Любовники чертовой бабушки

Людмила Милевская, 2004

Легко и непринужденно, как учила ее любимая бабушка. Муза Добрая вышла из загса, где только что развелась с четвертым мужем. Она снова одна, чертовски хороша, но без любящего мужчины. Легко бабуле, встречи с которой до сих пор жаждут воздыхатели из разных стран мира. А у Музы, едва она открыла дверь собственной квартиры, произошло свидание… с собственным трупом! Да – именно труп и именно Музы лежат на ее любимом диване в хорошо знакомом халате и тапочках… Но как только она придумала, каким образом от этою «сюрприза» избавиться. Музу… завербовали! Так она попала за границу. Ей выдали несметное количество денег и приказали… тратить их на свое усмотрение! А что может быть приятнее для молодой женщины? Нет ли в том какого подвоха… – задала себе вопрос Муза и бодро отправилась по магазинам. Подвох не заставил себя долго ждать…

Глава 5

На улице мне стало опять нестерпимо жалко себя, ту, одиноко лежащую на диване.

«Вот, иду по городу, зная, что умерла, и нет на земле человека несчастнее», — я безудержно обливалась слезами.

Так, в жутких переживаниях, прижимая к себе коробку, добрела до нужной улицы, без всякого труда нашла нужный подъезд, поднялась на нужный этаж, энергично нажала кнопку звонка и замерла в ожидании…

«Неужели спят? И это в час ночи!» — сердито подумала я и яростно надавила на кнопку опять.

— Да иду, иду, — раздался раздраженный мужской голос из-за двери. — Что за мода трезвонить. Ключи надо брать.

Приятнейше я изумилась: «Вот так номер! Неужели это он, наш скромный, наш кроткий Коля? Кто бы мог подумать, что Выдра прощает ему подобные грубости. Даже с моим ангельским нравом невозможно снести такой неприветливый тон. Ах, как несправедлива была я к бедняжке Выдре. Ее скандальным привычкам есть оправдание: жизнь с Колей не так уж безоблачна и мила. Правильно говорят: в тихом омуте черти водятся. Бедная Выдра, несчастная Выдра. Теперь ясно, кто портит ее характер».

Тем временем дверь распахнулась, и на пороге вырос он, Коля, красавчик.

Меня передернуло от брезгливости. Домашний Коля — жалкое зрелище! Ни следа прежних лоска и элегантности. Стоптанные шлепанцы (кстати, еще старше моих), пузыри на коленях спортивных штанов, цвета детской неожиданности короткая майка «Динамо», из-под которой выглядывает волосатый пупок — вот они, символы семейного мужчины в интерьере.

Да, забыла о главном: перекошенная презрительной злобой физиономия. Правда, увидев меня, Коля резко сменил гнев на милость. Его лицо озарилось голливудской улыбкой героя-любовника с повадками супермена. (Кстати, очень даже по-идиотски это у него получилось, но надо учитывать обстановку. Мало кому удалось бы выглядеть суперменом, стоя в спортивных штанах с пузырями и признаками яичницы на облезлых шлепанцах.) — Вы! — тем не менее воскликнул он с радостью, присущей всем мужчинам при встрече со мной. (Этой радости они не лишаются и при расставании.) — Я, — нехотя призналась я, слегка струхнув перед встречей с Выдрой.

Во-первых, я никогда не стремилась к боевым действиям на территории врага, а во-вторых, теперь, когда моя жизнь оказалась в руках несчастной Выдры, я уже искренне сожалела о драке в Гостином Дворе.

А Коля из последних сил старался соответствовать своей голливудской улыбке. Излучая безграничную радость, небрежным жестом парня крутого и знающего выход из любой ситуации, он попытался натащить «Динамо» на волосатый пупок. Майка послушно вытянулась и мгновенно заняла прежнее положение (чуть ниже сосков). После этого Коля отступил назад, приглашая меня войти.

— Надо же! — искренне удивился он. — Неужели такое возможно?

— Как видите, возможно, — произнесла я и отвернулась.

Я так поступила, чтобы не слишком обнаруживать свое разочарование, ведь расположение Коли (что особенно неприятно) было мне дорого и необходимо.

— Надо же, как же такое возможно? — не переставал удивляться он, бесчеловечно шаркая шлепанцами и мученически вбирая в себя пупок.

Мне приспичило немедленно сказать ему гадость, но воспоминание о выпотрошенном бумажнике настроило на нужный лад. Захотелось быть великодушной. Теперь я мужественно старалась не замечать его экзерсисов с пупком, но страдала и отводила взгляд.

— Только что думал о вас, вспоминал, и вот вы здесь, — не унимался Коля, открывая мою коробку, лежащую в прихожей на тумбочке. — Гляньте, все тут.

Похоже, он не солгал. Я схватила сумочку с документами и ключами, а остальное стыдливо прикрыла крышкой. Коробку же Коли (по неясной причине) держала под мышкой, не спеша с ней расставаться.

Коля зачем-то сказал:

— Выглядите отлично.

И пошел говорить, говорить: немного комплиментов, а в основном причитал. По его смелому поведению я сразу определила, что мы одни.

«Значит, я не ошиблась, — размышляла я, — Выдры нет дома, и сентенция о ключах адресовалась именно ей. Нет, что ни говори, все мужики хамы, притворщики и лгуны. Все как один. И наш с Выдрой Коля не исключение. К тому же он слишком многословен, чтобы надолго удержать мое внимание. Я, как разумная женщина, качество и количество ума мужчины определяю его способностью молчать и слушать».

Коля, сообразив, что раздражает меня тем, что я не хуже него умею (своими причитаниями), мгновенно учуял мои страдания и уставился на меня с ожиданием.

Ничто так не украшает мужчину, как выражение тупости на лице. Это значит: он парализован и стопроцентно готов для поглощения. В таких случаях я не заставляю долго ждать, а тут же перехожу в наступление, обрушивая на жертву шквальный огонь своего очарования. Героически игнорируя пузыри, шлепанцы и даже пупок, я смело посмотрела в его глаза и… тут же потонула в их синей бездонности.

Нет, эти глаза не сулили мне лисьей шубы, «Роллс-Ройса», Лазурного берега и пятизвездочного отеля. Пожалуй, даже «Диор» от «Кардена» вряд ли могли отличить эти глаза, но они так непритворно, так трогательно предлагали мне своего хозяина: возьми, он твой, весь, без остатка, возьми и делай с ним что хочешь…

Я мгновенно забыла, кто его жена (Выдра!). Я забыла даже о шлепанцах, пупке и пузырях! А вот он не забыл, потому что смутился, в ласковом синем омуте колыхнулся испуг — Коля кивнул в сторону когда-то белой двери, сказал мне как самому родному человеку: «На кухне есть кофе», — и исчез.

Обезоруженная, лишенная сил и разума, я поплелась к когда-то белой двери, внутренне повторяя: «Вот оно, вот!»

Слезы радостного волнения окропили мои ресницы — я вполне была влюблена на всю жизнь.

На кухне некогда было думать о кофе. Много проблем занимало меня, и одна серьезней другой. Все ли еще проживает на юбке жирное пятно от плавленого сырка, съеденного на ужин? Заметно ли на блузке отсутствие пуговицы, потерянной в потасовке с Выдрой? Выгодно ли растрепались волосы на голове? Куда положить коробку с трусами, которую мне изрядно надоело держать в руках? Кроме того, мучила настоятельная потребность немедленно посмотреться в зеркало. Потребность эта возникла сразу же, едва мы с Колей разлепились взглядами.

«Как живет эта Выдра? — возмущалась я, рыская глазами по стенам и полкам. — Ни одного зеркального осколка, не говоря уже о приличном трюмо. Хотя зачем ей это? Чтобы только расстраиваться?»

Не буду хвастаться, но я все же нашла остроумный выход. Стоящий на плите кофейник был так надраен, что сверкал своими боками (браво, Выдра!). Он мог запросто послужить зеркалом. Бросив коробку на пол, я изогнулась перед кофейником, пытаясь выяснить, так ли свежа и хороша, как требуют обстоятельства. За этим занятием и застал меня Коля. С вытянутой вперед физиономией и оттопыренным задом я вряд ли была привлекательна, но он нашел, чем залюбоваться.

«Полагаю, румянец украсит меня», — мысленно отметила я, изображая кроткое смущение и обильно краснея. Еще с детства я научилась вспыхивать, когда это нужно.

Коля растроганно прошептал:

— Вы очаровательны.

— А вы очень добры, — ответила я, ногой задвигая коробку под стол.

(Опознание дешевых трусов и носков могло отрицательно повлиять на романтическое нарастание будущих отношений.) — Надеюсь, вы нечасто говорите такое женщинам, — скромно пискнула я.

Он заверил:

— Впервые.

Я зашлась от сочувствия: «Впервые делает комплимент? Бедная Выдра! Как ей удается выживать в таких тяжелых условиях?»

— Кстати, где она? — осведомилась я вслух.

— Кто? — изумился Коля.

— Да ваша жена.

На лицо его набежала тень обыденности.

Коля вспомнил, что у него есть жена. Он сразу стал хмур и неинтересен даже в своем серебристом костюме, надетом для меня.

Я поняла, что совершила глупость, разрушив волшебство ощущений неуместным вопросом. Вернувшись в рутину жизни, (с женой, майкой «Динамо» и пузырями на коленях), Коля вдруг обнаружил себя стоящим на кухне в парадно-выходном костюме и лакированных туфлях. Он очнулся и порядком струхнул.