Это я, смерть

Людмила Станиславовна Потапчук

Я – смерть.Я, конечно, нечаянная смерть. Ненастоящая. Но могу быть и настоящей тоже. Если будет нужно.Только не хочу.

Арина. Новый год

Там, на втором этаже, твоя интересная жизнь, там твои друзья, там тебя ждут, там тебя понимают. Но чтобы туда попасть, надо пройти по этой темной лестнице, где они прячутся от мороза, от дождя, от «иди домой, делай уроки», от «Козлов, ты что, куришь, я все скажу твоей матери», да просто от безделья, потому что им по жизни нечего делать, только вот так сидеть и ржать в темноте.

Там, наверху, ты хорошая умная девочка, ты придумываешь темы статей на следующий номер, там смуглый художник-десятиклассник выводит буквы очередного варианта заголовка — «Свисток», такое смешное название для невзрослой газеты, ну и что, зато как красиво выходит, и волосы у него падают на лоб, он морщится и встряхивает головой. Там ты обсуждаешь с другими корреспондентами уже вышедший номер и твою статью называют лучшей, и ты краснеешь от удовольствия. Хочешь туда? Давай, поднимись по лестнице мимо этих вот ржущих, тянущих к тебе свои бесконечные конечности.

В конце концов, это недолго.

***

Когда Новый год, то непременно нужно поспать днем, чтобы всю ночь веселиться. Мама уже уложила маленького Степушку, уговорила лечь Аришу и сама тоже прилегла. Ариша смотрит в потолок и заснуть никак не может. Ей хочется, чтобы поскорее был вечер, потому что вечером они все пойдут к тете Анечке встречать Новый год.

Ариша закрывает глаза и пытается придумать себе сон. Только чтобы веселый и не страшный. Она представляет себе волка и зайца из мультика, как глупый волк гоняется за зайцем, а умный заяц не дается ему в лапы. Зайца представить легко, а волк ее воображению почему-то не поддается. Вместо того чтобы нормально гоняться, он то заходит в какие-то подъезды, то просто стоит и ничего не делает. Волк пьет лимонад. Волк зевает во всю свою страшную пасть. Волк смотрит на Аришу и идет к ней. «Уходи», — говорит Ариша, но волк не слушается. Ариша идет по улице от волка, потом бежит. Забегает в какой-то дом, поднимается на лифте на самый верхний этаж. Двери лифта открываются, а там, за ними — волк.

Ариша вздрагивает и просыпается.

Сладко сопит Степушка в своей кроватке, спит мама. Ариша тихо-тихо, чтобы не мешать, встает с постели и на цыпочках, босиком, идет на кухню. Если приснился кошмар, надо попить водички и снова лечь, говорит мама.

Осторожно отворить дверь, войти. На кухне папа, курит в форточку. Ариша тихо заходит, открывает шкаф, тянется за чашкой. Чашка звякает.

— О господи! — кричит папа.

Он резко оборачивается к застывшей Арише, лицо у него испуганное и сердитое.

— Ты бы хоть топала, что ли, когда подходишь, — жестким голосом говорит он. — Так до смерти напугать можно.

Ариша морщит лобик и едва не плачет, но папа уже улыбается.

— Нельзя же так тихо подкрадываться, — говорит он. — Испугала. Думал, тут нет никого, и вдруг… Фу-ты, аж сердце колотится. Тебе чего, чаю? Водички? Пей давай и выходи, я тут проветрю.

В гости к тете Анечке идти недалеко. Правда, дует сильный ветер и идти немного трудно. Аришу опять закутали так, что голову не повернешь. Маленький Степушка едет на санках, его везет мама. У папы в руках огромные сумки с мамиными пирогами. Ариша тоже несет сумку, как большая. В ее сумке банка с маринованными помидорами.

Идти надо через школьный двор. Большая серая школа смотрит черными окнами и не мигает.

— Давай запоминай дорогу, — говорит Арише мама. — Через год будешь тут учиться.

— Через полтора, — уточняет отец. — Мы же решили с шести лет не отдавать.

Ариша запоминает дорогу.

В гостях у тети Анечки густой рыбный чад и при этом холодно. Это баба Тина жарила рыбу, а теперь проветривает кухню.

— Как они это выносят, — почти не разжимая губы, говорит мама в никуда. — А ведь Анна в положении, ей вредно. Если бы я этим дышала, меня бы тошнило постоянно.

— Раздевайтесь, раздевайтесь, гости дорогие, — гудит баба Тина. — Раз пришли.

На бабе Тине нарядное платье, которое криво сидит. Бабе Тине гораздо больше к лицу спортивный костюм. Летом с легкой руки тети Анечки Аришу возили на рыбалку, и она восхищенно наблюдала, как коричневолицая баба Тина лихо надевает на крючок червя, ловко забрасывает удочку в воду, как деловито вытаскивает очередную трепыхающуюся рыбку, разбрасывающую вокруг себя жидкое серебро. Это было очень красиво. А платья ей вообще не идут.

— А карнавал будет? — спрашивает Ариша, освобождаясь от шубки.

— Будет тебе карнавал, — басит баба Тина. — У нас тут каждый день карнавал.

На самой Арише синее платье и белый передничек. Мама протягивает ей красный чепчик и помогает завязать тесемки под подбородком. Подвязывает к поясу корзиночку — не настоящую, а тряпичную. В детском садике на утреннике Арише дали за этот костюм первый приз — большой стеклянный шар с голубым домиком.

— Ну, ты, горюшко, прям артистка, — одобрительно тянет баба Тина.

За столом уже сидят мама и папа дяди Игната. Она, как всегда скорбно сопит, так, что рюшечки на ее розовой кофте вздрагивают и трепещут, а он вздыхает и теребит пуговицы фланелевой рубашки в крупную клетку. На диване развалился хмурый Вова. Он в майке и трениках.

— Этого так переодеться и не заставили? — кивает на него баба Тина.

— Ладно, ладно, — говорит Вова. — И так сойдет.

Ариша хочет сидеть на стуле, но ее почти насильно пересаживают к Вове на диван. Он нехотя двигается, дает ей место.

— Дети — на печку, — весело шумит баба Тина. — А то спать уложим.

Спать в такую волшебную ночь Арише, конечно, не хочется, и она послушно устраивается рядом с Вовой. И тут откуда-то раздается громкий стук. Ариша радостно подпрыгивает — она знает, кто это.

— Здравствуйте, дети большие и маленькие! А вот и дедушка! Ждали меня?

Ариша смеется и прыгает на диване так, что хмурый Вова тоже поневоле подпрыгивает. В комнату входит самый настоящий Дед Мороз — в красной шубе и красной шапке, красноносый и краснощекий, с бородой, закрывающей пол-лица, с большим мешком и серебряным посохом. Ариша, конечно, понимает, что это дядя Игнат, но ей все равно весело.

— Вот каждый день у нас карнавал-то, — усмехается баба Тина. — Делать-то нечего нам.

Но лицо у нее незлое, и она улыбается.

Дедушка Мороз, худой и шумный, объявляет, что все теперь должны спеть или рассказать стишок, а то подарка не получат. Ариша встает прямо на диване и поет ему про елочку — и получает подарок: кукольную мебель. Там и настоящая кроватка, и два стульчика, и столик. Ариша снова прыгает на диване.

— Ну-ка, ну-ка, кто еще? — задорно подначивает Дед Мороз, и у Арины так и падает сердце: сейчас они обидят доброго дядю Игната, скажут, что нечего тут ваньку валять, и волшебство закончится. И тут вдруг дядиигнатов папа с каким-то отчаянием в дрожащем голосе заявляет, что споет песенку про самого дедушку, и действительно затягивает про «не морозь меня, моего коня». Мало того — в процессе ему начинает подтягивать и Аришин папа, уже успевший глотнуть зеленоватого пузыристого вина. Оба получают от сияющего Деда Мороза по набору бритвенных лезвий.

— А что, — вызывающе говорит дядиигнатова мама. — А что, собственно. Почему бы. Собственно.

И поет низко и красиво про «у церкви стояла карета». Ей все хлопают.

Аришина мама говорит, что ничего такого не помнит, отмахивается ладошкой и розовеет, и в конце концов неуверенно, как школьница, исполняет «Три белых коня». Зато бабу Тину уговаривать не приходится: не дожидаясь приглашения, она лихо распевает что-то вроде «по рюмочке, по маленькой, чем поят лошадей» и при этом еще и приплясывает.

Мамам Дед Мороз дарит по флакону духов, а баба Тина получает рыболовные крючки и вся расплывается от удовольствия.

А Вова выступать отказывается.

— Ладно, ладно, — говорит он. — Потом.

Ему все равно суют подарок — набор для выжигания, который Вова, непонятно бурча, засовывает куда-то вглубь дивана.

Маленький Степушка тоже ничего не поет, а только хлопает ладошками по столу и радостно смеется, но и ему дарят подарок — большой игрушечный автобус.

Потом Дед Мороз заявляет, что кого-то, кажется, не хватает, и все после долгих намеков наконец догадываются и начинают на разные лады выкрикивать: «Снегурочка! Сне-гу-роч-ка!»

Снегурочка не появляется.

— Пойду поищу, что ли, — говорит баба Тина, легко вставая из-за стола. — Куда подевалась-то.

И сразу же после ее ухода в дверях появляется сверкающая Снегурочка, красивая, как настоящая, и все ей хлопают. Когда я вырасту, говорит себе Ариша, я тоже буду такой красавицей, как тетя Анечка, честное слово.

Потом все, дружно выпив, кричат на разные голоса: «Елочка, гори!» Ариша прекрасно видит, как дядиигнатов папа с хитрым лицом сует вилку в розетку, но ей все равно хочется верить, что елочка загорелась по волшебству, и она почти верит.

И тут приходит баба Тина. Только это уже не баба Тина, потому что лицо у нее зеленого цвета, а на голове серый колючий платок, в который закутывали Аришу.

— Это кто же к нам пожаловал? — шумно удивляется Дед Мороз, а Снегурочка восторженно ахает.

— Кикимора я, — заявляет гордо баба Тина. — Не видно, что ли.

— А почему у тебя лицо такое зеленое? — спрашивает Ариша.

— Перепила, — парирует баба Тина ко всеобщему веселью.

— А что такое «перепила»? — не отстает Ариша.

Все хохочут.

Потом кто-то включает телевизор, где уже поют, пляшут и шутят. Дед Мороз под шумок снимает свою бороду, обмахивается шапкой, потом избавляется и от шубы. Баба Тина разматывает серый платок и оттирает зелень с лица клетчатым носовым платком. Ариша ест мандарины, копченую колбасу и шоколадные конфеты из коробки сколько хочет — сегодня можно. Она старается быть незаметной, опасаясь, что ее вопреки обещанию все-таки пошлют спать раньше всех. Пусть подольше будет эта ночь, загадывает она, пусть продолжается волшебство.

Когда бьют куранты, все громко считают: «Десять! Одиннадцать! Двенадцать!» — и кричат ура, и снова пьют шампанское. А после опять смотрят телевизор, и шутят, и смеются, и даже вдруг собираются идти кататься с горки на школьный двор — и действительно идут. Ариша счастлива. Ей разрешают не надевать серый платок («Вроде утих ветер», — машет рукой веселая порозовевшая мама, и Арише очень легко и свободно идти по темному двору, который то и дело вспыхивает красным и синим от фейерверков). У горки возле школы уже собрались люди, но места хватает всем — горка большая, на ней несколько накатанных ледяных дорожек. Ариша подбирает кем-то брошенную картонку и съезжает на ней с горки — один раз, другой, третий.

В третий раз картонка из-под нее выскальзывает и уезжает в темноту. Ариша идет за ней, вытягивает руку вперед — и вдруг натыкается на чью-то черную жесткую спину. Хозяин черной спины дергается, сдавленно кричит и оборачивается. Это Вова.

— Ты сдурела? — злобно говорит Вова. — Я чуть не умер от страха.

У Вовы в руках сигарета. Это он специально отошел в темноту, догадывается Ариша, чтобы никто не видел, как он курит.

— Нечего так подкрадываться, — говорит Вова.

Ариша молчит.

— Скажи кому попробуй, — шепчет Вова и показывает ей кулак.

Ариша идет к горке без картонки и катается так, прямо на шубке. Я все равно буду веселиться, говорит она сама себе. Все равно буду веселиться.

Когда все, накатавшись, собираются обратно, Ариша вдруг понимает, что все будут ночевать у тети Анечки — и родители дяди Игната, и она с мамой и папой. Она мысленно считает. Три комнаты. Десять человек, включая маленького Степушку. Ничего, думает она, это ничего.

И только когда все наконец устают сидеть у телевизора, а дядиигнатов папа вообще роняет голову на грудь и задремывает, только когда обе мамы прекращают, пыхтя, ходить по комнатам с одеялами, до Ариши доходит, что она будет спать в Вовиной комнате и там же будет Вова, а больше никого.

— Я не хочу, — говорит она и мотает головой. — Я не буду.

— Ну что за глупости, — говорит мама.

— Горюшко ты, горюшко, — говорит баба Тина.

Всем, кроме нее, все понятно и ясно. Вовина комната — самая маленькая. Там место для одной раскладушки рядом с диваном. У бабы Тины лягут мама, папа и Степушка. У тети Анечки и дяди Игната будут спать дядиигнатовы родители. И куда ее, Аришу, класть, и так понятно, правда?

Все для них просто.

— Я хочу с мамой, — пробует Ариша последний аргумент.

Ты же большая, говорят ей. Ты же в садике спишь без мамы. И дома спишь без мамы. Ты уже взрослая девочка, как не стыдно.

Стыдно.

Стыдно.

Арише стыдно говорить, почему ей нельзя спать в одной комнате с Вовой. У Ариши нет таких слов, которыми не стыдно про все рассказать.

Про то, как весной они с мамой и папой пришли в гости к тете Анечке и она сразу побежала смотреть хомячков. Хомячков у Вовы уже не было, а только пустая клетка. Он сказал, что они сдохли. Он сказал, что будет играть с ней в дочки-матери. Он закрыл дверь на замок и сказал: давай как будто мы муж и жена и мы спим. И она легла с ним на диван, и они лежали, и было скучно, а на обоях были какие-то красные пятнышки, и она спросила: а это что, а он сказал: клопы. И потом он лег на нее и задрал ей юбочку, и терся об нее чем-то теплым и мокрым, а потом всхлипнул и отвалился. И она ему сказала: муж и жена так не делают, а он сказал: делают.

Про то, как летом, на рыбалке, он повез ее кататься на лодке, и вдруг она поняла, что они уже далеко уехали, и захотела назад, и чуть не выпрыгнула из лодки, но побоялась, что не доплывет до берега, и спросила у него: здесь глубоко? А он сказал: утонуть хватит. И привез ее на остров, и повел за руку, а берег был илистый, и ноги по щиколотку уходили в жижу, а потом он повалил ее на траву и опять это делал, и было противно до ужаса, до ужаса гадко, и она все ждала, ждала, когда это кончится. И он повез ее обратно и показал ей кулак, и сказал тихо: попробуй только расскажи.

Ариша почти не боится Вовиной угрозы, но совсем не знает, как об этом рассказывать.

— Не хочу, — повторяет она. Но в Вовиной комнате уже стоит раскладушка, но для нее уже готова чистая пижамка, и ее даже не уговаривают, а просто заводят в ванную и велят переодеться, и она слушается. И потом идет в Вовину комнату, а он уже лежит на своем диване и сопит. Заснул, думает она, забираясь под одеяло. Пускай он заснул. И лежит, таращась в темноту, и слушает, как все ходят по дому и тоже укладываются спать. И когда все затихает, Вова медленно поднимается со своего дивана, идет к двери, закрывает дверь на замок, а потом подходит к Арише и сгребает ее с раскладушки, и несет на диван.

— Тихо, тихо, — говорит он и зажимает ей рот.

Рука у него пахнет рыбой.