Мысли о театре

Максимилиан Волошин, 1909

«Театр есть слияние трех отдельных стихий – стихии актера, стихии поэта и стихии зрителя – в едином мгновении. Актер, поэт, зритель – это осязаемые маски тех трех основных элементов, которые образуют каждое произведение искусства…»

1

Театр есть слияние трех отдельных стихий — стихии актера, стихии поэта и стихии зрителя — в едином мгновении.

Актер, поэт, зритель — это осязаемые маски тех трех основных элементов, которые образуют каждое произведение искусства.

Момент жизненного переживания, момент творческого осуществления и момент понимания — вот три элемента, без которых невозможно бытие художественного произведения. Они неизбежно соприсутствуют как в музыке, так и в живописи, так и в поэзии. Там они могут осуществляться последовательно в одном и том же лице, хотя это не неизбежно. Возьмем возникновение поэтического произведения. Сперва момент жизненного переживания, доступный любому человеку, но только из поэта делающий поэта, Гёте не даром требовал, чтобы в основе каждого художественного произведения лежал случай жизни.

Затем, иногда спустя много лет, наступает творческое осуществление: смутное жизненное переживание воплощается в слова. Слова могут говорить о совершенно ином, но жизнь, их одухотворяющую, будет давать отстоявшаяся воля пережитого.

Эта воля скрыта в них потенциально. Она проявится и вспыхнет только в последний момент, определяющий бытие произведения, — в момент понимания. Момент понимания по объективному значению своему в искусстве не только не ниже, но, может быть, выше чем творчество.

Художественное произведение начинает существовать, как живая и действующая воля, не с того момента, когда оно создано, а с того, — когда оно понято и принято.

Первым понимателем произведения может быть сам же поэт. Вся заключительная работа и окончательная художественная отделка основаны на этом понимании.

Но точно так же, как первый момент жизненного переживания, так и третий момент понимания могут, но вовсе не должны, совмещаться в одном лице. Поэт может создать произведения, одухотворенные волей не своих, а чужих переживаний, интуитивно им понятых, и в то же время может сам совершенно не понимать им созданного. Мы имеем слишком много примеров такого непонимания, и слова Белинского молодому Достоевскому: «Да понимаете ли вы сами, что вы написали?» — останутся классической формулой. Творческий акт понимания принадлежит читателю, которым в данном случае был Белинский, и от талантливости, восприимчивости или бездарности читателя зависят бытие и судьба произведения.

Конец ознакомительного фрагмента.