Что есть добро, а что есть зло

Майкл Терри, 2013

Глория Хай, воспитанница одной из школ, существующих на средства Церкви, и усомнившаяся в существовании Бога после смерти лучшей подруги, вступает в открытое противостояние с мистером Хьюманом, директором и глубоко убежденным христианином. Кто выйдет победителем из схватки, в которой каждый считает себя правым?

20 декабря 1916 года

1

Директор школы мистер Белони Хьюман подошел к металлическому столу и с интересом посмотрел на обнаженный труп девушки, а в его взгляде читалось абсолютное удовлетворение, словно он в очередной раз доказал миру свою правоту. Скорее всего, он с самого начала был уверен в том, что все окончится именно так.

— Сюзанна Вермонт, — одобрительно покачал он головой и склонился над ее, полным страдания, лицом, навсегда застывшем в предсмертной агонии. — Не могу сказать, что удивлен такому исходу.

— Ее сердце не выдержало, — глухим голосом отозвался доктор Ковард, направляясь к чугунной раковине, расположенной в дальнем углу просторного медицинского кабинета, освещенного несколькими тусклыми свечами, и принялся тщательно мыть руки. — А кроме того, она потеряла очень много крови. Я сделал все, что было в моих силах, но… Увы, я оказался бессилен ей помочь…

— Вы не должны винить себя, доктор, — твердо ответил Хьюман, обходя изголовье стола и с наслаждением разглядывая бездыханное тело, а в его глазах светилось торжество. — Господь в своей бесконечной мудрости устал от бесполезных попыток наставить эту грешницу на путь истинный и решил покончить с ее жалкой жизнью.

— Да, но…

— В этом не может быть никаких сомнений, — оборвал он Коварда тоном человека, который ни на секунду не сомневался в том, что абсолютно прав. Неуверенность, явно, была ему чуждым качеством. — Это воля Всевышнего, следовательно, вам не о чем переживать. Скорее, наоборот! Вы, как и я, должны возрадоваться тому, что на этой грешной земле стало одной блудницей меньше, а Божьего помысла больше.

— Не сомневаюсь, — ответил Ковард неуверенным голосом, чувствуя, что у него нет желания радоваться. — Но…

Он замолчал, закрыл воду, вытер руки, а потом вернулся к столу и, стараясь не смотреть на лицо покойной, которая еще сегодня утром была полна сил и энергии, и, явно, не собиралась умирать, оглядел ее тело. Она лежала на спине и поэтому сейчас ему не было видно страшных рубцов и содранной до кости плоти, что случилось благодаря тонкой кожаной плетке с металлическими шипами, которой Хьюман истязал девочку, изгоняя из несчастной Дьявола.

–…Ей было всего шестнадцать лет, — наконец закончил Ковард фразу.

— Все мы смертны, доктор, — все так же самоуверенно отозвался Хьюман, не в силах скрыть победную улыбку. — Кто-то чуть раньше, кто-то чуть позже. Нам остается только надеяться на то, что эта несчастная успела покаяться перед тем, как испустила дух, и тогда Господь примет ее душу!

— А если не успела? — испуганно спросил Ковард, подняв на Хьюмана взволнованный взгляд.

— А если не успела, то ее уделом будут вечные муки Ада, — торжественно закончил Хьюман. — Ибо Всевышний не ждет в своем царстве тех, кто свернул с пути Истины! — он снова оглядел покойницу и добавил довольным голосом. — Смерть этой эдинбургской потаскухи, продававшей свое тело пьяным матросам, послужит хорошим уроком для остальных грешниц. Увидев эту дьявольскую гримасу, они быстрее поймут, что их единственный путь — это скромность, умеренность и сдержанность…

— Но ведь… Она была еще совсем ребенком… Разве вам не жаль ее?

— Эх, доктор, — презрительно усмехнулся Хьюман. — Вы находитесь в нашем заведении всего лишь третий месяц, поэтому так остро реагируете на смерть обычной блудницы, опозорившей не только христианский род, но и всех женщин мира! Эта тварь не была ребенком! Разве ребенок будет заниматься проституцией?

— Быть может, ее толкнула на это жизнь? — робко спросил Ковард, боясь смотреть в пронзительные глаза Хьюмана.

— А почему жизнь не толкнула ее на то, чтобы пойти в подмастерья к какой-нибудь швее или закройщице? — громко возразил Хьюман. — В конце концов, она бы могла зарабатывать на жизнь мытьем полов, но нет! Плутовка была уверена в том, что труд — удел неудачников и решила пойти по легкому пути! Именно таким образом Зло поразило ее душу! В плоти этой, с виду миловидной девушки, текла кровь распутницы, поддавшейся соблазну и забывшей, что такое женская честь и целомудрие! — он замолчал, выровнял дыхание, а потом добавил спокойным голосом. — Кроме того, в последнее время она совсем распоясалась и даже заявляла остальным девочкам, что видела в стенах школы привидение Аниты Бауэр. Вы представляете себе эту неслыханную дерзость и языческий вздор?

— Кто такая эта Анита Бауэр? — не понял Ковард.

— Еще одна шлюха, умершая в конце мая, — брезгливо ответил Хьюман и раздраженно махнул рукой. — Это дело прошлое! Но заявлять в стенах моей школы, что здесь бродят неуспокоенные души умерших блудниц, да еще и пытаться убедить в этом остальных воспитанниц — непростительная ошибка! Это место, — он указал вытянутым пальцем на потолок, — свято! Здесь не должны звучать подобные богохульные речи! Смутьянка и бунтарка, а кроме того, продажная шлюха, вот, кем была Сюзанна Вермонт, а вы говорите — ребенок!

— А как вы думаете, сэр, — осторожно начал Ковард, стараясь подобрать слова так, чтобы не разозлить Хьюмана. — Она могла, действительно, увидеть эту самую Аниту Бауэр?

Хьюман посмотрел на него, как на идиота, а потом произнес немного удивленным голосом:

— Вы, человек науки, спрашиваете меня об этом?

— Я… — замялся Ковард, и его глаза забегали по сторонам, словно он искал, где бы спрятаться. — Я просто… Хм… Я хотел…

— Привидений не существует в нашем мире, мистер Ковард, — медленно и членораздельно произнес Хьюман голосом, не терпящим возражений. — Душа праведника возносится на небо, душа грешника падает в Ад, но в нашем мире им делать нечего, поэтому все разговоры об этом — богохульство. Менее четырех столетий назад вы оказались бы на костре за то, что задали мне этот провокационный вопрос.

— Я… — Ковард, ясно представивший себе, как живьем горит на инквизиторском костре, поежился и испуганно добавил. — Простите. Я, наверное, неправильно выразился… Я имел ввиду, что вполне допускаю, что Сюзанне Вермонт могло показаться, что она видела привидение Аниты Бауэр… Это очень тонкий вопрос, касающийся неокрепшей психики впечатлительных подростков и…

— Чушь! Неокрепшая психика впечатлительной девочки не мешала ей быть портовой шлюхой! — Хьюман многозначительно посмотрел на доктора и добавил. — Наша задача, как наставников девочек, любыми силами вернуть их на правильный путь и спасти их грешные души, пока не стало слишком поздно. Но если кто-то из них, одержимый Дьяволом, противится этому, то ее дорога лежит, не иначе, как прямиком в Ад. Подумайте об этом, доктор.

— Я обязательно сделаю правильные выводы, — пообещал Ковард с самым честным лицом, хотя в глубине души очередной раз усомнился в душевном здоровье этого фанатичного безумца.

Хьюман, не проронив больше ни слова, направился к выходу, но остановился в дверном проеме и, обернувшись, произнес:

— Оформите должным образом все бумаги, касательно ее смерти, да так, чтобы комар носа не подточил.

— О, да, — встрепенулся Ковард и спешно закивал головой. — Не беспокойтесь, сэр! Все будет сделано в лучшем виде!

Оставшись в одиночестве, он с облегчением выдохнул, достал из кармана мятый, видавший виды носовой платок и вытер со лба липкий пот, а потом снова вспомнил, как слышал душераздирающие крики Сюзанны Вермонт, доносившиеся из кабинета Хьюмана, как потом они прекратились, как этот монстр вызвал его, как он склонился над истерзанным телом умирающей девочки, в глазах которой стояла боль, обреченность, нечеловеческая мука, и с трудом нащупал слабый пульс, как перетащил ее, истекающую кровью в свой кабинет и с ужасом оглядел превращенную в кровавое месиво спину…

Все еще не в силах посмотреть в мертвые глаза Сюзанны Вермонт, Ковард отвернулся к стене, крепко зажмурил веки и прошептал:

— Прости… Я пытался сделать все, что было в моих силах, но… Оказался бессилен. Прости…

2

Сидя в своей комнате поздно вечером и периодически поднимая задумчивые глаза на мерцающий огонек единственной свечи, стоящей на столе и разбавляющей густую темноту, Ковард занимался тем же самым, чем и каждую предыдущую ночь. Для него это стало своеобразным ритуалом — писать письмо на имя главного полицейского Шотландии, в котором он открыто указывал, что ему отвратительны методы воспитания сэра Белони Хьюмана, недопустимые в границах Британской Империи, которые обязательно должны заинтересовать компетентные органы, для того, чтобы этот ублюдок, прикрывающийся именем Господа, получил по заслугам. Он писал, что на руках этого изверга кровь, а кроме того, добавил, что последняя его жертва — Сюзанна Вермонт, скончалась не от сердечного приступа, а от побоев и потери крови, и проклинал себя за соучастие в преступлении. Он называл Хьюмана убийцей и безумцем, а потом, подписав письмо, поставил сегодняшнюю дату и…

Сжег его над свечой, обреченно рассматривая, как языки пламени скручивают белый листок, мгновенно превращая его в хрупкий черный уголек. Ковард знал, что не сможет отправить это письмо ни при каких обстоятельствах, потому что в таком случае, Хьюман обязательно потащит его на виселицу сразу вслед за собой. Возможно, если бы Ковард был более храбрым и отчаянным человеком, готовым к риску, он бы не сжег письмо, но… Ковард был всего лишь Ковардом.

Отложив перо, он вздохнул и посмотрел на трепыхающийся комок пепла, оставшегося от тонкого белоснежного листа, осознавая с грустью, что у него нет выхода из сложившейся ситуации. Он прекрасно знал, что завтра вечером напишет очередное письмо и снова сожжет его. И это повторится и послезавтра, и послепослезавтра, до тех пор, пока смерть не наложит на него руки, и он сам, подобно этому листку, не будет вечно гореть в аду за свою трусость.