Во сне

МакМэй A., 2022

Она молода, успешна, талантлива; у нее замечательная дочь и идеальный муж, чего еще желать? Он востребованный журналист, любящий свою работу, у него прекрасная девушка и верные друзья. Неожиданные и необъяснимые события заставляют героев другими глазами посмотреть на свою жизнь; ведь иногда достаточно одной встречи, даже во сне, для того, чтобы понять, что главное в жизни – найти того самого, единственного человека, с которым чувствуешь себя единым целым – свою половинку.Эта книга о любви и настоящей дружбе, путешествиях, необъяснимых явлениях, где удивительным образом переплетается реальность и вымысел, а рассуждения героев о жизни, интересные диалоги и юмор «заставят» читателя читать медленнее, чем обычно, растягивая удовольствие и понимая, что эта необычная история вот-вот закончится.

Глава 1.

Мэй сидела за столиком своего любимого кафе и, как всегда, смотрела в окно. Стены старинного замка сегодня выглядели особенно величественно: дождь только что прекратился, мокрый от дождя замок сегодня казался черным и мрачным. Над замком сгустилась огромная тяжелая черная туча, ливень был только вопросом времени. Мэй вспомнила слова Моники: «Не бывает всегда все хорошо, поэтому наше расставание с Мартином было вопросом времени». Эта фраза близкой подруги вертелась и жужжала в голове Мэй навязчивой мухой. Сама Моника, зная привычку Мэй по утрам пить кофе в этом кафе, забежала, чтобы поболтать с ней, что означало вывалить на нее все, что у самой накопилось за неделю и убежать, легко перепрыгивая через лужи, сверкая изящными серебристыми туфельками. Мэй задумалась: Моника с Мартином были ее близкими друзьями, прекрасной парой, Мэй сама для них изготовила свадебные кольца, сидела ночами, придумывая необычный дизайн, отражающий характеры будущих владельцев: легкость и стремительность Моники, доброту и мужественность Мартина. Мэй взглянула на свое кольцо: оно было из серебра, любимого ее металла, тонкое, в виде поднимающейся волны, на самом большом завитке был вправлен камень из бирюзы. Воспоминания нахлынули на Мэй: вот она и Артур, десять лет назад гуляют по набережной, вдруг Артур останавливается, целует ее и надевает на ее палец это кольцо и шепчет что-то с очень серьезным лицом, из-за шума разбушевавшегося моря, ему пришлось два раза прокричать Мэй предложение выйти замуж, что их очень развеселило.

«Мэм, не хотите попробовать наш новый десерт?» — прервал официант раздумья Мэй.

«Спасибо, в следующий раз» — ответила Мэй, складывая свой ноутбук и другие вещи в свою сумку. «Значит, будем ждать вас завтра» — улыбнулся официант. «Окей, привет Марии» — сказала Мэй, поскольку хорошо знала хозяйку этого заведения, завсегдатаем которого она была уже более двух лет.

В городе, в котором она жила, дождь был самым обычным делом; пока она дошла до своей студии, а она любила ходить пешком (тебе лучше производить обувь для долгих пеших прогулок, а не создавать украшения, говорил ей муж), дождь щедро проявил себя: и как мелкий моросящий, и крупными каплями, тяжело бьющими по прохожим, и хлынул ливневым потоком, когда Мэй уже зашла в свой офис.

Студия Мэй была ее душой, сердцем, частью ее существа: светлая, теплая, где все было обставлено по ее вкусу. Мэй сама нашла дизайнера, которая оказалась женщиной, вышедшей на пенсию и решившей заняться абсолютно новым для себя делом — дизайном интерьеров. Из реализованного у нее был только один проект — офис страховой компании, но, увидев ее работу в какой-то из социальных сетей, она сразу поняла, что если эта женщина смогла из скучно-педантичного бело-бежевого офиса сделать уютное, необычное помещение, где камень, дерево, железо и цветы, сочетаясь друг с другом, в то же время создают необходимую деловую и доверительную атмосферу, то значит, она тот человек, который ей нужен. Дизайнер, несмотря на профессиональную неопытность и, скорей всего, благодаря большому жизненному опыту, оказалась необыкновенно чутким художником: каким-то образом за пару часов общения в любимом кафе Мэй, она поняла все пожелания Мэй, смогла увидеть каким должен быть ее офис, ее отдушина. Прошел всего месяц и Мэй, наслаждалась, творила свои изделия в новом, светлом, дизайнерском помещении.

Мэй любила свою работу, еще с детства она чувствовала, какое украшение больше подойдет ее двоюродной сестре, какое — маме. Однажды она купила на день рождения мамы брошь в виде большого цветка ромашки и сама переделала ее: сломав, оторвала несколько лепестков, это было несложно, вытащила матовое желтое стекло, имитирующее середину цветка, и сделала из броши морскую звезду, получилось на удивление красиво. Долгие годы эта брошь была любимым украшением матери, которая как-то спросила Мэй: «Почему именно морская звезда?», «Не знаю..» — ответила тогда Мэй. «Я думала, потому что мое второе имя, как ты знаешь, Стелла, что означает «звезда», и, кстати, твой дедушка меня всегда называл «моя маленькая звездочка» и, зная мою любовь к морю, добавлял «моя морская звездочка». Потом руками Мэй было переделано и создано много всего самого разного — колец, браслетов, цепочек, даже несколько тиар для подружек, она всегда чувствовала какой узор, какой камень, какое плетение подойдет для того или иного будущего владельца украшения. Именно поэтому, вопрос о будущей профессии для Мэй не стоял вообще, она знала, что будет дизайнером ювелирных украшений. Отец Мэй не считал это серьезной профессией и всеми силами, вернее всей силой своего дара убеждения, а он был известным адвокатом и великолепным оратором, пытался направить Мэй на «путь истинный», которым, по его мнению, была юриспруденция. Мэй даже спорить не стала, просто подала документы и уехала на год в Италию, где находился нужный ей университет, с успехом закончила его, получив бесконечно ценные знания и опыт; стажировку она прошла там же, в ювелирной студии семейного предприятия, возглавляемой добрейшим Массимо, фотография которого с его детьми и женой висела на стене студии Мэй.

Мэй взглянула на другую фотографию: «счастливая семейка» — именно такое название дал Артур этому фото. Это был любимый снимок Мэй: она, хохочущая, смотрит на Артура, взгляд которого направлен на нее, сколько любви и нежности в нем! У Артура на руках маленькая Алиса, которой три года, просто маленькое чудо с большими серыми глазами и румяными щечками. Алиса смотрит на Мэй и тянется всем своим существом к маме. Нежный взгляд мужа и полный любви взгляд дочери отражаются в зеленых глазах Мэй мягким светом. Фотография не была снята профессиональным фотографом, напротив, случайный прохожий согласился сфотографировать их во время прогулки.

Мэй вспомнились слова подруги: «Не бывает всегда все хорошо, поэтому наше расставание с Мартином было вопросом времени». Хорошо ли у них с Артуром? Для Мэй ответ был однозначным: да, хорошо; с Артуром ей было всегда хорошо. Он был необыкновенно эрудированным, надежным, всегда готовым выслушать ее и дать совет, с ним она чувствовала себя маленькой и иногда даже глупенькой, что лично ее очень забавляло. Высокий, широкий в плечах (он занимался плаванием с детства), всегда вежливый и улыбчивый Артур привлекал внимание женщин, особенно когда они узнавали что он еще и успешный юрист. «Дамский угодник» называла его Мэй, но только «за глаза», потому что, раз услышав такое прозвище из уст жены, Артур очень серьезно попросил Мэй никогда так его больше не называть. Размышления Мэй внезапно прервал телефонный звонок, это случалось часто, как только она думала о муже, он сразу появлялся: либо звонил, либо вдруг оказывался в ее студии, как всегда безукоризненный в деловом костюме, высокий и вкусно-дорого пахнущий, вызывая плохо скрываемое восхищение молоденькой ассистентки Мэй.

«Привет, Лучик» — услышала Мэй. «Как твои делишки? Хотел услышать тебя, у тебя все в порядке? Я освобожусь сегодня пораньше, и поеду к своим родителям, заберу Алису, планирую приехать завтра после четырех, ближе к пяти. Ты как, не против?». Мэй была не против, даже рада тому, что побудет сегодня одна и сможет почитать ту книгу, которую на днях купила в лавке подержанных книг. Никто ей не будет мешать: выпьет бокал красного, включит любимых оперных теноров и займется книгой. Она постаралась ответить Артуру сдержанно, стараясь не выдать своей радости от предвкушения внезапных однодневных «каникул». Однако, она не учла мощной интуиции мужа, который всегда видел ее насквозь: «Не очень сильно радуйся, ты не успеешь сделать все что задумала» — сказал он, смеясь. В ответ Мэй громко рассмеялась, заметив краем глаза, как прислушивается к их разговору ее ассистентка, Аннет.

Да, ей определенно хорошо с ним, хотя ее немного раздражала «запланированность» Артура; у него все всегда было по плану, самыми частыми словами его были «план», «я запланировал», «у меня по плану». Однако, надо признать, он, в свою очередь, очень заботился о том, чтобы не нарушать чужие планы, относился к ним с уважением и пониманием.

«Аннет, принеси мне те открытки с изображением растений», — попросила Мэй. Она думала о новой коллекции украшений, посвященной растениям. Прежняя «морская» коллекция была очень успешной, до сих пор поступали заказы на изготовление изделий из той серии, но Мэй уже не терпелось взяться за новые эскизы. Она не могла определиться с тематикой новой коллекции, идей было много, но не было ни одной, которой бы она «заболела».

Глава 2.

Майкл отработанными до автоматизма движениями человека, привыкшего к путешествиям, сложил свой маленький чемодан, проверил наличие документов и удобно расположился в кресле со своим телефоном в ожидании такси в аэропорт. Ему предстояла поездка в Эдинбург, где он должен был отснять сюжет об особенностях, плюсах и минусах, в том числе и скрытых от первого взгляда неопытных туристов, поездки в этот город, а также поучаствовать в фотовыставке, на которую попали две его работы. Майкл работал тревэл-журналистом, в этой работе одновременно соединились все его пристрастия, он очень любил путешествия, встречи с новыми людьми, новыми культурами, блюдами. С детства он обожал летать на самолетах, полеты сами по себе были для него приключением, ведь во время полета можно было смотреть мультфильмы, разглядывать других пассажиров, играть в игры, пить газировку без ограничения, при условии, что не пристаешь к родителям. И Майкл с удовольствием не приставал. Сейчас он уже не пил столько газировки, но все остальное с жадностью впитывал из каждого своего полета, каждого разговора. Он с интересом так и не проснувшегося в нем художника, всматривался в лица всех людей, которых встречал, отмечал особенности голоса, интонации и выражения, которые использовали его собеседники. Майкла очень интересовали люди, любые люди, он был уверен в том, что встреча с каждым человеком не случайна, что он должен воспользоваться этой уникальной возможностью и понять для чего именно этот человек встретился на его пути. Майкл с какой-то детской легкостью знакомился с людьми и как сканер считывал с них информацию. Он как будто всю жизнь собирал образы, которые ему пригодятся в будущем. Однажды во время празднования дня рождения, где было очень много друзей, Майкл, благодаря друзей за поздравления, сказал фразу, над которой впоследствии очень часто задумывался: «Если вы меня цените за что-то, то знайте, что за это вы должны быть благодарны себе и друг другу, потому что я собрал в себе части от каждого из вас». На самом деле, Майкл как безумный коллекционер выбирал какие-то качества, особенности, привычки, которые заимствовал, перерабатывая на свой лад, и применял в своей жизни. Майклу всегда было интересно, делают ли так все люди или у него одного имеется такой «пунктик». Этот навык не был выстрадан, приобретен на долгом и непростом жизненном пути, а достался Майклу буквально с рождения.

Отец Майкла — Питер Прайс всю свою жизнь работал в банковской сфере и был человеком с энциклопедическим кругозором и острым аналитическим умом. В детстве, Майкл никогда не мог соврать, глядя ему в глаза, так как отец мгновенно «вычислял» его, возможно поэтому, Майкл сохранил одинаковое уважительное отношение и к умению приврать и к умению говорить правду.

Питер Прайс никогда не стремился к высоким должностям, большим кабинетам и наличию обслуживающего персонала, потому вышел на пенсию с позиции старшего менеджера управления риск-анализа, что, впрочем, не помешало ему скопить приличный капитал и получить очень неплохую пенсию. Своими поступками, отношением к своей жене, отец Майкла старался быть примером для сына, да и вообще для всех окружающих. Мама Майкла — Виктория Прайс (Виктория Корнеева), была дочерью эмигрантов из России, Майкл всегда очень сожалел, что не застал бабушку и дедушку со стороны мамы, так как они умерли еще до его рождения, но от них, конечно, через маму, Майклу досталось знание русского языка, и, хотя дома все говорили на английском, мама всегда старалась, чтобы Майкл сохранил русский язык, надеясь, что это в будущем даст ему некоторые конкурентные преимущества при поиске работы. Маму все называли Вера, так как это было ее любимое женское имя, Майкл всегда видел в этом какую-то загадку, он предполагал, что должна быть какая–то веская причина для того, чтобы называть себя не тем именем, которое человек получил при рождении, но, дожив до своего возраста, он так и не смог выяснить ничего, и сдался. Вера так Вера.

У Майкла было действительно счастливое детство, родители всегда старались понимать его, при этом, сумели не избаловать и объяснить общие принципы, соблюдая которые, возможно устроить себе комфортную жизнь в детстве, подростковом возрасте и далее. Родители очень внимательно прислушивались к сыну, стараясь понять, к чему он имеет склонность, чтобы развивать его навыки в этом направлении. Из-за страсти Майкла к путешествиям и авиаперелетам, родители полагали, что Майкл выберет профессию пилота, но после выяснилось, что Майкл к тому же довольно неплохо пишет и сочиняет стихи, так что Майкл при полной поддержке своих родителей получил образование журналиста в Колумбийским Университете.

Джу, девушка Майкла, с которой он встречался уже около года, давно привыкла к его разъездной жизни и еще вчера пожелала Майклу хорошей поездки. Она ценила свою независимость и возможность проводить время со своими друзьями, но начинала скучать по Майклу буквально на следующий день после каждого его отъезда.

Майкл познакомился с Джу на приеме, организованном еженедельником «Нью Йоркер», с которым Майкл сотрудничал уже несколько лет. Все, так же, как и Майкл при знакомстве, думали, что Джу это сокращение имени Джульетта. И, хотя позже выяснилось, что Джу это популярное в Китае женское имя, друзья продолжали называть эту пару «Ромео и Джульетта». Отец Джу имел китайские корни и от отца подруга Майкла унаследовала внешность, в которой невероятно гармонично сочетались азиатские и европейские черты.

Глава 3.

Когда Мэй пришла к себе домой, дождь продолжал идти, временами громко, тяжело усиливаясь, временами переходя в почти бесшумный, мелкий моросящий ритм. Сегодня будет итальянский вечер, подумала Мэй, радуясь, как ребенок, оставшийся дома один, без родительского надзора. Весело перепрыгивая через ступеньки массивной лестницы, Мэй оказалась в спальне, быстро переоделась в свободные спортивные штаны и в свой любимый, уже поблекший от времени свитшот с изображением смешного рыжего щенка, нюхающего с наслаждением огромный цветок. Мэй прошла на кухню, задержавшись в гостиной, поставила пластинку (Артур любил слушать старые пластинки) с Паваротти.

Мэй любила готовить, но она никогда не следовала рецепту, что очень удивляло и даже раздражало ее мужа, хотя блюда в ее исполнении он называл «неожиданными шедеврами», тогда как свои — «стабильными шедеврами»; да, Артур готовил замечательно, выдерживая баланс «полезно-вкусно-красиво», что вызывало восхищение и даже некоторую зависть подружек.

Мэй открыла бутылочку кьянти, который у нее всегда ассоциировался с Италией; ужин был уже готов; конечно, соус не варился долгие положенные часы, но, добавив итальянские приправы, Мэй удалось приготовить очень даже неплохой, даже на ее «итальянский» вкус, пасту «болоньеза». Все время, пока Мэй готовила ужин, Паваротти «наполнял» ее дом, его голос лился мощным и в то же время необыкновенно легким потоком.

Nessun dorma! Nessun dorma!

Tu pure, oh Principessa

Nella tua fredda stanza

Guardi le stelle che tremano d'amore

E di speranza

пел непревзойденный Лучано.

Пусть никто не спит! Пусть никто не спит!

Ты тоже, о, Принцесса!

В своей холодной комнате

Ты смотришь на звезды

Это была одна из любимых арий Мэй, «Nessun dorma» (с итал. – «Пусть никто не спит»), ария из последнего акта оперы «Турандот» Джакомо Пуччини.

Неожиданно Мэй кольнуло чувство вины: ей было так хорошо одной без дочки и мужа…Что это? Но сейчас не хотелось разбираться с этим; им тоже, небось, очень неплохо без нее, успокоила себя Мэй.

Ma il mio mistero è chiuso in me,

il nome mio nessun saprà! No, no,

sulla tua bocca lo dirò,

quando la luce splenderà!

Ed il mio bacio scioglierà il silenzio

che ti fa mia.

Но мой секрет сокрыт во мне,

им моё имя не узнать, о нет!

У твоих уст его скажу,

когда рассветный луч сверкнёт!

Мой поцелуй молчание расплавит,

даря тебя мне.

Голос Паваротти мощно и нежно обволакивал ее, тянул куда-то, она тонула в нем, ей хотелось плакать, смеяться, кружиться…

Позже, уютно устроившись на диване, Мэй принялась изучать книгу, которую купила за несколько фунтов в своем любимом букинистическом магазинчике. Книга сразу привлекла ее внимание: большого формата, в потрепанном кожаном переплете, изданная в начале двадцатого века. Книгу можно было открыть, расстегнув маленькую застежку-замочек, которая была изготовлена из металла бронзового цвета в виде головы дракона, на месте глаза — кроваво-красный камушек. Одна эта застежка стоила раз в десять больше уплаченной цены! Мэй открыла книгу: желтые страницы, некоторые из которых загнуты, местами какие-то записи, сделанные чернильной ручкой, несколько страниц было вырвано. Эта была книга о мифических существах, черно-белыми изображениями которых Мэй залюбовалась. Она не заметила как наступила полночь. Как замечательно она провела сегодняшний вечер! С такими мыслями Мэй нырнула под одеяло и сразу же уснула.

Глава 4.

Просмотр комментариев подписчиков к репортажам Майкла в социальных сетях, занимали достаточно большое количество времени, но он не относился к этому как к рутинной обязанности и всегда делал это с удовольствием, несмотря на то, что некоторые «комментаторы» оставляли не всегда адекватные отзывы. Майкл, прочитав любой комментарий, старался представить, как выглядит тот или иной человек, не просматривая при этом его профиль, и ему часто удавалось уловить какие-то черты. «Погружение» Майкла в Инстаграм, как называл это его близкий друг Карим, прервало сообщение о том, что такси прибыло и Майкл, взяв приготовленный багаж, прихватив куртку, которая для необычно теплой для ноябрьского дня в НЙ, казалась ненужной и с предвкушением разговора с водителем такси, стоянием в очереди в аэропорту, полета на самолете и, конечно новой интересной работы, вышел из дома. О городе, где Майклу предстояла новая работа, он точно знал одно — там ему понадобится водоотталкивающая куртка с капюшоном.

Страница Майкла в Инстаграм и ролики в Ю-тюб получали стабильно высокое количество просмотров и комментариев, Майкл даже удивлялся, что его страсть знать о жизни людей во всех ее подробностях была понятна и близка такому большому количеству человек.

Когда полгода назад Майкл делал передачу о Париже, он несколько раз прошел чуть ли не весь город пешком, останавливаясь, наблюдая и записывая свои впечатления, одновременно обращаясь ко всем своим органам чувств. Он с каким-то сочувствием относился к «классическим» туристам, которые фотографировали каждое здание, каждую скульптуру, явно переоценивая свои силы и способности своего мозга воспринять и запомнить все это. Майкла тоже интересовала архитектура, но для него площади, кафе, дворцы имели другую ценность, они виделись декорациями сцен из жизни людей.

Он смотрел на жизнь, на все события, происходящие в ней без каких — либо оценок, любое событие для него не было ни плохим, ни хорошим, оно просто было. Одним из участников репортажа Майкла стал официант, который был больше похож на уставшего от постоянного повышенного внимания со стороны студентов профессора, который на благодарность Майкла за отличный кофе, сказал «…еще бы вам не понравился наш кофе, ведь вы находитесь в Париже». Из окна этого же кафе Майкл заснял как к Статуе Республики очень организованно подъехало несколько мини-вэнов, из которых вышли люди с плакатами и громкоговорителями. Ровно сорок минут собравшиеся скандировали какие-то лозунги, выдвигали требования, разобрать которые было невозможно, потом аккуратно сложили весь свой реквизит в автомобили, и так же организованно и без лишних эмоций удалились. Участники митинга понимали, что их право помитинговать не может нарушать права других людей спокойно допить свой кофе. Майкл пропитывался этим «духом города» и старался передать его через свои репортажи.

Молчание водителя такси, которое везло Майкла в аэропорт, было явлением удивительным, и Майкл не хотел нарушать этого чуда своими расспросами, хотя его так и подмывало задать какой-то вопрос, например, откуда его водитель родом или что он ел сегодня на завтрак. Но в молчании водителя, Майкл также видел характер и пытался понять, что интересного происходит в жизни его попутчика. Майкл видел, как после работы водитель возвращается домой, где его ждет семья, как он включает любимую ТВ программу, а потом рассказывает жене, каких чудаков встретил за свой рабочий день.

Оставляя чаевые, заботясь о том, чтобы у водителя было что обсудить с женой, Майкл, сказал: «…большое спасибо за все, что я узнал о Вас за эту поездку», на что водитель без какого-либо смущения ответил: «…рад был поделиться с вами».

В аэропорту Ньюарк Либерти, Майкл быстро прошел все регистрационные процедуры, тем более, что путешествовал он с одним небольшим чемоданом кэбин-сайз и стал прогуливаться в зале ожидания. До вылета оставалось еще 45 минут. Майкл, как всегда удобно расположившись в кресле, начал рассматривать людей. С детства он заметил, что стоит ему увидеть человека, похожего на какого-то из знакомых, он обязательно в течение дня встретит такого знакомого. Раздумывая, в чем причина такого явления, Майкл решил, что это своеобразное предупреждение или репетиция, и значит, он должен быть готов к такой встрече. Так, однажды, прогуливаясь по Центральному парку, Майкл увидел человека очень похожего на его друга Карима, издалека сходство быть практически стопроцентное и Майкл, заулыбавшись, даже приветственно поднял вверх руку, но оказалось, что он обознался, незнакомец, несмотря на это, тоже помахал Майклу в ответ. В этот же день вечером, проходя мимо небольшой кафешки, которую друзья называли «Кафе Майкла», так как она располагалась в пятидесяти метрах от его квартиры, Майкл встретил Карима, который, как показалось Майклу был немного более эмоционален чем обычно. Майкл сказал: «Привет, а я все думал, когда и где я встречу тебя сегодня..?», на немой вопрос Карима, Майкл добавил: «Знаешь, я рад, что, как и ожидал, встретил тебя и рад, что все по прежнему работает», Карим, привыкший к иногда странным репликам Майкла, ответил: «Я тоже рад, за тебя, что у тебя все по прежнему работает, но я хотел тебе как раз рассказать, что я встретил очень необычную девушку, и она пригласила меня поболтать за чашечкой кофе в твоем кафе. Завтра увидимся, и я тебе расскажу о ней».

Майкл был немного удивлен непривычной взбудораженностью своего друга, который всегда был в центре пристального внимания девушек и не испытывал дефицита общения с ними. Поскольку Майклу нужно было прочитать еще кучу литературы, он пошел домой «обрабатывать литературу» и ждать обещанного рассказа Карима, в котором Майкл предчувствовал что-то интересное. Майкл умел ждать.

На следующий же день друзья увиделись за чашкой кофе и Карим рассказал о девушке, с которой он встречался вчера, она произвела на Карима действительно очень сильное впечатление. «Я думал, что таких девушек просто не существует, в ней скромность сочетается с независимостью и чувством свободы, она невероятно красива и совсем не заносчива, она понимает, что для того, чтобы быть успешным и счастливым не обязательно расталкивать других людей локтями, она просто принцесса» — описал свою новую знакомую Карим. Из десятка шуток, которые мгновенно возникли в голове у Майкла, он не произнес ни одной, подумав, что в подобной ситуации традиционные дружеские издевательства не совсем уместны. Майкл просто стал слушать дальше. Знакомую Карима звали Камилла, она родилась и выросла в Лос-Анжелесе, а сейчас живет в Нью Йорке, ее родители были выходцами из Узбекистана, но она ни разу не была на своей исторической родине и мечтает попасть туда, как только появится такая возможность. Камилла немного рассказала о себе, и с интересом послушала философские изречения Карима. «Это конечно совсем не было похоже на свидание» — описал встречу Карим, «…но, было удивительно, она как-будто выросла в Марокко, она бы очень понравилась моим родителям».

С Каримом Майкл познакомился еще в университете; чувство юмора, отношение к жизни, интересы их были настолько похожими, что у них просто не было шанса не стать близким друзьями. Карим был из Марокко, ему повезло родиться в очень состоятельной семье, в которой большое внимание уделялось образованию. Родители Карима сами получили образование в Париже, где и познакомились к удаче друга Майкла. В семье Карима марокканские традиции гармонично перемешались с европейскими, все члены его семьи много путешествовали, поэтому Кариму не пришлось испытывать никакого культурного шока после переезда в НЙ.

Карим напоминал принца из восточной сказки: смуглая кожа, черные волосы, зеленые глаза, неторопливость и уверенность человека, привыкшего к состоянию независимости и безопасности.

Майкл как-то еще во время учебы в университете наблюдал как Карим со старанием, неторопливостью и каким-то невероятным достоинством вытирал обеденный стол в арендованной им студии, тогда Майкл со свойственной ему улыбкой спросил: «Карим, ты собираешься проводить хирургическую операцию, если со мной что-то не то, и это для меня, скажи мне», на шутку Майкла, Карим с абсолютно серьезным лицом ответил: «Нет, ты знаешь, что для того, чтобы на столе была еда, стол должен быть чистым?» Это была философия, переданная Кариму от его предков, также как и с едой на столе, счастье приходит к людям, которые готовы его принять, а быть готовым означало не злиться, не завидовать и стараться быть позитивным, великодушным и добрым. Майкл, конечно, не задумывался о взаимосвязи между чистотой стола и количеством еды на нем, но подумал, что может как раз поэтому в его холодильнике всегда есть только несколько бутылок пива. Майкл сказал: «А знаешь, что, когда я трачу последние двадцать баксов, и мне надо продержаться еще несколько дней, я говорю, что деньги не кончились, а просто уступили место другим деньгам, которые вот-вот придут, и еще:…не одолжишь мне тряпку для стола?».

Глава 5.

Мэй проснулась как всегда рано, привычно прислушалась к тишине в доме: обычно Алиса вставала раньше своих родителей и начинала «бродить»: шла на кухню, чтобы стащить шоколадное печенье, начинала писать записки, чтобы тайком рассовать их по карманам родительского пальто в прихожей. Сегодня было тихо. Мэй вспомнила, что она дома одна. Что-то было необычное в сегодняшнем дне, но что — было непонятно. Мэй попыталась вспомнить свой сон, но, ничего не вспомнила, а лишь испытала что-то вроде радостной волны, которая внезапно накрыла ее. Это еще что за новости, подумалось Мэй, но волна неистовой радости толкала ее изнутри, сердце забилось быстрее и голова слегка закружилась, но Мэй почему-то это не испугало. Она присела на диванчик и сделала несколько медленных глубоких вдохов-выдохов; «вдыхаем любовь, выдыхаем благодарность» — вспомнила она слова своего тренера по йоге.

Примерно через час Мэй сидела в своем любимом кафе за столиком с видом на старый замок и пила свой капучино с соленой карамелью. Книга о мифических существах лежала на столе, Мэй медленно листала ее. Настроение было приподнятое, обычно так бывает, когда длинная зима еще не кончилась, но в воздухе уже чувствуется нежный свежий аромат неумолимо приближающейся весны, слышится пение птиц, редкий солнечный луч робко скользит по стволу дерева, и ты почти чувствуешь, как благодарно оно принимает эту легкую теплоту. Но за окном был мрачный ноябрь, зима еще даже не началась!

«Мэм, вы сегодня светитесь» — услышала Мэй голос официанта. Мэй поблагодарила его и задержала взгляд на нем: совсем молодой, двадцати нет, высокий, худой, но широк в плечах, глубоко посаженные голубые глаза улыбались.

— Давно занимаешься футболом? — спросила Мэй

— Мэм, да вы просто Шерлок Холмс, — ответил официант.

— Скорее мисс Марпл, — рассмеялась Мэй. Ей хотелось смеяться и петь.

— Заглядываешься на молодых футболистов? — услышала Мэй голос Моники.

Легко чмокнув Мэй в щеку, Моника уселась напротив Мэй и жестом подозвала официанта.

— Дайте мне того же, что и ей, только покрепче, — попросила Моника и продолжила нарочито сексуальным низким хрипловатым голосом: — Для такого же сияния глаз и кожи. Моника закинула ногу на ногу и «призывно» посмотрела на официанта.

— Принесите ей один американо, — сказала Мэй слегка удивленному официанту.

— Ну, рассказывай, подруга, что такого произошло, что я тебя просто не узнаю: ты вся светишься, влюбилась? — спросила Моника.

— Других оснований для хорошего настроения быть не может, по-твоему? — спросила Мэй.

— «Оснований…» — Моника слегка презрительно и протяжно произнесла «основаааний» — Слышу голос не подруги, но ее мужа-юриста.

— А может, слышишь голос дочери юриста? Забыла, что мой папа тоже юрист? — парировала Мэй.

— Кстати, где наш идеальный супруг? — не унималась Моника.

— «Наш», ты имеешь ввиду совместно нажитый нами?» — продолжала Мэй в юридическом духе. — Такового не имеется, насколько мне известно.

–Пожалуй, — задумчиво и с важным видом ответила Моника, водрузив солнцезащитные очки себе на нос. Обе молодые женщины громко рассмеялись.

— Добьюсь я от тебя правды или нет? Рассказывай, почему вдруг именно сегодня ты излучаешь свет и радость? Ты обязана поделиться с миром, — Моника перешла на высокопарный слог.

— Потому что мир прекрасен, Моника, — совершенно искренне ответила Мэй.

— Что же такого прекрасного в нем? — посерьезнела Моника.

— Всё: это кафе, этот кофе, ты прекрасна в этой сиреневой блузке и серьгах моей работы, эта книга, которую я все не могу до конца рассмотреть, моя работа, на которую, кстати, мне уже пора бежать, — с улыбкой сказала Мэй.

— Беги, моя дорогая, а я в это прекрасное утро хочу еще немного посидеть в этом прекрасном кафе, и закажу, пожалуй, кусок прекрасного пирога этому прекрасному официанту, — деланно мечтательно произнесла Моника.

Уже сидя в своей студии, Мэй задумалась: а, правда, откуда у нее сегодня это похожее на первую влюбленность чувство? Ей было так легко и светло на душе, что все административные дела, которые всегда казались ей нестерпимо скучными, были разрешены очень быстро: запросы на участие в выставках отправлены, заказы приняты, счета проверены. Раньше такими делами занималась администратор, Ирэн, которая просто подавляла Мэй своей серьезностью и придирчивостью. Мэй не любила конфликтовать с окружающими, особенно со своими подчиненными, она каждый день придумывала причины и способы отказаться от услуг своего администратора, но никак не могла решиться уволить ее. К счастью, кто-то был настолько очарован всегда сосредоточенным хмурым выражением лица и громкостью голоса Ирэн, что женился на ней и увез в далекую Австралию. Когда она прощалась с Ирэн, то они обе плакали: одна от счастья, а другая от того, что не хотела терять такую хорошую работу и такого прекрасного работодателя.

Набравшись подобного опыта, Мэй решила сама вести свои дела, а Ирэн (которая регулярно писала ей электронные письма) она неизменно сообщала, что не может найти замену такому первоклассному администратору, при этом очень опасаясь, что Ирэн в порыве осознания своей исключительности может внезапно вернуться.

Мэй взяла в ассистентки Аннет, которая была хорошенькая как фарфоровая статуэтка: невысокого роста, стройная, с большими голубыми глазами и льняными волосами. Мать Аннет была француженкой, привившая дочери прекрасный вкус в одежде и передавшая истинно французский шарм в общении с противоположным полом. От отца, Аннет, к счастью для Мэй, переняла немецкую практичность и любовь к порядку — качества, благодаря которым Аннет стала незаменимым симпатичным «винтиком», благодаря которому в студии Мэй все было упорядочено: важные даты и события не забывались, документы не терялись, поздравления и подарки ювелирам отправлялись вовремя, клиентам и друзьям всегда предлагались напитки и свежее печенье, и все это дополнялось приятной улыбкой и нежным пением французских песенок по утрам, когда никого в студии еще не было.

«Мэй, вы определились с темой новой коллекции?» — спросила Аннет.

«Я в процессе» — не отрываясь от книги, ответила Мэй.

«Замолкаю…», — ответила Аннет, понимая, что сейчас лучше не отвлекать Мэй.

А Мэй тем временем была поглощена книгой. Мифические существа Скандинавии, Японии, Китая, Древней Греции полностью захватили ее воображение: тут был и олень Эйктюрнир — вода, которая капает с его рогов, дает исток всем рекам, Слйепнир — восьминогий конь Одина; безмятежная японская бабочка Тёхо и карп Кои, олицетворяющий стремление к цели и достижение результата, китайский красный дракон Фунцалун с жемчужиной у подбородка, считающийся олицетворением мудрости и рассудительности. Изображения большей частью были черно-белые, но суть была передана очень четко: по внешнему виду можно было догадаться, что данное существо олицетворяет.

Глава 6.

Ожидая посадки в самолет, Майкл обратил внимание на молодую пару, которая явно возвращалась домой, они похоже немного повздорили и, хотя сидели рядом, но не разговаривали и не смотрели друг на друга, а оба копались в своих телефонах. Майкл пытался представить, в чем причина их разлада, в его голове рисовались разные картинки, он подумал, что этой паре пришлось возвращаться из отпуска раньше срока из-за срочной работы одного из них.

Майкл подумал о Джу: «Как хорошо, что мы почти не ссоримся, и каждый получает от общения максимум положительных эмоций, наверное это потому, что мы не растворяемся друг в друге полностью, у каждого из нас очень насыщенная жизнь, своя работа, свои интересы и достаточно свободы». Майкл отправил своей подруге селфи и написал: «Привет и пока, я скоро вылетаю, не скучай, целую».

В самолете, рядом с Майклом, оказалась молодая женщина с девочкой лет двух, которая в течение всего времени до взлета открывала и закрывала столик, это продолжалось минут двадцать без остановки, и с точки зрения взрослого человека не имело никакого смысла, но Майкл очень хорошо помнил себя ребенком и также хорошо понимал, что любопытство движет людьми вне зависимости от возраста.

Примеченная Майклом в аэропорту пара, расположилась на креслах впереди Майкла, и они уже не молчали. Из фраз, невольно, но с любопытством, услышанных Майклом, он понял, что девушка была обижена, на то, что, находясь на отдыхе в Нью-Йорке, ее бойфренд был вынужден много времени уделять своей работе, и поэтому она решила вернуться домой на несколько дней раньше. Она сказала: «Ты меня обманул, это должна была быть романтическая поездка, которую я так долго ждала, а оказалось, что это командировка». А молодой человек был обижен на то, что она не оценила его стараний по организации такой поездки, несмотря на его занятость. В очередной раз Майкл убедился в том, что важная часть любых отношений — это открытость и привычка все обсуждать, наверное, если бы они рассказали друг другу о своих планах и ожиданиях, в самых малозначительных на первый взгляд подробностях, такого недопонимания бы не возникло и никто бы не чувствовал себя обманутым.

Слово «обман», при всем его негативном смысле, неизменно вызывало у Майкла улыбку, так как при этом, он всегда вспоминал своего друга Шона. Майкл твердо знал, что если бы проводился какой-нибудь, даже международный конкурс среди врунов, то Шон однозначно занял бы в нем первое место. Умение Шона приврать уже не было простым враньем, это было искусство. Майкл неплохо разбирался в людях и, буквально с нескольких фраз понимал, что его пытаются обмануть или подшутить над ним, но не в случае с Шоном. Только Шон, при том, что Майкл знал его как облупленного, мог позвонить Майклу и сказать: «…Ну ты где..? Я уже пятнадцать минут жду тебя в твоем кафе, мы же договаривались увидеться там… Карим уже тоже подъезжает…». Майкл, если был дома, быстро одевался и спускался в кафе, по дороге ругая себя за то, что даже не мог вспомнить о договоренности встретиться с друзьями. Потом, на извинения Майкла за опоздание, Шон мог спокойно ответить: «…Не переживай, на самом деле, мы не договаривались, я просто соскучился и хотел поболтать с тобой».

Как-то, немного опоздав на вечеринку, где традиционно было заказано много пива, пивных закусок, в том числе любимые друзьями куриные крылышки барбекю в кисло — сладком соусе, Майкл увидел раскрасневшегося, оживленно жестикулирующего, как всегда окруженного толпой благодарных слушателей Шона, который явно был в своей тарелке. Он просто торжествовал, лицо его одновременно выражало удивление и восторг, что также отражалось в лицах слушателей, они, казалось, застыли и напряженно ожидали какой-то развязки. Майкл не слышал слов Шона, но подумал: «Интересно, что он на этот раз заливает, наверное, примерно, что-то вроде «…вчера на спор с заезжим байкером я съел в соседнем кафе 25 гамбургеров и выиграл его мотоцикл, который сейчас находится в мастерской, вот фотография…». Но подойдя поближе, Майкл понял, что, как всегда, недооценил своего друга. Майкл подошел к столу на фразе «…и вот я захожу на эту ферму, а там огромное количество куриц, у которых с каждой стороны по 6 крыльев…я спросил, как такое возможно, на что экскурсовод ответил: «А как ты хотел, откуда тогда взялось бы столько крылышек, которые подают в закусочных…».

Майкл, вспоминая своих друзей, всегда слегка улыбался, у них было так много приятных, веселых совместных приключений, они были знакомы уже много лет, но, несмотря на это, каждая встреча несла в себе что-то новое.

На настоящий момент «базовую версию» компании составляли: Майкл, Джу, Карим, Камилла, Шон и Элли — девушка Шона, которую, к слову, никто из друзей ни разу не видел, она то была на съемках в Париже, так как работала моделью, то просто не хотела приходить на вечеринку, предпочитая дожидаться Шона у него дома; зато Шон очень подробно показывал ее фотографии с разных концов света, и всегда передавал от нее приветы. По особым случаям (день рождения кого-то из друзей) Шон соединял именинника с Элли по телефону, и она лично хорошо поставленным голосом произносила красивые, как будто отрепетированные поздравления.

При всей комичности и неправдоподобности ситуации с Элли, никто и никогда не мог поймать Шона на лжи и доказать, что он водит их за нос. Однажды, изрядно подвыпив, друзья стали в очередной раз посмеиваться над Шоном после очередного показа фотографий Элли, прыгающей с парашютом. Тогда наконец Шон не выдержал и сказал: «Вы же знаете, как Элли не любит шумные вечеринки? Но мое честное имя и ваше доверие для меня очень важно, поэтому хотите прямо сейчас мы поедем ко мне домой, и я покажу вам Элли?». Немедленно было вызвано такси и через 30 минут друзья были дома у Шона. Открыв дверь ключом, Шон крикнул: «Дорогая, я дома, моим друзьям не терпится с тобой познакомиться вживую». Друзья застыли в холле квартиры в ожидании долгожданной встречи, Шон обошел все комнаты и вернулся к друзьям с запиской в которой было явно женским почерком написано: «Милый, извини, я не дозвонилась до тебя, мне было нужно срочно уехать к моей тетушке, вернусь завтра днем, целую…». В коридоре на вешалке висел красный женский плащ и красные ботинки с одной из фотографий Элли. «Эх, жаль, что мы с ней разминулись», — сказал Шон, поправляя плащ, на что друзья весело расхохотались, немного успокоившись. Они не были готовы променять такую красивую, по кирпичику собранную легенду на настоящую Элли.

Глава 7.

Мэй показалось, что вечер наступил очень быстро, настолько она увлеклась изучением мифических существ, зато она уже поняла, что новая коллекция украшений будет посвящена именно этим загадочным сказочным существам.

Как только она вошла в дом, Алиса с веселым визгом бросилась к ней навстречу.

«Мама!!! Мне было так хорошо у бабушки с дедушкой, можно к ним переехать на всю жизнь?», — с восторгом прокричала Алиса, повиснув на Мэй.

«Не такой встречи я ждала с дочерью, вернее, не совсем таких слов ждала я после разлуки, признаться», — притворно опечаленно ответила Мэй.

«Мам, не грусти, ты можешь навещать меня иногда», — успокоила дочь Мэй.

«Тебе еще повезло», — услышала Мэй голос Артура. «Мне таких льготных условий дочь не предложила», — сказал Артур, целуя жену.

«Как ты провела время без нас, Лучик? — Артур внимательно посмотрел Мэй в глаза. — Вернее, Лучище, ты просто светишься: на тебя вдохновение снизошло?». Артур ласково приобнял Мэй. Алиса в это время пыталась вытащить книгу, которая едва помещалась в сумке и торчала из нее, привлекая внимание ребенка необычным замком-застежкой.

«Оооо…книга о монстрах? Это мне?» — спросила Алиса.

«Эта книга нужна мне для работы, но ты можешь полистать ее», — ответила Мэй, высвобождаясь из объятий мужа.

«Книга о монстрах и драконах, самая большая в мире!» — радостно прокричала Алиса, и, прижав к себе большую книгу, побежала в сторону гостиной.

Позже, за ужином, приготовленным домработницей, которая, конечно, зная приезд Артура, постаралась угодить ему, приготовив одно из любимых его блюд — стейк средней прожарки с овощами на гриле. Все было точно, как любит Артур: и цвет скатерти, и степень прожарки, румяность овощей, и даже размер стейка. Мэй поймала себя на мысли, что все всегда стараются сделать приятное Артуру, сделать так как нравится ему, а Мэй лишь молча принимала это и соглашалась. И даже сегодня, домработница не спросила ее что приготовить на ужин, а просто приготовила то, что безусловно понравится Артуру.

— Я не просил ее готовить ужин сегодня, — вдруг произнес Артур — Напротив, хотел сам приготовить, но времени оказалось мало, думал даже, что мы все дружно поужинаем в ресторане.

— По-моему, дома всегда лучше, — улыбнулась Мэй. Артур пристально смотрел на нее.

— Тогда, может, еще по бокалу красного? — спросил Артур.

— С удовольствием, — ответила Мэй, протянув свой бокал.

Алиса быстро доела свой чечевичный суп; мясо она, как многие дети, не любила и соглашалась есть его только в виде пасты болоньезе или пельменей, которые готовила мама ее русской школьной подружки. Она уселась на коврике перед камином и листала книгу, внимательно разглядывая картинки. «Ого! Ну и ну! Ничего себе! Ах, какой миленький! Ну и бородище у тебя, приятель», — время от времени она громко делилась своими эмоциями увиденного Алиса.

— Ну как ты тут без нас провела время? Весело?, — улыбаясь, спросил Артур, накрыв своей ладонью кисть Мэй и слегка сжав ее. — Я вижу, новая книга поглотила все твое внимание? Соглашусь с Алисой, книга какая-то страшноватая, — добавил Артур и с нежностью посмотрел на Мэй.

— Может книга и страшноватая, но меня сейчас немного пугает твой взгляд, — сдерживая смех, ответила Мэй. — Мы не виделись один день, а ты выглядишь как…, — Мэй прервалась, выбирая подходящее определение.

— Ну как? Скажи-ка..давай, — произнес Артур.

— Господи, он выглядит просто как голодная собака. Мама, а собачки разве бывают злые? — вдруг громко спросила Алиса.

Мэй с Артуром расхохотались.

— Какая собака, Алиса, о чем ты? — спросила Мэй.

Алиса, притворно кряхтя, подняла раскрытую книгу, потом передумала поднимать ее, просто повернула ее в сторону родителей:

— Вот, смотрите и слушайте: «Гарм — это огромный злобный четырёхглазый пёс, который охраняет вход в мир мёртвых», — сказала Алиса, уткнув свой пальчик прямо между двух верхних светящихся глаз нарисованной собаки. — Мамочка, ты слышала мой вопрос? Разве собачки бывают злобные? — громко и членораздельно произнесла Алиса, она была немного ревниво раздражена тем, что внимание мамы было обращено не к ней, а к отцу.

— Алиса, конечно, слышала, — смеясь, ответила Мэй: руки Артура крепко обнимали ее за талию, сам Артур смеялся, иногда нежно целуя Мэй в шею и тихонько рыча при этом, изображая злобного пса.

— Ну, папа, скажи, разве так бывает? — не унималась Алиса, которая обожала собак и все время просила родителей разрешить ей завести «хотя бы очень маленькую таксу».

— Некоторые псы иногда бывают очень даже злые, — угрожающим голосом произнес Артур, — Особенно когда их щеночкам пора спать. Артур, зарычав, кинулся догонять дочь, которая, визжа, побежала наверх, в свою спальню.

На ступеньках лестницы Артур остановился и негромко сказал Мэй: «Я ее уложу и потом вернусь». Мэй знала этот взгляд мужа и послала в ответ воздушный поцелуй.

Глава 8.

Мэй всегда легко заводила знакомства, она располагала к себе людей своей ненавязчивостью, чувством юмора и готовностью выслушать собеседника. Эти качества приносили ей как дизайнеру, большую пользу: ведь всегда приятно помочь такому человеку, тем более молодой симпатичной женщине, безусловно, талантливой; а чем больше знакомств, тем легче было ей продвигать свои коллекции украшений.

Мэй был интересен ход мыслей собеседника, она старалась понять, почему тот или иной человек ответил на заданный вопрос именно так, почему его голос звучал так. Мэй плохо запоминала лица, но голос не забывала практически никогда. Однажды она была в театре на спектакле, и ее так впечатлило звучание голоса одного из актеров, что она запомнила его и старалась не пропускать спектакли с его участием; ей было неважно, что за спектакль, иногда она даже просто закрывала глаза и слушала его голос. Актер был малоизвестный, играл он неплохо, но своим голосом просто покорил ее: сильный, мужественный, с легкой хрипотцой, он становился бархатным, ласкающим, иногда нежным и любящим, а иногда чуткое ухо Мэй улавливало отчаяние и боль. Говорят, талантливый артист может выразить всю палитру чувств взглядом, этот человек все выражал голосом. Особенно Мэй нравилось, когда он должен был согласно своей роли говорить тихим голосом, почти шепотом; в эти моменты она наслаждалась звучанием его голоса: тихого, но мощного и чувственного.

Голосом Артура всецело управлял мозг, так считала Мэй. Артур умел в нужный момент придавать голосу ту приятную ноту, которая, по его мнению, сразу расположит нужного ему человека. Манера говорить и жесты собеседника тоже многое говорили Мэй, она всегда обращала на это внимание. Например, Моника, подруга Мэй, обладала очень выразительной мимикой; однажды она изобразила Мэй: сосредоточенный взгляд, легкая улыбка, брови слегка приподняты, чем очень рассмешила Мэй. Голос Моники был низковат для женщины, но он никогда не был резким или грубым. Слова Моника произносила четко, речь ее лилась легко, Мэй нравилось общаться с подругой, а Монике нравилось общаться со всеми и, желательно, одновременно.

Именно Моника познакомила Мэй с Гарри, который иногда присоединялся к их посиделкам или совместным выездам за город. Однако, Мэй не могла даже себе объяснить, чем Гарри ее так раздражает. Он был среднего роста, с небольшим пивным животом, блондин, всегда в очках из-за плохого зрения, начитанный, эрудированный, с хорошим чувством юмора, всегда сопящий как многие аллергики. Как только Гарри садился за стол в кафе, где обычно любила бывать Мэй, он начинал переставлять посуду, дергать лепестки цветов или бахрому скатерти, что-то рассказывать своим скрипучим голосом, повторяя по несколько раз одну и ту же фразу. Гарри мог взять губную помаду Мэй, если она оказывалась на столе, открыть ее, закрыть, положить на место, снова взять, понюхать, пытаться ее тщательно рассмотреть, близоруко щурясь. Он был сборником каких-то фразеологизмов, часто повторялся, но иногда посреди всей этой белиберды, мог рассказать что-то действительно занимательное, яркое, над чем Мэй размышляла несколько дней. От общения с Гарри она уставала очень быстро, Мэй даже не старалась скрыть свою утомленность, надеясь, что он заметит и избавит ее от своего общества. Любой другой человек на месте Гарри давно бы понял и свел бы общение к минимуму, но не Гарри. Моника же общение с Гарри называла необходимым элементом для баланса; по ее мнению, Гарри таким образом уравновешивал соотношение приятных собеседников и друзей своей персоной: один странный Гарри на десяток нормальных людей. «А ведь могло бы быть хуже», — с интригующим видом говорила Моника, объясняя необходимость присутствия Гарри в их компании. «Как хуже?» — спрашивала Мэй. «Намного хуже, чем Гарри», — отвечала Моника.

Когда Гарри оказывался на какой-либо вечеринке, где подавались алкогольные напитки, он, казалось, ставил себе целью выпить столько коктейлей, сколько его организм сможет принять, а организм его был также целеустремлен и охоч до бесплатной выпивки, как его хозяин. Гарри был очень активен и напорист в поиске мест, где что-то подавалось бесплатно или где действовала какая-либо акция на товар или услугу.

Когда Гарри узнавал, что Мэй уезжает куда-либо в другую страну, он терял покой, придумывая какой сувенир она должна привезти ему. Воспитание Мэй не позволяло отказывать Гарри в такой просьбе, но если вдруг оказывалось, что она не смогла найти или не успела купить, Гарри ждал следующей поездки Мэй, выводя ее из себя. Сам Гарри часто ездил в командировки, но не считал себя обязанным что-либо привозить в качестве памятного подарка подругам. Моника смеялась в голос и говорила, что Мэй шипит как кошка, стоит Гарри упомянуть в разговоре что-либо о сувенирах. Последнюю поездку в Японию Мэй почти удалось скрыть от Гарри, но тот, на беду забрел в ее студию, как он сказал, чтобы выпить чашечку кофе, поскольку, по всей видимости, такой редкий напиток можно было найти только в офисе Мэй. Вышколенная Аннет сообщила Гарри об отсутствии Мэй в офисе, разумеется, ни словом не упомянув настоящее место ее пребывания. Беспокойные руки Гарри, как всегда, начали было переставлять все предметы на полках, но Аннет быстро усадила Гарри в кресло на балкончике, где можно было не опасаться «человека-руки-мельницы», и предусмотрительно подала кофе без кофеина. Тут на беду в студию заглянул один из ювелиров, который громогласно попросил Аннет срочно отправить его работу в отель в Токио, в котором остановилась Мэй. Гарри, разумеется, услышал и сразу отправил сообщение Мэй, состоящее из двух слов: «кимоно» и «сакэ», чем довел ее до белого каления в течение секунды, пока она читала это сообщение. Аннет, чувствуя свою причастность к неприятной для своего босса ситуации, отправила сообщение Мэй, что она сама все уладит с Гарри. Через пару дней курьер доставил Гарри домой кимоно и сакэ, в пакете, на котором была изображена гора Фудзияма. Никто так и не понял, догадался ли Гарри, что все это было куплено Аннет в соседнем японском магазинчике, но Гарри был безмерно рад и, кажется, впечатлен такой скоростью исполнения его желания.

Надо сказать, у Артура Гарри вызывал смех. Его смешило все, связанное с Гарри: его привычки, его несуразность, его способность с ранней осени до поздней весны ходить в одной и той же очень теплой меховой куртке, манера повторять по несколько раз одну и ту же известную цитату, иногда не к месту, и то, что при этом Гарри является весьма успешным грумером в собственном салоне в центре города. Особенно Артур любил наблюдать за общением Мэй с Гарри, ему было весело смотреть, как его спокойная по характеру жена едва сдерживала себя, настолько раздражал ее Гарри своими, казалось бы, невинными привычками. Артур смеялся в голос, когда видел реакцию Мэй на Гарри, что очень злило Мэй.

Глава 9.

Мэй проснулась как обычно, рано утром, быстро умылась, переоделась в спортивную форму и убежала на тренировку, по пути поцеловав спящую Алису и дав указания домработнице, касающиеся дочери. Сбегая вниз по лестнице, была почти схвачена мужем, но, выскользнув из его объятий, смеясь, выбежала из дома.

Сколько себя помнила, Мэй всегда занималась спортом: в детстве она занималась фигурным катанием, потом пристрастилась к бегу и фитнесу, какое-то время даже «тягала железо» в тренажерном зале. После рождения Алисы Мэй полюбила йогу и с тех пор не расставалась с ней. Она даже всегда возила с собой коврик для йоги, когда уезжала из дома больше чем на сутки. Артур купил ей коврик, который складывался и становился размером с лист бумаги размером А4 и легко помещался в сумке Мэй.

Моника подбивала заняться Мэй большим теннисом, в который сама играла очень неплохо, но Мэй была равнодушна к этому виду спорта и могла обсуждать с Моникой только симпатичных теннисистов, многих из которых Моника знала лично.

Мэй уже сидела в своем любимом кафе, любуясь из окна башнями древнего замка, попивая горячий чай с имбирем и медом, когда она увидела входящего в кафе Гарри. Она

не могла уже спрятаться, да и уходить не хотелось, поэтому сделав вдох-выдох, приготовилась к общению с Гарри, который задержался у стены, разглядывая рисунки и надписи благодарных посетителей. Он так близко рассматривал их, что казалось, он их обнюхивает. Гарри вдруг резко отпрянул от стены, чуть не задев мужчину, который в это время входил в кафе. Мужчина так быстро и ловко отскочил от Гарри, что Мэй поневоле отметила его быструю реакцию, сравнимую с реакцией боксера. «Боксер» внимательно посмотрел на Гарри, как будто изучая его лицо, однако, Гарри, ничего не заметив, прошел к столику Мэй.

— Привет ранним пташкам, — как обычно, сопя носом, произнес Гарри, — хе-хе-хе, ранним пташкам привет.

— Привет, Гарри, давно не виделись, — сказала Мэй, целуя Гарри в щеку и мельком следя за «боксером», который занял столик у стены, сев лицом к Мэй.

Гарри начал ощупывать скатерть, взял солонку, потряс ее, поднес к уху, снова потряс, поставил на место, спросил, что Мэй ест и пьет сегодня. Гарри сидел так, что «боксер» видел его в профиль, Мэй заметила, что он смотрит на Гарри, едва сдерживая улыбку, но в отличие от Артура, это был любопытствующий добрый взгляд и добрая улыбка; так смотрят на играющих маленьких детей. «Боксер» перехватил взгляд Мэй и неожиданно подмигнул. «Еще чего», — подумала Мэй и демонстративно повернулась к Гарри.

— Ну, что нового и прекрасного? — спросил Гарри.

— Все нормально, спасибо, — ответила Мэй.

— Отсутствие плохих новостей тоже хорошая новость, — вставил Гарри заезженную фразу. — Хе-хе-хе, тоже хорошая новость.

— Ты будешь кофе? — спросила Мэй.

— Не откажусь, не откажусь, — ответил Гарри.

Для Гарри всегда было проблемой выбрать что-либо из меню, даже кофе, он мог часами сидеть, уставившись в меню, и в итоге заказать, к примеру, мясо кабана под мятным соусом и вертикальный пай из нескольких отдельных пирогов, приготовление которых занимало значительное время и создавало для сотрапезников Гарри некомфортную ситуацию вынужденного ожидания.

— Капучино, один большой и лимонный тарт, — заказала Мэй за Гарри.

— Ты придешь сегодня на фотовыставку? — спросил Гарри.

— Да, конечно, постараюсь не пропустить, — ответила Мэй, — к семи часам буду там.

— Пишут что эта выставка — событие года, надеюсь, напитки будут соответствовать уровню, — сказал Гарри, довольно улыбнувшись.

Мэй незаметно посмотрела на «боксера», тот увлеченно что-то писал на своем ноутбуке, рядом стоял чайник, в котором тут обычно подавался зеленый китайский чай.

Ничего нового и интересного Гарри не рассказал Мэй, он увлеченно стал ковыряться в лимонном тарте: разделил его сначала на две части, внимательно рассмотрел каждый кусочек, потом каждый из кусочков поделил еще на два. Мэй засобиралась на работу. Увидев напряженное лицо Гарри, она объяснила, что ей пора бежать и кофе с тартом за ее счет — это ее способ извиниться за то что покидает его одного в кафе. Гарри заулыбался, Мэй быстро попрощалась с ним и, убегая, мельком бросила взгляд на «боксера»: тот в этот момент, не отрывая взгляда от ноутбука, неожиданно помахал ей рукой.

Фотовыставка, на которую собрался весь бомонд, называлась «Люди». Мэй любила фотографировать и сама любила устраивать семейные фотосессии, а также следила за работами фотохудожников, с некоторыми из которых ее связывала дружба. Пригласительный билет на открытие выставки Мэй получила от Моники, которая всегда была в курсе всех событий в городе.

Вечером, нарядившись в коктейльное платье цвета морской волны, подчеркивающий зелень глаз, в бежевых туфельках на каблуке, с легким макияжем, Мэй получила первый комплимент от своей дочери.

— Вау! Мама, ты просто очень красивая! — и добавила: Как никогда.

Моника, заехавшая за Мэй, была в ярко-красной шелковой блузке и облегающей юбке темно-синего цвета.

— Хочу, чтобы всё внимание было переключено на меня, — пояснила она. Я, в отличие от некоторых, не довольствуюсь ролью серой мышки, ну, в данном случае, зелено-голубой, — добавила Моника, внимательно разглядев наряд Мэй.

Конец ознакомительного фрагмента.