Владимирская площадь

Людмила Разумовская, 2020

Тяжелые 90-е годы. Вера Ивановна тянет на себе весь дом, пьющую дочь и внука-инвалида и вынуждена торговать на площади у Владимирского собора. Поздним вечером к ней подходит мужчина с табличкой на груди «Я бомж» и просит закурить. В разговоре они узнают друг в друге старых знакомых по школьным годам. С одной стороны, это лирическая драма, в центре которой два человека, чья жизнь кажется беспросветной, и уже нет ни малейшей надежды на лучшее. С другой – это пронзительная история одиночества двух немолодых людей, встретившихся на краю жизни и полюбивших друг друга. Людмила Разумовская написала воистину жизненную пьесу, где царствуют настоящие человеческие чувства, пьесу с человеческим лицом.

Людмила Разумовская

Владимирская площадь

Пьеса

Действующие лица

Вера Ивановна, Павел Сергеевич — обоим за шестьдесят

Действие первое

Картина первая

Грязный угол Владимирского проспекта и улицы Достоевского во вновь переименованном Санкт-Петербурге. Поздний весенний вечер. Холодно. Ветрено. Темно. Почти не видно прохожих.

Вдоль ограды Владимирской церкви — пустые деревянные ящики, на которых допоздна идет всяческая торговля. На одном из таких ящиков сидит Павел Сергеевич. На груди у него плакат: «Граждане, я бомж и не ел два дня. Помогите, граждане».

Поодаль от него, прислонившись к ограде, стоит Вера Ивановна с выставленным товаром: бутылкой водки, папиросами, дешевой импортной косметикой. Закуривает папиросу.

Торговли и милостыни никакой по причине позднего часа и почти полного отсутствия граждан.

Павел Сергеевич (подходя к Вере Ивановне). Я, простите, очень извиняюсь, сударыня… Не будет ли у вас, извините, мм… закурить?

Вера Ивановна (зло). Не будет!

Павел Сергеевич. Мм… Разумеется, назойливость не лучшее, так сказать… украшение мужчины… однако, как видите… (Улыбаясь, показывает на плакат.) Два дня крошки во рту… и, знаете ли, чертовски охота курить. Просто, знаете ли, смертельно.

Вера Ивановна (враждебно). Слушай, вали отсюда, а? (Невольно читает надпись на плакате.) Ты кто? Бомж? Ну и вали, где ты там бомжуешь. Курить ему охота!.. Сволочи! (Отворачивается.)

Павел Сергеевич. Ну и что ж ты ругаешься? Я к тебе как к товарищу…

Вера Ивановна. Что-о? Какой я тебе товарищ? Ты поговори еще! Сейчас как сдам в милицию, будет тебе товарищ! Ворюги проклятые!

Павел Сергеевич. Эх, тетька ты, тетька… И кто ж тебя такую… возлюбил? (Потоптавшись, пошел на свое место.)

Вера Ивановна. Вот дурак! Вот привязался еще на мою голову дурак.

Павел Сергеевич (радостно). Эврика! Эв-ри-ка! Нашел! (Наклонившись, поднимает хабарик. Восторженно.) Нет, Бог все-таки есть! А? Тетька? Слышь? Бог, говорю, есть!

Вера Ивановна. Ну и слава Богу, отстань.

Павел Сергеевич. Целый хабарик! Целехонький. Ну, тетька, на спичку не разоряйся, а прикурить — уж будь любезна, не откажи.

Вера Ивановна. На, на тебе, на! (Сует ему коробок.) Уйди только, видеть вас не могу, алкашей чертовых. Нажрутся — и!..

Павел Сергеевич (затягиваясь). Хорошо!.. Этак сладко-то, знаешь, тетька, только в войну…

Вера Ивановна. Ох, ханурик ты ханурик, в войну он!.. Все теперь вояки! Я вот тоже, в войну… Детство блокадное, понял? Ну и что? Что, я спрашиваю? Кому — мы? А? Стоим тут с тобой… Вот ты мне скажи, ты чего попрошайничаешь, а? Руки-ноги на месте. Ты чего работать не идешь?

Павел Сергеевич. Так я, тетька, пенсионер.

Вера Ивановна. А что ж ты людям голову морочишь, что ты бомж? Народ тебе последние свои кровные копейки, а ты врешь!

Павел Сергеевич. Я не вру.

Вера Ивановна. Как же не врешь? То бомж, то пенсионер, то он, видите ли, в окопах Сталинграда. И вообще — спички давай. Давай, давай, ишь спрятал уже в карман. Я не собираюсь мужиков содержать!

Павел Сергеевич. Ну ты и баба… палец в рот не клади. (Отдает коробок.)

Вера Ивановна. Тебе со мной детей не крестить.

Павел Сергеевич (игриво). А может?

Вера Ивановна. Что может?

Павел Сергеевич. Еще покрестим. (Хихикает.)

Вера Ивановна (в негодовании качает головой). Песок-то не весь высыпался?

Павел Сергеевич. Еще нет, тетька, еще о-го-го!

Вера Ивановна. Ладно. Хватит мне тут… (Собирает в сумку товар.)

Павел Сергеевич. Закрываешься, что ли?

Вера Ивановна. Закрываюсь.

Павел Сергеевич. Что больно рано закрываешься?

Вера Ивановна. Когда хочу, тогда и закрываюсь.

Павел Сергеевич. Оно дело хозяйское.

Вера Ивановна. Вот-вот.

Павел Сергеевич. Так сказать, приватизированная собственность. Что хочу — то и ворочу. Хочу — всю ночь торгую, а не хочу…

Вера Ивановна. Тебя не спросили

Павел Сергеевич. Дак чего мало наторговала?

Вера Ивановна. А ты сосчитал?

Павел Сергеевич (страшным голосом). А вот сейчас посчитаю! (Внезапно прижимает Веру Ивановну к ограде и хватает ее сумку.)

Вера Ивановна (кричит). Помогите! Помогите!..

Павел Сергеевич отпускает ее и заливается смехом.

Павел Сергеевич. Ты, тетька, когда тебя хватают, кричи: «Пожар»! А то: «Помогите»! Кто ж тебе, дуре, поможет? Дураков нынче нет!

Вера Ивановна. Сумасшедший! Аж сердце чуть не выскочило. (Плачет.)

Павел Сергеевич. Ты что, тетька? Да ты чего? Я пошутил. Слышь?

Вера Ивановна. Дурак. И шутки твои дурацкие.

Павел Сергеевич (весело). Верно. Мне моя жена то же самое всегда.

Вера Ивановна. Жена еще у него, у дурака такого ненормального. Бомжиха, что ли?

Павел Сергеевич. Нет, тетька, зачем? Я ж не всегда бомжем-то. Эх, если б ты знала, кто перед тобой тут ваньку валяет…

Вера Ивановна. И хватить меня тетькать. У меня имя есть.

Павел Сергеевич. Имя — это хорошо. Имя — это великолепно.

Вера Ивановна. Вера Ивановна меня зовут, понятно?

Павел Сергеевич. Замечательно. Имя, Вера Ивановна, это звучит гордо.

Вера Ивановна. Ничего оно не звучит. Имя как имя.

Павел Сергеевич. М-да, Вера Ивановна… И тем не менее звучало. Еще как звучало. На всю страну! Вот ты, Вера Ивановна, фильм такой смотрела в одна тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году? Вышел на широкие экраны всей страны, «Красные кони» назывался? О! По глазам вижу — смотрела. Вот, бывший заслуженный артист республики Павел Сергеевич Сорокин, исполнявший заглавную роль красного командира и комсомольца Федьки Зверькова. Собственной персоной. Ясно? А ты говоришь, бомж… пугаешься еще… спичку вон пожалела. Эх, люди… Ну, чего смотришь? Не веришь, что это я? То-то… Ладно, тетька, пошел я. Прощай. (Уходит.)

Вера Ивановна (тихо). Паша!

Павел Сергеевич остановился.

Павел Сергеевич. Это ты меня, что ли?

Пауза.

Вера Ивановна (шепчет). Какой ужас! Боже мой, какой ужас!.. Какой ужас! Паша, это ты?

Павел Сергеевич. Ну я… А мы разве с вами…

Вера Ивановна. Паша, ты меня не узнаешь? Я же Вера, Верочка…

Павел Сергеевич. Верочка?

Вера Ивановна. Верочка Каткова. Помнишь?

Пауза.

Павел Сергеевич. О, Господи, Верочка!.. Господи, Верочка!.. Ве-роч-ка!

Вера Ивановна. Паша…

Павел Сергеевич. Верочка! (Горячо обнимаются.)

Вера Ивановна. Паша, а ты почему как этот… ты почему в таком…

Павел Сергеевич. Это что? Плакат? Ты имеешь в виду плакат?

Вера Ивановна. Я? Все…

Павел Сергеевич. Так это я… это я в образ вхожу! Роль такую буду играть. Бомжа. Ну и приходится… У нас режиссер знаешь какой? Зверь! «Не верю!» — кричит. Не верю, и баста! Приходится вот… Осваивать в натуре. Смешно, правда?

Вера Ивановна. Ага.

Павел Сергеевич. Ну а ты-то чего тут? Вроде торгуешь.

Вера Ивановна. Я? Ага, торгую.

Павел Сергеевич. Что ж твой муж-то, куда смотрит?

Вера Ивановна. А он… он, Паша, в командировке.

Павел Сергеевич. Ну, понятно… Не хватает на жизнь-то?

Вера Ивановна. Нет, почему… У меня пенсия, подрабатываю, у мужа пенсия, подрабатывает, дочь замужем… очень хорошо… внуки… Зять тоже очень хороший попался… и зарабатывает! А это… меня соседка попросила, одинокая она, знаешь, помощи никакой… болеет.

Павел Сергеевич. Понятно… помощь ближнему, значит… Что же это ты, все в коммуналке?

Вера Ивановна. Я? Почему… Что ты, Паша, я уж давно… Стояли на очереди, вот, дали, мужу с работы дали, а я так не хотела уезжать, привыкла, знаешь, в центре, потолки у нас пять метров, все мечтала второй этаж построить, у одних знакомых видала, прелесть! Паша, а ты не врешь? Ты правда не бомж?

Павел Сергеевич. Кто? Я? Да вот те крест! (Смеется.) Заслуженный артист республики! Да я тут недалеко, то есть я раньше недалеко, а потом мы квартиру получили на Московском проспекте, огромную! Окна во двор, зелень, тишина, солнце — все как Люся мечтала. Жену мою Люсей звать. А это маскарад, Верочка, ей-Богу, чистый маскарад. Для вхождения в образ.

Вера Ивановна (вздыхает). Ну, хоть кому-то из нас повезло… Из нашего двора ты один в люди вышел. Ой, а ты кушать случайно не хочешь?

Павел Сергеевич. Кушать? Нет! Я привычный. То есть я же из дома. Там меня, знаешь, на убой. Вот перед тем, как сюда, Люся меня такой… индейкой накормила! До сих пор в желудке урчит.

Вера Ивановна. По теперешним-то ценам…

Павел Сергеевич. Так я же это… лопатой гребу!

Вера Ивановна. Да? А я слышала, в театрах тоже сейчас не очень.

Павел Сергеевич. Не очень. Правильно, не очень. Я потому уже давно в кино перешел.

Вера Ивановна. В кино? А я почему-то тебя в последние годы… Впрочем, я же не хожу никуда. Все дела, да заботы, знаешь… не до искусства.

Павел Сергеевич. А вот это напрасно. Отставать нельзя. Ты же интеллигентный человек!

Вера Ивановна. Да ну, какое там…

Павел Сергеевич. А видеть ты меня никак не могла по причине, что я больше в совместных участвую. Там, знаешь ли, в валюте платят. Командировки опять же заграничные…

Вера Ивановна. Счастливый ты, Паша. Во всех, поди, уже странах побывал?

Павел Сергеевич. Ну что ты! Их во-он сколько! В одном только бывшем Союзе скоро будет, наверное, штук пятьдесят.

Вера Ивановна. И не говори. Что делается, Паша! Развалили страну, демократы паршивые!

Конец ознакомительного фрагмента.