Маскарад близнецов

Людмила Ходынская

В данную книгу включены стихи разных лет, самые ранние из которых были написаны в 1972 году. Ритмическая вариативность стиха, виртуозная музыкальная игра слова, метафоричность и самобытность отличают поэтику автора.

Предисловие

Двое — это вселенная // остальное дрянь!

Я позволю себе краткую ретроспекцию, потому что посещал Литературный институт почти одновременно с автором книги.

Атмосфера заведения внутренних правил не показывала, кроме официальных, естественно, не имела их или не осозновала своих регуляционных механизмов. Казалось — облапистый хаос на «Тверском бульваре, 25», учение и искус были в предпочтении «духовного» значения темы самому искусству письма. Пропп, Штейнберг, Лотман, Иванов или Мелетинский выступали как интерпретаторы текстов и одновременно хранители культурного содержания. Окружение Людмилы Ходынской, обожало историческую и мифологическую перспективу — всякое содрогание и движение богов, героев и астрономических тел попадало в рифму и находило место в разговорном языке и в поэзии. И, конечно, лестница ментального и чудотворного постижения соблазняла, тем более, что на её ступенях были возможны самые рискованные сцены. Головокружительная эпоха! Настоящая атмосфера артистического школярства, поиск новых измерений и соответствий в кино, в научной мысли и в моде. Но при всех высотах, окружавших начинающего художника, вертикалях и обещаниях духовидческих традиций, оставалась проблема авторской одарённости, самого искусства письма. Многие обладатели «духовного» капитала писали дурно, хотя говорили прекрасно — в застолье и в аудиториях. Ведь «откровения» часто выглядят подстрочниками и не представляют из себя ценности из-за лапидарности записи и аллегорической прямоты образов.

В кругу Людмилы Ходынской драма становления метафоры, я бы сказал, была важнее других инициатив — в этом кипящем, воображающем себя, неадекватном, истерическом, восторженном, бросающемся в разные стороны и точно соблюдающим свои высокомерные границы студенческом социуме Литинститута начала 80-х. Платоновский «комбинезон любви» из Епифанских шлюзов» как раз был одной из популярных механических метафор, доставшихся от далекого начала 20 века. «Такую метафорическую «прямоту» поднимали на смех, а искали новое, не опошленное и не затёртое.

Дерзания вознаграждались, и Людмила Ходынская оказалась одним из художников, предложивших свой образный язык. Между пониманием мира со всеми его возможными трактовками и мощью его блаженной непостижимости было выбрано последнее: нет трактовок, есть искусство. Людмила Ходынская принадлежит именно искусству, его опытности, эмпирике, интуитивному равновесию созвучий и диссонансов.

С этого начинается её письмо. С первооснов восприятия.

Эти вырезанные из чёрного дерева

фигурки

лица и сосцы заморских красавиц

запах шаманских наваждений —

моя впечатлительность обморочна

«Тео»

В её инструментарии — новые определения вещей и повествование о событиях, происходящих с этой мифологической вещностью. «Оания — моя новая страна…» Или другая страна — «Аркадия — страна ароматов // соломенных песков… втянутых в водоворот Ра // Арка пчелиных радуг…» Легко заблудиться в такой стране, если не знать «Мифов Народов Мира». Однако у Людмилы Ходынской своя мифология, свой способ полететь на Луну или прогуляться по джазовым кафе Амстердама. Иногда встречаются (может быть лукавые?) указания на свои правила пользования словом:

друг мой

читатель

умчимся с тобой

в жаркую дрёмность стихиры

я

не сектант

не туман навожу

не зазываю в квартиры

абракадаброй

тебя

не дразню

иавангардом не тычу

«Курорты творенья»

Одна из любимых тем Людмилы Ходынской — зеркала, двойничество, уподобление, несостыковка, несоответствие предназначений, полное совпадение, отождествление, клонирование, отражение и его искажения (и фонетические и графические). Но сколько бы не «ловил на сходствах» себя человек, миметические вещи не избавляют от одиночества творчества, от мелодии поиска.

Алексей Парщиков

Дочь космического лова

Эсперанто звёзд — так я назвал поэтический язык Людмилы Ходынской однажды, в уже далеком 1996 году в своей статье на нидерландском «В Москве песня становится делом», опубликованной в амстердамском (Нидерланды) журнале «Славянская литература». Здесь, справедливости ради, считаю нужным заметить, что, хотя, речь втой статье шла также и о других двух поэтах, творчество которых иматериалы представила мне Людмила Ходынская, всё же я был знакум более со стихами и поэтическими перформансами именно Людмилы Ходынской второй половины 90-х годов в Амстердаме — которые, впервую очередь, и вдохновили меня к подобному определению.

Поэтические самобытность и личный голос поэта, усиленные виртуозным и утонченным владением русского языка, выводят поэзию Людмилы Ходынской, несомненно, на профессиональный уровень.

страна ароматов

соломенных песков

каскадов лун и лун

втянутых в водоворот Ра

арка пчелиных радуг

в корриде взоров

«Аркадия»

Мне не однажды приходилось наблюдать, как мгновенно затихает публика в зале, когда Людмила Ходынская начинает читать стихи — удивительный эффект её интуитивной артистичности и особого чувства звука! У слушателя срабатывает, я бы сказал, не столько момент узнавания (поэтический мир Людмилы Ходынской достаточно многомерен), сколько желание вовлечённости. Согласованной вовлечённости в путешествие по её поэтическим «снам», в стихи, где она ведёт слушателя лавируюшей тропой ловко сплетённых созвучий, мелодичностью голоса, путём новых образных видов, сотворённых ею. Сейчас выступления Людмилы Ходынской не редки в Западной Европе, но, как мне известно, с начала 80-х годов её голос часто звучал и на различных поэтических подиумах Москвы.

В аспектах постижения мира у Людмилы Ходынской порой прослеживается обертон иррациональности исскусства — неприкосновенности, невозможности пользования его или объяснения посредством искусства чего-либо. Искусство в себе (позволим себе подобность определения немецкого философа Иммануила Канта — вещь в себе). В этом смысле некоторая загадочность, к примеру, поэмы Людмилы Ходынской «Замысел далей» выглядит оправданной. Концептуально намечая символическими штрихами и включением архетипов движение киррациональному мышлению читателя, она приближается к нему через лирические оттенки.

в редких случаях

годно для проживания тело

а проникнись

пролей дождик

в ладошки листьев

не блеск — блеск

«Замысел далей»

Конечно, здесь можно сделать отсылку и к русскому футуризму начала двадцатого века, с его идеей зауми, и к поэтам символистам, заявлявшим о невозможности постижения мира путём рационального мышления. Или же к известному заявлению французского художника-концептуалиста Марселя Дюшона — «Искусство — всё, когда это делает художник». А «отец» немецкого звёздного романтизма Гельдерлин — его отголосок несомненно прослеживается в романтико-лирических строках Людмилы Ходынской. Но какова бы ни была отсылка или платформа, от которой отталкивается поэт, дар — это та субстанция, которая сублимирует всё впитанное автором в её собственный оригинальный метафорический мир. Трансцедентный взгляд, необычный, художнический, взгляд как бы изнутри, создаёт особый ракурс видения, как в поэме, частично процитированной ниже, написанной автором в начале 70-х годов:

ты живая

вся светла от боли

ты из света соткана

живи во мне

дочь космического лова

«Дочь космического лова»

или:

Иуде открывается

за что — бог весть

такая ширина

Конец ознакомительного фрагмента.