Полуночная роза

Люсинда Райли, 2013

Роман, изданный в 45 странах. В мире продано более 17 000 000 экземпляров книг Люсинды Райли. Шорт-лист премии «Epic Novel» в категории «романтическая проза». В романе «Полуночная роза» среди сверкающих дворцов индийских махарадж и величественных домов британских аристократов разворачивается история жизни девушки-простолюдинки по имени Анахита, чей путь от компаньонки принцессы до возлюбленной молодого лорда устлан удивительными приключениями, последствия которых будут занимать умы потомков даже полвека спустя, став поворотными моментами в их судьбе… Дарджилинг, Индия, наши дни. Анахите Чаван исполняется сто лет, и она просит своего правнука Ари, успешного бизнесмена, об одолжении. Анахита всю жизнь хотела узнать, что случилось с ее первенцем, которого она потеряла совсем маленьким в Англии, вскоре после Первой мировой войны. Ей сказали, что ребенок погиб, но Анахита была уверена, что это ложь. Когда Ари отправляется в Англию, перед ним открывается доселе неизвестная часть жизни Анахиты, чей путь повлиял даже на ход мировой истории. «Потрясающе увлекательная книга, от которой невозможно оторваться.» WeLoveThisBook.co.uk «Люсинда Райли – выдающийся писатель.» Sunday Express «Люсинда Райли мастерски управляет поворотами сюжета.» The Independent

Дарджилинг, Индия

Февраль 2000

Пролог

Анахита

Сегодня мне исполняется сто лет. Я не только прожила целый век, но и встретила новое тысячелетие.

За окном, над вершинами Канченджанга, встает солнце, а я лежу в постели и улыбаюсь своим мыслям. Просто смешно. Будь я, например, изящным креслом, давно считалась бы антиквариатом. Меня бы отреставрировали, отполировали и выставили напоказ, чтобы все могли оценить мою красоту. К несчастью, с человеком такого не сделаешь. В отличие от произведений краснодеревщика наше тело с годами не становится прекраснее. Моя телесная оболочка превратилась в прохудившийся мешок с костями. Вся красота — глубоко внутри: накопившаяся за сто лет мудрость и сердце, которое бьется в такт с чувствами.

Ровно сто лет назад мои родители, как принято в Индии, попросили астрологов предсказать судьбу своей новорожденной дочери. По маминым словам, мне предрекли долгую жизнь, однако в тысяча девятисотом году мама с папой считали, что я проживу в лучшем случае лет шестьдесят.

Раздается негромкий стук в дверь. Моя верная служанка Кева принесла поднос с чаем «Английский завтрак» и кувшинчиком холодного молока. Пить чай по-английски — привычка, от которой я не смогла отказаться за семьдесят восемь лет жизни в Индии.

Я не отвечаю на стук, желая в это особенное утро подольше побыть наедине со своими мыслями. Кева наверняка захочет обговорить со мной события дня и потребует, чтобы я немедленно вставала с постели, торопясь привести меня в порядок, прежде чем начнут съезжаться гости.

Облака над заснеженными вершинами загораются розовым, и я устремляю взор в небеса в поисках ответа на вопрос, который задаю себе каждое утро уже семьдесят восемь лет.

Пожалуйста, пусть это будет сегодня, прошу я богов, потому что знаю: мой сын жив. Всегда знала, с того самого дня, когда увидела его в последний раз. Если бы он умер, я бы почувствовала. Я всегда чувствую, когда уходит кто-то из близких.

На глазах выступают слезы. Я поворачиваюсь к прикроватному столику, где стоит единственная сохранившаяся фотография моего первенца — двухгодовалый херувимчик улыбается, сидя у меня на руках. Этот снимок я получила от своей подруги Индиры вместе со свидетельством о смерти, через несколько недель после страшной новости.

Целую жизнь назад. Мой сын теперь тоже в преклонном возрасте. В октябре нынешнего года он отпразднует восемьдесят первый день рождения. Я всегда отличалась богатым воображением, но не могу представить его старым.

Решительно отвожу взгляд от фотографии: сегодня мне положено наслаждаться праздником, который устраивают в мою честь родные. Хотя почему-то именно в праздничные дни, когда я вижу дочь, внуков и правнуков, боль от потери сына становится еще невыносимее.

Все они уверены, что мой сын умер семьдесят восемь лет назад.

— Тебе ведь даже выдали свидетельство о смерти, оставь его покоиться с миром, — со вздохом говорит моя дочь Муна. — Радуйся, что у тебя есть мы.

Прошло столько лет; я знаю, что огорчаю Муну, и, по-своему, она права. Дочери хочется, чтобы мне хватало ее одной, она не понимает, что потерянный ребенок навсегда остается в материнском сердце.

А сегодня все пройдет так, как хочет моя дочь. Я буду принимать поздравления и радоваться, что стала прародительницей такой славной династии. Зачем докучать внукам рассказами о прошлом? Они ездят в быстрых мощных автомобилях, а их дети играют современными электронными игрушками. Им не интересно, что мы с Индирой скакали по горным тропам Дарджилинга верхом на лошадях, а электричество и водопровод считались роскошью. А как жадно я проглатывала любую самую потрепанную книгу, попавшую мне в руки! Молодежь раздражают истории о далеких временах. Они хотят жить настоящим, как в свое время и мы.

Думаю, большая часть моей семьи не слишком рада необходимости лететь через полстраны в гости к древней старухе, отмечающей сотый день рождения. Впрочем, возможно, я слишком строга к ним. Последние несколько лет я много размышляла о том, почему юные испытывают неловкость, встречаясь со старшим поколением. А ведь мы могли бы многому их научить.

Я догадалась, в чем дело: глядя на наши немощные тела, они видят, что готовит им будущее, понимают, что они, такие красивые и полные сил, когда-нибудь тоже увянут, и не задумываются о том, что получат взамен.

Со временем они научатся видеть то, что внутри, и поймут, что жизненный опыт облагораживает душу, приглушает импульсивность и усмиряет эгоистичные мысли. Такова человеческая природа, во всей ее сложности и многообразии. Спорить с ней бессмысленно.

Когда Кева вновь стучит в дверь, я отзываюсь. Она что-то быстро щебечет на хинди, а я потягиваю чай и вспоминаю имена четырех внуков и одиннадцати правнуков.

В сто лет нужно постоянно доказывать себе, что ты еще не выжила из ума.

Внуки, которых подарила мне дочь, добились успеха в жизни и сами стали заботливыми родителями. Они живут счастливо в новой, свободной стране, а их дети пошли еще дальше. По меньшей мере шестеро создали свой бизнес или получили престижную профессию.

Мне всегда хотелось, чтобы хоть один из моих многочисленных отпрысков проявил интерес к медицине, пошел по моим стопам, однако я понимаю, что это эгоистично; нельзя требовать от жизни всего.

Пока Кева ведет меня в ванную и помогает мыться, я размышляю о том, что на стороне моих потомков были удача, хорошая наследственность и семейные связи. Нашей стране потребуется еще не один десяток лет, чтобы миллионы ее жителей, которые голодают и не имеют крыши над головой, смогли удовлетворить свои основные потребности.

Я долгие годы делала все возможное, чтобы им помочь, однако мои усилия — лишь рябь на поверхности безбрежного океана нищеты и лишений.

Терпеливо жду, пока Кева наденет на меня новое сари — подарок от Муны, и обещаю себе не грустить. Я всегда старалась помогать людям, с которыми свела меня судьба, и мне не в чем себя упрекнуть.

— Прекрасно выглядите, мадам Чаван.

Зеркало подсказывает, что Кева лжет, но все равно приятно. Я провожу пальцами по нитке жемчуга, которую ношу, не снимая, почти восемьдесят лет. Согласно завещанию, она достанется Муне.

— Ваша дочь приедет в одиннадцать, а остальные — часом позже. Где вас устроить, пока не соберутся гости?

Я улыбаюсь, чувствуя себя антикварным креслом.

— У окна, посмотрю пока на свои горы, — говорю я.

Кева помогает мне встать, подводит к окну и усаживает.

— Принести вам что-нибудь?

— Нет, лучше сходи на кухню и проверь, как дела с обедом.

— Хорошо, мадам.

Она ставит колокольчик с прикроватной тумбочки на столик рядом со мной и выходит.

Поворачиваю лицо к солнцу, льющему лучи в большое панорамное окно коттеджа на вершине холма. Греясь на солнышке, как старая кошка, вспоминаю друзей, которые уже отправились в мир иной и не смогут прийти на торжество. Моя лучшая подруга Индира умерла больше пятнадцати лет назад. Признаюсь, это был один из немногих моментов, когда я не смогла удержать себя в руках и разрыдалась. Даже преданность дочери не сравнится с любовью и дружбой Индиры. Несмотря на эгоистичный и взбалмошный характер, она поддерживала меня в самые трудные минуты.

Мой взгляд падает на письменный столик в нише напротив; в запертом ящике лежит письмо из трехсот страниц, которое я написала сыну. В нем — вся моя жизнь. Шли годы, и я боялась, что подробности изгладятся из памяти, станут размытыми и зернистыми, как черно-белая пленка старого немого кинофильма. Если мой сын жив — а я в это верю — и если он меня найдет, я хотела бы рассказать ему о своей жизни, о том, как его любила и как потеряла. Когда я начала писать, мне было около пятидесяти, и я полагала, что могу уйти в любую минуту. Рукопись пролежала в столе почти полвека, никем не прочитанная, ведь сына я до сих пор не нашла. Даже моя любимая дочь не знает, как я жила до ее появления на свет. Порой я чувствую себя виноватой, что не раскрыла ей правду. Впрочем, она, в отличие от своего брата, знает, что такое материнская любовь.

Воскрешая в памяти стопку пожелтевших листков, я прошу богов дать мне знак. Нельзя, чтобы после моей смерти, которая уже не за горами, рукопись попала в чужие руки. Может, просто попросить Кеву сжечь бумаги?

Нет, я по-прежнему надеюсь найти сына. В конце концов, я дожила до ста лет, а вдруг доживу до ста десяти? Вот только кому доверить письмо?

Я мысленно перебираю всех членов семьи, прислушиваясь к себе, и останавливаюсь на одном из правнуков. Ари Малик, первенец моего старшего внука, Вивека. Когда по позвоночнику поднимается дрожь — знак свыше, от тех, кто понимает гораздо больше меня, я улыбаюсь. Ари — единственный в нашей семье, кому достались голубые глаза. Не считая моего любимого потерянного ребенка.

Я стараюсь вспомнить, где он живет и чем занимается. Это не просто — у меня одиннадцать правнуков, которые живут в разных городах, и я редко их вижу.

Вивек, отец Ари, — самый обеспеченный из моих внуков. Он всегда был умным, хотя немного медлительным. Вивек стал инженером и в состоянии обеспечить жене и троим детям все самое лучшее. Ари получил образование в Англии. Он с детства отличался множеством талантов, только вот не помню, чем занялся после школы. Сегодня присмотрюсь к нему внимательнее. И обязательно узнаю, верна ли моя догадка. Приняв решение, я успокаиваюсь, прикрываю глаза и позволяю себе вздремнуть.

— Где же Ари? — прошептала Самина мужу. — Просила ведь не опаздывать! — взволнованно добавила она, оглядывая толпу собравшихся в гостиной родственников, осыпающих виновницу торжества подарками и комплиментами.

— Не паникуй, Самина, — успокоил жену Вивек, — сейчас будет.

— Он обещал, что встретит нас на вокзале в десять часов, чтобы прийти на праздник вместе, как все нормальные семьи. Клянусь, Вивек, этот мальчишка не уважает семейные ценности, и я…

— Тише, дорогая, он хороший мальчик, просто очень занят.

— Ты думаешь? — спросила Самина. — Я что-то начинаю сомневаться. Каждый раз, когда я звоню ему по городскому телефону, мне отвечает новый женский голос. Знаешь ведь, что такое Мумбаи: там полно бессовестных болливудских хищниц! — Она понизила голос, не желая, чтобы их услышали.

— Между прочим, нашему сыну двадцать пять лет, у него свое дело, и он как-то справляется, — пожал плечами Вивек.

— Пора открывать шампанское и произносить тосты. Кева опасается, что бабушка устанет, если мы заставим ее ждать, — вздохнула Самина. — Если Ари не появится в течение десяти минут, я попрошу начинать без него.

— Я же сказал, что сейчас будет… — Вивек широко улыбнулся своему любимому сыну, входящему в комнату. — Твоя мама, как всегда, поднимает панику, — добавил он, тепло обнимая Ари.

— Ты обещал быть на вокзале, мы прождали целый час! — нахмурилась Самина, отлично понимая, что не сможет долго сопротивляться обаянию своего отпрыска.

— Прости, мамуля. — Ари нежно взял ее за руки и торжествующе улыбнулся. — Меня задержали срочные дела, и я пытался дозвониться, но твой мобильный, как всегда, отключен.

Ари с Вивеком заговорщически переглянулись. Неумение Самины пользоваться мобильным телефоном всегда было в семье поводом для шуток.

— Как бы то ни было, я здесь. Я что-то пропустил? — Ари обвел глазами комнату.

— Нет, к счастью, у Анахиты столько гостей, что она не заметила твоего опоздания, — ответил Вивек.

Повернувшись к основательнице рода, гены которой передались ему через поколения, Ари заметил на себе испытующий взгляд.

— Ари, ты все-таки решил к нам присоединиться, — улыбнулась Анахита, — подойди и поцелуй свою прабабушку.

— Может, твоей бабушке и сто лет, но она все замечает, — прошептала Самина Вивеку.

Анахита протянула к Ари хрупкие руки. Толпа расступилась, и все глаза обратились на него. Молодой человек подошел к имениннице, опустился на колени и склонился в глубоком поклоне, ожидая благословения.

— Прости, что опоздал, нани^[1], мне пришлось проделать долгий путь.

Анахита посмотрела ему в глаза так пристально, словно хотела заглянуть прямо в душу.

— Ничего, — ответила она, легко прикоснувшись тонкими иссохшими пальцами к щеке внука. — Хотя я всегда считала будильник чрезвычайно полезным изобретением, — добавила она почти шепотом, исподтишка подмигнула ему и показала, чтобы он встал. — Поговорим с тобой позже. Кеве не терпится начать церемонию.

— Да, нани, — залившись краской, ответил Ари, — с днем рождения!

Возвращаясь к родителям, молодой человек недоумевал, откуда прабабушка знает причину его опоздания.

Дальше все шло по плану. На правах старшего внука Анахиты Вивек произнес прочувствованную речь о ее замечательной жизни. Шампанское лилось рекой, языки развязались, и неловкость, всегда сопровождающая массовые семейные сборища, исчезла. Редко встречающиеся между собой старшие родственники вспомнили, кто есть кто, неизбежное соперничество отошло на второй план, а их отпрыски перестали стесняться и нашли общий язык.

— Ты только посмотри на своего сына! — сказала Вивеку Муна. — Кузины вокруг него так и вьются. Ему пора подумать о женитьбе.

— Сомневаюсь, что это входит в его планы, — ответила свекрови Самина. — Современные мужчины не женятся раньше тридцати.

— Значит, вы не собираетесь искать ему невесту? — поинтересовалась Муна.

— Мы бы с радостью, только вряд ли он согласится с нашим выбором, — вздохнул Вивек. — У нового поколения свои понятия. У Ари собственное дело, он путешествует по всему миру. Времена изменились, мама, и мы с Саминой позволим детям выбирать спутников жизни самостоятельно.

— Неужели? — подняла бровь Муна. — Какая современная точка зрения! Между прочим, из вас вышла неплохая пара.

— Да, мама. — Вивек взял Самину за руку и улыбнулся. — Ты нашла мне прекрасную жену.

— Мы не можем плыть против течения, — поддержала его Самина. — Молодежь теперь поступает, как им заблагорассудится, они хотят решать все сами. — Желая поменять тему, она нашла взглядом Анахиту. — Ваша мать — такая прелесть, просто чудо!

— Мама — большая умница, только меня беспокоит, что она живет здесь с одной лишь Кевой, — вздохнула Муна. — Зимой в горах холодно, это вредно для ее старых косточек. Я много раз звала ее к нам в Гухагар, но она упорно отказывается. Говорит, что здесь чувствует себя ближе к корням и к своему прошлому.

— Ох, уж это таинственное прошлое, — сказал Вивек. — Мама, ты когда-нибудь выпытаешь у нее, кто твой отец? Я знаю, что он умер еще до твоего рождения, но и только.

— Меня это интересовало, когда я росла. Тогда я засыпала ее вопросами, а сейчас… Какая разница? Мама любила меня за двоих, и я не хочу ее огорчать, — пожала плечами Муна, с любовью посмотрев на Анахиту.

Та поймала ее взгляд и поманила дочь к себе. Муна подошла к матери.

— Что ты хотела, матаджи?^[2]

— Я немного устала. Пожалуй, вздремну, — подавила зевок Анахита. — А потом мне надо поговорить со старшим правнуком, Ари.

— Кева, отведи маму в спальню, пожалуйста. — Муна помогла матери встать и, оставив ее на попечении служанки, вернулась к сыну с невесткой. — Мама пошла отдыхать, а после хочет поговорить с Ари.

— Правда? — удивился Вивек. — Интересно, о чем?

— Кто знает? — вздохнула Муна.

— Надо предупредить Ари: по-моему, он не собирался задерживаться. У него рано утром деловая встреча в Мумбаи.

— Ничего, пусть хоть раз в жизни поставит на первое место семью, — сердито сказала Самина. — Пойду разыщу его.

Когда мать сообщила Ари, что прабабушка хочет с ним поговорить, тот, как и предполагал Вивек, вовсе не обрадовался.

— Я не могу пропустить самолет, — заявил он. — У меня важные дела.

— Тогда пусть отец скажет своей бабушке, которая отмечает столетний юбилей, что ее старшему правнуку некогда.

— Ну, мам… — вздохнул Ари, увидев, как помрачнела мать. — Ладно, останусь. Только мне надо найти сигнал и позвонить, чтобы отменить встречу.

Самина проводила взглядом своего первенца, уткнувшегося в телефон. Он с детства отличался редкостным упрямством, и его, конечно же, избаловали. Ари всегда был особенным, с той минуты, как открыл голубые глаза, из-за которых Вивек в шутку упрекал жену в измене. А когда они показали малыша Анахите, та сообщила, что ребенок унаследовал цвет глаз от погибшего отца Муны.

Кожа у Ари была светлее, чем у брата и сестры, его удивительная внешность привлекала всеобщее внимание, и к двадцати пяти годам он слегка задрал нос. Юношу спасала только мягкость характера. Самого ласкового и заботливого из детей, его никогда не надо было просить о помощи — пока он не уехал в Мумбаи и не открыл свое дело.

Самину беспокоило, что в последнее время старший сын отдалился, стал жестким и эгоистичным, и все же она надеялась, что со временем это пройдет.

— Теперь можешь позвать моего правнука, — объявила Анахита, когда Кева усадила ее на кровати и поправила подушки.

— Да, мадам. Я приведу его.

— И проследи, чтобы нас не беспокоили.

— Хорошо.

— Добрый день, нани! Хорошо отдохнула? — В комнату вошел Ари.

— Да. Садись, дружок, — указала на стул Анахита. — Прости, что нарушила твои планы.

— Ничего страшного, — вновь покраснел Ари, удивляясь, как престарелой родственнице удается читать его мысли.

— Твой отец сказал, что ты живешь в Мумбаи и у тебя успешный бизнес.

— Ну, пока еще не очень, но я упорно работаю и рассчитываю добиться успеха.

— Я вижу, ты честолюбивый юноша, и уверена, что в один прекрасный день твое дело принесет плоды, на которые ты надеешься.

— Спасибо, нани.

Женщина едва заметно улыбнулась:

— Хотя вряд ли это принесет тебе счастье. Жизнь — не только карьера и богатство. Со временем ты и сам это поймешь… А сейчас, Ари, я хочу дать тебе одну вещь. Пожалуйста, открой бюро и достань рукопись.

Ари взял протянутый ему ключ, открыл ящик и вытащил стопку пожелтевших листков.

— Что это? — удивленно спросил он.

— История моей жизни. Я написала ее для своего потерянного сына. К несчастью, я так и не нашла его.

Глаза Анахиты увлажнились.

Много лет назад Ари краем уха слышал разговоры о сыне прабабушки, который умер совсем маленьким во время войны. Вроде бы ей пришлось оставить ребенка в Англии, когда она возвращалась в Индию… Очевидно, Анахита отказывалась поверить, что ее сын мертв.

— Гм… я думал…

— Знаю, тебе сказали, что у меня даже есть свидетельство о смерти, а я — всего лишь обезумевшая от горя мать, которая отказывается поверить в гибель своего ребенка.

Ари неловко поерзал на стуле.

— Да, так думают твои родные и почти наверняка думаешь ты, — холодно произнесла Анахита. — Но поверь, на земле и в небесах существует много такого, что невозможно отразить в документах. Существуют материнское сердце и душа, которые говорят на особом языке. И я знаю, что мой сын жив.

— Я верю тебе, нани.

— Сомневаюсь, — пожала плечами Анахита. — Не важно. Я сама виновата, что моя семья мне не верит: не потрудилась объяснить им, что произошло много лет назад.

— Почему же?

— Потому что… — Она перевела взгляд на свои любимые горы и покачала головой. — Нет, я не буду ничего говорить. Все — там. Придет время, и ты прочтешь мою историю. Тогда сам решишь, стоит ли этим заниматься.

— Понимаю, — произнес Ари, хотя ничего не понимал.

— Прошу лишь не обсуждать прочитанное ни с кем из моей семьи, пока я жива. Я вверяю тебе свою жизнь, Ари. Ты ведь понимаешь, мое время истекает.

Молодой человек удивленно посмотрел на прабабушку.

— Ты хочешь, чтобы я прочел это и попробовал найти твоего сына? — уточнил он.

— Да.

— А с чего мне начинать?

— С Англии. Иди по моим следам. Все, что нужно, — в твоих руках. Кроме того, твой отец говорит, что ты владеешь компьютерной компанией. В твоем распоряжении все эти «сети»…

Ари подавил смешок:

— Ты имеешь в виду интернет?

— Уверена, тебе ничего не стоит найти место, откуда все началось, — заключила Анахита.

Ари проследил за взглядом старушки.

— Потрясающий вид, — произнес он, не придумав ничего лучшего.

— Да, поэтому я не хочу отсюда уезжать, несмотря на просьбы дочери. В один прекрасный день я с радостью улечу высоко-высоко, выше этих гор. Я встречу там многих, кого оплакивала в этой жизни. Но не того, кого хотела бы увидеть больше всего на свете.

— Откуда ты знаешь, что он жив?

— Там все написано, — устало прикрыв глаза, ответила Анахита.

Ари понял, что аудиенция окончена.

— Отдыхай, нани.

Анахита кивнула. Ари встал на колени, поклонился и поцеловал ее в щеки.

— До свидания, надеюсь, скоро увидимся.

— Все может быть, — ответила она.

Уже на выходе молодой человек неожиданно обернулся:

— Нани, почему я? Почему ты не отдала эти записи своей дочери или моему отцу?

— Потому что в них — не только мое прошлое, но и твое будущее, Ари, — загадочно произнесла она.

Странный разговор истощил все его силы. Ари прошел в прихожую, взял из-под вешалки свой портфель и засунул туда пожелтевшие листки. В гостиной к нему подошла Муна.

— Чего она от тебя хотела?

— Ну, — непринужденно ответил Ари, — Анахита не верит, что ее сын умер, и хочет, чтобы я отправился в Англию для расследования. — И для пущего эффекта закатил глаза.

— Что, опять?! — Муна тоже закатила глаза. — Послушай, ее сын умер в три года. Я могу показать тебе свидетельство о смерти. Пожалуйста, не обращай внимания, не трать свое драгоценное время на старческие причуды. Поверь мне на слово, я уже сто раз об этом слышала. — Она ласково похлопала внука по плечу. — Пойдем выпьем по бокалу шампанского с родными.

Ари успел на последний самолет в Мумбаи из аэропорта Багдогра. В полете он пытался сосредоточиться на деловых бумагах, однако не мог отогнать мысли об Анахите. Конечно же, бабушка Муна права — ее мать заблуждается. И все-таки прабабка говорила такие вещи, которых просто не могла знать. Возможно, в ее истории действительно что-то есть… Надо будет просмотреть записи, когда найдется свободное время.

Несмотря на поздний час, Ари встречала в аэропорту нынешняя подружка — Бамби. Остаток ночи он провел в своей квартире с видом на Аравийское море, предаваясь радостям любви.

На следующее утро, опаздывая на деловую встречу, Ари забросил в портфель нужные документы и вытащил рукопись Анахиты. «Обязательно прочту, когда будет время», — подумал он, засовывая манускрипт в нижний ящик письменного стола и торопливо выбегая из квартиры.

Год спустя

…Я вспоминаю. Тихим вечером дует легкий ветерок, дарящий благословенное облегчение от невыносимого, иссушающего зноя Джайпура. В такие вечера мы — обитатели женской половины Лунного дворца — забираемся на крышу и там устраиваем себе постель.

Лежа в темноте под звездным небом, я слышу чистое, сладкоголосое пение. Кто-то из моих близких уходит с Земли и возносится на Небо.

Я вздрагиваю и просыпаюсь. Не на крыше дворца в Джайпуре, а у себя в спальне в Дарджилинге. Стараюсь убедить себя, что мне это приснилось, но пение продолжает звучать в ушах, и в конце концов я понимаю, что не сплю.

Постепенно возвращаюсь к реальности и осознаю: в эту минуту умирает человек, которого я люблю. Закрыв глаза, перебираю в памяти всю свою семью. Сейчас я узнаю кто.

Ничего не получается. Странно, боги еще никогда не ошибались. Кто же?

Вновь закрываю глаза и слушаю, делая глубокие вдохи. И внезапно понимаю: сын. Сегодня ушел из жизни мой любимый сыночек.

Мои глаза наполняют слезы, и я обращаю взгляд к небесам. Стоит глубокая ночь, за окнами непроглядная темень.

Раздается тихий стук в дверь, на пороге появляется встревоженная Кева.

— Мадам, вы плакали? У вас что-то болит? — спрашивает она, подходя ко мне и нащупывая пульс.

Я отрицательно качаю головой, а она берет платок и осторожно утирает мои слезы.

— Нет, ничего не болит.

— А что случилось? Приснился плохой сон?

— Нет. — Она, конечно, не поймет, но я говорю правду. — Только что умер мой ребенок.

Кева смотрит на меня с ужасом:

— Как вы могли узнать, что мадам Муна умерла?

— Не дочь, а сын, Кева. Тот, которого я оставила в Англии много лет назад. Ему был восемьдесят один год, — бормочу я. — Боги даровали ему долгую жизнь.

Кева не может понять, в чем дело, и прикладывает руку к моему лбу.

— Мадам, ваш сын умер давным-давно. Очевидно, вам что-то приснилось. — Она убеждает не столько меня, сколько себя.

— Возможно, — мягко говорю я, чтобы она не волновалась, — и все-таки надо записать время и дату. Видишь ли, мое ожидание окончено, и я хочу запомнить этот момент.

Кева пишет на листке бумаги время и число и протягивает его мне.

— Теперь можешь идти, со мной все хорошо.

— Да, мадам, — неуверенно отзывается она. — Вы точно не заболели?

— Все в порядке, доброй ночи, Кева.

Когда она выходит из комнаты, я беру со столика ручку и пишу короткое письмо, затем вытаскиваю из ящика потрепанное свидетельство о смерти сына. Завтра попрошу Кеву положить их в конверт и отправить адвокату, который уполномочен вести мои дела. Он позвонит, и я скажу, кому отправить конверт, когда я умру.

Закрыв глаза, я призываю сон, потому что внезапно мне становится отчаянно одиноко. Я ждала этой минуты. Мой сын ушел, настал и мой черед…

Три дня спустя Кева постучалась к Анахите в обычное время. Сначала она не удивилась, не услышав ответа: в последние дни мадам Чаван частенько позволяла себе поспать подольше. Кева занялась домашними делами, а через полчаса вновь подошла к двери спальни. Не получив ответа и на этот раз, она встревожилась, тихонько отворила дверь и увидела, что старушка все еще крепко спит. Служанка раздвинула шторы, по привычке рассказывая хозяйке об утренних происшествиях, и вдруг заметила, что та не отвечает.

Телефонный звонок застал Ари за рулем на оживленной улице Мумбаи. Увидев, что это отец, которого он не слышал целую вечность, Ари включил громкую связь.

— Папа! — радостно сказал он. — Как ты?

— Здравствуй. Я-то хорошо, только…

Ари понял, что отец чем-то расстроен:

— Что случилось?

— Твоя прабабушка Анахита скончалась сегодня утром.

— О, папа, мне очень жаль.

— Да, она была прекрасная женщина, и нам всем будет ее не хватать.

— По крайней мере, она прожила долгую жизнь, — утешительным тоном сказал Ари, объезжая резко остановившееся перед самым его носом такси.

— Это правда. Похороны состоятся через четыре дня, чтобы вся семья могла собраться. Приедут твои брат и сестра, и все остальные. Надеюсь, и ты.

— В эту пятницу? — с упавшим сердцем поинтересовался Ари.

— Да, в полдень. Ее кремируют на гхате в Дарджилинге в присутствии семьи. Затем состоится поминальная церемония — с Анахитой многие захотят попрощаться.

— Папа, — простонал Ари, — в пятницу я никак не могу… У меня встреча с перспективным клиентом, который специально прилетает из Штатов, чтобы заключить крупный контракт. Я возлагаю на эту сделку огромные надежды. При всем желании попасть в Дарджилинг в пятницу…

На другой стороне провода повисло тяжелое молчание.

— Ари, — отозвался наконец Вивек, — даже я понимаю, что в некоторых случаях необходимо пожертвовать делами ради семьи. Мама никогда не простит тебя, тем более что Анахита относилась к тебе по-особенному.

— Извини, папа, — твердо сказал Ари, — я ничего не могу сделать.

— Это твое последнее слово?

— Да.

Отец бросил трубку.

В пятницу вечером Ари вернулся из офиса в восхитительном настроении. Встреча с американцами прошла просто блестяще, сделку заключили прямо на месте. Он решил повести Бамби в ресторан, чтобы отпраздновать это событие, и заглянул домой — принять душ и переодеться. Достав из почтового ящика в холле конверт, поднялся на шестнадцатый этаж. По пути в спальню разорвал конверт и прочел письмо.

Адвокатская контора «Хан и Чохан»

Площадь Чораста

Дарджилинг

Западная Бенгалия

Индия

2 марта 2001 г.

Уважаемый сэр!

Согласно указаниям моей клиентки Анахиты Чаван, передаю вам этот конверт. Как вам должно быть известно, мадам Чаван скончалась несколько дней назад.

С глубочайшими соболезнованиями,

Девак Хан, партнер

Ари плюхнулся на кровать, сообразив наконец, что из-за волнения по поводу встречи и подготовки к ней похороны прабабушки совсем вылетели у него из головы. Он тяжело вздохнул, открывая вложенный в письмо конверт. Судя по всему, родители смертельно обиделись: он не только не приехал, но даже не позвонил.

Ари раздраженно хмыкнул и вытащил из конверта лист бумаги.

Мой дорогой Ари!

Если ты читаешь это письмо, меня уже нет на свете. Прилагаю подробности смерти моего сына Мо — точную дату и время, а также свидетельство о смерти. Как видишь, числа не совпадают. Возможно, мой дорогой мальчик, сейчас эта информация тебе ничего не скажет, однако в будущем, если ты захочешь выяснить, что с ним произошло, она будет полезна. Мы обязательно встретимся когда-нибудь в лучшем мире, а пока посылаю тебе всю свою любовь. Всегда помни, что судьбой человека управляют неведомые нам высшие силы. Имеющий уши да услышит, имеющий глаза да увидит, и я уверена, что провидение укажет тебе путь.

Любящая тебя прабабушка Анахита

Ари снова вздохнул. Не хотелось портить замечательный вечер мыслями о прабабушкиных загадках и о том, как разозлились на него родители. Поставив ритмичную музыку, он долго стоял под душем, а затем надел пошитый на заказ костюм и свежую рубашку и направился к выходу. Когда выключал музыкальный центр, письмо Анахиты вновь попалось ему на глаза. Он машинально засунул листок в конверт и положил в ящик стола, где лежала пожелтевшая рукопись. Выключил свет и вышел из квартиры.

Примечания

1

Нани — уважительное обращение к старшей родственнице в Индии.

2

Матаджи — ласковое обращение к матери (хинди).