Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере

Людмила Новикова, 2011

В глазах многих современников и историков российской Гражданской войны Белое движение было делом прежних имперских элит, не понявших и не принявших революцию. Белые желали вернуть прежнюю Россию. Это подчеркивал и возвышенный цветаевский образ «белогвардейской рати святой», и совсем не поэтичная белая «контрреволюция», о которой писали советские историки. Но к чему в действительности стремились белые правительства? Как белые управляли подконтрольной им территорией и мобилизовывали свои армии? Как население относилось к белым правительствам и к экспедиционным отрядам Антанты, выступившим в поддержку белых? И почему жители российских окраин нередко воевали вместе с белыми против большевиков? Исследование Людмилы Новиковой, посвященное истории антибольшевистской Северной области, – попытка дать ответы на эти вопросы. Основанная на материалах российских и зарубежных архивов, книга обращает главное внимание на политические пародоксы Белого движения, а также на провинциальный контекст белой борьбы, который в значительной мере определил ход и исход российской Гражданской войны.

Издание осуществлено при финансовой поддержке Американского совета научных сообществ (American Council of Learned Societies)

© Л.Г. Новикова, 2011

© Оформление. «Новое литературное обозрение», 2011

Памяти моего деда Владимира Николаевича Прохорчева

ВВЕДЕНИЕ

«Белогвардейская рать святая» — такой образной метафорой Марина Цветаева описала суть Белого движения в российской Гражданской войне, развернувшейся после прихода большевиков к власти в Петрограде осенью 1917 г.^[1] Этот образ подчеркивал возвышенность и элитизм антибольшевистской борьбы и лежал у истоков одного из эмигрантских мифов о Белом движении, утверждавшем, что белые сражались за «веру», за «правду», за поруганную «честь» родины^[2]. Большевики, как и большинство последующих историков, не признавали за белыми какой-либо поэтики и полагали, что последними двигало прагматичное желание вернуть себе былые привилегии, отобранное имущество и восстановить непопулярный царский режим. Однако они также подчеркивали элитистский образ белых режимов, стремившихся вернуть «старую Россию». Эта книга, посвященная Гражданской войне и Белому движению на Севере России, ставит под вопрос традиционный образ белой «контрреволюции» и показывает сложную и полную парадоксов природу Белого движения. Рассматривая Белое движение одновременно «сверху» и «снизу», книга показывает, что российская «контрреволюция» подтвердила многие из результатов революции. Кроме того, не являясь уделом лишь политических элит, Белое движение встречало сочувствие и содействие простого населения, нередко становившегося добровольным участником белой борьбы. Наконец, белые часто демонстрировали политическую гибкость и прагматизм, приспосабливаясь к местным условиям своего существования.

Прежняя историография обращала основное внимание на консервативные стороны белой политики и на представителей имперских элит в рядах Белого движения, прежде всего, потому что пыталась таким образом объяснить причины поражения белых армий. Многие историки видели ключ к неудачам белых в их стремлении повернуть ход революции вспять. Как писал один исследователь, белые были «узкими консервативными националистами», опиравшимися на имущее меньшинство населения. Их нелюбовь к массовой политике и нежелание выработать прогрессивную социальную программу лишили их последователей, а в конечном итоге и победы^[3]. Конечно, политика советской власти в годы Гражданской войны также была не во всем популярной. Но «нелюбовь крестьян к большевикам, — говоря словами другого историка, — казалось, была не настолько сильна и, конечно, не настолько внедрена в сознание, как их ненависть и страх перед старым политическим порядком», который несли с собой белые армии^[4]. Кроме того, отмечается, что белые не сумели найти общий язык с нерусским населением имперских окраин, а также с умеренными социалистами, которые могли бы стать их союзниками в борьбе против большевиков. Успехам белых сил препятствовало и то, что они располагались на периферии страны, небогатой людскими и промышленными ресурсами^[5]. Но именно в реакционной политике белых и их нежелании понять и принять революцию многие историки видели главную причину их поражения.

После падения Советского Союза, которое открыло доступ к советским архивам и вызвало новую волну интереса к историческим альтернативам коммунистическому режиму, Белое движение стало популярной темой в историографии^[6]. Последние годы принесли новые глубокие исследования о Белом движении в Сибири и на Северо-Западе страны. Пополнилось число работ об антибольшевистской борьбе на Юге России^[7]. Появилось несколько обобщающих трудов о Белом движении^[8]. Вышли в свет научные биографии некоторых лидеров белой борьбы^[9]. Но, хотя новейшая историография обращает больше внимания на местные условия существования белых режимов и на личности белых лидеров, в аналитических исследованиях Белое движение в целом по-прежнему представлено преимущественно как реакционное, а белые режимы — как непопулярные и политически некомпетентные.

Но почему же белым вообще удалось составить конкуренцию большевикам, присвоившим себе красное знамя революции? Как они смогли стать серьезной угрозой власти Совнаркома в центре страны? Убедительных ответов на эти вопросы нет, так как мы до сих пор слишком мало знаем о низовом функционировании белых режимов. В то время как главный фокус исследований российской революции уже давно сместился сверху вниз и из столиц в регионы, когда историки пытаются понять укрепление большевистского влияния, изучая местные особенности экономики, социальной структуры, этнического и религиозного состава населения^[10], история Белого движения остается по-прежнему в первую очередь историей белого командования, армии и политических элит.

Однако объяснить развитие российской революции и Гражданской войны невозможно, не зная, что происходило по другую сторону белых фронтов. Как белые управляли территорией, находившейся под их контролем? Как они мобилизовывали свои армии? Каковы были взаимоотношения между антибольшевистскими военными и политиками и провинциальными элитами? Как обычное население относилось к белым правительствам и их политике, а также к участвовавшим в Гражданской войне экспедиционным силам Антанты, выступившим в поддержку белых? И почему жители окраин нередко воевали вместе с белыми против большевиков?

Данная книга пытается дать более комплексный анализ Белого движения и ответить на эти вопросы, рассмотрев белую борьбу одновременно «сверху» и «снизу» на материале антибольшевистской Северной области. Белое движение представлено здесь как более гибкое, прагматичное и не настолько политически некомпетентное, как обычно принято считать. Как показывает пример Северной области, белые режимы могли сплачивать различные политические силы и опирались на часто неожиданные политические альянсы. Они учитывали многие изменения, принесенные революцией, и по крайней мере в отдельные моменты пользовались симпатиями и поддержкой населения, нередко добровольно выступавшего на стороне белых против большевиков.

Белый режим на Севере России был одним из главных политических противников большевиков в годы Гражданской войны. Тем не менее события в Северной области до сих пор остаются сравнительно мало изученными. Так как белая северная армия никогда не представляла самостоятельной угрозы для власти большевиков в центре страны, историки обращались к Северу значительно реже, чем, например, к более значительным с военной точки зрения белым режимам Юга и Востока России. В советской и даже современной российской историографии Гражданская война на Севере до сих пор рассматривалась в первую очередь, как последствие имевшей место здесь интервенции стран Антанты^[11]. Тем временем западные исследования Белого движения на Севере, как правило, не учитывают документы из российских архивов и ограничены немногими статьями, неопубликованными диссертациями и устаревшей работой участника Белого движения Л. Страховского, вышедшей в свет в середине 1940-х гг.^[12]

Несмотря на ограниченный интерес к ней, антибольшевистская Северная область, покрывавшая самую обширную в европейской части России Архангельскую губернию^[13], служит превосходным примером для изучения парадоксов Белого движения. После краткого правления большевиков, которые не смогли после 1917 г. упрочить на Севере свои позиции, Архангельская губерния около полутора лет — с августа 1918-го по февраль 1920 г. — находилась под властью антибольшевистского правительства. Относительно стабильная территория Северной области — следствие малой подвижности фронта — позволила белым выстроить более устойчивую администрацию, экспериментировать с политическими реформами и наладить взаимодействие с населением и региональными элитами, которые часто поддерживали белых в борьбе против большевиков.

Пример Северной области может опровергнуть устоявшееся представление о непримиримых конфликтах в антибольшевистском движении между офицерами и политиками, левыми и правыми. На Севере социалисты всегда присутствовали в кабинете, главой которого, по крайней мере формально, до конца существования Северной области являлся старый революционер Н.В. Чайковский. А военная власть генерал-губернатора Е.К. Миллера укреплялась не вопреки сопротивлению левых кругов, а во многом благодаря их поддержке. В антибольшевистском руководстве часто формировались неожиданные политические альянсы, которые скрепляли Белое движение и были одной из основ его военных успехов. Широкое взаимодействие внутри антибольшевистской военной и политической элиты на Севере подчеркивает, насколько формальным является традиционное разделение между эсеровскими правительствами и генеральскими диктатурами или между более широким антибольшевистским движением и консервативно-монархическим белым его крылом^[14]. Белое и антибольшевистское движения не являлись совершенными синонимами, однако границы между ними были проницаемы и текучи, а реальность — смешанной и противоречивой^[15].

Хотя политическая гибкость не являлась главной отличительной чертой белых режимов, пример Северной области показывает, что белые приспосабливались к обстоятельствам пореволюционной России и к местным условиям своего существования. Желая или не желая того, белые офицеры и антибольшевистские политики признавали политический рубеж 1917 г. Главным вектором белой политики не была попытка возродить в прежнем виде царскую Россию. Белую политику, с одной стороны, определяло национализирующее влияние Первой мировой войны, а с другой стороны, — признание социальных обязательств государства и его ведущей роли в преобразовании общества. Поэтому в Гражданской войне противостояли не коммунистическое будущее и царское прошлое, но два варианта пореволюционного модернизаторского государства^[16].

Белые режимы также не существовали исключительно за счет поддержки со стороны прежней общественной элиты и более обеспеченных групп населения. Простые крестьяне и рабочие принимали активное и часто добровольное участие в Гражданской войне на стороне белых. Они смещали непопулярную большевистскую администрацию в уездах и деревнях, создавали добровольческие партизанские отряды, пополняли ряды мобилизованных белых полков и оказывали содействие белой власти и армии, стремясь выжить в невероятно тяжелых условиях Гражданской войны и свести счеты в старых и новых конфликтах, расколовших российскую деревню.

Наконец, Северная область показывает, насколько неразрывно белые режимы были связаны с местными условиями своего существования. Географические, социальные и политические условия российских окраин сыграли решающую роль в судьбе Белого движения, позволив белым сравнительно легко создать свои правительства и армии на территории, которая плохо контролировалась или была вовсе неподконтрольна большевикам. Пример Северной области проливает свет и на важную роль региональных элит в Белом движении, которые со временем смогли добиться значительного влияния на работу Северного правительства.

Условия провинциальной России также помогают лучше объяснить политику белых правительств, которая часто имела смысл только в региональном контексте и являлась прагматичным ответом на местные обстоятельства. Также правители белых провинций, оценивавшие обстановку в стране по положению в своих регионах, нередко не могли понять настроения населения в центре страны и даже мотивы действий друг друга. Но важнее всего было то, что экономически слабые окраины, где располагались белые режимы, сыграли решающую роль и в их поражении, не позволив белым успешно бороться с красным густонаселенным индустриальным центром страны.

Опыт антибольшевистской Северной области подчеркивает, что природные, экономические, социальные и политические условия российских окраин сыграли важную роль в судьбе Белого движения. Поэтому, хотя обстановка на Севере России значительно отличалась от положения других белых режимов^[17], этот пример может показать, как взаимодействие местных обстоятельств и общего политического кризиса решающим образом повлияло на ход и исход российской Гражданской войны.

Примечания

1

Цветаева М. Дон // Цветаева М. Лебединый стан, стихи 1917–1921 гг. / Ред. Г.П. Струве и Ю.П. Иваск. Мюнхен, 1957. С. 27.

2

Наиболее яркое изложение этого мифа см.: Ильин И.А. Белая идея. (Вместо предисловия) // Белое дело. Летопись белой борьбы / Ред. А.А. фон Лампе. Берлин, 1926. Т. 1. С. 7–15.

3

Swain G. The Origins of the Russian Civil War. London, 1996. Р. 3. Об этом же см.: Chamberlin W.H. The Russian Revolution, 1917–1921. Princeton, 1987. Vol. 2. P. 455; Kenez P. The Ideology of the White Movement // Soviet Studies. 1980. Vol. 32. № 1. Р. 58–83; Кенез П. Идеология белого движения // Гражданская война в России: перекресток мнений. М., 1994. С. 94–105; Mawdsley E. The Russian Civil War. 2^nd ed. Edinburgh, 2000. P. 280–282.

4

Figes O. Peasant Russia, Civil War: The Volga Countryside in Revolution (1917–1921). Oxford, 1989. Р. 5, 126.

5

О взаимоотношениях белых правительств с правительствами национальных окраин см., в частности: Procyk A. Russian Nationalism and Ukraine: The Nationality Policy of the Volunteer Army during the Civil War. Edmonton, 1995; Brüggemann K. Die Gründung der Republik Estland und das Ende des «Einen und unteilbaren Rußland». Die Petrograder Front des Russischen Bürgerkriegs 1918–1920. Wiesbaden, 2002; Смолин А. Белое движение на Северо-Западе России, 1918–1920 гг. СПб., 1999. Об отношениях с умеренными социалистами см.: Swain G. The Origins of the Russian Civil War. О значении окраинного расположения см., например: Smele J. Civil War in Siberia: The Anti-Bolshevik Government of Admiral Kolchak, 1918–1920. Cambridge, 1996.

6

О новейшей историографии Гражданской войны и Белого движения см.: Ушаков А.И., Федюк В.П. Гражданская война. Новое прочтение старых проблем // Исторические исследования в России. Тенденции последних лет / Ред. Г.А. Бордюгов. М., 1996. С. 206–221; Михайлов И.В. Гражданская война в современной историографии: виден ли свет в конце тоннеля? // Гражданская война в России: события, мнения, оценки. Сборник памяти Ю.И. Кораблева. М., 2002. С. 639–655; Новикова Л.Г. Гражданская война в России в современной западной историографии // Отечественная история. 2005. № 6. С. 142–158; Голдин В.И. Россия в гражданской войне: Очерки новейшей историографии (вторая половина 1980-х — 90-е годы). Архангельск, 2000.

7

См., в частности: Smele J. Civil War in Siberia; Pereira N. White Siberia: The Politics of Civil War. Montreal, 1996 (сокращенный перевод: Перейра Н. Сибирь: политика и общество в Гражданской войне. М., 1996); Смолин А. Белое движение на Северо-Западе России; Brüggemann K. Die Gründung der Republik Estland und das Ende des «Einen und unteilbaren Rußland»; Федюк В.П. Белые. Антибольшевистское движение на юге России. 1917–1918 гг. М., 1996; Карпенко С. Очерки истории белого движения на Юге России, 1917–1920 гг. М., 2002. Самым фундаментальным исследованием Белого движения на Юге России остается двухтомная работа П. Кенеза. См.: Kenez P. Civil War in South Russia, 1918: The First Year of the Volunteer Army. Berkeley, 1971; Idem. Civil War in South Russia, 1919–1920: The Defeat of the Whites. Berkeley, 1977.

8

Katzer N. Die Weisse Bewegung in Russland: Herrschaftsbildung, praktische Politik und politische Programmatik im Bürgerkrieg. Köln, 1999; Зимина В.Д. Белое дело взбунтовавшейся России: политические режимы Гражданской войны 1917–1920 гг. М., 2006.

9

См., например: Зырянов П.Н. Адмирал Колчак: Верховный правитель России. М., 2006; Ушаков А., Федюк В. Лавр Корнилов. М., 2006.

10

См., например: Figes O. Peasant Russia, Civil War; Raleigh D. Revolution on the Volga: 1917 in Saratov. Ithaca, 1986 (перевод: Рейли Д. Политические судьбы российской губернии: 1917 в Саратове. Саратов, 1995); Idem. Experiencing Russia’s Civil War: Politics, Society, and Revolutionary Culture in Saratov, 1917–1922. Princeton, 2002; Яров С.В. Крестьянин как политик. Крестьянство Северо-Запада России в 1918–1919 гг.: политическое мышление и массовый протест. СПб., 1999; Penter T. Odessa 1917: Revolution an der Peripherie. Köln, 2000; Нарский И.В. Жизнь в катастрофе: Будни населения Урала в 1917–1922 гг. М., 2001; Karsch S. Die bolschewistische Machtergreifung im Gouvernement Voronež (1917–1919). Stuttgart, 2006; Badcock S. Politics and the People in Revolutionary Russia: A Provincial History. Cambridge, 2007; Retish A. Russia’s Peasants in Revolution and Civil War: Citizenship, Identity, and the Creation of the Soviet State, 1917–1922. Cambridge, 2008.

11

См., например: Кедров М.С. Без большевистского руководства (Из истории интервенции на Мурмане: Очерки). Л., 1930; Минц И.И. Английская интервенция и северная контрреволюция. М.; Л., 1931; Мымрин Г.Е. Англо-американская военная интервенция на Севере и ее разгром 1918–1920 гг. Архангельск, 1953; Тарасов В.В. Борьба с интервентами на Севере России (1918–1920 гг.). М., 1958; Овсянкин Е.И. Архангельск: годы революции и военной интервенции 1917–1920. Архангельск, 1987; Голдин В.И. Интервенция и антибольшевистское движение на Русском Севере. М., 1993; Голдин В.И., Журавлев П.С., Соколова Ф.Х. Русский Север в историческом пространстве российской Гражданской войны. Архангельск, 2005.

12

Strakhovsky L. Intervention at Archangel: The Story of Allied Intervention and Russian Counter-Revolution in North Russia, 1918–1920. Princeton, 1944; Long J. Civil War and Intervention in North Russia, 1918–1920. Ph.D. diss. Columbia University, 1972; Karasik T. Revolution and Civil War in Arkhangel’sk, 1917–1920. Ph.D. diss. Los Angeles: University of California, 1999; Kotsonis Y. Arkhangel’sk, 1918: Regionalism and Populism in the Russian Civil War // Russian Review. 1992. Vol. 51. № 4. Р. 526–544.

13

По административному делению на 1918 г. Архангельская губерния включала в себя девять уездов: Александровский, Архангельский, Кемский, Мезенский, Онежский, Печорский, Пинежский, Холмогорский и Шенкурский. Некоторые волости в южной части губернии большую часть Гражданской войны находились под контролем красных сил. Но, в свою очередь, в отдельные периоды в белую Северную область входили волости Повенецкого уезда Олонецкой губернии и Яренского и Усть-Сысольского уездов Вологодской губернии.

14

О разграничении между широким антибольшевистским движением и белыми режимами, под которыми обычно понимают генеральские диктатуры, опиравшиеся на консервативных политиков и офицеров, см., например: Mawdsley E. The Russian Civil War. P. xii; Swain G. The Origins of the Russian Civil War; Милюков П.Н. Россия на переломе. Большевистский период русской революции. Париж, 1927. Т. 2. С. 1–2.

15

Следуя за С.П. Мельгуновым и рядом современных исследователей, в данной работе понятие «белые» я применяю в широком смысле, включая в него политических противников большевиков от умеренных социалистов до монархистов, которые с оружием в руках выступили против советского правительства после октября 1917 г. См.: Мельгунов С.П. Н.В. Чайковский в годы гражданской войны. (Материалы для истории русской общественности 1917–1925 гг.). Париж, 1929. С. 16; Pereira N. White Siberia. Р. 5. О сложности попыток разграничить Белое и антибольшевистское движение см. также: Katzer N. Die Weisse Bewegung in Russland. S. 10.

16

Сходство некоторых политических практик пореволюционных правительств, основы которых были заложены в годы мировой войны, уже убедительно показал П. Холквист, исследовавший революцию и Гражданскую войну на Дону. См.: Holquist P. Making War, Forging Revolution: Russia’s Continuum of Crisis, 1914–1921. Cambridge, Mass, 2002.

17

О значительном своеобразии революции в регионах и проблематичности попыток выделить одну «типичную» провинцию даже в центральной России см., например: Raleigh D. Experiencing Russia’s Civil War. Р. 4; Badcock S. Politics and the People in Revolutionary Russia. Р. 2–3.