хочется стремительного движения в манящую неизвестность, в новые города, но при этом охота покоя, умиротворённости и тишины, чтоб сама жизнь расплылась в ласковой улыбке перед тобой. И при всей кажущейся противоречивости двух этих желаний, в голове появляется упрямая уверенность, что это не взаимоисключающие крайности. Но так и есть, они вполне совместимы, коль пуститься в такой карьер, темп которого будет твоим и ничьим более. Надо лишь привести мысли в порядок и все свои чувства, в первую очередь чувство юмора. Городская суета и смятение уйдут сами собой. В уме останутся лишь городские лёгкие притчи и юмориконы — небольшие, динамичные, ярко окрашенные сюжеты, способные создать именно тот темп.

Юрген и Дитрих

Когда неудачи истовых крестоносцев остались в далёком прошлом, и когда инквизиторы сожгли всех еретиков и богоотступников, грехи которых навлекали беды на земли Старой Европы, а чума и холера, терзавшие эти земли, отступили, окружённые с севера истинной верой Реформации, а с юга — святостью папства, тогда само Солнце стало теплее, и зимы перестали уносить тысячи жизней. В эти благословенные времена женщины Старого Света разродились таким количеством детей, что ни прокормить, ни сосчитать эту армию было невозможно. Каждую минуту появлялось столько белокурых, рыжих и Бог весть каких наследников великой цивилизации, что она уже не могла делить своё наследство между ними, вынуждая их искать счастья на стороне. Многие приходили в отчаяние и пускались во все тяжкие, но кто-то брал себя в руки и отправлялся на поиски новых земель, посвящая свои открытия величию Европы.

Однако и в заморских пределах обитало слишком много людей, отчего английские пираты должны были в меру сил исправлять положение. Не покладая рук, они трудились, расчищая жизненное пространство для своих соплеменников, а в перерывах изобретали футбольные правила, используя головы пленников в качестве мячей. Не пропадать же добру!

Европа несла свет истины в дикие варварские уголки, отчего они менялись на глазах, до отказа наполняясь гуманистическими идеалами.

Но не все европейцы имели счастье отправиться за океан и основать новые страны. Кто-то волей судьбы был послан на восток, где всё было давно основано, однако до конца не открыто. Юрген и Дитрих попали как раз в число последних. Своим прозорливым европейским оком они должны были окинуть бескрайние заснеженные просторы Московского царства и по возможности принести русским дикарям дух цивилизации.

Нельзя сказать, что эти двое имели в руках редкое ремесло или обладали иными способностями: они, честно говоря, пребывали скорее в поиске своей стези. Но для столь первобытной страны, как Русская терра инкогнита, любой иностранец был на вес золота. И каждому были рады.

Перед самым отъездом друзья встретились в пивной, где собирались каждую пятницу, чтоб обговорить все детали предстоящего путешествия, а заодно попрощаться с любимым заведением.

— Поздравь меня, Юрген, — сказал Дитрих, едва поздоровавшись. — Вчера Хильда родила мне сына.

— Какого по счету? — спросил Юрген.

— Откуда я могу знать? Я же умею считать только до десяти! — ответил Дитрих, раздражённый забывчивостью друга. — Десятый был уже давно. После его рождения я бросил подсчеты.

— А как назвал? — поинтересовался Юрген, отпивая пиво из высокой кружки.

— Гансом, — ответил гордый отец.

— Но у тебя уже был Ганс! — удивился Юрген.

— Он давно вырос, я его лет пять не видал. Живёт сам по себе. Зачем же хорошему имени пропадать?

— Да, ты прав, — согласился Юрген. — Но ты, надеюсь, не собираешься откладывать наш отъезд из-за крестин?

— Ни в коем случае! Хильда сама разберётся. А если что, брат поможет. У её братца деньги водятся, — уверенно проговорил Дитрих, а затем добавил, — зима скоро наступит, нам надо торопиться.

— Но почему ты хочешь попасть в Москву именно зимой? — спросил Юрген настороженно. — Я слышал, там стоят такие морозы, что все вынуждены пить только спиртное. Воду невозможно налить в стакан, она тут же замерзает.

— Зимой почти все местные жители впадают в спячку, а значит, нам грозит меньше опасности. Мы сможем спокойно осмотреться, приступить к делу. Глядишь, до весны успеем управиться и домой вернуться, — ответил Дитрих.

— Хорошо бы, — вздохнул Юрген, осушив вторую кружку пива.

— Старый Клаус, который вернулся из Московии прошлой весной, рассказывал мне, что в большинстве своём люди, населяющие тамошние леса, есть помесь человека с медведем, — говорил Дитрих, запивая сосиску. — Похожи они могут быть и на людей, и на медведей, каждый по-разному. Но до весны они обычно спят, как медведи, что для нас с тобой может оказаться очень даже удобным!

— Да как же это может быть, чтобы с медведем? — удивился Юрген.

— Очень просто: страна огромная, всюду лес, людей мало, деться некуда. Вот и вынуждены многие с медведями жить, — пояснил Дитрих.

— Но почему же их так мало? Ведь говорят, что москвитянки производят на свет не меньше пяти детенышей, причем каждые полгода? — спросил Юрген.

— Слишком мало выживает, — ответил Дитрих, сочувственно вздохнув.

— Я слышал, что раньше там люди с собачьими головами встречались. Снизу все как у человека, а голова собачья, — заметил Юрген.

— Сейчас уже нет, — убеждённо произнес Дитрих. — Старый Клаус ни одного такого не видал. Хотя с рогами встречались! — пояснил Дитрих, ради объективности.

— Страшновато как-то, — поёжившись сказал Юрген. — Может не поедем?

— Нет, раз решили, значит решили. Уже и повозка готова, — недовольный колебаниями друга, проговорил Дитрих.

— Но ведь в Москве по улицам, помимо московитов и медведей гуляют и другие звери из леса! — всё ещё колеблясь, заметил Юрген.

— Да, гуляют, причем самые разные, — спокойно отвечал Дитрих. — Но их легко можно поймать руками. Представь, если даже не получится главное наше дело, ради которого мы затеваем все это путешествие, то мы сможем наловить соболей, куниц и прочей пушнины. На одном этом можно заработать целое состояние.

— Раньше ты говорил, что там можно раздобыть столько золота, сколько сможем увезти? — сомневаясь произнёс Юрген.

— Конечно можно, ведь московиты не умеют им пользоваться по назначению, — снова вздохнув, произнёс Дитрих.

— А разговаривать они умеют? — спросил Юрген с надеждой.

— Умеют, но не все, — ответил Дитрих, помолчав. — Многие только мычат, зато некоторые и на человеческом языке говорят, да так, что даже понять можно!

— А где же нам-то жить там всю зиму, ведь они наверняка в берлогах спят, раз полумедведи? — спросил Юрген.

— Нет, ну что ты! Там и дома, и церкви есть. Московиты вовсе не полумедведи, а помесь. Это разные вещи! Все мы твари божьи, в конце концов, — заметив испуг в глазах друга, лукавил Дитрих.

— Но говорят, что московиты чудовищно жестоки! Они каждый день до полусмерти избивают друг друга, не могут удержаться даже во время мытья, стегают раскалёнными прутьями. А их несчастные лошади от побоев имеют по два горба на спине, — взволнованно говорил Юрген.

— Всё это было раньше, когда они должны были обороняться от амазонок, а горбатые лошади им были нужны для того, чтобы не выпасть из седла во время боя. За горбы легче удержаться, — объяснял Дитрих.

— Но ведь в Москву так долго ехать! — всплеснул руками Юрген. — Мы итак всю жизнь в пути — из Дортмунда в Дюссельдорф, из Дюссельдорфа в Марбург, — всё больше раскисал он.

— Такая уж профессия наша, — сказал Дитрих, ободряя друга. — Приходится гастролировать.

— Ох, надоело, — признался захмелевший Юрген.

— Кто же виноват, что во всей Германии ни у кого не водится в карманах больше двух талеров? Мы страдаем вместе со всеми, — изрёк печальную истину Дитрих.

— А в Московии, думаешь, карманы толще? — не слишком обнадёженно спросил Юрген.

— Зачем нам карманы, когда мы сможем пройтись по домам, спокойно собрав золотишко? Пока московиты погружены в спячку, сделать это пара пустяков!

— Ах, вот зачем тебе понадобилось ехать зимой! — догадался, наконец, Юрген.

— Ну конечно! Зимой нам никто не сможет помешать, — втолковывал простую вещь Дитрих.

— Но ведь мы можем замерзнуть заживо, — опять с хмельной тревогой говорил Юрген.

— Опасность такая, конечно, существует, — вздохнул Дитрих. — Зато во время русских морозов ты сможешь своими глазами разглядеть слова, выходящие из уст. Они застывают, стоит только их произнести. Где-нибудь ещё ты мог бы такое увидеть? — выложил Дитрих свой главный козырь.

— Правда? — удивлённо промямлил Юрген.

— Ну конечно, — засуетился Дитрих. — Старый Клаус говорил, что иногда эти слова валяются на улицах, как ледышки, до самой весны, пока не растают.

— А если по нужде захочется? — выпалил Юрген. — Тогда что делать станем?

— Ничего, выкрутимся… придумаем чего-нибудь, — ответил Дитрих не совсем уверенно. — Если что, можно и потерпеть. Мы же ненадолго уезжаем.

— Бросаемся мы с обрыва вниз головой, честное слово! — сказал протрезвевший вдруг Юрген.

Спустя пару месяцев друзья были в России, застав её объятую лютыми холодами. Рассказы старого Клауса очень пригодились, поскольку всё оказалось почти так, как он описывал. Первый страх, одолевший Юргена и Дитриха, когда они только-только попали в дикие леса Московии, быстро улетучился, и друзья начали действовать. Поначалу они промышляли по-старому, отчего пару раз были пойманы и биты батогами, а однажды попали в острог и чуть не угодили в Сибирь. Но Юргену удалось бежать, а Дитрих пришёлся по душе коменданту острога, и тот назначил его тюремным счетоводом, узнав, что немец умеет считать.

Со временем Дитрих сделал неплохую карьеру, поступив в Податной приказ. Став сборщиком налогов, он разъезжал по дворам, собирая медяки и гроши, а заодно наблюдал диковинный быт московских аборигенов. Наблюдениями своими он делился с другом, который, вернувшись в Германию, написал правдивую книгу о России, начинавшуюся такими словами: «Неправда что москвитяне происходят от бурого медведя и едят без помощи рук. Лгут те, кто говорит, что видел оборотней и ведьм, в которых по ночам превращаются здешние жители. Всё обстоит совершенно иначе. Белые медведи, которые и есть настоящие предки московитов, очень смышлёные животные…»